Глава 34. Общечеловеческая религия

Общечеловеческой религией может быть либо некий идеал, взывающий к разуму и чувствам, живой догмат, обладающий интеллектуальным, психологическим и практическим действием, либо же определенное духовное вдохновение и закон жизни ― отчасти признак, отчасти причина изменений общечеловеческого духа. Интеллектуальная религия человечества уже в какой-то мере существует ― отчасти как сознательная вера немногих, отчасти как неявный намек, присущий сознанию всей человеческой расы. Тень не родившегося, но готовящегося к рождению духа. Наш материальный мир, помимо воплощенных в нем вещей настоящего, населен также мощными тенями, призраками уже мертвых вещей и духом вещей, еще не родившихся. Призраки мертвых вещей ― это очень беспокойные реальности; их полным-полно: призраков мертвых религий, мертвых искусств, мертвой морали, мертвых политических теорий, настаивающих либо на сохранении своих разлагающихся тел, либо же на поддержании, хотя бы отчасти, их основы. Однообразно повторяя священные формулы прошлого, они завораживают обращенное к ним сознание и устрашают даже прогрессивную часть человечества. Но есть еще духи не рожденные; они не в состоянии пока принять конкретное тело, но они уже воплотились в мысленных представлениях и существуют как влияния, которые человеческий ум осознает и которым отвечает неким несвязанным и невразумительным образом. Общечеловеческая религия была порождением ума 18 века, манаса путра (m ā nasa putra)[149] рациональных мыслителей, которые выдвинули ее как заменитель формальной духовности официального христианства. Первой ее формой стал позитивизм, пытавшийся сформулировать догматы этой религии, но на слишком тяжелой и чересчур рационалистической, даже для восприятия Века Разума, основе. Ее наиболее выдающимся эмоциональным результатом стал гуманизм. А филантропия, служение обществу и тому подобные типы деятельности ― внешним выражением ее благих начинаний. Демократия, социализм, пацифизм также во многом оказались ее производными или, по крайней мере, обязанными своей силой ее внутреннему присутствию.

Ее основополагающая идея в том, что человечество это божество, и человек должен почитать его, служить ему, а главная обязанность и цель человеческого духа ― способствовать и служить развитию человека и его жизни, уважать их. Никакой иной идол, нация, государство, семья и тому подобное не могут занять их место; все прочее достойно уважения только в том случае, если становится выражением человеческого духа и оберегает его присутствие и цель его самовыражения. Но в тех случаях, когда почитание этих идеалов стремится возвыситься над человеческим духом и выдвигает требования, несовместимые со служением ему, их нужно отвергать. Никакие предписания прежних вероисповеданий, религий, никакие политические, социальные и культурные каноны не будут обоснованными, если они идут вразрез с его требованиями. Даже наука ― первая среди новых идеалов ― не вправе требовать того, что противоречит его этическому характеру и цели, так как наука ценна до тех пор, пока помогает и служит своим знанием и прогрессом этой общечеловеческой религии. Война, капиталистическое принуждение, посягательство на человеческую жизнь, жестокости любого рода, которым подвергается индивидуальность со стороны государства или общества ― не только физические, но и психологические жестокости, деградация человеческого существа или любого класса человеческих существ под любым предлогом или в любых интересах, угнетение и эксплуатация человека человеком, одного класса другим, одной нации другой, и все нормы жизни, а также общественные институты, поддерживающие это и допускавшиеся прежними религиями и моралью, даже поощрявшие их на деле, какими бы ни были они в своем идеальном законе и вере, являются преступниками против общечеловеческой религии, отвратительными для этического разума, запрещенными ее основными догматами ― с ними необходимо постоянно вести борьбу, не приемля их ни под каким видом. Человек ― существо святое, безотносительно расовых различий, веры, цвета кожи, национальности, положения, политического и социального успеха. Достоин уважения физический облик человека, его необходимо защищать от насилия и оскорбления, оберегать методами науки от болезней и преждевременной смерти. Священна человеческая жизнь, ее необходимо оберегать, усиливать, облагораживать и возвеличивать. Но священно и человеческое сердце, его эмоциональное существо, оно должно обладать свободой, быть защищено от насилия, угнетения, механизации, освобождено от умаляющих его значение влияний. Разум человека должен быть освобожден от всех его оков, ему должна быть предоставлена свобода, простор, благоприятная возможность, он должен быть наделен всеми возможностями для обучения и развития, для организации себя в пределах своих возможностей для служения человечеству. Но такое отношение нельзя воспринимать лишь как абстрактное и религиозное настроение, ему непременно надо искать полное и практическое выражение в людях, в нациях, в человечестве. Это, в целом, и есть смысл и дух интеллектуальной общечеловеческой религии.

