Глава 8(48). Мыши, магия и Белла

СОВы приблизились с таким же коварством, с каким их пернатые тезки охотились по ночам на мышей.

Первыми в ходе подготовки к экзаменам пострадали, разумеется, бравые мышиные отряды с Гриффиндора в составе всех студентов пятого курса, исключая мисс Гермиону-серая мышь-Грейнджер и мистера Дина-черная мышь-Томаса. Когти самой злобной из СОВ – Зельеварения – схватили половину гриффиндорских пятикурсников, а оставшихся вконец изодрала также не страдающая милосердием Трансфигурация.
Более удачливые мыши-полевки с Хаффлпаффа и очень умные одиночки с Рейвенкло нашествие пережили гораздо успешнее, а уж о слизеринцах, которыми СОВы, очевидно, не питались, и говорить былo нечего. Хотя и там обнаружились безнадежные субъекты.

Такое странное сравнение с мышами студентов Хогвартса, сейчас разбегающихся по своим норам – вот же привязалось! – пришло к Гарри после очередного и последнего в том году урока Зельеварения, на котором Снейп особенно лютовал. Видимо, профессору внезапно показалось, что на углубленных занятиях по Зельям в следующем учебном году его должно было осчастливить своим присутствием гораздо большее количество студентов, чем обычно. А поскольку брал на этот курс Снейп по-прежнему только с «Превосходно»…
Ну или же Мастер Зелий просто был совсем не в духе.

Гарри привычно остался после пары и подождал, пока профессор отпустит всех студентов, явно с трудом сдерживаясь от того, чтобы не проклясть их на благо учебного процесса, зайдет в свою лабораторию и вернется оттуда уже с двумя небольшими, полными травяных зелий склянками.
Пить их надо было друг за другом, и, на удивление, их содержимое оказалось очень даже ничего. И на запах, и на вкус.

Магия до сих пор шалила. Профессор Снейп связывал это с силой и искусственностью первого всплеска – «и снова вы, Поттер, отличились», – а Том – с возможным конфликтом собственной магии Гарри, светлейшей из светлых, со своей – то ли затронутой ритуалом, то ли переданной еще Волдемортом в восемьдесят первом, – темной и при этом невероятно сильной.

Вообще термины «светлая» и «темная» магия были настолько же условны, как и преподавание Истории Магического мира в Хогвартсе.
И тоже пришли из глубины веков.

***

Дело было в том, что в древности, во времена Мерлина, да и до самых костров Великой Инквизиции магия была нераздельна. Впрочем, сама по себе она оставалась таковой и на исходе второго тысячелетия: только волшебники предпочли в собственном сознании, да и в собственных же законах разделить ее на «светлую» и «темную». Никто не знал, когда точно появились эти понятия, но в обиход среди магов они вошли с начала маггловского Возрождения и укоренились к принятию Статута Секретности.

«Светлой» называли магию, которая черпала себя из внутренних резервов самого мага, сотворившего, соответственно, заклинание, проклятие или ритуал. А «темная» магия лишь накапливалась волшебником, пропускалась им через себя и пускалась в ход, но свой источник находила в магических потоках внешнего мира, если и затрагивая чьи-то резервы, то только других магов.
Этим объяснялась и любовь «темных» магов к одиночеству и одиночному стилю боя, этим объяснялось то, что «Темными Лордами» всегда становились действительно «темные» маги – они просто и банально были сильнее. Хотя, конечно, попадались и чрезвычайно одаренные «светлые» – волшебники с колоссальным магическим резервом и потрясающими способностями к его скорейшему восполнению.

К понятию именно «светлой и темной» магии, а не «красной и зеленой», «слабой и сильной» или «злой и доброй» пришел кто-то из не очень умных, но весьма наблюдательных. Оказалось, что постоянное и масштабное использование «светлой» магии на практике несло с собой очень характерное «просветление» окружающей среды. Разгонялись тучи, выглядывало солнце, успокаивался ветер и становилось теплее…
А «темная», напротив, словно настоящая ведьма вызывала резкое похолодание, ветер, тучи, и всё как будто темнело вокруг.

Долго мудрствовать не стали.

