Глава 5(45). Ментальные практики

Гарри бегло просмотрел схемы движений палочкой в начале очередного параграфа, быстренько зарисовал их в свой конспект и перелистнул страницу. Потом перевернул еще одну, заполненную мелким печатным почерком без всякой мысли, за которую можно было бы зацепиться, затем – следующие две. После с надеждой заглянул через три и через пять, таких же сплошных и скучных, понял, что до конца темы их еще не меньше чертовой дюжины, и обреченно вернулся к схемам.
Учебник Трансфигурации за пятый курс как-то совсем не вдохновлял на свежие академические подвиги.
Хуже дело обстояло только с «одобренной Министерством» Защитой, которая могла вдохновить разве что на применение к себе каких-нибудь особо заковыристых чар, от которых и полагалось защищаться. В теории, конечно, ведь – упаси вас Мерлин не то ляпнуть! – на практике в связи с продуманной и целенаправленной политикой Министерства это был почти бесполезный предмет. Ну, разве что вам вдруг захочется прогуляться по Африке или в Сибири, где доблестное Министерство магической Британии в лице Аврората и Министра лично не смогло бы вас защитить.

Рядом Драко корпел над эссе по зельеварению, копаясь в жутко заумных на вид книгах, что стопкой лежали сбоку от него. Примечательно, что с каждой новой написанной мыслью вздыхал он все горестней.

– Кажется, профессор просто хочет замучить нас и извести как плесень из подземелий такими сложными темами, – наконец, облек свои выразительные вздохи в слова младший Малфой.

– По-моему, он просто поставил себе целью побыстрее расправляться со всеми нашими эссе по вечерам, – пожав плечами, ответил Гарри. – Честно влепит всем «тролля» за недостаточность проведенных исследований или нагло списанные фразы и спокойно пойдет заниматься своими делами. Их у него теперь… не счесть.

Гарри отодвинул Трансфигурацию и поискал глазами вытащенные с самых дальних полок у мадам Пинс «Легилименцию как искусство мыслить и читать мысли» и более прозаичную «Основы окклюменции».
Его собственные занятия у Снейпа начинались с будущей недели, и Том настоятельно рекомендовал не позориться и почитать хотя бы еще что-нибудь из того, что Гарри еще не знал об этих двух науках.

– Наверное, ты прав, – Драко чуть размял шею и вернулся к своей работе. Перспектива «тролля» его все-таки никак не устраивала…

С приснопамятного ритуала прошло совсем немного времени: чуть больше недели.
Белла все еще не пришла в себя окончательно. К тому же, они с профессором довольно часто отправлялись в маггловский Лондон, чтобы уладить дела и оформить все необходимые документы, и с каждым разом девочка возвращалась все более мрачной. Завтра – на девятый день по обычаям англиканской церкви – должны были состояться похороны, и Гарри уже заранее знал, что после них Хэттон будет только хуже. Но что с этим делать и как помочь, Поттер не имел представления.
Он своих родителей потерял слишком давно и совсем их не помнил, так что даже нужные слова в периоды редких встреч совсем не приходили на ум.

Драко тоже мало чем мог спасти ситуацию, но Гарри прекрасно видел, насколько и на него повлияла смерть отца Беллы. И так еженедельные письма, которые Малфой регулярно отправлял матери и отцу с момента возрождения Волдеморта, стали походить по своей длине на целые свитки с эссе и грозили стать ежедневными. А если филин вдруг задерживался с ответным письмом, Драко, судя по его виду, был сразу же готов чуть ли не на метле лететь в Уилтшир.

Сам Гарри только изредка писал все еще заточенному в четырех стенах Сириусу да Сандре, в надежде хотя бы от нее узнать все, о чем подчас молчала Белла, и отправлял с тем же малфоевским филином.

Занятия в «отряде Дамблдора» продолжились и стали еще сложнее. Том лично выведал у Поттера, чему он собрался учить студентов, внес свои правки и строго-настрого запретил показывать слишком опасные или же разработанные им самим для их личного пользования чары и заклинания. Гарри знал, что пару раз Гонт невидимо присутствовал на тренировках и высматривал наиболее талантливых и способных ребят. Отчего-то гриффиндорец совсем не сомневался, что большинство своих «учеников» он готовил сейчас именно для Тома.

Белла из отряда ушла, и Гарри прекрасно понимал, почему. Все-таки, она была всего лишь на четвертом курсе, где не грозили никакие СОВы, да и подставлять профессора Снейпа, если вдруг что, ей совсем не хотелось.
Казалось, проникнуться уважением к Мастеру зелий больше, чем это сделала Изабелла, в этой школе не мог никто.