Нужно только сравнить жизнь, мысль и чувства людей один или два века тому назад с жизнью, мыслями и чувствами людей предвоенного периода, чтобы увидеть сколь велико влияние этой общечеловеческой религии и как плодотворно было ее воздействие. Она довольно стремительно обрастает такими вещами, которых ортодоксальной религии не удавалось достичь главным образом еще и потому, что ее действие оказалось сродни интеллектуальному и критическому растворителю, она подобно беспощадному противнику, выступающему против всего установленного, и решительному поборнику грядущего, неуклонно стремящемуся к будущему, в то время как ортодоксальная религия в союзе с силами настоящего и даже прошлого ограничила себя договором и способна действовать в лучшем случае как успокоительная, но никак не реформирующая сила. Более того, эта религия верит в человечество и его земное предназначение и поэтому может способствовать его земному прогрессу, в то время как ортодоксальные религии смотрели на земную жизнь человека глазами, полными слез и печали, и были всегда готовы заставить его сносить ее смиренно и покорно, даже признать, что вся ее грубость, жестокость, любое угнетение, судилище ― это всего лишь средства научиться ценить и добиваться лучшей жизни, которая дарована будет впоследствии. Вера, даже интеллектуальная вера, всегда будет оставаться поборником чудес; эта же общечеловеческая религия, даже не приняв еще конкретной формы или некой вынужденной формы и не обретя еще видимых средств для самоисполнения, уже смогла сделать достаточно много из того, что она намеревалась исполнить. Это в какой-то мере гуманизированное общество, гуманизированные закон и система наказания, более гуманное отношение человека к человеку, запрещение пыток и грубых форм рабства, возвышение угнетенных и падших, надежда на гуманность, поощрение филантропии, милосердия и служения человечеству, повсеместная жажда свободы, обуздание угнетения и сильное смягчение его наиболее зверского выражения. Ей почти удалось добиться некоторого успеха в гуманизации войны и, возможно, она смогла бы достичь полного успеха, если бы не противоположная ориентация, к которой склонна современная нация. Она дала человеку возможность считать, что мир можно себе представить свободным от войны и помимо ожидаемого царствия небесного христиан. Во всяком случае, изменение зашло настолько далеко, что теперь уже не мир оказывается интерлюдией непрекращающихся войн, но война стала интерлюдией, хотя и слишком частой интерлюдией все еще вооруженного мира. Возможно, это не слишком значительный шаг, но все же шаг вперед. Она утвердила новые представления о человеческом достоинстве и его воспитании, саморазвитии и потенциальных возможностях. Она распространила просвещение; она заставила человека почувствовать большую ответственность за прогресс и счастье всего человечества; она пробудила чувство собственного достоинства и способности у средней части человечества; она вселила надежду в раба и уверенность в угнетенного, уравняла трудящегося в человеческом достоинстве с богатым и сильным. Поистине, если мы сопоставим то, что есть, с тем, чему бы следовало быть, действительное достижение с идеалом, все это покажется не более чем ограниченными предварительными движениями. Но все это стало замечательным достижением полуторавековой или несколько более длительной работы невоплощенного еще духа, вынужденного действовать при помощи тех посредников, которых ему удается найти и, не имеющего своей формы, прибежища или видимого механизма для конкретной работы. Но, возможно, именно в этом и состояла его сила и успех, поскольку тем самым он был застрахован от кристаллизации в некую форму, от окаменелости или, по крайней мере, от потери более свободного и тонкого действия.

