О дальней родне сахарных чешуйниц

Лишь немногие виды пранасекомых пробрались в наши жилища. Большинство их живет под открытым небом, малоизвестно, и обычно на них не обращают внимания.

Создание, на первый взгляд столь похожее на нашу чешуйницу, что их нетрудно спутать, можно встретить, путешествуя по горам. Оно водится на голых скалах и не прячется от ясного солнечного света. Нравы этого горца и его вечно сумерничающего сородича‑домоседа, как мы можем видеть, весьма различны.

Другой сходный вид «серебряной рыбки» живет как нахлебник в муравейниках. Следует признать, что «муравьиные рыбки» выбрали себе неплохое обиталище. Здесь, во всяком случае, им нет нужды заботиться о пропитании. Потому‑то их так много в муравьиных гнездах. Гнездо нередко населено сотнями тысяч муравьев, а значит, ежедневно сотни тысяч муравьев здесь и кормятся. С утра до вечера сюда доставляется свежатина, муравьи приволакивают убитых насекомых, есть и сладкая закуска – мед, сладкие выделения тлей, падь и прочие лакомства. И хотя иные обитатели и не званы на этот пир, они исправно пользуются выпадающей на их долю манной.

Когда муравью посчастливилось разыскать мед, он доставляет его в зобике домой и, как водится, отрыгивает каплю, распределяя ее в семейном кругу среди собратьев по гнезду. В это время незваный гость подкрадывается снизу и, стоя под муравьем, собравшимся покормиться, перехватывает появляющуюся между жвал кормильца каплю и, хотя она предназначена для другого муравья, выпивает ее без остатка и моментально исчезает.

Что могут поделать муравьи? Они терпят нахлебников, привыкают к их присутствию. Ведь те или очень малы и почти незаметны, или одеты в столь прочную броню, что законные обитатели муравейника, несмотря на свои острые челюсти, никак с ними не справятся. Есть даже и такие приживалы, в которых хозяева муравейника души не чают, потому что их любимчики выделяют специально для муравьев приятные на запах или на вкус соки. Это обстоятельство и дает им возможность не только безнаказанно пожирать кормовые запасы муравейника, но даже нападать на муравьиный расплод.

Наша чешуйница не так уж мала, чтобы оставаться незамеченной, она не одета в броню и не обладает никакими чарами, способными сводить муравьев с ума. Ловкие, юркие – вот все, что о них можно сказать.

Другая группа родственных чешуйнице пранасекомых неспособна быстро бегать, зато отлично прыгает. В этом им помогает специальная вилка на конце брюшка. В состоянии покоя вилка подогнута под брюшко, но при необходимости может быть с силой отброшена книзу и назад: так насекомое совершает прыжок, который, по совести говоря, сделал бы честь любой блохе. Насекомое неизбежно приземлится, но где? Куда занесет прыгуна судьба? Ведь прыжок не нацелен. Если место удобное – хорошо; нет – прыгун его покинет и, используя снова свою неуклюжую маленькую вилку, попробует устроиться получше; и уж во всяком случае без промедления успешно ускользнет от внезапной опасности.

Все эти «прыгающие хвосты» (официальное их название – коллемболы) невелики, много мельче чешуйниц. Вот почему, хотя они довольно широко распространены, их чаще всего не замечают. Местом обитания коллембол служит сырая почва, их можно видеть не только в садах, но также и в сырых погребах. В жилых комнатах, на цветочных горшках, нередко обнаруживаешь массу белесых насекомых с прыгательной вилкой, атрофированной настолько, что эти крохотные создания, подобно некоторым другим обитателям Земли, способны передвигаться не иначе, как волоча свое тело, ползком.

 

Прыгательная вилка коллемболы в действии.

 

Другой вид окрашен в черный цвет и селится по краям стоячих вод. Эти размножаются здесь до такой степени, что кажется, весь берег осыпан порохом. Если одну из черных точек поместить на предметное стекло микроскопа, взору наблюдателя предстанет насекомое забавной формы с вилкой, подогнутой под конец брюшка. Вот эта вилка и помогает им совершать прыжки.

Есть еще один любопытный вид – он обитает на снегу и фирне в краю вечных льдов. Нередко такая «ледяная вошь» – обитатель глетчеров изумляет наблюдательных альпинистов, которые спрашивают себя, чем эти тварюшки могут здесь кормиться? Ведь вокруг снег, лед, и ничего более. Но эти крошки способны поддерживать свое существование совсем ничтожным количеством пищи. Ветер доставляет ее сюда в виде пыльцевых зерен и разной органической пыли, оседающей на поверхности ледников. Так в самых малодоступных и укромных местах встречаются крошечные создания, использующие для своего существования все возможности.

