Глава 8(58). Единственный верный путь

Напряжение нарастало.

Постепенно, с длительными спокойными перерывами, исподволь, не делая резких порывов и не привлекая к себе общего внимания. Но Гарри слишком хорошо его чувствовал.

С рождественских каникул в Хогвартс вернулись совсем другие студенты: напуганные, мрачные, осторожные. Грустные. Нет, в коридорах и классах по-прежнему можно было услышать чей-то смех, почти искренний и почти долгий, можно было видеть улыбки на лицах, особенно старшекурсников, которые будто в одночасье научились в совершенстве держать лицо, можно было наблюдать, как сосредоточенно учатся новые чары на будущие контрольные и экзамены, и слушать разговоры: абсолютно все — только об этом.

Но Гарри слишком хорошо мог себе представить, пусть и примерно, с долей допущения, с чем именно столкнулись на каникулах все от мала до велика.
Было страшно, что тут скрывать.

Каникулы Поттера после такого неожиданного Рождества прошли не в пример лучше, чем у многих и многих ребят. До тридцать первого числа он, правда, наслаждался ничегонеделанием — Каталина после рождественского пира сразу уехала, вручив директору какое-то письмо и извинившись перед Гарри, а сам он даже палочку не мог поднять в одиночестве. Эмоциональное состояние оставляло желать лучшего, стоило только вспомнить лес Дин или это дрянное пророчество.

«... у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда... рождённый теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца... отметит его как равного себе, не будет знать всей его силы... должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой...» — надо же. Дура! Шарлатанка!

А в канун Нового года — на свой день рождения, пусть и чисто номинальный с некоторых пор — в школу вернулся Николас Моро: в первую неделю января и последнюю каникул, по соглашению с другими преподавателями и директором, была его очередь присматривать за оставшимися в их альма-матер студентами.
И этот день, снежный, морозный и ветреный, запомнился Поттеру как самый тёплый за многие недели. Они с Томом сдвинули кресла в его гостиной и весь вечер и всю ночь просидели у камина рядом, в уютном молчании потягивая глогг, мастерски приготовленный Миффи, и иногда таская с огромного блюда кусочки вкуснейшего рулета.
Гарри даже поспал немного, привалившись к Гонту и обняв его крепко-крепко, чтобы даже во сне, во власти Морфея, помнить, что он не один.

А утром профессор ЗоТИ объявил, что для всех оставшихся студентов готов ежедневно проводить двухчасовые тренировки: чтобы те не слонялись бестолково по замку, не переусердствовали с шалостями и продолжали держать себя в форме.
Что странно, согласились почти все. И рейвенкловцы, выкинувшие свои книги подальше, с интересом слушавшие Николаса и повторявшие из раза в раз все за ним точь-в-точь, и хаффлпаффцы, вместе пришедшие присмотреть друг за другом, да так и оставшиеся, и студенты Гриффиндора: многие, даже девчонки, которые просто рвались в бой, хотя и не особо понимая, в какой именно. Змейки тоже почтили всех своим вниманием: профессора они уважали, да и быстро поняли, что тот питает к ним особую слабость. Том, конечно, не показывал своё благоволение так открыто, как Снейп, но это все равно было заметно...

То, что Гонт тоже нервничал, и весьма сильно, для Гарри секретом не стало. Он настолько хорошо успел изучить любовника — точнее, тот позволил так хорошо себя изучить, — что подчас не тратил и пары минут, разгадывая очередное безэмоциональное выражение лица или подобранную к случаю маску.
А их близость, очень редкая как в дни каникул, так и с началом семестра, но всегда невероятно чувственная и чересчур нежная, серьёзно беспокоила Поттера.

Казалось, будто Том вдруг узнал что-то очень важное и очень-очень плохое. Мучился, но никак не хотел говорить.

Белла и Драко вернулись с каникул тоже загруженные донельзя. Малфой, как тайком поведала Хэттон, ко всему прочему ещё и переживал серьезную ссору с матерью, которая была резко против его отношений с Каталиной.
Друзья взялись за тренировки с особой ожесточенностью и очень быстро стали показывать невероятные для себя самих результаты. Хотя Гарри вполне допускал, что пока он после Рождества валялся в гриффиндорской башне и жалел себя, Малфой и Хэттон использовали все возможности ещё одного длительного пребывания в штаб-квартире Сопротивления, полной боевых магов.

