Глава 33. Интернационализм и человеческое единство

Представлению об интернационализме, которое уже действует на наше сознание и даже в некоторой степени исподволь влияет на наши действия, должны будут, в таком случае, оказать поддержку и насущная потребность в нем, и это серьезное препятствие, и они, превратив его из простой, пусть и достаточно сильной, идеи во что-то более вещественное, сделают его центральной темой и неотъемлемой частью человеческой природы. Удовлетворение его должно стать психологической потребностью, подобно тому как стали психологическим мотивом, требующим своего удовлетворения, семья или нация. Но как этого достичь? Представление о семье утвердилось в жизни на основе изначальных жизненных потребностей человека, и оттого оно без особого труда стало психологическим мотивом и потребностью, поскольку наиболее готовыми и сильными ментальными побуждениями и психологическими потребностями оказываются те, что произошли от низших инстинктов и надобностей. Подобное же происхождение имели родовые и племенные отношения, уже вторичные и не столь необходимые и потому более свободные и легче расторжимые; но все же они произошли от жизненной потребности человеческой природы создавать сообщества и на уже готовой основе, укреплявшейся по мере того как семья перерастала в род и племя. Они были естественными сообществами, эволюционными формами, сложившимися уже на животном уровне.

Национальное представление, напротив, возникло не из первоначальной жизненной потребности, но из потребности, если можно так выразиться, второго или даже третьего порядка, связанной не с чем-то неотъемлемо присущим нашей жизненной природе, но с определенными обстоятельствами, с эволюцией окружающих условий; оно возникло не от жизненной, но от географической и исторической потребности. И поэтому, надо отметить, создавалось обычно при помощи силы, силы обстоятельств, физической силой ― властью короля и победившего племени, превратившегося в военное и господствующее государство. Или же оно складывалось как реакция на действие силы, как протест против завоевания и господства, и так или иначе вело к сплоченности народов, которые, несмотря на свою географическую или даже историческую и культурную общность, не имели достаточной сплоченности и слишком были привержены исходной разнородности, местным и региональным или каким-то иным разделениям. Но сама потребность продолжала сохраняться: после множества неудач и ложных успехов возникла форма нации, а психологический мотив патриотизма, как признак сложившегося национального я, обрел форму, став выражением ее духа и гарантией долговечности. Поскольку без такого духа, без такой психологической силы и присутствия ее в структуре ничто не может гарантировать ее долговечности. При их отсутствии, какие бы условия ни складывались, нация всегда будет легко разрушаемой. Именно поэтому древнему миру не удалось создать нацию, но только незначительные малые рода и небольшие местные народности, недолговечные и не связанные жесткой структурой; он сумел породить искусственные империи, распадавшиеся впоследствии и оставлявшие после себя только хаос.

Что тогда выполнит роль катализатора, способного вывести международное единство из неконтролируемых потуг начальной стадии? Какая насущная потребность его определит? Если мы руководствуемся только внешними проявлениями, такая потребность оказывается гораздо менее конкретной и не столь очевидной, по сравнению с тем, что ей предшествовало. При поверхностном наблюдении такой потребности не видно; человечество, как целое, может вполне обойтись без международного единства, пока все остается как есть; оно, правда, будет далеко от совершенства, от рациональной или идеальной коллективной жизни ― но где, в конце концов, в человеческой жизни или обществе мы видим хоть какое-то совершенство, рациональное или идеальное? Пока, по крайней мере, нигде; и тем не менее нам как-то удается справляться с жизнью, потому что наша жизненная суть, витальный человек, тот, кто определяет инстинкты и действия, не заботится о таких вещах и довольствуется любой приемлемой формой жизни или же согласованной случайно или отчасти, поскольку это все, к чему он привык, и в чем, следовательно, нуждается. Те, кто недоволен ― мыслители, идеалисты ― всегда остаются в меньшинстве, в конечном счете в неэффективном меньшинстве, потому что, даже если им и удается добиться хотя бы частичной победы, она обязательно оборачивается поражением; так как в большинстве, по-прежнему, витальный человек, и он низводит до мелочной пародии любую их разумную надежду, любой ясно различаемый ими идеал или настойчивый призыв к совершенству.