Если случай занесет их на наши цветочные горшки, предоставим им без раздражения и недовольства местечко, где они так вольготно себя чувствуют!

 

Пауки

 

Одни преследуют пауков с ненавистью и отвращением, другие относятся к ним равнодушно. Между тем нет оснований относиться к паукам ни с отвращением или враждебно, ни даже безразлично. Они не только не причиняют людям никакого вреда, а, наоборот, полезны, так как истребляют множество разных насекомых, в том числе докучливых и вредных.

Из числа существ, живущих рядом с нами, пауки, без сомнения, наиболее интересные.

Спору нет, помещение, в котором углы обвешаны паутиной, производит впечатление запущенного. Кто станет винить хозяйку за то, что она, убирая, снимает паутину? Но обязательно ли всюду уничтожать гнезда пауков: перед окнами, на веранде, в кронах садовых деревьев? И всех ли прядильщиков паутины следует истреблять?

Говорят, это жестокие создания. Как, должно быть, ужасно для мухи чувствовать себя заживо пожираемой! Но я не знаю, что мучительнее – смерть в паутине, гибель в желудке ласточки или агония в липких тенетах мушиного грибка «эмпуза муске». Пожалуй, позволительно вообще усомниться – присуще ли насекомым чувство, сравнимое с нашим страданием.

Рыжий таракан, поранив ножку при линьке, охотно сам сосет вытекающую из раны кровь и часто, не ограничиваясь слизанной каплей, вгрызается в собственную плоть. Если тело пчелы, пока она сосет подсахаренную воду, аккуратно и быстро разрезать острыми ножницами надвое, она и не прервет свою трапезу. Больше того, в этом случае удовольствие от приема пищи, если только насекомому дано испытывать удовольствие, намного продлится: пчеле теперь никак не удается заполнить свой зобик кормом. Все, что она всасывает хоботком, тут же тонкой сахаристой струйкой истекает сзади из разреза. Вскоре пчела оказывается посреди целой лужицы сладкого сока. Наконец, измученная беспрерывным сосанием, она валится с ног. Выходит, рассеченный пополам сказочный конь, выдуманный бароном Мюнхаузеном, может существовать в мире насекомых как нечто реальное.

Вряд ли это было бы возможно, если бы насекомые испытывали боль. Совсем иное – попавший в когтистые лапки кошки птенец. Мучения его очевидны, и наши соболезнование и помощь вполне оправданны и обоснованны. Но жалеть муху, попавшую в тенета паука, значит проявлять чрезмерную чувствительность.

Предоставим же паукам в той мере, в какой это не нарушает домашнего порядка, делать то, что им положено природой, а сами присмотримся к ним поближе.

 

 

О пауках вообще

Прежде всего предупредим: паук – не насекомое. Паукообразные и насекомые связаны между собой родством, но представляют разные группы животных. Вместе с многоножками и ракообразными они образуют тип членистоногих. Из их числа лишь насекомые – счастливые обладатели крыльев. Впрочем, встречаются, как мы знаем, и бескрылые насекомые – блоха, клоп, чешуйница. Но отсутствие крыльев еще не может служить достоверным признаком для окончательного определения систематической группы, к какой относится животное. Зато по числу ножек сразу можно разобраться, с кем именно имеешь дело: у насекомых ножек шесть, у паукообразных – восемь.

Правда, нет нужды считать ножки, чтобы отличить, например, паука‑крестовика от навозных жуков… Но ведь существуют пауки самых различных форм: их описано много тысяч. Конечно, насекомых известно куда больше – уже зарегистрированы несколько сот тысяч видов^[29]. Но и пауков отнюдь не мало, иной раз даже очень опытному специалисту приходится подсчитывать, сколько у животного ножек, прежде чем вынести свое суждение.

 

 

Сеть паука‑крестовика.

 

Все это верно и в отношении крошечных, как правило, клещей, которых тоже можно считать паукообразными.

