Алкоголь на императорском столе

 

К императорскому столу обязательно подавалось спи ртное. Винные подвалы в императорских резиденциях были богатые. Что предпочитали сами самодержцы из этого спиртного изобилия, и как они относились к алкоголю?

Из свидетельств современников нам известно, что Николай I не курил, не пил вина даже на официальных приемах, устраиваемых в его честь. Во время зарубежных поездок на приемах спиртное он просил заменять стаканом воды, но к употреблению спиртного окружающими относился достаточно терпимо.

Поскольку при дворе было много квалифицированных ценителей спиртного, то малейшие «проколы» как в «оформлении» спиртных напитков, так и в их качестве моментально отслеживались и пресекались. Так, в феврале 1851 г. после ужина в Новом Эрмитаже обер‑гофмаршал через камер‑фурьера предписал «заметить мундшенку Старикову, что во время бала шампанское было подано не замороженное и чтобы впредь оное подавалось замороженным, а также и Метрдотелю Имперту, что последний фриштык в Обществе Благородных девиц 6 числа сего месяца, где присутствовала Государыня Цесаревна, был посредственным»[280]. Говоря об этом эпизоде, следует отметить, что Новый Эрмитаж, построенный по проекту Лео фон Кленце в 1851 г., только‑только начали вводить «в строй». И, видимо, частью этого процесса стал «большой ужин» в Новом Эрмитаже на 570 персон. Хотя Новый Эрмитаж должен функционировать исключительно в «музейном режиме».

Жизнелюб и гурман Александр II предпочитал французские вина. И отдавал им должное. Согласно «Ведомости Главной мундшенкской должности о расходах вин и питий для большого вечернего стола 7 февраля 1871 г.», на этот стол ушло 458 бутылок различных спиртных и прохладительных напитков. Преимущественно, конечно, спиртных. Из этого списка следует, что номенклатура напитков для балов носила традиционный характер. Конечно, много пили «Шампанского обыкновенного» (219 бут., или 47,8 %). Также традиционно был востребован «Шато‑лафит тонкий»[281] (173 бут., или 37,7 %). Номенклатура остальных напитков не выходила за пределы 10 бутылок одного сорта: «Мадера 1 сорта»[282] (8 бут.); «Мальвазир‑мадера» (2 бут.); «Рейнвейн»[283] (2 бут.); «Люнелю»[284] (1 бут.); «Го‑Сотерн тонкий»[285] (11 бут.); «Херес 1 сорта»[286] (9 бут.);

 

«Портвейн»[287] (2 бут.); «Водка ревельская» (1 бут.) и «Водка 1 сорта» (2 бут.). Из прохладительных напитков на балу пили крепкий «Портер»[288] (2 бут.); «Пиво 1 сорта» (11 бут.); минеральную воду «Зельцвассер» (11 бут.); «Мед белый» (2 бут.) и простой квас (2 бут.)[289]. Так что разгоряченным балом дамам и кавалерам было что выбрать из напитков на столах и в буфетах. Напитки действительно предлагались на любой вкус. Наряду с «приличным» шампанским и лафитом гвардейские офицеры могли «махнуть» и простой водочки со льда, традиционным гвардейским «тычком».

Безусловно, существовали и неписаные традиции. Офицеры‑аристократы прекрасно знали, что и где пить. И если «тычок» замечательно «шел» в среде полкового офицерского собрания, то на императорских балах, конечно, пили тонкие вина и французское шампанское. Шампанское вообще было повседневным напитком российской аристократии. Граф С. Д. Шереметев упоминает, что младший брат Александра III великий князь Владимир Александрович «приучил себя к ежедневному употреблению шампанского. Это было его любимое вино, и он не ложился спать, чтобы не выпить бокал»[290].

Следует иметь в виду, что, конечно, не все поданные на столы и буфеты спиртные напитки выпивались буквально «до дна». Задачей гофмаршальской части являлось удовлетворение всех «потребностей» участников бала, если что‑либо оставалось из блюд и напитков, то это поступало по традиции в распоряжение метрдотеля и слуг.

Любопытно, что по этой же ведомости проходили напитки, которые в день бала заказывались «в комнаты» знатных особ. Имеются в виду прежде всего великие князья и княгини, в день бала в императорской резиденции отводились особые покои, где они могли отдохнуть и «попудрить носик». Например, в комнаты интеллектуалки великой княгини Елены Павловны были затребованы 4 бутылки: коньяк, шампанское обыкновенное, го‑сотерн и зельцвассер. В другие комнаты требовали не только коньяк, но и ром, наряду с традиционным шампанским (231 бут.) и мадерой 1‑го сорта (9 бут.).