«Цвет» магии, а точнее, их собственный способ ее творения, проявлялся у магов-подростков в четырнадцать-пятнадцать лет: они либо становились способны использовать магию внешнего мира и «красть» чужую, либо нет. У тех, кто оказывался «темным», внутренний резерв потом практически не использовался, хотя чисто в теории все истинно «светлые» заклинания могли подчиняться и им.

Гарри же во всех отношениях стал волшебником необычным.
На нем заклинание Северуса, а точнее, целая связка чар, которую – тут сомневаться не приходилось – тот ежегодно использовал на своих подопечных змейках, показала удивительное. Почти бессознательный Поттер легко и безо всякого принуждения жадно брал затраченную магию извне, а его собственный резерв при этом еще и самовосполнялся.

Не то чтобы Гонт действительно хорошо разбирался во всех этих видимых сейчас переплетениях и потоках, но оснований не доверять Снейпу – практику, каких поискать, – у него не было…

После такого эпического проявления магии Гарри, когда тот вытянул из себя и из окружающих потоков магию на защиту студентов от взрыва, Том еще три с половиной недели ежедневно, а потом с месяц – раз в неделю, появлялся в Хогвартсе и пробовал помочь Гарри справиться и примириться с новыми обстоятельствами.
Покрывавший эти приходы Северус был крайне недоволен своей ролью, шипел и плевался, но признавал, что работать с Поттером было нужно немедленно – учиться скрывать темную «часть» и пытаться не иссушить себя светлой…

И назначал гриффиндорцу отработку за отработкой.

У Гарри отчаянно ничего не получалось, хотя – Том видел – он очень и очень старался. При каждом контрольном заклинании магия всё равно норовила забрать побольше извне, не трогая драгоценный запас, и специальный артефакт, позаимствованный втихую Гонтом на работе, неизменно отмечал, что пусть выполняются и условно «светлые» заклинания, но колдует их, определенно, «темный» маг.
Это было плохо. Том ни на секунду не сомневался, зачем именно Дамблдор носит свои знаменитые очки.

И сейчас, когда тот, пусть и не без проблем, но разрешил почти все свои проблемы, щедро насланные на него Томом и верными ему магами, а также определенно ненадолго, но удержался на плаву в Визенгамоте (даже несмотря на его истерично-неуместные заявления о возрождении Волдеморта), пристальное внимание Альбуса к Гарри могло стать серьезной проблемой.

Старый маразматик безнадежно устарел со своим мировоззрением и методами, но был силен и самоуверен как сам черт – не к добру тот был помянут.

***

– Сосредоточься, Гарри! – Том уже который раз воззвал к Поттеру, который уже в который раз провалил очередную проверку.

– Не могу! – Гарри раздраженно взмахнул палочкой, выпуская из нее бесполезные синие искры.

– Через «не могу»! – Том не сдавался.

Глупый гриффиндорец будто не понимал, что в первую очередь это было необходимо именно ему. А Гонт в такие моменты хорошо понимал Северуса.

– Давай снова. Ты должен почувствовать свою магию. Помнишь время, когда моя магия подпитывалась твоей? Ты её определенно чувствовал: так же, как и должен сейчас. Почему нет?

– Не знаю. Не получается, – Гарри устало опустился на парту и отложил в сторону палочку.

Том недовольно поджал губы, потом резко выдохнул, покачал головой в бессилии и подошел ближе к Гарри.
Тот совсем выдохся. А сам Гонт никак не мог понять, в чём же затаилась проблема. Свою магию как живую он чувствовал столько же, сколько помнил себя самого.

Поттер расценил действия Тома как окончание сегодняшних мучений и потянул его на себя. Привычные, редкие в последнее время объятия давали силы и успокаивали на раз. Как и поцелуи.

Успехи наметились только к концу апреля.
А там уже началась и усиленная подготовка к экзаменам. И Снейп предложил варить Гарри некоторые зелья в помощь.

