Окруженный в тишине верными, добрыми силами, хранимый и утешенный ими, хочу я эти дни прожить с вами и с вами войти в Новый год.

Еще помучает наши сердца старый год, еще давит на нас бремя трудных дней, о, Господа, дай нашим вспугнутым душам спасение, к которому Ты нас готовил.

И если Ты протянешь нам тяжелую чашу горечи и страданий, налитую до краев, мы примем ее благодарно и без колебаний из Твоей доброй, любимой руки.

Но если Ты захочешь, чтобы мы снова порадовались миру этому и блеску его солнца, то вспомним мы все прошедшее, и вся жизнь наша будет принадлежать Тебе.

Пусть тихо и тепло сияют нынче свечи, посланные Тобой в наш мрак, сведи нас снова вместе, коль это суждено. Мы знаем, что свет Твой горит в ночи.

Когда окутает нас глубокая тишина,

Дай услыхать нам песнопенье,

Идущее из мира, невидимо простертого вокруг нас,

Всех чад Твоих высокую хвалу.

Укрытые чудесно добрыми силами, спокойно ожидаем мы грядущего. И вечером и утром с нами Бог и уж конечно в каждый новый день.

Новолетче 1944  

17.1.45

Дорогие родители!

...Как мало человеку нужно, узнал я за про­шедшие годы... Если подумать о том, сколько людей теперь ежедневно теряют все, то просто нелепо претендовать на какое‑нибудь имуще­ство...

Полетит ли Х.‑В. теперь, в конце концов, на восток? А муж Р.? Большое спасибо за ваше пись­мо... Здесь читаешь письма, пока не выучиваешь их наизусть.

У меня есть еще несколько просьб: к сожале­нию, сегодня мне не передали ни одной книги. Ко­миссар Зондерэггер мог бы их также пронести... Я был бы очень благодарен за это. На сей раз нет ни спичек, ни мочалки, ни полотенца. Простите меня, что я говоркЪ об этом: в остальном все было просто великолепно! Большое спасибо! Нельзя ли прислать мне зубную щетку и немного кофе в зер­нах? Дорогой папа, не мог бы ты взять в библио­теке такие книги: Г. Песталоцци «Лингард» и «Ве­чера пустынника»; П. Наторп «Социальная педа­гогика»; Плутарх «Сравнительные жизнеописа­ния»? У меня все в порядке. Главное, не болейте. Спасибо за все...

От всего сердца шлет вам привет

ваш благодарный Дитрих

Иона

Они вопили, чуя приближенье смерти, вцепляясь в мокрые хлещущие канаты, и глаза их, полные ужаса,

Вперялись в море, где бушевали стихии, вырвавшиеся на

Свободу.

«О вечные и благие и гневные боги,

Спасите или дайте знак, чтоб знали мы

Того, кто оскорбил вас тайным прегрешеньем,

Убийцу, или клятвонарушителя, или кощунственника,

который утаил от нас свой грех из жалкой корысти тщеславья своего!» Молили так они. И рек Иона: «Это я! Я согрешил пред Богом. Жизнь кончена моя.

Избавьтесь от меня! Вина моя. Бог гневается выше меры. Богобоязненный не должен с грешником погибнуть!» Они дрожали. Но вот, схвативши крепкими руками, столкнули виноватого в пучину. И успокоилась она.

Написано в сентябре 1944 года в Тегельской военно‑следственной тюрьме.  

Ты ушла, мое дорогое счастье, моя боль. Как назвать тебя? Бедой, жизнью, блаженством, частью меня самого, моим сердцем,– прошлым? Захлопнулась дверь,

Слышу я, как медленно удаляются и затихают твои шаги.

Что остается мне? Радость, мучение, тоска?

Знаю только одно: ты ушла – и все ушло.

Чувствуешь ли ты, как я сейчас хватаюсь за тебя,

Как вцепляюсь в тебя,

Так что тебе больно?

Как из этих ран

Течет твоя кровь,

И все лишь для того, чтобы увериться в близости твоей, земная жизнь во плоти, в полноте.

Чувствуешь ли ты, что я теперь испытываю жесточайшее

Желание собственной боли? Что я хочу видеть собственную кровь лишь для того, чтобы не все погрузилось в прошлое?

Жизнь, что натворила ты со мной?

Зачем пришла ты? Зачем ушла?

О прошлое, коль ты бежишь от меня,

Останешься ли ты моим прошлым, моим?

Как солнце все стремительнее склоняется над морем,

Будто втягиваемое им во мрак,

Так клонится, клонится, клонится

Неудержимо

твой образ в пучину прошлого, и одна‑две волны накрывают его. Как облачко теплого дыханья тает в холодном утреннем воздухе, так исчезает для меня твой образ, и твой лик, твои руки, твоя фигура уже неведомы мне.

* Написано после свидания с невестой.

Мне видится улыбка, взгляд, привет, но все это распадается, растворяется

Без утешения, без близости, распалось и вот исчезло.

Хотелось бы вдыхать аромат твоего существа, впитывать его, в нем пребывать,

Подобно пчелам, которых тяжкие соцветья жарким днем манят

и опьяняют;

Подобно бабочкам ночным, пьянеющим от запаха цветов; но ветра резкий порыв разгоняет аромат, рвет цветы; и я стою, глупец, перед исчезнувшим, ушедшим.