На каждый бал или торжественный ужин выписывалось очень много спирта. Конечно, не для питья, а для многочисленных спиртовок. Ведь Главная кухня Зимнего дворца находилось довольно далеко от парадных залов, в которых расставлялось угощение для гостей. При транспортировке кушаний из кухни в залы они неизбежно остывали. Для того чтобы их разогреть, требовался спирт для спиртовок. Например, на бал в феврале 1871 г. (на 524 персоны) отпустили «для разогревания кушанья» 6 ведер и 12 бутылок спирта. Поскольку число гостей на большие балы было стандартным, то стандартным был и расход спирта. Двадцатью годами раньше, 21 января 1851 г., для подготовки высочайшего обеденного стола на 400 персон потратили 6 ведер и 8 бутылок спирта. 4 февраля 1851 г. на обеде на 400 персон – 6 ведер и 10 бутылок спирта.

Император Александр III стал в буквальном смысле жертвой «алкогольного мифа». По прочно прижившейся в общественном сознании легенде, именно пьянство императора якобы стало причиной его преждевременной смерти. Это не так. Дело в том, что после Февральской революции 1917 г. в либеральной прессе началась компания по дискредитации правящей династии. Проще говоря, ее поливали грязью. Поэтому в либеральном журнале «Голос минувшего» напечатали статью из издаваемой В. Л. Бурцевым в Париже газеты «Будущее» за 1912 г. с воспоминаниями известного физика П. Н. Лебедева. Этот рассказ записан лично Бурцевым со слов Лебедева. По словам Лебедева, он познакомился с начальником охраны царя генералом П. А. Черевиным в Страсбурге, где тот гостил у своей сестры, бывшей замужем за одним из профессоров местного университета. Лебедева скучающий Черевин «возлюбил и беседовал с ним много и откровенно». Бурцев подчеркивает, что ему эти сведения были сообщены Лебедевым «тогда же, непосредственно, в половине 90‑х годов», и он записал их с лебедевского рассказа. Лебедев спрашивал Черевина, справедлив ли слух, будто Александр III крепко пил. Черевин с лукавым добродушием отвечал: «Не больше, чем я». И далее он рассказывал, что «Государь выпить любил, но во „благовремении“. Он мог выпить много без всяких признаков опьянения, кроме того, что делался необычайно в духе – весел и шаловлив, как ребенок. Утром и днем он был очень осторожен относительно хмельных напитков, стараясь сохранить свежую голову для работы, и, только очистив все очередные занятия впредь до завтрашних докладов, позволял себе угоститься как следует, по мере желания и потребности… К концу восьмидесятых годов врачи ему совершенно запретили пить и так напугали царицу всякими угрозами, что она внимательнейшим образом начала следить за нами… Сам же государь запрещения врачей в грош не ставил, а обходиться без спиртного ему с непривычки, при его росте и дородстве, было тяжело»[291].

В основной же массе мемуарной литературы, изданной как до 1917 г., так и после, упоминаний о пьянстве царя либо нет, либо эти слухи всячески опровергаются. Один из современных биографов Александра III подчеркивает, что: «Александр III никогда не злоупотреблял алкоголем, а про него пустили сплетню, ставшую непременным атрибутом многих… сочинений. Он иногда выпивал рюмку‑другую водки, настойки или наливки, но ни разу в жизни не был пьян. На официальных приемах почти всегда пил шампанское, разбавленное водой. Из всех напитков больше всего любил квас»[292]. Очень спокойно пишет об этом один из друзей молодости Александра III – граф С. Д. Шереметев: «Он был воздержан и в питье, но мог выпить много, очень был крепок и, кажется, никогда не был вполне во хмелю»[293].

Пожалуй, наибольшего доверия в этой разноголосице заслуживают воспоминания лейб‑хирурга Александра III профессора Военно‑медицинской академии Н. А. Вельяминова. С одной стороны, это воспоминания врача, который профессионально разбирался в этих проблемах, а с другой стороны, они написаны в 1919 г. в голодной и холодной Москве, когда было уже не столь трепетное отношение к монархам. Он пишет: «Во время болезни Государя распустили сказку, будто Государь очень любил курить и злоупотреблял вином, чем и стремились объяснить его болезнь. Должен сказать, что это совершенная неправда… пил ли он водку за закуской – не помню, кажется, нет, а если и пил, то никак не больше одной маленькой чарочки: за столом он пил больше квас, вина почти не пил, а если пил, то свой любимый напиток – русский квас пополам с шампанским, и то очень умеренно: вечером ему подавали всегда графин замороженной воды, и пил такой ледяной воды действительно очень много, всегда жалуясь на неутолимую жажду. Вообще Государь вел очень умеренный образ жизни и если чем‑то себе вредил, так это непосильной работой в ущерб сну»[294].

