Ввиду его общей художественной ценности; но должно признать, что переводчик

выдвинул в сонетах более эмоциональную сторону, влюбленность, а не философскую, которой он, по‑видимому, не придал достаточного значения, считая автора сонетов

лишь английским Петраркой. Ю. М. – Прим. перев.  

1.

Творец драм был, пожалуй, самым великим умом мира. Его нравственное

миросозерцание было настолько истинно, насколько ум его был велик. Со всех точек зрения

он был громадной духовной силой. Если это так, то, согласно тезисам, лежащим в основании

данной книги, он должен был обладать космическим сознанием.

1.

Первые сто двадцать шесть сонетов, по‑видимому, показывают, что автор их

обладал космическим сознанием и что эти сонеты обращаются к космическому сознанию.

Нам кажется, что сонетам этим невозможно дать разумное объяснение с какой‑либо иной

точки зрения.

2.

Якоб Бёме (так называемый Тевтонский Теософ) 1575‑1624

го родина – Старый Зейденберг, местечко неподалеку от Гер‑лица, в Германии.

Е Хотя Бёме был из зажиточной семьи, однако в ранней молодости он был пастухом

в Ландскроне, в окрестностях Герлица. Образование его ограничилось лишь городской

школой в Зейденберге, после чего он поступил в подмастерья к сапожнику в Зейденберге, а в

1599 году он стал сапожным мастером в Герлице и женился на дочери богатого герлицкого

мясника, Катерине Кунтц‑манн.

I

У Бёме было два ясно выраженных озарения. Первое случилось с ним в 1600 году, когда

ему было 26 лет от роду. Мартинсен так рассказывает об этом происшествии:

«Бёме сидел у себя в комнате. Случайно он поглядел на полированное оловянное

блюдо, отражавшее невыносимо яркий солнечный свет, и впал во внутренний экстаз. Ему

http://www.e‑puzzle.ru

показалось, что он видит сущность, глубочайшее основание вещей. Подумав, что это лишь

игра воображения, чтобы отогнать от себя эту фантазию, Бёме пошел погулять на лужайку.

Но здесь он заметил, что он видит самое ядро вещей, самую сущность трав. Своим наружным

зрением он видит гармонию природы с той сущностью своей, которую он созерцает

внутренним зрением... Бёме никому ничего не сказал об этом, но в молчании восхвалил и

поблагодарил Бога. Он продолжал честно заниматься своим ремеслом, был внимателен  к

своим домашним делам и оставался в хороших отношениях со всеми окружающими» [123].

Гартман говорит об этом первом озарении, что при его появлении или вследствие его

«Бёме научился познавать глубочайшие основания природы и с тех пор приобрел

способность смотреть глазами своей души в сердцевину всех вещей. Способность эта

оставалась у него и когда он был в своем необычном состоянии» [97:3]. В предисловиях к

сочинениям Бёме это первое озарение описывается так:

«Когда Бёме было приблизительно двадцать пять лет, а было это в 1600 году, он был

опять озарен божественным светом и преисполнился небесной премудрости, и, уйдя на

лужайку перед новыми воротами в Герлице, он сел и рассматривал там злаки и травы в этом

внутреннем свете. Он увидел их сущность, пользу и свойства в их очертаниях, виде и

названиях. Подобным же образом он видел всю природу, и на основании этого бывшего ему

откровения он впоследствии написал книгу «О названиях вещей». Он испытывал

величайшую радость, когда познавал эти тайны. Вернувшись

домой, он по‑прежнему заботливо относился к своей семье, жил скромно и мало

рассказывал об удивительных вещах, случившихся с ним. В 1610 году на него опять

снизошло озарение, тогда он, скорее для памяти, чем для печати, написал свою первую книгу

«Аврора, или Утренняя заря» [40:13‑14].

Первое озарение в   1600 году не было полным: в тот раз он не достиг настоящего

космического сознания, он видел, если можно так выразиться, лишь зарю, но не яркий

полдень. Мартинсен так описывает полное озарение, происшедшее с Бёме в 1610 г., когда ему

было 36 лет от роду:

«Десять лет спустя (1610) у него было еще замечательное внутреннее состояние. То, что

прежде ему удалось видеть лишь неясно, отрывками и только на протяжении нескольких

отдельных моментов, теперь представилось ему в виде целого с более определенным

контуром» [123].

Гартман так говорит об этом же случае:

«Десять лет спустя, в 1610 году, с ним произошло третье озарение. То, что в прежних

видениях ему представлялось хаотично, отрывочно – теперь представилось в виде целого, все равно как арфа, у которой каждая отдельная струна представляет собой отдельный

инструмент, а все они составляют лишь арфу. Теперь он постиг божественную стройность

природы, где, как от ствола дерева жизни, отходит множество ветвей, несущих на себе ветки, украшенные листьями, цветами и плодами. Это произвело на него такое глубокое

впечатление, что он решил записать все, что видел, и сохранить эту запись» [97:3].