О том, что Хэттон теперь официально носила двойную фамилию и кто был ее опекуном, достоверно знали только лишь лично преданные декану Слизерина старосты факультета, все люди, что присутствовали на самом ритуале, знакомый Тому министерский работник, МакГонагалл, Дамблдор и Амбридж. К счастью, последние двое уже ничего не могли поделать. Разве что провести длительную душеспасительно-укоряющую беседу (директор) и впустую пообещать этого так не оставить (мадам Генеральный инспектор).

Все-таки были в ужасно несовершенной с точки зрения перфекциониста Гонта законодательной системе Магической Британии очень старые и порой удачные акты Визенгамота.

***
– Итак, мистер Поттер, вы что-то можете рассказать мне о предмете наших с вами занятий? – Снейп выглядел усталым, но все же пригласил сегодня к себе в кабинет Гарри и выделил целых два часа после ужина на практику с ним в такой необходимой сейчас гриффиндорцу окклюменции.

Подаренный Томом артефакт, который сейчас одиноко лежал на столе перед Гарри, успешно защищал мысли и воспоминания хозяина от внимания опытных легилиментов извне, а уже почти родной Гарри медальон на шее, который он носил, не снимая, по словам того же Тома, очень помогал отвратить от ментальных контактов с ним Темного Лорда.

Но окклюменция – другими словами, собственный «щит» – Гарри была также безусловно необходима. Тем более занятий со Снейпом для Поттера пожелал сам Дамблдор, и было бы неплохо узнать, зачем тому это было нужно.

– Да, сэр. Легилименцией называют способность мага проникать в сознание другого человека и считывать его воспоминания, а также мысленные образы. Кроме того, опытные маги могут отделять истинные образы от фантазий, снов или ложных воспоминаний, изменять эти образы и воспоминания и соединять свое сознание с сознанием другого человека. Заклинание – «Легилименс», условно-темное. Легилименция запрещена для использования на детях, не достигших возраста четырнадцати лет.

– В целом недурно, – сказал Снейп после того, как внимательно выслушал Гарри.

Поттеру даже на секунду показалось, что в глазах профессора мелькнуло одобрение, хотя ничего сверх кратких начальных сведений из прочитанных им книг гриффиндорец не выдал.

– Пожалуй, вам стоит знать, что легилименция не позволяет магу именно «читать» мысли, лишь видеть образы в его сознании и пытаться их интерпретировать. Вы сможете увидеть непосредственные воспоминания, почувствовать эмоции человека, его страхи, его желания, но это не то, что позволит вам прочесть его как какую-нибудь книгу.

Гарри кивнул, принимая к сведению.

– Еще автор книги, – гриффиндорец кивнул на принесенную с собой «Легилименцию как искусство…», – считает, что обе науки, легилименция и окклюменция, могут помочь организовать свое собственное сознание и мысли, а также улучшить способности ко всевозможным ментальным проклятиям и заклинаниям.

– Окклюменция?

– Способность противостоять легилименции, то есть защищать свое сознание от проникновения извне. Эм... Заклинания не требует, хотя есть возможность отразить Легилименс обычным Протего. Существует три способа защиты, насколько я понял. Первая – механическая, то есть, использование Протего. Вторая… эмм…построить своеобразный щит в сознании, который легилименту придется преодолеть, прежде чем увидеть воспоминания и мыслеобразы. Третья – использовать подложные или зацикленные воспоминания.

– Сумбурно, но верно, – профессор поднялся из своего кресла, напротив которого сидел Гарри, и молниеносно вытащил из рукава палочку.

– Легилименс!

Честно говоря, Поттер ожидал, что Снейп еще преподнесет ему сюрприз на этих занятиях, но к такому был точно не готов.
К чести профессора, больно почти не было, хотя Гарри начитался ужасов о первом опыте для неподготовленного мага и внутренне ждал его с содроганием.

«Гарри, совсем еще маленький, лет трех от роду, завывая и размазывая сопли, прихрамывал, стараясь успеть за быстрым шагом тети Петуньи, которая куда-то торопилась и почти тащила его на себе, сильно тянув за руку.

– Мама, больно, больно…

– Я не твоя мать! Молчи и шагай вперед. Не хватало еще, чтобы из-за тебя я опоздала. Шевелись давай!»

«– А вот и наша пропажа, – перед лицом Гарри возникли ухмыляющийся Дадли и расплывшийся в неприятной улыбке Пирс. – Далеко собрался? А как же мы?

– Уходите или я закричу.

– Тебя здесь никто не услышит. Беги давай. Минута тебе форы.