Упоминавшееся несколько раз шампанское Александр III действительно любил. Причем именно в его царствование отечественное шампанское марки «Цесаревич» постоянно подавали к его столу. Поначалу качество отечественного шампанского заметно уступало французским образцам, но со временем столь отчетливая разница стерлась. Хотя периодически «проколы» с отечественным шампанским бывали и в конце 1880‑х гг. Так, в июле 1890 г. за завтраком царю подали «шампанское вино, отзывавшееся пробкою. Государь велел переменить поданное вино и при этом заметил, что его следовало бы пробовать, прежде чем подавать…»[295].

Если просто собрать мемуарные свидетельства по этой теме в связи с Александром III, то вырисовывается образ типично русского человека, время от времени «употребляющего», особенно в кругу близких ему людей.

Будучи 17‑летним юношей, он проводил опыты по перегонке вина: «После чаю Александр Александрович с большим рвением принялся за перегонку вина по рецепту, данному г‑ном Гофманом. Опыт не удался; колба лопнула, и перегоняемая жидкость разлилась по столу»[296].

В числе «подношений натурой» Александр III охотно принимал и алкоголь: «Иные приносили ему наливку, другие – пастилу или хорошую мадеру, его самое любимое вино. В последние годы он особенно пристрастился к кахетинскому „Карданаху“, который я ему доставлял»[297]. Кроме «Карданаха», Александр III любил румынское вино «Palugyay» к которому привык во время Русско‑турецкой войны 1877–1878 гг., но в действительности он любил только мадеру[298].

Были у Александра III и свои наименования некоторых напитков. Так, анизет он именовал не иначе как «пердунец». Конечно, это был моветон, но окружение с умилением цитировало эти фразы в мемуарах: «Сколько раз, бывало, подойдет, нальет вам в рюмку того или другого, большею частью кюрасо[299], или же спросит: „Граф, не хотите ли пердунца?“ – и сам нальет рюмочку анизету»[300]. Или: «После обеда государь угощал коньяком, но я отказался и предпочел curaso (курасайский ликер). „А вот и пердунец“, – сказал государь, показывая на анизет»[301] (анизет – крепкий 42‑градусный анисовый ликер).

Будучи знатоком и учитывая широкий выбор экзотических спиртных напитков, Александр III мог порекомендовать собеседникам те или иные напитки: «…подошли к закуске. Государь предложил шотландского whisky»[302]. За «мужским» закусочным столом «он любил и других угощать. Рекомендую, говорит, то и другое, но советует ту или другую водку»[303].

Николай II не был трезвенником. В молодые годы он периодически здорово «набирался». Набирался и позже. В его дневниковых записях содержится довольно много «алкогольных фиксаций». Причем фиксировал он эти факты не без удовольствия. Так, в августе 1904 г. он записал в дневнике: «Объехав все столовые нижних чинов и порядочно нагрузившись водкой, доехал до офицерского собрания». Отчасти это было следствием «представительской работы», поскольку в каждой из многочисленных столовых императору подносили немаленькую чарку, которую он как «настоящий полковник» должен был лихо опрокинуть. В августе 1906 г.: «Вернулся к 8 час. домой. Николаша угостил нас отличным обедом в палатке. Пробовал 6 сортов портвейна и слегка надрызгался, отчего спал прекрасно». Это тоже была гвардейская традиция – слегка «надрызгаться» во время Красносельских маневров, причем «надрызгаться» в «своей» офицерской среде.

Николай II свою «меру» знал и вел себя в этом отношении более чем достойно. Как писала фрейлина императорского двора графиня С. К. Буксгевден «Николай II пил очень мало вина, маленькую рюмочку водки перед завтраком и небольшую рюмку мадеры во время еды»[304]. Другой очевидец, Н. В. Саблин, офицер императорской яхты «Штандарт», описывая процедуру обеда, упоминал, что пред началом обеда все желающие подходили к отдельному столику, на котором были выставлены разнообразные холодные закуски. Каждый желающий выбирал бутылку, из которой наливал себе сам. Пред обедом обычно выпивали одну‑две рюмки. Во время обеда Николаю II наливали из отдельной бутылки одну‑две рюмки портвейна. Никого из этой бутылки не угощали. Мемуарист отмечает, что царь не пил ни белого, ни красного вина. Он мог выпить два‑три небольших бокала шампанского. Сначала это было французское шампанское «Гейздик‑Монополь», специального купажа и заготовки для высочайшего двора, а потом – русское «Абрау‑Дюрсо». По авторитетному свидетельству мемуариста, «Монополь» «обладал совершенно исключительным вкусом и качеством. В продаже такого вина нельзя было найти. И все жалели, когда двор перешел на отечественное шампанское, хотя оно тоже было прекрасное и в продаже такового тоже нельзя было отыскать». Это было шампанское «Абрау‑Дюрсо». Также мемуарист пишет, что, наряду с портвейном, царь любил сливовицу из погребов великого князя Николая Николаевича. Остальные пили так называемую «замшевую» казенную водку. Ее так называли потому, что пробка на бутылке была обернута кусочком замши, чтобы водка не приобретала вкуса пробки[305].