Географической потребности в такого рода объединении не возникнет до тех пор, пока мы полагаем, что оно уже было создано тем, что Земля с ее обитателями обрела большую цельность средствами науки с ее мечтой о преодолении расстояний и разрушении барьеров. Что бы ни сулило нам будущее, этого явно недостаточно; Земля все так же велика, а ее разобщенность слишком очевидна, и без формального объединения никак не обойтись. Если и есть какая-нибудь настоятельная потребность в этом, ее можно было бы назвать ― если такой эпитет применим к настоящему и будущему ― исторической потребностью, то есть потребностью, возникающей в результате действия определенных обстоятельств, которые ведут к развитию интернациональных отношений. Это необходимость экономического, политического, механического характера, способная при известных условиях выполнить некую пробную или предварительную работу по созданию скелета того организма, который впоследствии мог бы оживить его явлением психологического единства. Однако она еще не настолько жизненна, чтобы стать именно потребностью; поскольку сопряжена, главным образом, с потребностью в устранении определенных опасностей и неудобств, вроде постоянной угрозы войны, и наибольший интерес вызывает как возможное средство для улучшения международного сотрудничества. Но все это создает только возможность, даже не внутреннюю определенность, первого незрелого наброска и общей схемы искомого единства, которая может привести, но может и не привести к чему-то более конкретному и реальному.

Однако помимо внешних условий существует еще иная сила, которую мы вправе принять во внимание. Так как за всеми внешними обстоятельствами и потребностями, без особого труда распознаваемыми нами в Природе, всегда остается внутренняя потребность бытия, воля и желание самой Природы, которые предшествуют внешним признакам ее развития, и вопреки всем препятствиям и неудачам, неизбежно должны дать себе в конце концов возможность осуществиться. Сейчас мы открываем эту истину повсюду, вплоть до самых низших форм Природы; в самом зародыше жизни, в самом сердце Природы присутствует воля, хотя она и не вполне сознательна, или сознательна лишь отчасти. Это ― подсознательная или, если хотите, несознательная и пока еще слепая воля, молчаливая идея, уже содержащая ту форму, которую она стремится создать; ей ведома иная, не обусловленная внешними условиями, потребность ― потребность, заключенная в самой сути бытия, и она настойчиво и неуклонно создает ту форму, которая лучше всего будет отвечать этой потребности, несмотря на наши попытки вмешаться или воспрепятствовать ее действиям.

Это верно биологически, хотя в более тонком и измененном виде верно и психологически. К настоящему моменту главная особенность природы человека ― это индивидуальность, подчеркивающая и развивающая особые свойства, для того чтобы расширить свою силу и влияние; однако скрытые за ней Идея и Истина побуждают ее к объединению с другими представителями вида, к соединению с ними или привлечению их на свою сторону для создания группы, объединения, коллектива. А если есть такое сообщество или коллектив, которые она могла бы создать, но еще не создала, можно быть уверенными, что и их она также в конце концов сформирует. Эта скрытая воля будет не всегда, а часто и не вполне сознательна или предсказуема; но и будучи подсознательной она в конечном счете оказывается непреложной. А если она проникает в сознательный разум человека, как сейчас происходит с представлением об интернационализме, мы можем быть уверенными в ее более стремительном развитии. Такая скрытая в Природе воля создает или стремится создать благоприятные для себя внешние условия и обстоятельства путем определенного развития событий. И даже если они оказываются недостаточными, все же эта воля, стоящая за ними, использует их вне зависимости от их внешнего эффекта, не беспокоясь о неудаче, так как знает, что в конце концов она добьется своего, а каждый случай неудачи будет лишь способствовать усовершенствованию конечного результата.