Но все же для того, чтобы обрести полноту в будущем, это представление, эта общечеловеческая религия должна сама стать более ясным, настойчивым и категоричным императивом. Так как иначе она проявится ясным представлением лишь в умах немногих, а на основную массу людей будет оказывать некоторое смягчающее влияние и не сможет стать общечеловеческой нормой жизни. И до тех пор пока это положение не изменится, ей не удастся полностью возобладать над своим принципиальным врагом. Этот враг, враг всякой настоящей религии ― человеческий эгоизм: эгоизм индивидуальный, эгоизм классовый, эгоизм национальный. Она может его на время смягчить, видоизменить, обуздать наиболее высокомерные, явные и жестокие его проявления, вынудить использовать более подходящие институты, но не заставить ни любить человечество, ни признать истинное единство всех людей. Так как целью общечеловеческой религии, как и земной целью всех человеческих религий, должна быть любовь, общее признание человеческого братства, живое ощущение общечеловеческого единства и практическое его претворение в мыслях, чувствах и жизни ― идеалом, который несколько тысяч лет назад впервые прозвучал в древнем ведическом гимне[150] и который всегда должен оставаться высочайшим предписанием заключенного в нас Духа по отношению к человеческой жизни на земле. И до тех пор пока он не достигнут, общечеловеческая религия не будет совершенной. Достижение же его сделает действенным одно необходимое психологическое изменение, без которого никакое формальное и механическое, административное или политическое единство не сможет стать действительным и надежным. Если же оно будет достигнуто, тогда внешнее объединение будет, возможно, даже и необязательным, а если и обязательным, то произойдет естественным образом, иным, нежели сейчас кажется реальным, ― не путем катастрофы, но в результате требования человеческого разума, и будет устойчиво поддерживаться главной потребностью нашей совершенствующейся и развивающейся человеческой природы.

Но остается вопросом, достанет ли общечеловеческой религии разума и чувств, для того чтобы осуществить столь значительное изменение в нашей психологии. Слабость интеллектуального представления, даже когда оно находит поддержку в чувствах и эмоциях, состоит в том, что оно не затрагивает центра человека. Интеллект и чувства это только его инструменты, и они могут быть инструментами либо его более низшей, внешней формы, либо внутреннего и высшего существа, исполнителями его я или проводниками его души. Цель общечеловеческой религии, гуманизма, была сформулирована в 18 веке некой изначальной интуицией; и она по-прежнему состоит в том, чтобы перестроить человеческое общество по образу и подобию трех родственных идей: свободы, равенства и братства. Ни одной из них не удалось, несмотря на достигнутый прогресс, добиться победы. Свобода, которая громогласно была провозглашена основой современного развития, остается внешней и механической, а потому неистинной свободой. Равенство, которого впоследствии так настойчиво искали и за которое сражались, остается равенством внешним и механическим, а значит, ненастоящим равенством. Братство, как практический организующий принцип жизни, даже не было еще и провозглашено, а то, что выдвигалось как его заменитель, ― это чисто внешний и механический принцип некой общности интересов или, в лучшем случае, трудовое товарищество. Именно поэтому гуманистическому представлению приходится в этом интеллектуальном веке прятать истинный характер религии и свою причастность к сущности души и духа и более рассчитывать на житейский и физический здравый смысл человека, нежели на его внутреннюю суть. Оно ограничило свои усилия попыткой революционизации политических и социальных институтов и выработкой такой модификации представлений и настроений среднего ума человечества, которая могла сделать эти институты практически приемлемыми; оно более трудилось над механизмом человеческой жизни и внешнего разума, чем над душой человечества. Оно добивалось утверждения политической, социальной и явной свободы, равенства и взаимопомощи в равноправном сообществе.