Прошли годы, и в августе 1915 г. Николай II принял на себя обязанности Верховного главнокомандующего. К этому времени Ставку перевели в Могилев, где царь жил и работал в сугубо мужском, офицерском, окружении. Это, конечно, отразилось на алкогольной составляющей царского стола. За завтраками и обедами мужчины, конечно, выпивали, однако более чем сдержанно. Так, на высочайшем обеде 24 апреля 1916 г. (на 12 персон) на столе было: бутылка «Шато‑Лароз», бутылка «Шабли» белого, бутылка «Мадеры № 2», полубутылка «Мадеры № 2», бутылка «Хереса» 1896 г., пять бутылок кваса монастырского, бутылка минеральной воды «Ессентуки» и бутылка минеральной воды «Кувака».

За столом императора пили довольно много минеральной воды. С апреля по июль 1916 г. было выпито 775 бутылок минеральной воды «Ессентуки». «Кувака» – это тоже минеральная вода, она разливалась в имении дворцового коменданта В. Н. Воейкова. По этому поводу много иронизировали и злословили, но трезвенник Воейков настойчиво отвоевывал свой сегмент рынка минеральных вод. Поскольку от него также зависело, что будет стоять на императорском столе, то с апреля по июль 1916 г. за царским столом выпили 680 бутылок «Куваки».

6 мая 1916 г. на высочайшем завтраке на 47 персон подали: «Шато Леовиль» (5 бут.), «Мадера № 2» (5 бут.), «Абрау‑Дюрсо» (6 бут.), квас монастырский (14 бут.), «Боржоми» и «Ессентуки» (по 1 бут.), «Кувака» (2 бут.). Следует упомянуть, что перед завтраком подавали холодные и горячие закуски, и гости, приглашенные на царскую трапезу, стоя выпивали одну‑две рюмки. Как следует из документов, к закуске подавались бутылка аквавита и бутылка столовой водки.

В этот же день на высочайшем обеде на 31 персону подали: «Шато Лароз» (4 бут.), вино «Орлеанское‑Ливадия» 1886 г. (4 бут.), «Мадера № 2» (3 бут.), «Портвейн» 1850 г. (1 бут.), квас монастырский (10 бут.), «Нарзан» и «Кувака» (по 1 бут.)[306]. С учетом количества персон все выглядело очень скромно. Следует только добавить, что это был день рождения Николая II, ему тогда исполнилось 48 лет.

Если же привести перечень и количество напитков, «употребленных» за царским столом в Ставке с 24 апреля по 1 июля 1916 г., то картина будет следующей (см. таблицу 6).

 

Таблица 6

 

 

Как следует из приведенной таблицы, из вин наибольшей популярностью пользовались «Красное Крымское № 24» (300 бут.) и «Мадера № 2» (235 бут.). Перед трапезой офицеры пили аквавит и столовую водку. По случаю летней жары очень много выпивалось минеральной воды и кваса. Подавали к столу и виноградный сок (123 бут.).

Императрица Александра Федоровна предпочитала вино «Лакрима Кристи» и «Белое вино № 24». Надо заметить, что «Лакрима Кристи» было вином довольно дорогим и редким.

«Лакрима Кристи» (Lacryma Christi) – это марка известного итальянского вина, получившего свое название от сорта винограда, из которого оно изготавливается. Вино светло‑красного цвета, обладает превосходным вкусом и чрезвычайно приятным букетом. Особо следует отметить, что даже в начале XX в. этого вина выделывали крайне мало и в продажу оно почти не поступало.

Эти «алкогольные традиции» воспроизводились на протяжении всей жизни императора. Фактически о том же самом пишет о. Шавельский, который постоянно бывал за столом царя в 1915–1916 гг.: «За завтраком подавались мадера и красное крымское вино, за обедами – мадера, красное французское и белое удельное. Шампанское пили только в дни особых торжеств, причем подавалось исключительное русское „Абрау‑Дюрсо“. У прибора государя всегда стояла особая бутылка какого‑то старого вина, которое он, насколько помнится, никому, кроме великого князя Николая Николаевича, не предлагал»[307].