***
День экзамена по Чарам должен был стать одним из самых легких и спокойных для Гарри, проведшего несколько последних недель в состоянии постоянного напряжения и на нервах из-за проблем с магией, чудом не раскрытого «кружка по ЗоТИ» – спасибо Тому, лично (пусть и для своих целей) проверившего всех присутствующих на занятиях студентов, внезапно прекратившего исчезать по своим «таинственным» делам Дамблдора и тревожных новостей из «Пророка».
Экзамены сами по себе были не настолько страшны в сравнении со всем этим, но и они, особенно первые, заставили изрядно поволноваться. Теперь же, под конец сессии, Гарри, как, впрочем, и все остальные студенты, уже просто хотел побыстрее закончить их сдавать, невзирая на результат: усталость брала свое.

Как бы там ни было, но у судьбы на «самый спокойный и легкий день» были свои планы.

Гарри мирно посапывал под деревом у Черного озера, абсолютно уверенный в своем хорошем ответе на экзамене по Чарам, рядом также мирно дремала Шесси, уползшая от отвечавшего где-то как раз сейчас Драко.

Белла появилась неожиданно, как гром среди ясного неба.

Насколько помнил Поттер, с утра она, пользуясь случаем, собиралась с однокурсницами в Хогсмид, раз уж всех студентов, за исключением пятого и седьмого курсов, на время экзаменов попросили воздержаться от блуждания по Хогвартсу. В добровольно-принудительном порядке.

– Гарри, – требовательно позвала она его и, не дождавшись ответа, живо растолкала.

– Белла? – Поттер, честно говоря, был именно сейчас не очень ей рад, потому как видел замечательный сон и совсем не хотел его отпускать.

Но увы, Хэттон в таком настроении было не уговорить оставить его в покое.

– Что случилось?

Белла вдруг смутилась и, быстро подняв Гарри, потянула его за собой к Хогвартсу.

– Беллс-с-с с-с-сильно бес-с-спокоитс-с-ся и боитс-с-ся, – услышал он напоследок шипение Шесси.

– Почему ты не в Хогсмиде? – через некоторое время спросил Гарри просто для того, чтобы не молчать. Может, он еще не до конца проснулся, но определенно ничего не понимал.

– Нас не пустили. К деканам после завтрака – вы уже ушли – прилетел чей-то Патронус-рысь, и Дамблдор сказал, что в деревню никого не отпустит.

Они едва зашли в первые коридоры замка, как Белла остановила Гарри, нервно оглянулась и сказала на два тона тише:
– Гарри, поцелуй меня.

– Что?!

Вряд ли можно было ожидать от Поттера другой реакции, и Хэттон это прекрасно понимала. Она немного помялась, посмотрела на ошеломленного Гарри, чуть нахмурилась и снова заговорила:

– Пожалуйста, пожалуйста, Гарри, ну мне очень надо! Ты же мой друг? Пожалуйста!

Несмотря на то, что Поттер другом был и весьма близким, а Белла уже начинала паниковать, решиться на такое было непросто. Тем более, что Хэттон была сама на себя не похожа и все это было подозрительно.

Все чувства Гарри, включая шестое, орали благим матом о том, что это была очень плохая идея. А седьмое (или какое там еще) тихо нашептывало о том, что вообще-то сам Поттер где-то глубоко в подсознании, но уже давно хотел попробовать поцеловать кого-нибудь, кто не был Томом.
Сомнения и собственные метания были прекращены Беллой, внезапно прижавшейся ближе и ткнувшейся в губы Гарри.

Целовать девушку было совсем не так, как целовать Тома. Хотя, по правде говоря, это скорее Том всегда целовал Гарри, позволяя отвечать.
Губы Хэттон были мягче, она после своего первого порыва полностью передала инициативу Гарри и позволила вести. Было приятно, действительно, очень приятно, нежно, но… никаких эмоций, кроме скудного «приятно», Гарри бы подобрать не смог, если бы вдруг словами собирался описывать ситуацию.
И тем не менее, Белле это было нужно. Неизвестно зачем. А Гарри… Гарри решил, что подумает об этом позже, и лишь крепче обнял девушку.
Наверное, зря.

Что заставило его всего через несколько мгновений мягко отстраниться от Белль и обернуться, он потом так и не смог понять.
Как и не смог решить для себя, благом это было или же катастрофой, потому что, едва развернувшись, Поттер увидел Тома – Николаса, – которого, вообще-то, никак не должно было здесь быть.
Гриффиндорец бы даже рассмеялся от банальности и глупой иронии всей этой ситуации, если бы не магия, что мгновенно заполнила собою все пространство вокруг и выбила из легких воздух.