С началом семестра львиная доля внимания Гарри стала требоваться и Дамблдору. Тот продолжил свои смехотворные «занятия», с упорством показывая Поттеру фрагменты из жизни Темного лорда, а потом промывая мозги на предмет реакции героя. И сыпал, сыпал своей философией о великой силе любви, которая и победит злого мага руками Гарри. Да что директор вообще знал о любви?
Гриффиндорец ужасно уставал, не успевал из-за посещений директорской башни выполнять всю заданную на самостоятельное изучение работу, еле-еле в результате длительных переговоров уговорил Снейпа разрешить ему сдавать многофутовые эссе позже, чем остальные, и часто пропускал тренировки. И злился, ужасно злился.

Предела его терпение достигло в середине марта, когда воспоминание Дамблдора задержало его почти на три часа: трансфигурация была не сделана от слова совсем, гриффиндорцы требовали квиддича, Тома он не видел больше недели, не считая занятий, а Каталина уже устала напоминать про тренировки.
А на очередной прямой вопрос про то, зачем ему все это показывается и почему Тёмный лорд избрал своим главным врагом Гарри, директор просто улыбнулся и покачал головой.

— Не время ещё, мой мальчик.

Стихия, злобная, жестокая, неуправляемая, вырвалась, как будто только этого и ждала. Закружила вокруг Гарри, будто ласковой рукой мимолетно коснулась его щеки, а потом обрушилась на обидчика своего хозяина.

В кабинете был разгром. Все артефакты покорежило, перевернуло или уничтожило, с портретов сбежали все бывшие директора, Фоукс сгорел раньше срока, порвались ценные свитки, многие книги не досчитались части своих страниц.
А потрёпанный директор, наконец, разродился рассказом о пророчестве.

***

— Гарри, думаю, мне надо тебя познакомить кое с кем, — из Больничного крыла, куда Поттер, отключившийся от упадка сил, угодил сразу же после своего выброса и последующих слов директора, его забрал Николас.

Моро отговорился от мадам Помфри какими-то сплошными выдумками и поднял на ноги уже почти задремавшего Поттера.

— До утра это-о-от кое кто-о-о... не подождёт? — отчаянно прозевал Гарри.

— Нет, — глаза Николаса просто-таки горели предвкушением.

И гриффиндорец очень скоро понял почему: в апартаментах профессора ЗоТИ, на портрете какого-то древнего молчаливого предка Тома, которого тот притащил не иначе как для какой-никакой компании, волшебников ждал совсем другой маг. До боли похожий на фотографии отца Гарри и на его самого.

— Добрый вечер, молодой человек, — поздоровался он. И представился: — Меня зовут Карлус Поттер.

Первые три минуты Поттер-младший молчал от потрясения, а портрет деда рассказывал, что нашёл и пригласил его в Хогвартс покойный ныне директор Финеас Блэк, который наблюдал сегодня стихию Гарри и быстро понял, что к чему. Появившись в школе по прямому разрешению, Карлус споро разобрался с помощью портретов обязанных ему магов, где стоит искать внука.
А уже в Больничном крыле Поттера-старшего узнал Том и, объяснив в трёх словах ситуацию, попросил перейти на портрет в своих комнатах.

И, судя по всему, старые знакомые уже успели поговорить, прежде чем Гарри очнулся, напился зелий и собирался подремать во владениях мадам Помфри.

— Гарри, то, что происходило сейчас у директора и иногда раньше — это не простой выброс или нечто подобное, — Карлус смотрел на внимательно слушавшего его парня. — Это просыпалась твоя стихия.

Гриффиндорец недоуменно вытаращился на деда, а Том тем временем пододвинул к ним кресла и усадил слабого ещё парня в одно из них.