Таким образом, алкоголь на императорских столах занимал столь же почетное место, как и на столах подданных российских императоров. Среди российских императоров были и большие знатоки, и ценители алкоголя, и трезвенники. Впрочем, последние – исключение. Еще раз подчеркнем, что зависимости от алкоголя не было ни у кого из российских императоров. Утонченные вина и дорогие напитки являлись такой же привычной частью повседневной жизни российского императорского двора, как и пасхальные яйца «императорской серии» работы мастеров фирмы К. Фаберже, выложенные на полках в горках в императорских кабинетах. Вина, водки и коньяки – неотъемлемая часть пышных дворцовых трапез. В обычной же жизни напитки позволяли и снять стресс, и просто создать атмосферу дружеского ужина с соратниками и сослуживцами. И в императорских резиденциях все было, «как у людей».

 

 

Придворные поставщики

 

Поскольку императорская кухня ежедневно требовала огромного количества самых разнообразных продуктов, то несколько слов необходимо сказать о поставщиках императорского двора. И прежде всего о поставщиках продуктов, которые шли к царскому столу.

По Положению, принятому 30 декабря 1796 г. Павлом I, основная часть продуктов и напитков закупалась по подрядам от поставщиков на наиболее выгодных для двора условиях. Выгодность условий определялась либо путем анализа рыночных цен, либо дворцовым ведомством организовывались открытые тендеры. Собственные придворные службы, уходящие корнями в натуральное хозяйство, ликвидировали, также упразднили должности винокуров, медоставов, пивоваров, квасовников, купоров и т. д.[308].

Де‑факто звание поставщика Императорского двора появляется еще в первой половине XIX в. Уже тогда эти фирмы использовали государственный герб в рекламных целях. Де‑юре звание поставщика императорского и великокняжеских дворов было введено в 1856 г.

Надо подчеркнуть, что статус официального поставщика Императорского двора приобретался в результате длительного и беспорочного сотрудничества с хозяйственными подразделениями Министерства Императорского двора. Фирмы, получившие официальное разрешение именоваться «поставщиками Императорского двора», гордились этим и немедленно вносили это наименование в свои реквизиты. Так, на бланке знаменитого московского купца‑булочника Филиппова значилось: «Контора поставщика Августейших дворов в Москве, в Санкт‑Петербурге и Туле Почетного Гражданина Ивана Максимовича Филиппова». На тех же бланках была приписка «Письма и телеграммы прошу адресовать в Придворную пекарню на Тверской Дмитрию Ивановичу Филиппову».

Получить звание придворного поставщика было достаточно трудно. Отбор придворных поставщиков велся по широкому кругу критериев. Для тех, кто принимал продукты на императорскую кухню, главные критерии – качество и цена товара. Специалисты из Гофмаршальской части внимательно отслеживали среднегородской уровень цен и контролировали, чтобы при закупках продуктов на кухню не допускалось переплат.

Но, как это часто бывает в России, не обходилось без злоупотреблений служебным положением. Начальник канцелярии министра Императорского двора А. А. Мосолов упоминает, что когда в 1900 г. он занял этот пост, то обнаружил, что чиновниками министерства являются, как правило, детьми камердинеров великих князей. Будучи людьми «со связями», но на скромном жалованье, они шли на различные махинации. Особенно часто злоупотребления происходили при пожаловании звания «придворных поставщиков». Генералу пришлось, когда он это обнаружил, «хранить переписку по таким делам в письменном столе, под ключом»[309].

Среди официальных поставщиков Императорского двора была довольно велика доля тех, кто поставлял ко Двору различные продукты и напитки. Более 50 % поставщиков Императорского двора приходилось на производителей продуктов питания и напитков, одежды и обуви, ювелирных изделий и предметов роскоши, мебели, посуды, парфюмерии, в том числе поставщики продуктов питания и напитков составляли около 16 %[310]. Среди них такие популярные производители, как фабриканты кондитерских изделий: фирмы А. И. Абрикосова, Г. Ландрина или товарищество «Эйнем»; пивоваренный завод «Бавария» и Калинкинское пивоваренное товарищество, виноторговец К. Депре, водочные фабриканты Смирновы, производители коньяка фирма «Д. З. Сараджев» и товарищество «Н. Л. Шустов с сыновьями»; известный по всей России булочник И. М. Филиппов и династия московских пекарей и булочников Найденовых[311].