Том был в ярости.

Примечание к части

Серьезно, не могу больше это переписывать: мне постоянно кажется, что всё не так, хотя по сюжету всё именно так.
Может, потом еще что поправлю.
Гарри здесь такая Скарлетт О'Хара... Но я надеюсь написать, как он будет возвращать своего Тома.

Бечено.

Глава 9(49). Месть. Nc.ae

– Обливиэйт! – Гонт действовал молниеносно. Ни Гарри, ни Белла даже рук не успели расцепить, прежде чем девочку силой Тома отбросило в сторону.

Гарри в ужасе распахнул глаза.

– Том! – осуждающе воскликнул гриффиндорец.

Он попробовал было метнуться в сторону Хэттон, но Гонт резко схватил его за руку, не позволив даже приблизиться к девушке и проверить, как она.
Единственным, что успел заметить Гарри, было то, что та, пусть и медленно, уже приходила в себя, растерянно и рассредоточено скользя взглядом по обстановке вокруг и не останавливая его ни на чём конкретном.

– Идем! – приказал Том, даже не спрашивая и не интересуясь мнением Гарри. И тут же больно дернул его за руку, потащив за собой следом, невзирая ни на какое сопротивление.

Паника пришла сразу.
Если до этого Гарри просто и весьма спокойно отдавал себе отчет в том, что увидел Том и как он мог это воспринять, и уже выстраивал в мыслях наиболее краткие оправдания и объяснения, то сейчас всё чего хотелось гриффиндорцу, – так это сбежать подальше от Гонта и дать ему несколько минут (пока не догонит) на то, чтобы хоть немного остыть.
Времени, чтобы дальше думать о Белле и, тем более, о ее поведении (да и собственном, что тут скрывать) больше не было.

Магия Тома бесновалась, как раненый зверь.

Гарри мимолетно посетовал, что в коридорах Хогвартса сейчас никого нет – даже привидения, казалось, сдавали экзамены или прошли прогуляться вместе с магами с редких здесь картин. А будь они на месте, возможно, Гонт – Моро – не вел бы себя так… разрушительно. Впрочем, сожалеть было поздно.
Гарри попробовал еще раз выдернуть свою руку, но куда там – Том держал так крепко, что после на запястьях обязательно должны были остаться синяки. А его магия – почти чужая сейчас, но очень хорошо ощущаемая, – придавливала к полу и сжимала в тиски.

– Том! – Гарри попробовал еще раз достучаться до Гонта, но тот будто и не слышал.

От бессилия хотелось то ли выть, то ли плакать.

– Молчи! – прошипел через некоторое время в ответ Том и наконец втолкнул гриффиндорца в одну из пустых аудиторий, судя по обстановке, когда-то бывшую чьим-то кабинетом.

Гарри успел только вскрикнуть от того, что больно ударился спиной о каменную стену у двери, как был тут же тесно прижат к ней Томом, чья внешность словно потекла на мгновение и вернулась к настоящему облику мужчины.
Последовавший за этим поцелуй не был ни нежным, ни мягким. По правде говоря, Гонт еще ни разу не целовал Гарри так: требовательно, жадно и больно кусаясь.
Пусть иногда гриффиндорцу и казалось, что Том делал слишком большую и необоснованную скидку на его возраст, но сейчас парень всеми словами корил себя за такие мысли. «Будьте осторожны в своих желаниях», – высечь бы это в своей дурной голове и запомнить на всю жизнь.

Но, надо сказать, желал Гарри не совсем этого.

И еще он совсем не знал, как успокоить Тома, и даже попробовал было ответить ему, снедая в себе обиду за такое обращение, но это и не было нужно. Гонт просто насиловал его губы, прижимаясь все теснее и совсем не давая вдохнуть.

– Т...Том, пожал-луйста, – секундная передышка недолго была спасением, тот и не собирался останавливаться.

Гарри вновь попытался вырваться.