Весьма подходят под общепринятое представление о пауках так называемые сенокосцы; немцы их называют портными или сапожниками. Их округлое тело упруго поддерживается восемью непомерно длинными угловатыми ножками. Выбегая, как на ходулях, на стол или появляясь на полу, они часто расплачиваются жизнью за свою устрашающую внешность. Между тем эти животные вполне безобидны. Они питаются только мертвыми насекомыми и гниющими остатками растений.

 

 

Сенокосец.

 

Настоящие, истинные пауки несут в своем брюшке крупные железы. Выделяемая ими тонкая шелковая нить быстро застывает на воздухе и всем знакома как паутина. Шелковыделительными железами обладают гусеницы и личинки многих насекомых. У них нить всегда выходит из ротового отверстия. Это знают все, кому доводилось наблюдать гусеницу, занятую сооружением своего куколочного домика. У пауков же паутинные железы открываются на вершинах бородавок, а бородавки сосредоточены на самом конце брюшка.

 

 

Паутинные бородавки на конце брюшка домового паука тегенария.

 

Пауки используют свою нить разнообразными способами. Далеко не все сооружают ловчие гнезда.

Маленькие пауки‑скакуны промышляют беспорядочным разбоем. Их случается видеть в траве, на бревнах или вдоль стен, где они, поджидая жертву, делают шаг‑другой то в одну, то в другую сторону и восемью махонькими, но зоркими глазами выслеживают мух. Когда она замечена, скакун обрушивается на нее, совершая смелый, хорошо рассчитанный прыжок. Ядовитым укусом он убивает добычу и тотчас же принимается поедать ее. Кое‑как сотканное гнездо служит этим паукам убежищем на ночь, позже здесь будут отложены яйца, и мать не поленится их охранять.

Крупные пауки‑волки тоже рыщут по своей охотничьей территории. Их множество на каменистых берегах озер и рек. Для своих яиц они сплетают кокон, который носят под брюшком и, если обстоятельства этого требуют, защищают его. Как только молодь покидает скрытую под брюшком шелковую колыбель, дети все, сколько их есть, вскарабкиваются на спину матери и в течение какого‑то срока не покидают ее, оставаясь под родительской защитой.

Пауки‑крабы устраиваются удобнее. Неподвижные, таятся они с оружием наготове в венчиках цветков. Стоит опуститься на цветок насекомому, которое собралось подкрепиться нектаром, паук из засады молниеносно набрасывается на добычу, и искатель сладкого, вместо того чтобы окунуть хоботок в медовый источник, получает в спину порцию паучьего яда. Эти пауки осмеливаются нападать и на медоносных пчел, и на бабочек, которые по размеру тела в несколько раз превосходят их. Многие, используя свои прядильные способности, сооружают шелковую крышу, убежище на случай дождя. Часто они вплетают в навес листья, и кров становится довольно прочным. Взрослые пауки‑крабы оседлы, проявляют склонность к постоянному месту жительства, зато в ранней молодости они завзятые бродяги. Но эти и во время своих путешествий ничуть не изматывают себя. Едва только ясный осенний день обещает спокойную прогулку, молодой паучишка взбирается на возвышенное место, скажем, жердь в заборе или стебель травинки.

 

 

Паук‑краб, поджидающий в венчике цветка очередную жертву.

 

Тут он изо всех сил вздергивает кверху конец брюшка и выпускает из него шелковую нить, затем одновременно отрывает от опоры все свои восемь ножек и повисает на только что поднятом шелковом парусе. Малейшее дуновение ветра переносит крошку‑воздухоплавателя иной раз на довольно значительное расстояние.

Обычно к концу лета подрастает уйма паучьей молоди. Кроме того, этим дешевым способом перемены места пользуются многие виды. Не удивительно, что всевозможные паучьи парусники, летающие в это время по воле ветра, частенько попадаются на глаза. Проницательный наблюдатель безошибочно приходит к выводу, что наступила пора, именуемая почему‑то «бабьим летом».

Но изобретательнее всего применяют шелк паучьей нити паук‑крестовик и домовый паук – два вида, которые чаще всего встречаются в человеческом жилье и которые строят совершенно различные гнезда – ловушки для дичи.

 

 

Паук в своем гнезде

У крестовика паутина служит одновременно и обиталищем и ловушкой для дичи. Нам его жилище может казаться роскошным: ведь оно сооружено из чистого шелка. Для паука же, который сам этот шелк выделяет, он не представляет ценной материи. Кому доводилось хоть раз видеть объем шелковыделительных желез в задней части брюшка пауков, тот легко сообразит, что недостатка в шелке они не испытывают. И это очень важно – без шелка паутины нет жизни для паука.