В «Списке поставщиков» представлено достаточно много иностранцев. Их доля в общем числе поставщиков составляла порядка 20 %. Вторую позицию среди поставщиков‑иностранцев после Германии занимала Дания. В 1881 г. звание придворного поставщика получил датский предприниматель Петр Геринг, поставлявший в Петербург ликеры. Семья Александра III с удовольствием посещала маленькую Данию, отдыхая там от утомительного официоза российского Императорского двора, поэтому среди поставщиков преобладали те, кто обеспечивали личные потребности императорской семьи, продавая цветы, мебель, ювелирные украшения, колониальные товары, печенье, вино, гастрономию, табак и предметы роскоши.

В результате отбора среди поставщиков Императорского двора, по большей части, были предприниматели, известные всей России качеством своих товаров. Один из таких дельцов – московский купец‑булочник Филиппов. В деле участвовали и его сыновья. Придворное ведомство постоянно сотрудничало с Филипповыми. Заказы были разные, большие и маленькие. В январе 1890 г. во время визита герцога Эдинбургского пекарня получила большой заказ с обширной номенклатурой товаров. Но надо заметить, что тогда цены на хлеб были копеечными в буквальном смысле. Например, в заказе на 14 января 1890 г. по случаю Высочайшего бала в Зимнем дворце предписали поставить шесть калачей по 10 коп., шесть калачей по 5 коп. и ржаного хлеба по 3 коп. Иногда в счетах упоминаются выборгские крендели, разные булки и калачи, сушки, сдобные бублики, соломка, плюшки. Редко заказывались большие партии товара. Например, при встрече императорской четы в Александринском театре с воспитанницами учебных заведений на угощение заказали 800 плюшек (по 3 коп.) и 50 калачей (по 3 коп.). Крупный заказ «весил» всего 25 руб. 50 коп.[312]

Примечательно, что поставщики круглый год обеспечивали императорскую кухню свежими овощами и фруктами. Естественно, зимние и летние цены на фрукты отличались на порядок. «Свои» фрукты и ягоды из Ропшинских садов тоже имели соответствующую цену. Так, земляника в мае стоила по 4 руб. за фунт, а в июле – только 40 коп.

У придворных поставщиков покупалось только то, что не выращивалось в императорских Ропшинских оранжереях. Например, груша дюшес (десяток) в январе обходилась в 5 руб., в августе – по 1 руб. 75 коп. Мандарины в январе стоили по 2 руб. 50 коп. десяток, а в ноябре – по 3 руб. 50 коп. Апельсины зимой покупали по 80 коп. за штуку[313].

 

Коробки для монпансье поставщика императорского двора товарищества Эйнем. Москва, конец XIX в. Хромолитография по жести

 

Были поставки продуктов, которые приобрели характер ежегодных церемоний. Так, одна из традиций Императорского двора – получение ежегодных традиционных бесплатных презентов. Например, от Уральского казачьего войска ежегодно весной поставлялась ко двору икра и рыба первого «царского лова»[314]. Икру солили на месте и тут же отправляли поездом в Петербург. Принимал «презент» по традиции сам царь. Казакам, привезшим икру, традиционно жаловались часы. Потом казаки с подношениями шли по высшим сановникам. Размер подношений зависел от ранга сановника или служащего. Так, начальник канцелярии Министерства Императорского двора генерал А. А. Мосолов получал по пуду икры и 5–6 рыб длиной с метр[315]. Главная кастелянша Аничкова дворца получала «большую жестяную банку паюсной икры»[316].

Видимо, традиция казачьих «презентов» с Урала сложилась в начале 1840‑х гг., поскольку в апреле 1842 г. состоялось высочайшее повеление, по которому «прогонные», то есть «командировочные», деньги казакам выплачивались из сумм Уральского казачьего войска[317].

Николай II в своих дневниках ежегодно фиксировал факт этих традиционных подношений, происходивших либо в конце декабря, либо в начале января. Так, в декабре 1895‑го, когда он впервые с женой принимал подношение, Николай II записал: «Мы вместе приняли депутацию Уральских казаков, привезших икру и балык».

Кроме подарков для Двора паюсную икру и сушеные фрукты закупали в Астраханской губернии. Бочонки сельдей поступали из Архангельска, Керчи, а также от Елисеевых («королевские сельди»). Крестьяне Архангельской и некоторых других губерний из года в год подносили в подарок императору стерлядь и белорыбицу, а приказные Тобольской казенной палаты – нельму. Мясо диких коз поступало из Митавы (Елагвы) от Курляндской казенной палаты (Министерство двора платило только за упаковку). Из Волынской губернии поставлялись трюфеля – единственные грибы, употреблявшиеся в аристократической кухне. После появления железной дороги некоторые хлебобулочные изделия стали заказывать в Москве. В 1852 г. из Москвы в Петербург привозили пирожки «Матильда».