В таком случае можно было бы предложить просто довериться неумолимой воле Природы, последовать за ее методом действия и создать необходимый каркас ― любой каркас сообщества, раз уж ей ведома совершенная форма, которую она намерена проявить; и она в конце концов выработает ее, силой ли самого представления и нашего стремления реализовать его, с помощью ли неумолимой силы обстоятельств и всевозможного давления, а если будет нужно, то и физической силой, которая, по-видимому, остается пока еще частью неизбежного механизма действия Природы. Пусть он возникнет; пусть родится вначале организм, а в нем уже будет постепенно формироваться новый дух. И не важно, что созданный организм будет искусственным, без всякой оживляющей его психологической реальности, либо лишь с весьма незначительной поддержкой с ее стороны. Она может начать складываться сразу же, как только будет сформирован сам организм, так как нация тоже вначале формировалась на более или менее искусственной основе из несовместимых элементов, сводимых вместе необходимостью подсознательного представления, хотя явными при ее создании были только физическая сила и сила обстоятельств. И подобно тому как национальное эго формировалось при отождествлении себя с географическим телом нации и развивалось в нем, а психологический инстинкт национального единства и необходимость его удовлетворения складывались уже на его основе, коллективное человеческое я также могло бы развиваться в международном организме и создавать в нем психологический инстинкт человеческого единства и необходимость его удовлетворения. Это и будет залогом его продолжительности; и возможно, по мере развития событий человек станет тем, кто он есть. Надо сказать, что если нам не удастся добиться ничего лучшего, все так и будет происходить, поскольку единство должно быть достигнуто.

В свете этих предположений мы можем вкратце рассмотреть основные возможности и силы, которые ведут нас в нужном направлении в современных мировых условиях. Старый способ объединения на основе победы одной какой-то великой державы, способной покорить часть мира силой, а остальным народам навязать положение колоний, протекторатов и зависимых союзников, полностью формирующей основную структуру великого окончательного объединения ― по типу Римской империи ― в наши дни, по-видимому, невозможен. Он требует значительного превосходства силы на суше и на море[148], несомненно более совершенной науки и, вместе с тем, организации постоянного успеха в дипломатической сфере и невероятно благоприятной судьбы. Если война и дипломатия будут продолжать, как и в прошлом, играть существенную роль в международной политике, можно смело предсказать, что такого сочетания не возникнет; если же другие методы не принесут успеха, может подействовать и этот, так как нет ничего такого, что можно было бы считать однозначно невозможным в будущем: настойчивость Природы всегда создаст необходимый подход. Но в настоящий момент нет, по-видимому, никаких свидетельств, подтверждающих такую возможность. С другой стороны, существует, у всей ли земли или, по крайней мере, у трех континентов восточного полушария, весьма вероятная возможность оказаться во власти трех-четырех великих империй, распространяющих свое всевозрастающее господство, сферы влияния, протектораты и упражняющихся тем самым в своем превосходстве, которое они могут утверждать либо при помощи соглашений, избегая причин для конфликтов, либо путем соперничества, которое вполне может стать причиной новых войн и перемен в мире. Именно это и послужило причиной Европейского конфликта.

Но такая возможность столкнулась с возрождением национальной идеи, выразившейся в новой формуле самоопределения, которое великие мировые империи вынуждены были признать, по крайней мере, на словах. Представление о международном единстве, к которому вело вторжение вновь ожившей силы национализма, приобрело форму так называемой Лиги Наций. Однако на практике Лига Наций в современных условиях или тех, которые возможны в ближайшем будущем, будет по-прежнему означать установление над Землей контроля нескольких великих держав ― контроля, ограничивать который могли бы только необходимость иметь расположение и поддержку меньших и не таких могущественных, но более многочисленных наций. И решение всех важных и сомнительных вопросов основывалось бы на силе влияния этих нескольких держав. Без согласия Лиги не может быть никакого шанса утвердить решение большинства против любой сопротивляющейся великой державы или союза держав. Рост демократических институтов мог бы, конечно, несколько уменьшить вероятность конфликта и злоупотребления силой ― хотя все это и не так однозначно; но действительного характера такого союза они изменить не смогут.