Паутина должна быть липкой для мошкары, которая в нее попадает. Но для паука паутина отнюдь не липкая. Мы это видим, когда какой‑нибудь полный жизни крестовик энергично пробирается вдоль канатов и петель своего дома. Вообразите себе только: пол в нашей квартире выложен липучкой для ловли мух, а нам это нисколько не мешает передвигаться!

Дело в том, что гнездо сооружается из двух сортов нити. Середина сетки – собственно обиталище паука – сплетается из сухих нитей. Здесь паук проводит, как правило, все время. От этой сторожевой вышки к внешней рамке гнезда лучами, радиусами расходятся другие, тоже сухие нити. На них, между срединной частью и внешней рамкой, натянута ловчая спираль. Она‑то и сплетается из клейкой нити, выделяемой специальными железами^[30].

Когда паук перемещается в паутине, он цепляется ножками только за сухие нити и ловко избегает соприкосновения с клейкими. Этому способствуют два обстоятельства. Во‑первых, окончания ножек паука оснащены высокочувствительным аппаратом из маленьких зубчатых коготков и жестких волосков, с помощью которых он надежно опирается о тонкие нити паутины. Во‑вторых, это можно заметить, присмотревшись внимательнее, – плоскость паутины расположена в пространстве не строго отвесно, но всегда чуть наискосок, с небольшим уклоном. Паук же находится на нижней поверхности плетения и перемещается на весу, благодаря чему и избегает прикосновений, которые приклеили бы его или запутали в сетке, предназначенной для ловли добычи.

 

 

Почти вся полость паучьего брюшка заполнена паутинными железами.

 

Иногда паук‑крестовик ведет наблюдение не из средней части паутины, а с края, где в таком случае выстроен как бы шалаш из листьев, оплетенных шелком. Но и отсюда паук постоянно поддерживает связь со всеми частями паутины. Связь действует безотказно. Паук не упустит мгновения, когда в сеть попалась дичь. Даже находясь в укрытии сбоку, крестовик всегда держит одну из ножек на сигнальной нити, специально для того сплетенной. И пока паутина неподвижна, паук может спокойно дремать.

 

 

Как паук схватывает добычу

Может показаться странным, что пауку‑крестовику приходится пользоваться еще и осязанием, без которого все его восемь глаз ничего не сообщат ему о мухе, попавшей в сеть. И тем не менее это так! Органы зрения развиты у крестовика гораздо слабее, чем у пауков‑скакунов. Крестовик отчетливо воспринимает только направление, откуда падает свет. Глаза служат ему лишь для общей ориентировки в его маленьком жизненном пространстве. Даже вконец изголодавшийся паук не замечает мухи, если та барахтается совсем рядом, но не касается паутины: он не знает муху «в лицо».

 

 

Конец ноги паука с коготками.

 

Рассказывая о предметах, мы говорим прежде всего о том, как они выглядят. Для нас главным, ведущим чувством восприятия служит зрение. У слепых осязание развивается сильнее. До поразительного совершенства доводят свое осязание редкие несчастливцы, которые одновременно и слепы, и глухи, и немы, как знаменитая Елена Келлер^[31].

Пауки, ткущие сеть, пользуются именно осязанием. Обладай они даром речи, они говорили бы не о том, как выглядит то или другое насекомое, но, наверное, о том, какие оно вызывает колебания, как оно бьется в паутине, каково на ощупь.

Нужна некоторая доля фантазии, чтобы поставить себя на место существа, воспринимающего сведения из внешнего мира через осязание. О том, что в ловушку попалась добыча, пауку сообщает дрожь паутинной оснастки. О том, сколько весит дичь, пауку скажет натяжение нитей. Место, где висит добыча, паук тоже определяет на ощупь; но бывает, дичь притаилась, неподвижна, тогда паук, оставаясь на своем наблюдательном посту в центре паутины, последовательно, один за другим, перебирает все радиусы сети, пока не обнаружит нагруженный участок. Чуткость и редкостное мастерство, с какими паук «концами пальцев» способен воспринимать информацию извне, позволяют ему с поразительной быстротой находить заслуживающее внимания место.