И Гарри, уже ученика начальной школы, как ветром сдуло из неприметного тупика. Вскоре сзади послышался топот по меньшей мере четырех пар ног».

«– Дрянной мальчишка! Я научу тебя слушать то, что я говорю! – Вернон Дурсль полыхал праведным гневом и вытаскивал из штанов ремень.

Гарри чисто инстинктивно пытался закрыть себя руками, но это все равно не помогало. Удары сыпались один за другим, и прекратить их никак не получалось».

Вытолкнуть Снейпа из воспоминаний тоже не получалось, хотя Поттер старался изо всех сил.

«Гарри лежал в центре пентаграммы, и из всей одежды на нем были лишь форменные черные штаны и очки.
На обнаженной коже остролист с пером феникса под руководством Тома периодически выписывал руны, и постепенно кожа мальчика покрывалась красивой неразличимой вязью - плечи, ладони, лопатки, щиколотки и пояс светились мягким и теплым белым светом от переплетения символов. А на полу в центре, очерченном пересекающимися линиями, из этих же самых рун, каким-то образом «отпечатавшихся» с тела Поттера, также раскрывалась неизвестная фигура».

Мордред! Вот это было уже совсем плохо.

«– …Магическое ядро пока не сформировалось достаточно, да и вмешательство моей магии вполне могло изменить твою, – говорил Том. – К тому же, неизвестен статус крови твоей матери… Ни к чему сейчас думать об этом. Но даже если ты будешь светлым, «Темным искусствам» я тебя все равно научу… если захочешь, конечно.

– Захочу, – уверенно ответил он. – Год назад я бы, наверное, убежал от любого человека, который предложил бы мне это, с криками и воплями, но теперь… всему, чему ты сможешь, Том».

Гарри уже почти не сопротивлялся, стремительно теряя контроль над своим сознанием. Не хотелось думать о том, что бы произошло, если бы артефакт каким-либо образом пришел в негодность, а на месте Снейпа был кто-то похуже.

Профессор просмотрел еще пару не самых светлых эпизодов с Дурслями, попал на несколько образов из занятий отряда Дамблдора, остановился на Кассандре, которая варила с ним и Драко зелье из тем пятого курса и…

«– Все будет хорошо, – шептал ему Том между поцелуями, нежно касался губ, медленно поглаживал спину, когда Гарри изо всех сил вцепился в него и не желал отпускать…»

Только не это... Хотя, если бы Снейп добрался до фантазий Гарри, то все определенно было бы еще ужаснее.

Выплывая из собственного сознания вместе с профессором зельеварения, Гарри чувствовал, что краснеет с макушки до пяток. Более-менее придя в себя и постаравшись не обращать внимание на все же появившуюся головную боль, Поттер открыл глаза и медленно поднял голову.

Профессор уже снова сидел в кресле напротив. Он минуты две пристально разглядывал Гарри, который даже слово боялся вымолвить, и почти не моргал.

А потом Снейп засмеялся.

Примечание к части

Надеюсь, все (как и Гарри) поняли, что смех был нервным.
Ничего не знаю про обычаи похорон в Британии. Надеюсь, гугл меня не подвел.

Бечено.

Глава 6(46). I wish

Рождественская ель, которую силами Хагрида и трех старшекурсников установили в гостиной Гриффиндора еще в самом начале декабря, сверкала большими блестящими шарами красного и золотого цветов и постоянно притягивала к себе взгляд. Помимо шаров ярких факультетских цветов ёлку украшали такие же яркие, маленькие и взаправду горящие свечи, которые – по мнению Гарри – ещё не спалили всю башню вместе со студентами только благодаря сложным чарам, сотворенным не иначе как профессором Флитвиком.

Единственное кресло, что осталось стоять рядом с лесной красавицей, удобное и скрытое от праздных глаз широкими зелеными ветками, Гарри теперь искренне считал самым уютным местом в гостиной и по вечерам подолгу оставался сидеть именно в нем с нудной Трансфигурацией или же плохо запоминающимися созвездиями по Астрономии.
Зимние экзамены перед СОВами были, по слухам, не так страшны, как даже летние после четвертого курса, которые Гарри благополучно пропустил, но подготовиться к ним все равно стоило. Тем более, среди профессоров пошли слухи, будто бы министерский Отдел образования собрался на оценках учеников проверить, насколько успешно ведёт свою дисциплину тот или иной преподаватель.