Однако хотя эти цели сами по себе имеют огромное значение, они тем не менее не составляют основы; они могут быть гарантированы только если у них есть возможность опираться на изменения внутренней человеческой природы и внутреннего способа жизни; сами по себе они важны только как средства для создания более широкомасштабного и лучшего пространства для развития человека в этом направлении, а когда это изменение, наконец, достигнуто ― как внешнее выражение более значительной внутренней жизни. Свобода, равенство и братство ― это три божественных образа души; они не достижимы при помощи внешнего механизма устройства общества или человека, живущего исключительно индивидуальным и коллективным эго. Требуя свободы, эго создает соперничающий индивидуализм. Добиваясь равенства, оно прибегает в первую очередь к борьбе, затем пытается игнорировать изменчивость Природы и, как единственный способ добиться своего, создает искусственное и механизированное общество. Общество, выдвигающее свободу своим идеалом, неспособно достичь равенства; общество, стремящееся к равенству, вынуждено жертвовать свободой. Для эго говорить о братстве ― это говорить о чем-то, противоречащем его собственной природе. Все, что ему ведомо ― это объединение ради достижения общих эгоистических целей, и самое большее, на что оно способно, это более строгая организация для равномерного распределения труда, продукции, потребления и удовлетворения.

И все же братство это настоящий ключ к триединому евангелию человечества. Союз свободы и равенства может быть достигнут только силой человеческого братства и не может быть основан ни на чем ином. Но братство существует в душе и за счет души; у него нет иного места. Так как братство ― не продукт физического родства, жизненной солидарности или интеллектуального согласия. Когда душа требует свободы, она требует свободы саморазвития божественного в человеке, во всем его существе. Когда она требует равенства, она требует свободного равенства для всех и признания души, божественности во всех людях. Когда она добивается братства, то опирается на равную свободу саморазвития на основе общей цели, общей жизни, единства разума и чувства, основанного на признании этого внутреннего духовного единства. Эти три вещи и есть, по сути, природа души; так как свобода, равенство и единство ― извечные атрибуты Духа. Практическое признание этой истины, пробуждение души в человеке и стремление дать ему возможность жить этой душой, а не эго, представляют собой смысл религии, и это именно то, к чему общечеловеческая религия также должна прийти, прежде чем она сможет осуществить себя в жизни человеческой расы.

Глава 35. Заключение

Иными словами ― и это наш вывод ― можно политическими и административными средствами создать неустойчивое и искусственное единство; однако надежным и реальным единство человеческой расы будет только в том случае, если на передний план сумеет выйти и стать основным внутренним законом жизни общечеловеческая религия, остающаяся в настоящее время высочайшим активным идеалом человечества.

Внешнее единство может быть достигнуто ― хотя пока и неясно каким образом, ― потому что таково намерение Природы в отношении человеческого общества; это именно она создает все более и более крупные его объединения; и она не может потерпеть поражение в своем стремлении привести человеческое сообщество к более оформленной всемирной системе.

В осуществлении этой цели Природа зависит от двух сил, сочетание которых делает подобное широкомасштабное образование неизбежным. Во-первых, налицо всевозрастающее сближение общих интересов или, по крайней мере, интересов перекрещивающихся и взаимосвязанных; круг их все более и более расширяется, что превращает старые разделения и препятствия в причину слабости, создает помехи и увеличивает трения, а столкновения и противоречия, возникающие от этого, порождают губительные бедствия для всего, даже для победы, которая достается в итоге слишком дорогой ценой; в таком случае даже планируемых результатов, по мере того как война оказывается все более сложным и гибельным процессом, достичь становится все труднее и труднее, а их успех имеет весьма сомнительный вид. Возрастающее понимание этой общности или взаимосвязанности интересов и растущее нежелание сталкиваться с последствиями противоречий и губительной борьбы вынуждают людей прибегать к любым средствам для ослабления той разобщенности, которая ведет к подобными бедствиям. Если тенденция к ослаблению разобщенности примет определенную форму, это послужит толчком, ведущим ко все более тесному союзу. Если ей не удастся добиться успеха таким путем, если несовместимость окажется слишком серьезным препятствием для того, чтобы тенденция к объединению победила, Природа прибегнет к иным средствам, к таким как войны и завоевания, временное господство мощного государства или империи, или к угрозе господства, вынуждающего угнетенные народы выработать более сплоченную систему союза. Это те средства и та сила внешней необходимости, которыми она пользовалась при создании наций и национальных империй; и претерпев определенные видоизменения в условиях и действиях, они в своей сути остаются той же силой и теми же средствами, которыми она пользуется для движения человечества к международному объединению.