Поставщиков Императорского двора и тех, кто только желал им стать, привлекали при проведении различных церемониальных торжеств, как больших, так и малых.

К числу самых крупных торжеств, безусловно, относились коронации. Поэтому больше всего шансов положительно зарекомендовать себя в глазах чиновников придворного ведомства появлялось именно в период подготовки и проведения коронационных торжеств. Эти торжества являлись важнейшими событиями в политической жизни самодержавной России. Именно коронация придавала окончательную легитимность власти нового самодержца. Очень важной частью коронации была демонстрация единства царя и народа, поэтому, по давней русской традиции, каждое коронационное торжество сопровождалось массовыми гуляниями и обязательной раздачей царских «гостинцев». Многочисленные и многолюдные официальные церемонии сопровождались обильными застольями. Для снабжения продовольствием аристократических праздников и народных гуляний Министерство Императорского двора привлекало сотни поставщиков.

Чиновниками Министерства Двора на основании «имевших быть прецедентов коронации Александра III в 1883 г.» формировался перечень угощений для «царских гостинцев», которые предполагалось раздать на Ходынском поле во время коронации Николая II в 1896 г.

Угощения для «Ходынки» подготовили следующие: полфунта провесной полукопченой колбасы; сайка из крупичатой муки весом в 1 фунт; вяземский пряник в ¹/₃ фунта; мешок с ³/₄ фунта сластей (6 золотников[318] карамели, 12 золотников грецких орехов, 12 золотников простых орехов, 6 золотников кедровых орехов, 18 золотников александровских рожков, 6 золотников винных ягод, 3 золотника изюма, 9 золотников чернослива). Сами мешки были бумажные с изображением Николая II и Александры Федоровны.

Кроме продуктов и сластей, в подарок входила металлическая кружка, покрытая белой эмалью с красными и синими узорами. На кружке с одной стороны были изображены инициалы царя и год коронации – 1896, с другой – двуглавый орел, ободок кружки вызолочен. Весь «гостинец» (кроме сайки) увязывали в желтый «бумажный» квадратный платок, на котором напечатаны с одной стороны вид Кремля и Москвы‑реки, с другой стороны – портреты императорской четы. Для умеющих читать прикладывалась брошюра с описанием увеселений.

 

Коронационная кружка

 

Для обеспечения всего перечисленного придворные поставщики получили громадные заказы. Так, знаменитый московский булочник Филиппов получил заказ на поставку 400 000 саек. Другие поставщики получили заказы на поставку 5000 пудов колбасы и 400 000 пряников, сластей, кружек, платков. На угощение предполагалось выставить 30 000 ведер пива и 10 000 ведер меда. Все это «гуляние» обошлось казне в 339 536 руб.[319]. Народное угощение готовилось на 400 000 чел.[320]

Конечно, большую часть заказов на поставки получили представители отечественного бизнеса. Но патриотизм был тут ни при чем. Все решала цена. И когда австрийский предприниматель предложил изготовить коронационную кружку за 42 коп., то этот заказ на 400 000 кружек (168 000 руб.) получил именно он.

«Продовольственная оценка» торжеств тоже весьма противоречива. Впрочем, она и не могла быть иной. В дневниковых записях военного министра А. Н. Куропаткина с разницей в один день записаны следующие мнения. 19 мая 1896 г.: «По рассказу рабочих, колбаса была гнилая, вместо конфект дали труху из стручков. Пиво было зеленое. Пряники хороши. По рассказам, чины Дворцового ведомства сами заготовляли запасы, и они испортились. Колбасы, сложенные на Ходынке, частью попортили крысы»[321]; 20 мая 1896 г.: «Продукты одни хвалили, другие бранили, равно и пиво. Говорили, что часть бочек оказались пустыми»[322].

Для царской семьи, их многочисленных родственников и гостей во время коронации продукты приобретались от проверенных петербургских поставщиков Гофмаршальской части. Молочные продукты везли в Москву с императорских ферм в Царском Селе, Гатчине и Петергофе. Ягоды и фрукты везли из Царского Села, Гатчины и Ропшинских оранжерей. Напитки частью взяли из дворцовых запасов, частью приобретались от поставщиков. Перевозка продуктов шла ежедневно по железной дороге в вагонах‑ледниках.

Однако все приготовления перечеркнула ходынская трагедия, в ходе которой было унесено около полутора тысяч жизней. Планировалось, что подготовленные подарки начнут раздавать в 10 утра 18 мая 1896 г., но из‑за давки начали раздавать в 6 утра. Дело в том, что еще с вечера на Ходынском поле начал собираться народ. Шли не только из Москвы, но и из дальних пригородов. Ходили слухи, что если при раздаче царских гостинцев достанется платок с избой – дадут избу, с коровой – дадут корову, и т. д. Когда началась давка, выяснилось, что на Ходынском поле, на котором проводились маневры войск московского гарнизона, осталось множество окопов, рвов, в них начали падать люди, затаптываемые толпой.