Если в сети запуталась беспокойная муха, паук первым делом устремляется к ней, словно хочет удостовериться, действительно ли это стоящая добыча. Откладывать такую проверку паук не будет. Хотя клейкие ловчие нити сильно затрудняют побег, вполне возможно, что бьющееся в западне насекомое вырвется на свободу прежде, чем паук его обнаружит. Если же строитель паутины не опоздал к месту происшествия, он сразу изливает на жертву поток свежих шелковых нитей. Ловко движутся восемь ножек, пеленая добычу так быстро, что через самое короткое время она становится совершенно беспомощной и беззащитной. Между тем паук успевает несколько раз укусить муху острой верхней челюстью, в которую открывается проток ядовитой железы. Проходит всего несколько минут, и яд убивает муху. Теперь хищник не спеша разрывает паутину, убирает дичь из сетей и переносит добычу поближе к наблюдательному посту. Здесь он подвешивает ее на короткой нити, а сам принимается чистить свои челюсти и лапки на случай, если в паутину попадется новая муха. Ну, а пока ее нет, он принимается завтракать.

Пауки едят несколько необычно.

Представляете себе: вместо того чтобы надбить скорлупу сваренного яйца, затем частично облупить его и, наконец, ложечкой вычерпать содержимое, мы бы стали вдруг надкусывать яйцо, впрыскивать в него желудочный сок, затем ждать, пока белок и желток под действием соков растворятся и станут настолько жидкими, что их можно выпить. Однако именно так действует паук. Он изливает в жертву растворяющие ее соки и, после того как добыча станет жидкой, выпивает вместе с собственным желудочным соком все, что недавно еще было мухой. Чередуя разжижение и всасывание, паук за несколько часов переваривает мышцы и потроха мухи. Остаются лишь не поддающиеся желудочным сокам сухие остатки хитиновой оболочки. Паук в конце концов выбрасывает их.

 

 

Кладовая с запасами пищи на паутине.

 

Бывает удачный день, когда паук поймал мух больше, чем способен съесть. В таком случае упакованные в паутинный шелк пакеты остаются подвешенными, как в кладовке с продуктами. Редко случается, чтобы сытый паук из милости вдруг отпустил своего пленника. Только если в сеть попался слишком крупный шмель или другое чересчур сильное насекомое, забота о сохранности паутины может взять верх даже над голодом и прожорливостью. Тогда быстрыми рывками рассечены нити, удерживающие дичь, и счастливцу предоставляется свобода, а паук принимается чинить поврежденное место. Конечно, это дело трудное, но все же небольшая починка проще, чем восстановление всего гнезда. А ведь тот же шмель мог полностью разрушить паутину!

 

 

Обманутый паук

За 400 лет до нашего летосчисления жил в Греции художник по имени Зеуксис. Сохранилось предание, будто он так мастерски владел кистью, что нарисованные им гроздья винограда приманивали к себе птиц, и те слетались клевать изображения ягод. Но пауков не обманут никакие картины, даже Зеуксиса. Мы знаем: внешний вид мухи ничего не говорит ему. Зато стоит потрясти паутину так, будто это бьется попавшее в западню насекомое, и паук сразу устремляется к потревоженному участку.

А что будет, если, начав трясти паутину хотя бы зубцом вилки, дождаться, когда паук кинется к месту, откуда исходит сотрясение, а потом вилку убрать и на то же место бросить комочек бумаги? Тут мы станем свидетелями того, как паук набрасывается на бумажный шарик. На этом, однако, его ошибка и кончается: паук не делает попыток сожрать бумажку. Наоборот, быстро ее обследовав, он перерезает нити, на которых висит груз, и затем выбрасывает это несъедобное блюдо вон.

Как только удалось пауку – ведь он почти слеп – распознать, что это был обман?

Малый вес ложной приманки не мог ему ничего сказать. Это становится ясно, как только мы заменим комочек бумаги сухим клеевым шариком, который весит ровно столько же, сколько и муха. Крестовик, подбежав к клеевому шарику, не тронет его. Зато если бросить в паутину шарик хоть и бумажный, но пропитанный разведенным водой настоем из раздавленных мух, паук примет такое угощение так, будто это самая настоящая муха. Он бросится на шарик, начнет его кусать, впуская яд, обмотает шелком, отнесет в зону наблюдательного поста и здесь на протяжении часов не прекратит попыток сосать свою странную добычу. Все это выглядит как «тупость». Но правильно ли упрекать за ненужные действия того, кто поступает в полном соответствии с показаниями присущих ему органов чувств? Разве он поступает не естественно?