– Не смей… – тут же раздался опасный шепот над ухом, и Том, наконец перестав терзать его губы, впился к шею.

Гарри не смог удержать в себе тихий стон, который еще больше раззадорил Гонта. Тот отстранился на мгновение, выхватил свою палочку, будто вдруг вспомнив, что не зачаровал дверь, и быстро исправил это упущение.
Поттеру стало по-настоящему страшно, но Том пресек все возражения.

– Тихо, – выдохнул он и дернул Гарри на себя, разворачиваясь и стаскивая с парня его мантию.

– Том, прекрати… – у Поттера почти не было сил отбиваться. – Том, пожалуйста! Я все объясню, хочешь?

Гонт совсем не хотел никаких объяснений. Он был возбужден, глаза горели ярким темно-голубым, почти синим цветом, а руки уже путешествовали по телу Гарри, забравшись под школьную форму. Том уверенно теснил парня назад.

Когда они упали вместе на старый резной диван времен рококо, отчего-то приютившийся в углу комнаты, который скрипнул от своей ветхости, но не развалился, Гарри уже не мог сдерживать дрожь во всем теле.

Все должно было быть совсем не так!

Том его не слышал – ни судорожных вдохов, ни не прекращающейся мольбы «прекрати». Он словно не чувствовал ничего, кроме своей ярости и возбуждения, пусть и пытаясь подарить Гарри нечто вроде ласк, далеких, впрочем, даже от самого понятия «нежность».

Медальон, что подарил когда-то Гарри Том, упал за спину, и его цепочка теперь больно давила на горло. Пуговицы на рубашке поддавались неохотно, и Том, не раздумывая, разорвал ее магией, наваливаясь на гриффиндорца сильнее и раздвигая ему ноги.

– Том, нет!

Ужасно хотелось плакать.

Расстегнув его ремень – похоже, что магией, – Гарри уже мало что соображал, все его силы уходили на сопротивление, которое Том с легкостью подавлял, – Гонт буквально вытряхнул парня из штанов, переворачивая его на живот и сильнее прижимая к дивану, крепко удерживая руки.

Поцелуи посыпались на вздрагивающую спину, губы быстро прошлись по пояснице и поднялись к загривку, чуть прихватывая его.

– Ты мой, ясно тебе? – Том даже не думал успокаиваться – все его потрясающее умение держать себя в руках будто смело волной ярости, и Гарри боялся представить себе, что же будет дальше.

Вообще, в целом он и не подумал бы возражать против таких заявлений и такого собственнического к себе отношения Тома.
Но только не сейчас.

Свои личные чувства к Гонту было трудно осознать, классифицировать или подвести под определенное понятие, используемое людьми в повседневной жизни, но то, что Том стал уже далеко не другом и Гарри это ой как нравилось, было очевидно.

С чего он вообще тогда ответил Белле, а не оттолкнул и не докопался до причин ее очень странного поведения – нет, вот так прямо попросить поцеловать она еще могла (мало ли зачем), но умолять потом? Их Белль? – Гарри не понимал.
Зато очень хорошо понимал, как сильно вся эта ситуация подставила его. Том был просто не в себе, и Гарри даже показалось, что прежде, чем тот перевернул его, темно-голубые глаза Гонта на мгновение загорелись красными искрами.

Когда теплые ладони отпустились на обнаженные уже ягодицы Гарри, раздвигая их в стороны, гриффиндорец, не выдержав, крепко зажмурил глаза и словно застыл под Томом.

– Не надо, Том, – прошептал из последних сил, не доверяя собственному голосу. – Я не прощу.

Когда магия Тома и он сам перестали удерживать тело Гарри на месте, и Гонт поднялся на ноги, Поттер не поверил сам себе.
Он осторожно перевернулся, свел ноги вместе и приподнялся на локте.

Том посмотрел на него с непонятным выражением на лице – то ли жалости, то ли недовольства, то ли ужаса, поправил свою мантию и истаял в воздухе.
Гарри в первый раз воочию видел, как тот перемещается, не прибегая к аппарации.
И не то чтобы его сейчас это сильно интересовало.

Едва Том исчез, Гарри, не думая и не используя палочку, призвал свою мантию с пола, завернулся в нее и закрыл глаза.