Никакие из этих условий не обещают в ближайшем будущем той формы объединения, которая дала бы место чувству подлинного психологического единства и, менее того, неизбежность его роста. Такая форма, может быть и появится; но это уже вопрос того, насколько мы доверяем случайности или хотя бы уже проявленному требованию Природы, выраженному в идее интернационализма. С этой точки зрения была возможность, которая, казалось, могла бы неожиданно и быстро принести свои плоды: появление во всех преуспевающих странах мира сильной партии, возлагавшей надежды на интернационализм, сознающей его необходимость как первого условия для достижения других стоящих перед ними целей, способствующей тому, чтобы они признали его первостепенное значение, и объединились в интересах его осуществления. Союз интеллектуалов с рабочим классом, который привел к созданию социалистических партий в Германии, России и Австрии, а также способствовал появлению лейбористской партии в Англии и возникновению ее копий в большинстве стран Европы, движется, похоже, именно к этому. Мощное всемирное движение, утвердившее интернационализм и власть рабочего класса в качестве двух своих главных принципов, уже привело к революции в России и готово, по-видимому, осуществить следующую великую социалистическую революцию в центральной Европе. Возможно, что эта партия сможет сплотить свои ряды повсюду. Чередой революций, имевших место в 19 веке, и последовавшим за ними менее насильственным, но все же довольно стремительным развитием, или даже простым обретением большинства голосов в каждой стране, эта партия вполне может начать контролировать всю Европу. Она может создать подобные ей образования во всех американских республиках и азиатских странах. Она может, используя механизм Лиги Наций или, применяя, где необходимо, физическую силу, экономическое или иное давление, предложить всем народам объединиться или вынудить их к этому, прибегнув к более жесткой системе международного сообщества. Может возникнуть Всемирное государство или же весьма сплоченная конфедерация демократических народов с общим руководящим органом для принятия законов и решения общих важных дел или, по крайней мере, дел и проблем, имеющих международное значение; может установиться общий для всех наций закон, а для его претворения в жизнь ― международный суд или некий вид системы международного полицейского контроля. И таким образом, при победе какого-то представления, социалистического или иного рода, может возникнуть достаточно формальное единство, имеющее целью организовать человечество в соответствии с собственной моделью или иным непредвиденным образом.

Тогда возникает вопрос, как из этого чисто формального объединения может быть создано настоящее психологическое единство, и может ли оно превратиться в единство живое. Так как простое формальное, механическое, административное, политическое и экономическое объединение не обязательно порождает единство психологическое. Ни одна из великих империй так и не сумела этого добиться, и даже в Риме, которому некоторое чувство единства все же было свойственно, так и не возникло ничего близкого к живому единству; ему не удалось отразить все внутренние и внешние удары и предотвратить то, что было много более опасным ― возможность распада и потерю жизнеспособности, к которым привело сокращение естественных элементов свободного разнообразия и полезной борьбы. У полного всемирного союза есть, в действительности, то преимущество, что ему можно больше не бояться внешних сил, так как они перестанут существовать. Но отсутствие внешнего давления может, тем самым, предоставить пространство и силу элементам внутренней дезинтеграции и еще более благоприятную возможность для распада. Оно в состоянии достаточно долго поощрять внутреннюю интеллектуальную и политическую активность и социальный прогресс, поддерживающий его в жизнеспособном состоянии, но сам принцип прогресса не всегда будет застрахован от естественной склонности к истощению и застою, наступление которых может быть ускорено не только сокращением разнообразия, но и просто удовлетворенностью социальным и экономическим благополучием. Тогда, для того чтобы вернуть человечество к жизни, потребуется разрушение единства. И точно так же как Римская империя была очарована идеей римского единства ― искусственного и случайного принципа, Всемирное государство будет очаровано идеей человеческого единства ― реального и жизнеспособного. Но если идея единства оказывается привлекательной для человеческого разума, это может случиться и с идеей независимой жизни, так как обе они обращены к жизненным инстинктам его природы. И кто гарантирует, что последнее не возобладает, когда человек, добившись единства, обнаружит, возможно, что его преимущества не несут удовлетворения всей его природе? Только рост мощного психологического фактора даст ему понимание необходимости единства, какие бы еще изменения и манипуляции ни оказывались желанными для удовлетворения иных его потребностей и инстинктов.