— Честно говоря, мы с Дореей — твоей бабушкой, Гарри — были категорически против брака Джеймса и Лили Эванс. А Дори, как мне казалось, проплакав неделю, была готова пойти по пути Вальбурги Блэк. Сын умолял нас на коленях, — тут Карлус прервался и улыбнулся уголком губ внуку. — Он очень любил твою мать.

— Но как? Как же... — у Гарри не было слов.

— Молчи и слушай, — шепнул Том и встал со своего кресла, пересев на подлокотник к Гарри. Тёплая тяжёлая рука на плече и без слов смогла выразить всю его поддержку.

— В конце концов, перебрав все свои аргументы и устав от двух истерик, Джеймс в запале крикнул, что возможно Лили и вовсе не магглорожденная... — тут Карлус прервался и посчитал нужным объяснить отдельно. — Пойми, мы были против невестки не из-за её статуса как такового, а потому, что тебе в таком случае не хватило бы в будущем сил полноценно управлять нашей семьёй и её магией.

— Дорея тогда в отчаянии ухватилась за эту фразу. Она вытребовала у сына все подробности: про зашкаливающие для магглорожденной способности, про подозрительный интерес Дамблдора и про частые удивленные взгляды преподавателей. И про её выбросы: неуправляемые, сильные, внезапные. Один такой даже поднял вверх дном и разрушил половину гостиной Гриффиндора. В конце их пятого курса, кажется. Джеймс очень сильно тогда обидел друга Лили, или же это её друг сказал что-то нехорошее в его присутствии...

— Дори, — Карлус улыбнулся очень тепло, явно вспомнил что-то хорошее, — едва услышав это, быстро собралась и аппарировала в дом Блэков, а вернувшись вечером, велела Джеймсу писать своей Лили письмо с просьбой о встрече. А я вдруг вспомнил Тома Риддла, с рук которого однажды в моем присутствии сорвался самый настоящий огонь.

Гарри уже забыл обо всех своих вопросах и внимательно, даже моргая через раз, слушал деда.

— Мы все вместе отправились в Бельгию, к дальнему свойственнику кого-то из бесчисленных Блэков, который занимался как раз родословными, ритуалами и малой кровной магией. Пол Европы искало своих потерянных родственников через его истинно волшебные руки. Мы тоже нашли.

Гарри затаил дыхание, а Том подался чуть вперёд: видимо, эту часть истории он не слышал. Или не так подробно.

— Конечно, Лили не оказалась ни чистокровной, ни полукровкой, а её родителей вряд ли даже сквибами можно было назвать в полном смысле этого слова, но одно маг подтвердил точно: в теле обожаемой девочки Джеймса текла магия давно угасшего и слишком известного, пусть и печально, рода, из которого происходила та самая Моргана, которую сейчас поминают к месту и нет. По крови она ей, разумеется, почти никто была: так, сорок вторая кузина* дальнего потомка младшего брата. Но магия... вся магия досталась ей.

Карлус прервался. Он, казалось, ожидал каких-то слов от Гарри, ну или от Тома, в конце-концов, но Поттер молча открывал рот как рыба, не в силах совладать со своими эмоциями, а Гонт явно ждал окончания этой истории.

— Мы занимались Лили долго. Искали способы, как совладать с такой сильной и прекрасной, но совсем неконтролируемой стихией, как её ветер, пробовали все, что только можно. Дорея все своё время до окончания ребятами Хогвартса посвятила поиску всевозможной информации, а после свадьбы Джеймс и Лили почти целый год, до самой нашей смерти, жили с нами. Мы пытались постичь суть этой стихии и нам в конце-концов удалось, — не без гордости закончил Карлус.

И тут же пробурчал в сторону: — Это только некоторым все даётся от природы.

Том не сдержал смешка.

— Так вот, — Карлус перевёл пристальный взгляд на Гарри. — Мы научили Лили справляться со своей магией и использовать многие её возможности. А сейчас я хочу научить этому тебя.

Примечание к части

* дословный перевод английского аналога "седьмая вода на киселе"; посчитала уместным использовать именно его.

И нет, ни воды, ни земли в дополнение к двум уже упомянутым стихиям здесь не будет.