Разумеется, весь учебный персонал Хогвартса не преминул донести сию замечательную новость и до студентов, наказав тем не опозорить родное учебное заведение и любимых наставников лично.
Целой лекцией на полчаса для каждого курса (в случае МакГонагалл – почти на всю пару) отметились все, кроме Снейпа. Тому достаточно было лишь взглянуть в ответ на один-единственный робкий вопрос какого-то ворона о том, что же всех ждет на экзамене, и уже через два часа вся школа знала, что уж что-то, а зельеварение завалить перед министерскими чиновниками нельзя было под страхом смертной казни через дегустирование самой скверной дряни из котла профессора. Не то чтобы Гарри верил, что хоть кто-нибудь в Хогвартсе (да и вообще во всем Магическом мире) мог «прочитать» такие вот мысли профессора по его взгляду, но все вопросы по зельям Поттер выучил самыми первыми, а особо сложные моменты даже несколько раз законспектировал, чтобы лучше запомнить.

Белле экзамены и подготовка к ним пошла на пользу. Она наконец почти приняла смерть отца и, наверное, даже смирилась с ней, чуть оттаяв не только к Гарри и Драко, но и к обычной школьной жизни. Малфой даже по секрету сказал, что соседки Хэттон по комнате, которых он попросил приглядывать за Бель, поведали, что девочка почти перестала плакать по ночам.

Сам Поттер, судя по собственным ощущениям, справился на твердое «выше ожидаемого», а Драко поделился тем, что «удовлетворительно» у него могло выйти только лишь по Гербологии.
Кроме того, никаких неучтенных посторонних волшебников на экзаменах не обнаружилось, разве что Амбридж помимо своего экзамена на художественное переписывание учебника Защиты отметилась и на всех остальных. И как успела только побывать у всех курсов?!

Довольные, ребята отметили канун Рождества славной тренировкой в Выручай-комнате, а Белле, определенно сдавшей все на «превосходно», тайно договорились сделать какой-нибудь особенный подарок в начале семестра.

Рождество и все каникулы Гарри по задумке директора Дамблдора (и еще, может, кого) должен был провести на Гриммо в компании наконец-то оправданного – словно к празднику готовили подарок, черепахи! – Блэка. Планы самого гриффиндорца никому интересны, разумеется, не были, и Поттер уже заранее готовился к жизни в мрачном темном склепе. Хотя Том, узнав, что Сириуса освободили из-под домашнего ареста и сняли все обвинения, заверил его, что дома Блэка не будет не то что все каникулы, а как минимум полгода.

Так оно и вышло.

Сириус, сильно пьяный и слегка неадекватный, встретил Гарри у камина в доме Блэков – директор милостиво предоставил Поттеру свой камин для перемещения ради безопасности и «ты же хочешь поскорее увидеть крестного, мой мальчик?»; вывалил на слегка дезориентированного парня все свои восторги и планы по поводу «Багамских островов, стройных и жарких красоток, всех пабов Лондона, Манчестера и Ливерпуля» и наказал его прикрыть, если кто объявится. С чем и отбыл, пожелав счастливого Рождества.
Минут через двадцать, правда, вернулся, уже полураздетый, и добавил, что «все» (прозвучало как «ну, ты же помнишь, я рассказывал про Орден Феникса?») собираются у Уизли – если вдруг что-то срочное, – и исчез уже насовсем.

По плану дорогого крестного отмечать семейный праздник Гарри предстояло в обществе Кричера, портрета молчаливой при Поттере Вальбурги и разной нечисти, нашедшей в старом доме приют.

***

– Привет, малыш, – для Тома, как Гарри порой казалось, не существовало абсолютно никаких преград.

Всего через час после того, как Поттер остался один и едва успел немного разобрать вещи и кликнуть Кричера, чтобы тот приготовил ему перекусить, Гонт появился на пороге.

– Не называй меня так, – нахмурился Гарри и пропустил Тома в дом. – Ты его видишь? – удивился он.

– Гриммо, 12? – Гонт как-то лукаво улыбнулся. – Давно.

Дом, может, Том и видел «давно», но вот «проклятую троллью ногу», как ласково отзывался о подставке для зонтиков Сириус, он явно не заметил. И, как результат, на своем портрете тут же проснулась леди Блэк.

– Томас? – удивленно выдохнула она, подавившись гневной отповедью и во все глаза рассматривая гостя.

– Здравствуй, Вальбурга, – Том не сдержал улыбки.

– Мерлин, мои глаза не могут меня обманывать, но… как?

Мать Сириуса и Том сразу же завели неспешный разговор, и Гарри предпочел оставить их одних, спрятавшись на кухне и стараясь задавить в себе комок настоящей ревности, который возник, едва Гарри только услышал, с какой теплотой общались друг с другом прохладный ко всем, кроме него, Том и злая склочная старуха, что по малейшему поводу обзывалась и криком кричала на родного сына прошлым летом, когда Гарри здесь «гостил».