Формальное объединения человечества может прийти только в виде некой системы, которая, возникнув, и пройдя определенный этап развития, достигнет в конце концов своей кульминации. Но каждая система по самой природе вещей склонна после кульминации начать распадаться и умирать. Для того чтобы предохранить себя от распада и смерти, организм должен обладать такой психологической реальностью, которая позволит пересилить и пережить все органические изменения тела. У наций она представлена коллективным национальным самосознанием, которое сохраняется, несмотря ни на какие перемены в жизни. Но это самосознание не достижимо каким-либо методом: оно самосуще и бессмертно; его поддерживают определенные вещи, с которыми оно отождествляется. Во-первых, существует географическое тело, страна; во-вторых, общие интересы тех, кто в этой стране обитает: защита, экономическое благополучие и прогресс, политическая свобода и т.д.; в-третьих, общее имя, характер, культура. Но надо отметить, что национальное самосознание своей жизнью обязано соединению инстинкта независимости с инстинктом единства; так как нация чувствует себя единой благодаря своему отличию от других наций; а своей жизнеспособностью она обязана взаимодействию и борьбе с ними во всех активностях ее природы. Но этого еще недостаточно; есть более глубокий фактор. Должна существовать своего рода разновидность религии страны, постоянное, но не всегда, правда, ясное понимание священного характера не только самого физического истока, земли, но также (хотя, возможно, и не столь конкретное) и его народа, олицетворяющего собой коллективную душу; каждый принадлежащий ей человек должен заботиться о сохранении ее жизни, защищать от угнетения и смертельных опасностей, а если она оказывается в угнетенном положении, искать ее спасения и свободы, ждать их и бороться за них, а в случае возникновения какой-либо фатальной духовной болезни, не покладая рук стремиться исцелять и оживлять ее, защищать ее жизнь.

Всемирное государство даст своим обитателям значительные преимущества для мира и экономического благополучия, для общей безопасности и союза в интересах интеллектуальной, культурной, социальной активности и прогресса. Но одного этого еще недостаточно, чтобы привести к созданию необходимого психологического фактора. Мы все жаждем мира и безопасности, поскольку их явно не хватает; но нам надо помнить, что человек несет в себе потребность сражаться, достигать, бороться, почти что требует их для своего роста и полноценного существования; этот инстинкт будет в значительной степени подавлен всеобщим миром и полной безопасностью, и он вполне может восстать против такого подавления. Одного экономического благополучия недостаточно для полного удовлетворения, и цена, которой оно достигается, может оказаться довольно высокой и тем самым уменьшить его привлекательность и ценность. Человеческий инстинкт к свободе, индивидуальный и национальный, также может стать постоянной угрозой Всемирному государству, пока оно не организует систему столь искусно, чтобы обеспечить им возможность свободного проявления. Общая интеллектуальная и культурная активность и прогресс способны на многое, но их одних еще недостаточно для того, чтобы привести к появлению требующегося мощного психологического фактора. Сложившееся коллективное я могло бы быть уверенным только в инстинкте единства; так как оно окажется в конфликте с инстинктом независимости, который дает национальному "я" половину его жизнеспособности.

Нельзя сказать, что необходимый внутренний фактор для такого внешнего скелета не мог бы быть постепенно создан в процессе самого развития, однако для этого должны появиться определенные достаточно сильные психологические элементы. А для того, чтобы сделать изменения устойчивыми, была бы нужна некая общечеловеческая религия или эквивалентное ей настроение намного более мощное, ясное и сознательное, универсальное в своей привлекательности, по сравнению с национальной религией страны; было бы нужно отчетливое восприятие человеком, всей его мыслью и жизнью, единого общечеловеческого духа, воплощением и формой которого является каждый человек и каждый народ; было бы нужно возвышение человека над принципом эго, я, сильного своей отдельностью, но без разрушения его индивидуальности, отсутствие которой ведет к застою; нужен такой тип и такое устройство общей жизни, которые дали бы возможность проявляться свободно индивидуальному разнообразию, взаимообмену при таком разнообразии и потребности в успехе и победе, благодаря которым человеческая душа живет и стремится к величию, а также достаточные средства выражения всей многогранной жизни и роста в пластичной и развивающейся форме человеческого общества.