Этот опыт показывает, что, кроме осязания, в жизни паука важную роль играют также и вкусовые ощущения. За ними, видимо, остается последнее, решающее слово.

Если нельзя говорить об уме паука‑крестовика, то, во всяком случае, бесспорно, что он не лишен памяти. В этом можно убедиться с помощью простого и весьма наглядного опыта.

Паук отсиживается в своем убежище на краю паутины. В петли ловушки попалась муха, паук спешит к ней, хватает ее, кусает и, запеленав, уносит в зону наблюдательного поста и здесь подвешивает. За тот короткий промежуток времени, пока паук пристраивается поудобнее, чтобы спокойно заняться приемом пищи, вы – коварность исследователя‑экспериментатора неистощима! – осторожно перерезаете нить, на конце которой висит завернутая в пакет добыча.

Муха, конечно, падает на землю.

Будь паук совсем бестолков, ему достаточно было бы удостовериться, что никакой мухи в паутине почему‑то нет, и он успокоился бы. Паук же приходит в возбуждение и, проявляя редкостное упорство, методически обследует всю паутину в поисках исчезнувшего корма. Сначала он один за другим потягивает и теребит расходящиеся от центрального поста радиусы ловчей сети. Но радиусы свободны, нигде нет никакой тяжести. Паук возвращается в свою засаду: не оставил ли он добычу там? Подвесил и забыл принести?.. Однако и здесь поиски безуспешны. Что такое? Паук возвращается на наблюдательный пост и снова теребит отсюда все радиусы, потом убегает к внешнему участку, к тому месту, куда попалась дичь. И все, разумеется, безрезультатно.

Только после всего, когда никакие поиски и проверки ничего не дали, паук перестает суетиться. Что поделаешь! Он принимается поджидать очередную жертву, он, сам оказавшийся на этот раз жертвой науки, лишившей его законной добычи, которую изловил по всем правилам врожденного искусства.

 

 

Как сооружается паутина

Наиболее выдающееся произведение паучьего мастерства – его паутина. Если бы даже он прошел курс в ткацкой школе или выучился ткацкому искусству у родителей, то и тогда было бы чему дивиться. Но совершенное мастерство паука рождается готовым, и приходится наше восхищение переносить на саму природу, породившую это существо со всеми его сноровками.

Возьмем для примера паутину крестовика, которого сравнительно легко наблюдать во время строительной работы. Предупреждаем: наблюдение это не для любителя поспать. Паук приступает к работе, как правило, очень рано по утрам. Ежедневно, иногда через день, он сооружает новую сеть на старом месте или подновляет старую, в тех местах, где пыль, мелкие остатки насекомых, запутавшиеся в шелковых нитях листья, а то и какие‑нибудь повреждения сделали ее непригодной.

Наиболее крепкие нити паутины образуют внешнее обрамление гнезда, когда оно уже готово, – его наружную опорную кайму. Но допустим, требуется еще только начать сооружение паутины. Как же протягивает крестовик первую нить на избранном месте?

Мы уже кое‑что знаем о бутылеобразных паутинных бородавках, с конца которых сбегают шелковые нити, словно извлекаемые из тонких футляров. Эти бородавки представляют остатки, культи атрофированных ножек. Они даже сохранили свою подвижность.

Возьмем случай, когда паук находится на стволе дерева и готов обосноваться в его кроне. Он повыше поднимает конец брюшка и выпускает какое‑то количество шелковой нити. Верхушки бородавок растопырены, разведены как можно дальше одна от другой. В результате выделяемые нити образуют как бы кисточку легчайших волоконец, послушных самому слабому дуновению ветерка. После этого паук изменяет положение бородавок, сближая их, и теперь выделяемые нити сливаются в одну.

Прядильщик удлиняет эту нить, отпуская ее все дальше и дальше так, что в конце концов она может стать даже двухметровой.

Нить отпущена свободно, наудачу, и как бы плавает в воздухе. Если конец парящего таким образом каната ни к чему не прикоснулся, паук сматывает нить, поедает ее и затем сызнова повторяет всю операцию.

Но допустим, конец шелковинки коснулся какого‑нибудь прочного предмета, хотя бы ветки. Тут нить сразу приклеивается к опоре, и это уже начало: переброшен первый висячий мост! Строитель немедля опробует его и одновременно предпринимает замечательный маневр, который делает висячий мост более надежным. Вот что для этого совершается.