Так друг с другом общались только близкие родственники, давние друзья или же… Поттер предпочел не думать об этом.

Появление Тома на кухне через час с четвертью, судя по им же наколдованному Темпусу, примирило Гарри с действительностью, и они даже пообедали вдвоем, пока Кричер складывал все вещи Поттера обратно.
Потом с согласия домовика и Вальбурги в дом позвали Миффи, и она шустро перенесла все вещи Гарри в их с Томом коттедж.
На Гриммо оставили только стопки пергаментов, пару штанов и мантий для маскировки и оповещающие о прибытии незваных гостей чары.

Праздновал Рождество Гарри действительно дома. И в час, когда на небосводе зажглась первая звезда, он пожелал, чтобы так и оставалось всегда.

***
После Нового года на несколько оставшихся до начала семестра дней Гарри отпросился в гости к Белле, тем более, что ни Сандра, ни профессор против не были. Том, едва праздники закончились, стал часто пропадать в Министерстве, куда в последнее время стал ходить как к себе домой, и все обещал сделать Гарри сюрприз.
Поттер «сюрприза» побаивался, потому что все Министерство прочно ассоциировалось у него с одной лишь большой и прожорливой жабой, которая каждый раз заглатывала в себя волшебников и не отпускала их назад. Кроме того, эта жаба была еще и слепой, раз до сих пор не признавала, что в Магической Британии не все так хорошо, как ей бы хотелось.

Ладно Гарри: он-то, конечно, знал куда больше простых обывателей в силу своего знакомства с Томом и Снейпом, частых бесед с Сандрой в их с профессором доме во время каникул и регулярных писем от младшего Малфоя, – но и чиновники, на которых держалась вся система власти, тоже ведь не были простыми домохозяйками вроде миссис Уизли.
Конечно, Гарри понимал, что тому же Фаджу и его сподвижникам так было проще усидеть в креслах, но умалчивать об угрозе для обычных магов Поттер считал преступным. Даже, вон, Директор, у которого и так были серьезные проблемы в Министерстве и который, видимо, последний срок досиживал на троне главы Визенгамота, все равно не переставал на каждом углу рассказывать об угрозе, невзирая ни на Амбридж, ни на свою падавшую с каждым днем репутацию...

Жить у Принцев Гарри понравилось. Дом, в котором Поттер до этого не задерживался более суток, приятно удивлял и поражал сочетанием средневекового готического стиля и необычного, но мягкого уюта.
Белле в ее новом доме – она уже даже в разговоре называла его «домом» – тоже очень нравилось.

Гарри показали красивый зимний сад, в котором Сандра (а может, и сам профессор Снейп) выращивали не столько цветы, сколько полезные и даже на первый взгляд очень нужные в зельеварении растения, огромную неиспользуемую сейчас столовую с массивным дубовым столом персон на пятьдесят, бальный, очевидно, зал, в котором обожала танцевать по вечерам Хэттон, несколько небольших гостиных и, конечно, комнату девочки на верхнем этаже.

Первый раз зайдя в нее, Гарри был поражен. Все в комнате просто кричало о том, что здесь живет любимый ребенок – уж Поттер знал, в чем искать отличия. И явно перекрашенные в светлый цвет стены, и яркие портьеры, и мягкие маггловские игрушки, что привезла с собой Белла, и целый уголок для кота, и фотографии на тумбах и книжных шкафах, и… и маленький оберег над кроватью – точно такой же, какой Гарри однажды утром принесла Миффи, – все сигнализировало об этом.

Они с Беллой чудесно провели время, гуляя по дому, летая в саду, помогая Кассандре варить зелья, разбирая в комнате девочки пыльные фолианты, откладывая самые интересные, чтобы прочитать позже, и готовя домашние эссе на будущие пары.
Пожалуй, не хватало только Драко, которого миссис Малфой увезла во Францию – подальше от всяких Лордов и вечно усталого, мрачного и нервного отца.
А однажды, в вечер перед тем, как Гарри было пора возвращаться на Гриммо, Белла вдруг отложила книгу, что читала после ужина, села к нему на софу и стала вспоминать своего папу. Она все плакала, плакала, рассказывала, каким человеком был ее отец, потом сбилась на то, как она благодарна Кэси и Северусу, потом опять расплакалась, прижалась ближе, обнимая Гарри, да так и уснула. Поттер так и не понял, что это было, но пообещал сам себе внимательней смотреть за подругой.