 

Коронационный платок 1896 г.

 

Царю немедленно доложили о трагедии. В своем дневнике он записал: «До сих пор все шло, слава Богу, как по маслу, а сегодня случился великий грех. Толпа, ночевавшая на Ходынском поле в ожидании начала раздачи обеда и кружки, наперла на постройки, и тут произошла страшная давка, причем, ужасно прибавить, потоптано около 1300 человек!! Я об этом узнал в 10 ¹/₂ ч. перед докладом Ванновского; отвратительное впечатление осталось от этого известия. В 12 ¹/₂ завтракали, и затем Аликс и я отправились на Ходынку на присутствование при этом печальном „народном празднике“». Собственно, там ничего не было; смотрели из павильона на громадную толпу, окружавшую эстраду, на которой музыка все время играла гимн и „Славься“».

Тем не менее торжества прерваны не были, и все те, кто принимал участие в их подготовке, получили награды. Получили свои награды и многочисленные поставщики и подрядчики: званиями – два человека, орденами – девять человек. В том числе орден Св. Станислава II ст. получил купец 2‑й гильдии К. Фаберже. Медали получили 70 чел., были отмечены различными подарками 13 человек на сумму 4800 руб. Всего отметили наградами 94 человека[323].

Поставщики активно использовали государственный герб в своей рекламе. Для XIX – начала XX в. это настоящий «знак качества» продукции, производимой фирмой. Более того, имперские праздники производители продуктов питания старались использовать себе во благо, конечно, с разрешения Императорского двора.

Например, в январе 1913 г. в канцелярию императрицы Александры Федоровны поступило прошение от владельцев кондитерской фабрики «Блигкен и Робинсон» о разрешении выпустить к 300‑летию Дома Романовых партию конфет, завернутых в «этикеты» с изображением императрицы Александры Федоровны и наследника‑цесаревича Алексея Николаевича. Такое разрешение было получено[324].

При закупках у придворных поставщиков хозяйственные службы Министерства Императорского двора постоянно отслеживали соотношение «цена – качество». Следует подчеркнуть, что мониторинг цен был постоянным. Для этого периодически составлялись «Сравнительные ведомости ценам на продукты». Эти ведомости весьма информативны как в плане показателя инфляции, которая, судя по стабильным ценам, практически отсутствовала, так и в плане ассортимента продуктов, закупаемых для императорской кухни.

Сначала о ценах. Судя по ведомости за 1889, 1890 и 1891 гг., цены на продукты не выросли ни на копейку. Буквально. Говоря об уровне цен, можно упомянуть, что пуд (16 кг) ростбифа в январе стоил 9 руб. 20 коп., а пуд венских сосисок – 20 руб.

Надо сказать, что ассортимент закупаемых продуктов читается, «как песня». Особенно для тех, кто застал «колбасные поезда» поздней брежневской эпохи и карточную систему позднего Горбачева. Поэтому мы позволим себе воспроизвести только названия продуктов, некоторые из них понятны лишь профессиональным поварам.

Мясо: ростбиф, огузок, ссек, бедро и крестец, затылок (филей), антрекот (тонкий край), бульонное № 1, бульонное № 2, вырезка филея № 1, вырезка филея № 2, сало филейное); телятина (цельный теленок № 1 окорок пудами, цельный теленок № 2 окорок пудами, жаркое № 1, жаркое № 2, окорок № 1, окорок № 2, ленж № 1 и № 2, корей № 1 и № 2, передние четверти № 1, вырубки № 1, лопатки № 1); баранина английская (практически то же самое); ветчина и разные копченые продукты (окорока здешние, окорока тамбовские, окорока вестфальские, колбаса итальянская, сосиски венские, копченые грудинки свиные); солонина (рулет, огузок, ссеки бедро, языки, шпиг); поросята (московские и здешние (видимо, петербургские. – И. З.), разные товары (печенка телячья, ножки, почки, студени бычьи, хвосты бычьи, сладкое мясо, мозги из костей, бычьи мозги, телячьи мозги, головка). Закупалась и благородная охотничья добыча: филеи оленьи и филеи дикой козы.

Весьма обширен был ассортимент закупаемой птицы: фазаны (богемские и ташкентские); индейки (парные и заграничные); каплуны; пулярды (молодые и заграничные); куры («здешнего боя» и московские); молодки; цыплята (крупные 2‑порцио<