И во-вторых, существует сила общего объединяющего чувства. Она может действовать двумя путями: либо как изначальная или содействующая причина, либо, проявившись позже, уже как скрепляющий воедино результат. В первом случае чувство общего единства распространится среди его будущих составных частей, до этого разобщенных, и вынудит их искать форму союза, основанного на силе этого чувства и представления, а во втором ― при помощи других, более внешних событий и причин. Надо заметить, что в прежние времена это чувство среди, например, небольших родов или малых народностей не было достаточно эффективным; единства изначально приходилось добиваться действием внешних обстоятельств и в основном господством, достигаемым войнами и победами самых крупных народов над многочисленными соседями. Но впоследствии чувство единства, поддерживаемое более ясным политическим представлением, стало гораздо более сильным. Более крупные национальные объединения возникали просто при установлении федерации или заключения союза, хотя нередко это сопровождалось общей борьбой за свободу или военным союзом против общего врага; так возникли Соединенные Штаты, Италия, Германия и более мирным путем Австралийская и Южноафриканская федерации. В других случаях, в особенности на ранних стадиях образования наций, чувство единства возникало в значительной степени или целиком как следствие формального, внешнего и механического союза. Но при формировании, и при поддержании роста этого чувства неизбежным был психологический фактор; без него не могло быть надежного и устойчивого союза. Именно его отсутствие или неспособность его создать или сделать достаточно живым, естественным и сильным порождали неустойчивость таких образований, как Австро-Венгрия, и именно это определяло эфемерный характер империй древности, так же как именно это, по-видимому, если не изменятся обстоятельства, будет способствовать продолжающемуся разрушению и распаду великих империй современности.

Сосредоточение усилий на создании международной всемирной организации, способной привести к объединению, только еще начинающей оформляться как представление и цель (хотя причины, делающие ее неизбежной, уже оказали свое воздействие), осуществляется под давлением необходимости, окружающих условий и внешних обстоятельств. В то же самое время существует, поддерживаемое и стимулируемое этими внешними обстоятельствами, чувство космополитизма и интернационализма ― весьма туманный и незрелый пока идеал, который может ускорить рост формального союза. Однако одного этого чувства будет недостаточно для скрепления и сохранения возможного искусственного союза, так как ему нелегко было бы стать настолько крепким и сильным, чтобы конкурировать с чувством национализма. Выгодность и удобство такого союза ― вот единственные для него источники поддержки. Но опыт прошлого показывает, что одной выгоды от такого договора, в конце концов, недостаточно, чтобы сопротивляться давлению неблагоприятных обстоятельств и вновь заявляющих о себе старых или нарастающих новых центробежных стремлений. Однако есть еще действие более мощной силы, своего рода интеллектуальной общечеловеческой религии, очевидной для немногих, и не столь явной в своих действиях и косвенном проявлении для большинства, которая во многом способствовала ориентации современного мышления и развивающихся в связи с этим общественных институтов. Это психологическая сила, склонная разрушить образ нации и заменить собою национальную религию, а в своих наиболее крайних формах даже уничтожить национальное чувство и упразднить национальные разделения, чтобы создать единую нацию человечества.