Кажется, той очень не хватало самого простого тепла.

А еще Гарри подумал, что Снейпа очень кстати опять не было дома, потому что Поттер не представлял себе, что бы тот подумал, увидев их вдвоем полулежащих на софе и обнявшихся так тесно. Профессор и так уже слишком много узнал из жизни Гарри до того, как тот научился ставить самый легкий блок, так что вряд ли бы удивился чему-то такому и еще отравил бы его за новоприобретенную дочурку.

***

Поздней ночью, когда часы на башне Святого Стефана едва пробили полночь, в пригородах Лондона, в главном промышленном районе, у трех мостов, соединяющих берега Темзы, словно из ниоткуда появились люди в черных глухих балахонах и белых масках.
Словно по незримой команде они вытащили из рукавов свои палочки и прицельно метнули в маггловские здания, случайно выбранные дома и опоры мостов друг за другом несколько Бомбард Максима. Эффект был как от разорвавшихся бомб.
Потом те из них, что были в воздухе, наколдовали из тумана низких облаков череп с выползающей из него змеёй и исчезли так, будто их и не было вовсе.

Все, кроме одного.

– Несколько запоздавший подарок… но веселого вам Рождества и счастливого Нового Года! – безумно захохотал тот и тоже пропал.

Никто из безликих фигур и не обратил внимание на то, как под воду вместе с обломками моста ушли автомобили, полные еще живых людей, как разорвало всех тех, кто находился в эпицентрах взрывов, какие разрушения принесли с собой эти магические бомбы для целых жилых кварталов и какой выброс химических веществ породил за собой один из взрывов.

Безумцам было плевать на каких-то там магглов.

Примечание к части

Бечено.

Глава 7(47). На лезвии ножа

– Он начал действовать гораздо раньше, чем я предполагал, – Северус, все еще в черном балахоне, но уже без маски, налил себе и Тому коньяк в бокалы и устало опустился в кресло напротив ярко горящего камина. – Это был адов ад, Том — что там творилось после! Темный Лорд совершенно сошел с ума!

– Ну, это было понятно и прежде, – Гонт был мрачен и нервно перебирал пальцами по подлокотнику своего кресла. – Гарри Поттер ему пока не доступен, путь к Пророчеству закрыт. Так что у него остается много времени на запугивание магглов, даже с избытком.

– Запугивание – совсем не то слово, – Северус передернул плечами и едва удержался от того, чтобы помотать головой, избавляя себя от ужасных картинок в памяти. – Это просто безумство. Магический мир пока еще не находится в подпространстве, чтобы обойтись без потерь при каких-нибудь катастрофах в маггловском. Но оказалось, что не только Он, но и некоторые Пожиратели про это забыли. Я уже молчу про человеческие жертвы.

Разговор был прерван появившимся Аччи, который вскоре пригласил в кабинет хозяина невысокого мага среднего возраста с уверенной военной выправкой и подлинным беспокойством в глазах.

– Что в Министерстве, Эдмунд? – тут же отреагировал на его появление Том.

– Устраняют последствия. До того, как начнут виновных искать, месяц пройдет, не меньше. И по-прежнему отрицают, что прежние времена вернулись.

– А что с химикатами? Северус говорит, что они разгромили какой-то промышленный центр и там все взлетело на воздух.

– Там работает пол-Аврората, обливиаторы, магический правопорядок – весь во главе с Боунс; невыразимцы вылезли из своего отдела. По нашим данным, все первичные губительные последствия нейтрализовать успели, но что будет дальше, не берусь предсказать.

***
Министерство в буквальном смысле стояло на ушах.

Когда Том – Николас – вышел из камина в Атриуме и направился в свой департамент (как он окрестил Отдел образования, откуда началось его псевдо-восхождение к вершинам Олимпа Магической Британии); всех волшебников, что трудились в этом своеобразном правительстве и соизволили в четыре часа утра уже быть на рабочем месте, голос первого секретаря Министра призвал отложить выполнение своих непосредственных обязанностей и немедля явиться в зал второго уровня.

Первым секретарем Министра был недавно, но хорошо знакомый Гонту Альберт Андре – шотландец по матери и француз по родословной, который совершенно не умел скрывать не только собственные мысли, но и эмоции. И сейчас его голос однозначно свидетельствовал, что ночью случилось что-то не просто страшное или экстраординарное, но нечто чрезвычайно ужасное.
Впрочем, Том и без всего этого знал, что произошло, равно как и добрая половина всех волшебников, что бегали сейчас по Атриуму и лестницам без всяких лифтов в попытках выполнить все распоряжения начальства, что сыпались на них как из рога изобилия прямо с часу ночи, когда патронус главы Аврората разбудил начальников всех департаментов и отделов, а те, по цепочке – своих подчиненных.