В каком‑то месте, не доходя до середины, паук перекусывает нить, но при этом не выпускает оба образовавшихся конца, а крепко держит их передними и задними ножками. В результате только собственное его тело связывает разрозненные концы нити. Теперь паук начинает понемногу передвигаться вперед, оставляя за собою свежую шелковую нить, тогда как часть, лежащая впереди, сматывается передними ножками.

 

Как делается паутина. Сверху вниз: закрепив нить в точке C, паук возвращается к A, сматывая при этом старую нить CA в комочек, который хорошо виден на рисунке. Дальше строитель опускается из середины CA вниз до самой земли. Так возникают три основных радиуса сети с центром в M. Поднявшись по радиусу DM к центру, паук возвращается в точку А и отсюда снова направляется в точку M, прокладывая уже новую нить 3. Первые две помечены цифрами 1 и 2.

 

Тут есть одна подробность, о которой надо сказать: при этом маневре паук выделяет паутинной нити больше, чем ее здесь было и чем сейчас сматывается. Таким образом и выходит, что воздушный мост увеличивается в длину, начинает прогибаться книзу. Теперь, добравшись до середины нити, паук склеивает оба ее конца и от этого места спускается вниз до самой земли. Приземлившись, он делает – существенная деталь! – два шага в сторону, после чего нить прикрепляется к поверхности почвы. Так возникают три первых радиуса сети, три луча‑спицы будущего «колеса».

Что же, спросите вы, дает то небольшое отступление от вертикали – два шага в сторону, о которых только что говорилось? Благодаря ему как раз и возникает частичный легкий наклон всей сети, необходимый для удобного перемещения паука в его владениях.

Последующие действия ведут к образованию первой части рамки, окружающей сеть. Не так‑то просто следить за тем, как она возникает. Но если иметь достаточный запас терпения и внимания, можно видеть, как паук, снова поднявшись к центру будущей паутины M, возвращается отсюда к А. Во время этих перемещений он не прекращает выделять новую нить, и потому спица MA получается сдвоенная. Затем, опускаясь по этой сдвоенной нити, паук делает ее тройной. Дальше, на некотором отдалении от А, к примеру в точке В, строитель совершает нечто удивительное, смысл чего, однако, вскоре становится ясен: здесь, в точке В, он приклеивает ко второй новую – третью – нить.

Теперь, миновав точку M и продолжая свой курс в направлении к C, паук сокращает расход нити, натягивает ее, вследствие чего вторая нить отделяется от первой, а третью крестовик закрепляет, приклеивая в точке C.

Так вырисовывается еще один радиус BM, часть будущей оснастки. Однако часть эта пока еще недостаточно красива, она чрезмерно натянута и в то же время неровна. Вскоре паук устраняет этот порок: он возвращается к В и удлиняет радиальную нить BM, делая это тем же хитрым способом, который мы только что проследили: нить прокусывается, а строитель паутины, во время своих рейсов от B и M, выделяет сзади паутины больше, чем сматывает впереди. В результате нить заменяется более длинной, и оттянутая поначалу линия АБС выпрямляется, а сгиб в B исчезает.

Подобным же образом возникают и все другие линии, соответственно связанные с новыми радиусами, например, CD с радиусом EM или AD с радиусом FM.

Постепенно основные контуры будущей паутины начинают проступать. Но требуется соорудить еще множество радиальных нитей. Для этого паук, направляясь из центра по лучу ME, например, выделяет новую нить. Она поддерживается на некотором расстоянии от уже существовавшей следующим образом: нить бежит через гребень на конце задней ножки, словно через ролик. Когда достигнута внешняя линия обрамления, паук крепит конец нового луча чуть ниже, чем в E (в G). В этом случае новый радиус слабоват, потому что G ближе к M, чем E. Однако паук еще не кончил дела! Гладко натянутая нить разрубается и снова натягивается способом, который описан выше: сам паук опять становится звеном живой связи между концами прокушенной нити. Плетельщик торопится к M, спаивая концы нитей, сматывая перед собой старую, временную и извлекая из себя окончательную.

 

Как делается паутина. От точки M паук‑строитель натягивает нить 3 от ее места прикрепления к нити 2 в точке B. Затем, двигаясь уже от C, добирается к B и отсюда поворачивает к центру M, попутно снимая нить 2 и заменяя ее новой. После ряда таких операций вырисовывается общий контур – рама будущего гнезда – паутины.