«Мерлин...»

***
У Беллы была истерика. Самая настоящая, со слезами, перемешивающимися с нервным смехом, с отчаянной злостью и ударами кулаков о каменные стены. Такая, какой не случалось со времен смерти отца.

«Как они могли?»

Хэттон не могла поверить, что так глупо подставилась. Что позволила себе поверить, что сейчас, когда они уже достаточно повзрослели, не только Драко, некоторые парни с его курса да младшекурсники по-настоящему примут ее как равную на своем факультете.
Слизеринки, ее соседки по комнате, казались такими милыми в последнее время, хотя и раньше не доставляли серьезных проблем и вообще никогда не позволяли себе слишком резких высказываний в ее сторону. И она, глупая грязнокровка, поверила, что сможет найти себе не только настоящих друзей в школе, но и подруг.
После смерти отца казалось таким необходимым обрести для себя новых близких людей.

Быстрое сближение с Мередит и Еленой, пусть и не такое тесное, какое было с ее мальчиками (как Белла про себя называла Драко и Гарри), не показалось ей подозрительным.
Все было так хорошо…

На игру, что предложили ей соседки, Белль согласилась быстро. В Хогсмид их не пустили, и девушки решили заняться чем-нибудь в своем дортуаре. Мередит предложила сыграть в нечто похожее по описанию на маггловскую «правда или вызов».
Кто же мог подумать, кто бы ее предупредил, что специальный артефакт, устанавливаемый на игру, влиял на сознание так, что в буквальном смысле заставлял говорить правду или же выполнять задание любыми способами, если игрок начинает сопротивляться?

Хэттон была не уверена, что Гарри теперь вообще посмотрит на нее. Как она себя вела!
Потом, правда, после их поцелуя – это она помнила на удивление ясно – в сознании все расплывалось. Надо было определенно поговорить с гриффиндорцем, если он захочет, конечно, и понять, что же случилось.

И отомстить гадюкам.

***
Профессор Снейп вызвал к себе Гарри вскоре после ужина, на который тот по окончании долгих раздумий все-таки пришел. Уже немного успокоившийся и взявший себя в руки. Пострадать и все обдумать можно было и в тишине ночи, а сейчас следовало показать себя всем в Большом зале и не вызвать никаких подозрений или обсуждений.

Зельевар, едва Гарри постучался в его кабинет и получил разрешение войти, сразу же перешел к делу.

– Поттер, как вы мне объясните, что моя дочь врывается в мой кабинет в слезах и соплях, утверждая, что вы на нее больше никогда не посмотрите, а вскоре после этого мистер Гонт настолько выходит из себя, что едва не швыряется в меня проклятьями?

«Моя дочь». Вот как.

– Том был здесь?

Снейп приподнял бровь в удивлении.

– Том свободно перемещается в пределах замка, но чтобы войти или выйти из него, использует камин – мой или в Больничном крыле.

Гарри метнулся к волшебному пороху. Камин в их коттедже в Шотландии был закрыт. Миффи тоже не отзывалась.
Впрочем, этого, наверное, следовало ожидать.

Объяснения, скомканные и полуправдивые (Гарри не знал, что именно рассказала и рассказала ли что-нибудь вообще Мастеру Зелий Белла) все же пришлось дать.
Снейп, конечно, половине не поверил, но едва услышав, что Хэттон вела себя весьма странно и при этом очень настойчиво, нахмурился.

– Значит, факультет Слизерин все-таки проигнорировал настоятельную просьбу своего декана, – задумчиво сказал он. – Впрочем, я знаю, что поможет им поумнеть.
– Идите, Поттер. В виде исключения я сообщу вам, если ваш Том, – Снейп позволил себе выделить это «ваш» интонацией, – появится в Хогвартсе.

В следующий раз Гарри отправился в комнаты декана змеиного факультета уже следующим поздним вечером.
Том не вышел его встречать. Он лежал на диване в гостиной профессора, белый как смерть, и едва дышал. Сам Снейп тоже выглядел не лучшим образом, но хотя бы мог поить полубессознательного Тома зельями.

Случилось что-то очень плохое.

Примечание к части

Бечено.