Возвращаясь к первому секретарю, стоило сказать, что иностранцев (в том значении, что этому понятию предавалось в Магическом мире) в Министерстве было крайне мало и у всех у них один из родителей все же был из Британии. Кроме того, иностранцы зачастую занимали высокие (но не высшие) должности и были признаны как лучшие специалисты в своём деле ещё при устройстве на работу.

Тому попасть и удобно устроиться в Министерстве, сам того не заметив, помог Люциус Малфой. В основном своими связями, конечно, и уважением к себе как к главе благороднейшего дома, но больше всего - своей внешностью. Которую Николас Моро в некоторой части будто скопировал при рождении. Том объективно предполагал, что настоящий Ник и вправду был потомком очень многочисленной (в отличие от английской) французской ветви Малфоев.
Правда, точно узнать это у него было уже лет пять как по трагической случайности невозможно, а Тому такое родство было более чем выгодно.

Знания Гонта, почерпнутые им и во времена собственной учебы, и во время «путешествий» по дневнику – кажется, Волдеморт и сам не понял, что создал настоящую пустую реальность внутри маленькой книжки, – и после обретения тела тоже помогли.
Они были достаточно высоко оценены и вместе с легендой обучения в Дурмстранге позволили Тому легко войти в Совет при Отделе образования, а впоследствии проникнуть посредством вставших под его начало волшебников во все департаменты и отделы, в которых трудились они.

Путь на Хогвартс был открыт, когда Министру вдруг вздумалось поставить на место ЗоТИ жабу Амбридж, хотя в Отделе подготовили целых четыре кандидатуры толковых и не слабых магов на вакантный пост, каждому из которых хватало мозгов осознавать опасность, которой могли подвергнуться дети в условиях неспокойного времени, даже невзирая на официальную позицию Министерства (считай – Министра и его ближайших советников), не признающего угрозу, пока она не станет действием.

Вот и сейчас несмотря на то, что вся Великобритания уже несколько часов как знала о трагедии в Лондоне, несмотря на то, что половина Магической закрылась наглухо в своих домах, а все авроры и часть невыразимцев уже работали с магглами, устраняя последствия, Фадж стоял на своём: Волдеморт погиб в 1981.
Что, конечно же, не прибавляло ему поддержки избирателей на будущих выборах, что бы он там себе не думал. Том был уверен, что случившееся ночью кардинально перевесило симпатии большинства волшебников и изменило мнение даже самых упёртых – очень уж похож был этот «почерк» на теракты позапрошлого десятилетия.

Том спустился на почти пустой сейчас уровень, который занимал Департамент магического правопорядка, и с интересом следил, как он постепенно заполнялся волшебниками, которые не имели ни к Боунс, ни к Аврорату никакого отношения. Кажется, Министр отчего-то решил выступить именно тут.
Через десять минут, когда в небольшом зале было уже не протолкнуться, Гонт заметил свой Отдел в полном составе, мелькнувшую ближе ко входу отвратительно бодрую Риту Скитер с неизменным колдофотографом за спиной, Люциуса Малфоя, выглядевшего просто ужасно хорошо для человека, который недавно участвовал в нападениях, и всех секретарей Министра. Фадж появился еще через полчаса – Том уже успел выслушать все домысли и простые сплетни от ближайших волшебников и изрядно разозлиться – и старался выглядеть так, как будто он был тем самым «скорбящим ангелом», скульптурой на могилах всех погибших.

– Виновных всё равно не найдут, – посетовал кто-то справа от Гонта, – а наши головы полетят с плеч еще до разбора полетов.

Том мысленно кивнул на это утверждение.

Нападение на маггловский Лондон именно сейчас было очень некстати, и, честно говоря, ни он сам, ни его люди по большей части еще не были готовы к настолько открытому противостоянию. А то, что оно будет, не вызывало никаких сомнений. Северус, конечно, сказал, что Его Темнейшество успокоились, удовлетворившись результатами ночного рейда, но Том не сомневался, что не позднее конца следующего месяца будет еще одно – чтобы не забывали. Во всяком случае, сам Гонт поступил бы именно так.

Вообще сегодня с утра он должен был сдавать квалификационный экзамен на Мастерство в Рунах и Темных Искусствах. Это была словно чья-то ирония, но оказалось, что в Британии до сих пор для того, чтобы легально стать профессором и получить право на преподавание Защиты от Темных Искусств в Хогвартсе или на обучение других волшебников, нужно было в совершенстве знать не только теорию этих самых Искусств, но и сдать владение ими.