И потому можно утверждать, что подобные усилия, несмотря ни на какие трудности, должны принести свои плоды; а трудности действительно велики ― они намного больше тех, что стояли на пути формирующейся нации. Если неудачный характер нынешних международных отношений приведет к ряду переворотов, либо к очередной великой, охватившей весь мир современной войне или к серии войн меньшего масштаба, в совокупности своей затрагивающих весь мир и неизбежно касающихся, в силу возросшей взаимосвязи интересов, даже тех, кто не подпал непосредственно под их воздействие, тогда человечеству придется в интересах самозащиты установить новый, более строгий и жесткий единый порядок. Ему придется выбирать между этим порядком и медленным самоубийством. Если же человеческий разум не сумеет отыскать нужный путь, тогда, несомненно, сама Природа прибегнет к подобным переворотам, которые принесут необходимый ей результат. Можно признать, что рано или поздно ― под воздействием ли растущего чувства единства, вызванного общими интересами и удобствами, или же при растущем давлении обстоятельств ― окончательное объединение или, по крайней мере, определенное формальное устройство общечеловеческой жизни на земле (принимая, конечно, в расчет непредсказуемость бытия) обязательно произойдет.

На аналогичном примере предыдущего развития нации я пытался показать, что такое международное объединение должно, или, по крайней мере, может, завершиться возникновением одной из двух форм. Вероятно, это будет либо централизованное Всемирное государство, либо более свободный Всемирный союз, в виде ли более сплоченной федерации или более свободной конфедерации народов, объединившихся во имя общих интересов человечества. Наиболее желаема последняя форма, потому что она обеспечивает наибольший размах принципу разнообразия, который так необходим для свободного течения жизни и полноценного развития человеческой расы. Процесс, благодаря которому может прийти к власти Всемирное государство, начнется с создания центрального органа, имеющего вначале весьма ограниченные полномочия, но постепенно вбирающего в себя самые разнообразные функции централизованного международного контроля, подобно тому как государство, вначале в форме монархии, а затем парламента, прибирало постепенно к рукам весь контроль над жизнью нации ― так что теперь мы уже недалеки от централизованного социалистического государства, не оставляющего ни единой сферы жизни своих граждан неподконтрольной ему. Во Всемирном государстве подобный процесс в конечном счете завершится взятием под контроль и регулированием всех сфер жизни входящих в его состав народов; и даже может закончиться упразднением национальной индивидуальности и превращением созданных нацией самостоятельных территорий в области, провинции или районы единого государства. Это может казаться фантастической мечтой и неосуществимой идеей; но это как раз то, что при определенных условиях, вероятно, пока еще остающихся весьма условной перспективой, вполне может стать реальным, а с определенного момента и неизбежным явлением жизни. С другой стороны, федеративная система, и в еще большей степени конфедеративная, означает сохранение национальной основы и более или менее свободной национальной жизни, которая все более подчиняется общим и главным интересам, диктуемым международными потребностями.

Уместен вопрос, насколько старые аналогии способствуют пониманию столь новой проблемы, и не может ли сложиться что-либо еще, незаметно и независимо возникшее в ней самой и более соответствующее ее сложности. Но человечество, даже имея дело с новыми проблемами, опирается на опыт прошлого и в том числе на старые побуждения и аналогии. Даже вдохновляясь новыми представлениями, оно обращается к прошлому, заимствуя у него форму для них. Мы видим, что за явными изменениями наиболее радикальных революций остается все тот же принцип, продолжающий сохраняться в сердце нового порядка. Более того, похоже, что единственный путь решения конфликта между этими двумя силами современности состоит либо в исчезновении одной из них ― независимого национального инстинкта, либо в их взаимном приспособлении. А с другой стороны, вполне возможно, что человеческая мысль и действие примут совершенно неожиданный поворот и введут иные, непредвиденные возможности, определив тем самым и иной итог. В этом направлении каждый вправе предполагать свои наиболее удачные варианты. У этих конструктивных усилий человеческого воображения есть своя, и часто немалая, ценность; но любые подобные умозаключения будут уже вне рамок предпринятого мною исследования.