 

Потом еще и еще…

После этого все радиусы сплетаются между собой поперечными нитями. Таким образом и возникает будущий центр паутины – сторожевой пост.

Но все это пока только основа. Еще не хватает главного: нет клейкой нити, на которую будут ловиться насекомые, а прежде чем соорудить ее, пауку надо построить «вспомогательную спираль». Она делается из сухой нити. Примерно четыре или пять раз совершая круговые рейсы, паук, вытягивая вперед заднюю часть брюшка, переползает с радиуса на радиус и прикрепляет к ним спиральную нить паутины. От края радиуса крестовик поворачивает обратно и постепенно возвращается в среднюю зону, связывая лучи, построенные из сухой нити, более плотной спиралью, на этот раз из клейкой нити.

 

 

Как делается паутина. Рама делается из сравнительно толстых сухих нитей, выделяемых ампуловидными железами, из них же паук‑строитель натягивает радиусы будущей сети. Дальше они становятся опорой всей спирали из липкой ловчей паутины, выделяемой дольковидными железами и покрываемой выделениями древовидных желез.

 

Вспомогательной спиралью паук пользуется как опорой, как мостками, по которым он переходит от одного радиуса к другому. Но это для него и ориентир, помогающий в прокладке клейкой ловчей нити. Так садовник натягивает шнуры, прежде чем высадить растения на клумбе. Если паук этого не сделает, он сам запутается и в кропотливой работе упустит основные линии общего плана.

Но по мере того как сооружается липкая спираль, вспомогательная становится уже бесполезной, и паук отрезок за отрезком выкусывает ее, сматывает в клубочки и выбрасывает.

Теперь все: паутина наконец готова.

И, скажем откровенно, вовремя, а то, пожалуй, наше терпение истощилось бы!

Вообще говоря, натуралистам терпения не занимать. Они не устают снова и снова наблюдать и прослеживать, как сооружается паутина. Мы ограничились здесь коротким рассказом об одних лишь выводах и сообщили далеко не все, что об этом предмете известно. В самом деле, ведь здесь описана только типичная история возникновения паутины паука‑крестовика. А сколько отклонений от этого плана! Остается лишь дивиться тому, как мало подчинено застывшей схеме врожденное мастерство плетельщика паутинных сетей. Ведь в каждом случае отдельные действия очень существенно различаются в зависимости не только от местных обстоятельств, но даже и от особенностей того или иного строителя.

Если же начать описывать строительные повадки разных видов, мы никогда не закончим своего рассказа.

Однако втайне я надеюсь, что и этот единственный приведенный здесь краткий протокол действий крестовика – строителя паутины – побудит противника пауков проверить точность сделанного мною описания. И тогда читатель превратится в наблюдателя, а ненавистник пауков станет их покровителем и другом.

 

 

Песня паука‑жениха

Весной и в первые месяцы лета самцы паука‑крестовика не обращают внимания на самок. Они строят для себя паутину и ведут самостоятельный образ жизни, растут, но не слишком увеличиваются в размерах. Даже полностью закончив рост, самцы все‑таки гораздо мельче внушительных самок. У многих видов пауки‑женихи кажутся рядом со своими невестами просто крошками. В этом уголке животного мира женский пол никак не назовешь слабым.

Когда лето близится к концу, самец‑крестовик дожидается наступления красных дней и, бросив свое обиталище, отправляется бродяжничать в поисках невесты.

В этой роли все существа стремятся показать себя с наиболее выгодной стороны и, всячески демонстрируя свои таланты и достоинства, пробуют очаровать избранницу. Павлин распускает ослепительный хвост, жаворонок высвистывает песенки, женихи некоторых бабочек распространяют выделяемый железами аромат, который привлекает невест. А паукам что делать? Их невесты глухи, плохо видят, обоняние у них не слишком острое. Потому‑то жених и обращается к тому чувству, которое играет у пауков главную роль – к осязанию!

Обнаружив во время своих странствий паутину невесты, жених прикрепляет к ее паутине прочную нить и, выбрав по соседству надежную опору, пристраивается сбоку и принимается сотрясать нить. И в этом сотрясении нити, должно быть, звучит музыка, взывающая к особо чутким концам ножек. Так до избранницы доходит звонок, раздающийся у двери в ее жилье, и если она готова к венцу, то направляется к зовущей ее нити. Встреча с женихом происходит на «брачном мосту».

 

 

Пауки‑крестовики. Слева – самец, справа – самка.

 

Вообще‑то быть