Вот что говорит сам Бёме об этом последнем, совершенном озарении:

«Врата открылись передо мною, и в течение четверти часа я увидел больше, чем только

я мог познать, если бы я учился годы в университете. Виденное показалось мне чрезвычайно

удивительным, и я восхвалил Бога. Ибо я увидел и узнал сущность всех предметов, высоты и

пропасти, вечное происхождение Святой Троицы, происхождение и развитие мира и всех

существ посредством божественной премудрости. Я познал и увидел в самом себе все три

мира, а именно: 1) божественный (т. 'е. ангельский и райский), 2) мрачный (первоначальный

мир, до появления огня) и 3) видимый, внешний мир. Я познал и увидел всю действительную

сущность зла и добра, я увидел и познал их происхождение и их существование в каждом из

http://www.e‑puzzle.ru

нас. Я увидел и познал, как все зарождается в вечности. И всему этому я не только

чрезвычайно удивлялся, но и чрезвычайно радовался» [40:15].

Выражение Гартмана – «в 1600 году он был опять озарен божественным светом» –

относится к некоторым другим видениям, предшествовавшим этому первому, несовершенному озарению, когда Бёме было 25 лет. Надо сказать, что такие видения, по‑

видимому, довольно часто бывают у тех, на кого впоследствии нисходит озарение.

Несомненно, такие люди обладают в высшей степени тонкой нервной организацией: Уитмен

говорит о них, что они «избранные» люди. Гартман говорит о Бёме, что он «обладал

необычайными тайными силами. Известно, что Бёме говорил на разных языках, но никто не

знает, где он им выучился. Он также знал язык природы и знал настоящие названия растений

и животных». Сам Бёме говорит об этом:

«Я не знал ни литературы, ни искусств, поскольку они существуют в этом мире. Я не

умный, а простоватый человек. У меня никогда не было желания изучать какую‑либо науку, но с ранних лет я стремился спасти свою душу и думал, как я мог бы наследовать Царствие

Божие. Моя внутренняя природа сильно противилась этому, меня одолевали плотские похоти.

Я  принялся бороться с моей испорченной природой. С помощью Божиею я замыслил

превозмочь врожденную злую волю, уничтожить ее и слиться в любви с Богом во Христе. Я

решил смотреть на себя как на мертвеца во плоти, решил дожидаться того времени, когда

Христос воплотился во мне так, чтобы я мог жить согласно Его воле. Хотя я и не мог сделать

этого, однако я укрепился в этом намерении и боролся с самим собой. Когда я при помощи

Божией боролся и сражался с самим собой, дивный свет осиял мою душу.

Свет этот был совершенно чужд моей неукротимой природе, но в нем я познал

истинную природу Бога и человека, отношения между ними – предмет, который до того

времени я не мог и не надеялся постичь» [97:50].

Франкенбург о Бёме:

«Наружность его была довольно жалка. Он был высокого роста. Лоб его был низок, но

виски выдавались. Орлиный нос, жидкая борода, иссиня‑серые глаза; слабый, но

симпатичный голос. Бёме держал себя скромно, разговор его был прост. Он терпеливо

переносил страдания. Он был человек доброго сердца» [123:15].

Гартман о том же:

«Бёме казался маленьким. У него была короткая жидкая борода, слабый голос и серые

глаза. Физической силы, кажется, у него не было, однако  он не хворал вплоть до того

времени, когда смертельно заболел» [97:17].

Его жизнеописание можно читать наряду с жизнеописанием Лас‑Ка‑заса, Иепеса и

Уитмена, не боясь, что оно проигрывает от такого сравнения. Его смерть можно поставить

наряду со смертью Иепеса или Блейка. Случилась она 20 ноября 1624 года.

«В первом часу дня Бёме подозвал к своей кровати сына Товия и спросил его, не

слышит ли он божественной музыки, и попросил его открыть дверь из комнаты, чтобы лучше

слышать небесную песнь. Потом он спросил, который час, и, узнав, что уже пробило два часа, он сказал: «Время мое еще не пришло, оно придет в три часа». Немного спустя он сказал:

«Всемогущий Бог Саваоф, спаси меня по воле Твоей», и затем: «Распятый Господь наш, Иисус Христос, помилуй меня и возьми меня в Твое царствие». Потом он дал жене указания

относительно книг и прочих преходящих вещей, прибавив, что она не долго переживет его

(это так и случилось), затем простился с детьми, сказав: «Теперь я войду в рай», и попросил

старшего сына, который с любовью смотрел на отца и тем не позволял его душе отделиться

от тела, чтобы он отвернулся, и, глубоко вздохнув, он предал тело свое земле, а дух его вошел

в высшее состояние, известное только тем, кто испытал его» [97:15].