Несомненно, ни один из этих двух исходных вариантов и ни одна из трех форм их реализации не лишены серьезных возражений. Централизованное Всемирное государство будет означать победу представления об искусственном единстве или даже победу единообразия. Оно будет означать чрезмерное подавление всего необязательного для энергичной человеческой жизни и прогресса, другими словами ― свободной жизни индивидуальности, свободного разнообразия народов. И после того как оно упрочит свое положение и осуществит все свои тенденции, его ожидают либо увядание жизни, застой, либо протест со стороны некой сохранившейся, но достаточно революционной силы, кризис, который вдребезги разобьет всю его машину. Логический разум человека, механический по своей природе, с легкостью прибегает к помощи механизма, действие которого ему понятно и легко поддается управлению; и потому его полное развитие может казаться разуму желанным, необходимым и неизбежным, но результат его предопределен. Централизованное социалистическое государство, однажды возникнув, может оказаться необходимым фактором будущего, но обречено и на все вытекающие из этого последствия. Чем больше будет его давление, тем более решительно ему будет противостоять набирающий силу духовный, интеллектуальный, жизненный и практический анархизм, протестующий против его механического давления. Точно так же и централизованное, механическое в своей сути Всемирное государство приведет в конце концов к пробуждению подобной силы, выступающей против него, придет к распаду и разъединению, даже к необходимости еще раз повторить этот цикл, для того чтобы решить проблему иначе. Оно сумеет сохраниться только в том случае, если человечество согласится на то, чтобы все остальное в его жизни было урегулировано в интересах мира и стабильности, и отвергнет свободу индивидуальной духовной жизни, как уже случилось однажды при Римской империи. Но и это было бы только временным решением. Федеральная система также будет склонна к утверждению единого типа жизни, институтов и активностей; она сможет допустить проявление лишь некоторого разнообразия. Но потребность в разнообразии, необходимом для полноценно развивающейся Природы, не может быть удовлетворена столь скудными средствами. В то же время вызывает возражения и более свободная конфедерация, поскольку она способна предоставить слишком соблазнительную возможность для сил центробежного характера, которые при ней только возрастут. Более свободная конфедерация не сможет оказаться постоянной; ей придется повернуть в том или ином направлении и завершиться либо более строгой и жесткой централизацией, либо разрушением, в какой-то мере, более свободного единства в образующих ее исходных частях.

Требуемая оберегающая сила ― новый психологический фактор, который может заставить человечество признавать необходимость единой жизни и уважать принцип свободы. Такой растущей силой, развивающейся именно в этом направлении будет, по-видимому, общечеловеческая религия; она имеет значение для всего человечества, она оперирует понятием человеческой расы и в то же время уважает человеческую личность и естественные человеческие объединения. Но одной ее современной интеллектуальной формы явно недостаточно. Будучи довольно сильным и действенным, данное представление еще не набрало нужной силы, чтобы оформить всю человеческую жизнь по своему образу и подобию. В нашей жизни слишком много внимания уделяется эгоистической стороне человеческой природы, целиком или на девять десятых составляющей наше существо, с которым это великое представление оказывается в противоречии. А с другой стороны, имея в основном интеллектуальную поддержку, она слишком легко обращается к механическому решению, так как рациональное представление всегда попадает в сети своего механизма, становится рабом собственного слишком жесткого процесса. Против него восстает новое представление, с иной логической ориентацией, и разрушает его механизм, но только для того чтобы, в свою очередь, подчиниться новой механической системе, иному кредо, формуле или методу.