Внезапная атака Пожирателей спутала ему все планы, заставив срочно строить новые.

Игры кончились.

***
В Хогвартсе все первые недели после каникул царила весьма тревожная атмосфера. Гарри заметил, что, в отличие от официальных властей их мира, не то что родители многих учеников, но и сами студенты постепенно понимали, что позиция Министерства ошибочна.
Сьюзен Боунс оперативно делилась информацией, которую получала от своей тети, и та посредством Отряда Дамблдора со скоростью света разносилась по школе.
Амбридж притихла, хотя выпускаемые ею декреты по-прежнему находили себе место на стене у Большого зала. Генерального Инспектора часто вызывали в Министерство, и пару раз в их классе ЗоТИ преподавателя даже заменял Снейп. По скромному мнению Гарри, преподавать Защиту у профессора получалось куда лучше, несмотря на то, что настоящим гением тот был именно в Зельях.

Драко тем временем переживал семейные драмы: как понял Поттер из его редких и весьма неохотных объяснений, миссис Малфой, пользуясь тем, что Темный Лорд ее в упор не замечал, перебралась во Францию: пока только до лета, но Люциус уже пытался ее вернуть, хотя и никак не мог придумать надежный способ.
Малфой-младший часто уходил подолгу гулять с Шесси к границам Запретного Леса и однозначно не хотел никого видеть в это время.

Белла тоже переживала – за профессора Снейпа, который посчитал нужным не утаивать от приемной дочери все аспекты своей биографии и причины некоторых действий. Но, в отличие от Драко, Хэттон еще до рождественских каникул успела наполнить себя чувством одиночества до самых краев, так что теперь все больше и больше времени проводила с Поттером или с девочками со своего курса, готовясь к занятиям даже сверх положенного.

В личной магии Гарри тоже происходило нечто не совсем объяснимое. Том был занят – что естественно на фоне произошедшего, – так что пока не мог выделить время, чтобы встретиться с Поттером, а ни к кому другому гриффиндорец не рискнул бы обратиться.
Казалось, что его магия пару раз просто выходила из строя. Чары получались то слишком слабыми, то чересчур мощными; на последней Трансфигурации вообще пришлось сказаться больным, а неделю занятий Отряда спихнуть на Гермиону.

Гарри психовал, но этим только провоцировал выбросы сырой магии наподобие тех, что у него были раньше, хотя и не такие разрушительные.

Мадам Помфри, к которой Поттер, измучившись, все же заглянул, на его жалобы только разводила руками. Диагностические чары всех сортов и видов, которыми она владела в совершенстве, не показали никаких отклонений – разве что физическую усталость да постоянное напряжение, испытываемое Гарри, – и колдомедик посоветовала обратиться к директору. А это было неприемлемо для гриффиндорца, хотя Дамблдор и присутствовал в кои-то веки в школе на всех завтраках уже в течение целой недели.

***
Пара Зельеваренья в пятницу после обеда проходила как обычно. Гарри сидел рядом с Драко и под чутким руководством слизеринца лениво размешивал толченый лунный камень в будущем Умиротворяющем бальзаме.
Зелье было на редкость необходимое для всех последующих в жизни гриффиндорца экзаменов, но Гарри никак не мог сосредоточиться и приложить все усилия к его варке: котел не взорвался только благодаря стараниям Драко.

– Раз, два, три…

В какой момент что-то пошло не так, Поттер потом так и не смог определить. Драко добавлял чемерицу, огонь был благополучно потушен, профессор Снейп отошел поближе к столам гриффиндорцев – следить за Уизли и пироманом Симусом, а также Невиллом, так и не преуспевшем в тонкой науке зелий.
Хлопок, и взрыв раздался сзади, тут же послышался визг кого-то из девушек, Драко рефлекторно пригнулся к парте, но…
Снейп отчаянно не успевал. А магия Гарри вышла-таки из-под всякого контроля.

После, открыв крепко зажмуренные глаза и преодолев шум в ушах, Гарри никак не мог отдышаться. Ноги откровенно подкашивались и больше всего хотелось лечь и целую вечность просто лежать, когда профессор буквально влил ему в горло на редкость мерзкое на вкус зелье и спустя минуту кинул в него связку абсолютно незнакомых чар, очень внимательно вглядываясь в то, что те показали.

Вокруг уже никого не было, и только камин полыхал зеленым.

– Ну что, все-таки светлый? – с явным интересом и едва уловимым... огорчением, что ли, спросил Том, едва появившись в классе.

– Нет.

Примечание к части

Бечено.