Все сочинения Бёме, будучи проникнуты космическим сознанием, почти совершенно

непостижимы обыкновенному человеческому разуму. Тем не менее возможно в них, как и в

творениях ап. Павла, Данте, Бальзака, Уитмена и прочих, увидеть, что они – настоящая

http://www.e‑puzzle.ru

сокровищница мудрости. Но, разумеется, в целом они могут быть поняты лишь теми, кто

озарен не меньше Бёме.

Чтобы показать, какого высокого мнения об этих книгах были знатоки, изучавшие их, приводим отзыв издателя «Трех Принципов» (изд. 1764 года):

«Человек не в состоянии постичь дивной премудрости прежде, чем он не прочтет

внимательно всю эту книгу. Тогда он увидит, что «Тройная Жизнь» в десять раз глубже этой

книги, а «Сорок Вопросов» в десять раз глубже «Тройной Жизни». Он поймет, что это все

равно что дойти до глубины понимания или быть настолько глубоким, насколько дух глубок

в самом себе, а глубже этого нет ничего, ибо сам Бог есть дух» [42:3].

Клод де‑Сен‑Мартен пишет Киршбергеру:

«Я далеко не молод. Мне почти пятьдесят лет. Однако я начал учиться немецкому

языку, чтобы иметь возможность прочесть в подлиннике сочинения вашего неподражаемого

соотечественника. Я сам написал несколько порядочных книг, но я ничто в сравнении с этим

удивительным человеком. На него я смотрю как на высший свет, который когда‑либо светил

миру, исключая Того, Кто был сам Свет... Я крайне советую вам во что бы то ни стало

постараться войти в эту бездну мудрости, глубочайшую из всех истин» [97:32 и 199:30].

Выдержки, приводимые нами в этой книге, взяты не потому, что они обладают особым

проникновением, и не потому, что они самое лучшее из всего, что есть у цитируемых авторов, но лишь потому, что они помогают выяснить, что такое «космическое сознание». Для этой же

цели выдержки приводятся параллельно и сравниваются.

«Если вы всмотритесь в самого себя и в окружающий вас мир, и в то, что там

происходит, – вы увидите, что вы сами по отношению к этим внешним предметам являетесь

этим внешним миром» [97:137].

«Вы – маленький мир, сотворенный из великой вселенной. Ваш внешний свет – хаос

солнца и созвездий. Если бы это не было так, то вы не могли бы видеть посредством

солнечного света» [97:137].

«Не я – «я», которое существует, как я, знает это: но Бог во мне знает это» [97:34].

«Следовательно, лишь тот, в ком существует и живет Христос, есть христианин, т. е.

человек, в котором Христос воскрес из умершей плоти Адама» [97:5].

«Вдруг... дух мой прорвался... в самое зачатие Божества, и там я был объят любовью, как любимая невеста, которую обнимает ее жених. Но я не в состоянии описать величие

радости духа. Оно ни с чем несравнимо, кроме как с тем состоянием, когда

«Я даю странный, трудный, но правильный парадокс: материальные предметы и

невидимая душа составляют то же самое» [193:173]. Гаутама, Плотин и Карпентер

совершенно сходятся в этом пункте.

«Как быстро убил бы меня яркий и страшный свет солнца, если бы я не мог теперь и

всегда посылать из самого себя лучи восходящего солнца» [193:50].

Определение раздвоения личности в космически‑сознательном лице на просто

сознательное и космически‑сознательное «я».

Бёме употребляет слово «Христос» в том же смысле, как ап. Павел, т. е. в значении

«Прорвался» в область космического сознания, в область напряженного ощущения «космическое сознание».

радости и экзальтации, характеризующих космическое сознание. Это понимание

«неба, которое есть чистый свет, свет разума, полный любви к истинному благу

Го предмета, даже в злаках

любви, исполненной неописуемой радости» [72:193]. жизнь зарождается среди и травах он видел Бога. Он

смерти. Состояние это похоже на воскресение из мертвых. В этом видел, кто Бог,

 как

Он

свете дух мой внезапно стал видеть через все, что внутри и около существует и  какова воля  Его.

каждо‑

Внезапно в

 этом

Свете я

http://www.e‑puzzle.ru

почувствовал непреодочимое побуждение описать существо  Бо‑ жие. Но тогда я еще  не

мог понять сущность глубочайших зарождений Бога и уразуметь их в уме своем, посему

мне для этого уразумения и было дано  еще двенадцать  лет. Я был  как молодое дерево, пересаженное в грунт: сначала молодое и нежное, оно хотя и кажется здоровым, но не