Надежда будущего ― в духовной общечеловеческой религии. Но это совсем не то, что обычно называется универсальной религией, ― некой системой, имеющей определенный символ, интеллектуальную веру, свои догматы и ритуал. Человечество уже пыталось добиться объединения подобными средствами; но потерпело поражение и заслужило его, потому что не может быть никакой универсальной религиозной системы, единой по ментальному символу веры и жизненной форме. Внутренний дух действительно един, но духовная жизнь более, чем что-либо еще, настаивает на свободе и разнообразии в своем самовыражении и способе развития. Общечеловеческая религия означает все более углубленное постижение того, что существует скрытый Дух, божественная Реальность, в которой мы все едины, что человечество является его высочайшим современным выразителем на земле, что человеческая раса и сам человек ― это средства, благодаря которым он последовательно обнаруживает себя здесь. Она означает усиливающееся стремление жить на основе такого понимания, создавать царство божественного Духа на земле. По мере того, как оно будет развиваться внутри нас, ведущим принципом всей нашей жизни станет общность со своими собратьями ― не просто кооперация, но более глубокое братство, реальное внутреннее чувство единства, равенства и общей жизни. Индивидуум должен понять, что его жизнь обретает полноту только в жизни его собратьев. А человеческая раса должна понять, что ее собственное совершенство и непрерывное счастье может быть основано только на свободной и полноценной жизни индивидуума. Еще должны определиться дисциплина и путь освобождения, соответствующие этой религии, то есть способ, с помощью которого она может быть претворена как в жизни каждого человека, так и в жизни всей расы. Это слишком значительная тема, требующая самостоятельного освещения; пока достаточно отметить, что конечная цель именно в этом направлении. Несомненно, если это только идея, подобная многим, то ей придется разделить судьбу всех идей. Но если это все же истина нашего существа, тогда это именно та истина, к которой все движется, и именно через нее должен быть открыт путь к фундаментальному, внутреннему, полному и действительному человеческому единству; она ― единственная надежная основа для объединения человеческой жизни. Духовное единство, порождающее единство психологическое ― независящее от какого-либо интеллектуального или внешнего единообразия и побуждающее к общности жизни не средствами механического объединения, но за счет обогащения своего устойчивого единства свободой внутреннего разнообразия и легко видоизменяющегося внешнего самовыражения, ― будет основой для более высокого уровня человеческого бытия.

Если человечество быстро придет к подобному осознанию, мы сумеем решить проблему объединения более глубоким и более истинным способом и от внутренней истины перейдем к внешней форме. До этого формирование его будет идти механическим путем. Но главная надежда человечества ― в росте числа людей, претворяющих эту истину и ищущих ее развития в себе; когда человек сумеет отрешиться от склонности к механической деятельности ― обнаружив, возможно, что его механические решения остаются временными и разочаровывающими, ― истина Духа сможет в него, наконец, проникнуть и повести путями высшего счастья и совершенства.

Постскриптум [151]

В то время, когда эта книга близилась к своему завершению[152], уже обсуждался и рассматривался первый вариант нового мироустройства ― предприятия поспешного и незрелого, ― насущную потребность в котором начали испытывать правительства и народы в надежде утвердить в мире сколько-нибудь приемлемый порядок; он не нашел еще конкретной и жизнеспособной формы, однако начало было положено. Эта первая проба пера получила название Лиги Наций. Она не отличалась ни удачной концепцией, ни подходящим устройством, судьба не сулила ей сколько-нибудь долгого существования и особого успеха. Но то, что такое организованное усилие было вообще предпринято и какое-то время сохраняло жизнеспособность, ― событие само по себе неординарное и означает начало новой эры в мировой истории; даже в случае своей неудачи подобное начинание не могло не иметь последствий, напротив, оно предполагало, что поиск успешного решения будет продолжаться, для того чтобы оградить человечество не только от царящего беспорядка и смертельной опасности, но и от тех разрушительных возможностей, которые способны привести к гибели всей цивилизации, к тому, что более походит на самоубийство. Поэтому Лига Наций исчезла, но на смену ей пришла Организация Объединенных Наций, которая в настоящее время олицетворяет центр всемирной деятельности и борется за достижение надежного успеха и стабильности в этом великом и весьма перспективном начинании, от которого зависит будущее всего мира.

Это событие огромного значения, решающий и определяющий итог всемирных движений, осуществляемых Природой во имя е<