Проблемы инвективности в лексике

Проблемы инвективности в лексике

 

Лингвистический и экстралингвистический круг явлений, связанных с ситуацией оскорбления, инвективы

инвективность юрислингвистика лексика слово

Термины и понятия «оскорбление», «непристойное/ неприличное выражение/ форма» и стилистика

 

Статья 130 УК РФ («Оскорбление»):

«Оскорбление, то есть умышленное унижение чести и достоинства личности, выраженное в неприличной форме, наказывается исправительными работами на срок до шести месяцев, или штрафом до 100 рублей, или возложением обязанности загладить причиненный вред, или общественным порицанием, либо влечет применение мер общественного воздействия.

Оскорбление в печатном произведении или средстве массовой информации, а равно оскорбление, нанесенное лицом, ранее судимым за оскорбление, - наказывается исправительными работами на срок до двух лет, или штрафом до 3000 рублей с лишением права занимать определенную должность или заниматься определенной деятельностью, либо без такового».

«В гражданском праве специальной нормы, предусматривающей ответственность за оскорбление вообще нет. Именно поэтому для установления оскорбительной формы субъективно-оценочного высказывания в адрес истца при разрешении дел о компенсации морального вреда в качестве способа защиты чести, достоинства и деловой репутации суды общей юрисдикции и арбитражные суды должны будут обращаться к экспертам-лингвистам, так как без проведения лингвистической экспертизы спорных высказываний и публикаций в СМИ вынести законное и обоснованное решение о наличии или отсутствии субъективного мнения, высказанного в оскорбительной или не оскорбительной форме будет вряд ли возможно.

С точки зрения уголовного права (ст. 130 УК РФ) ведущим диагностическим признаком оскорбления является неприличная форма выражения отрицательной оценки личности потерпевшего, которая подрывает его престиж в глазах окружающих и наносит ущерб уважения к самому себе. Оскорбление как уголовно-наказуемое деяние должно быть выражено в неприличной, то есть циничной форме, глубоко противоречащей правилам поведения, принятым в обществе. Неприличность формы как признак оскорбления также может быть установлен в процессе судебной лингвистической экспертизы».

Помимо этого, с точки зрения судопроизводства понятие «оскорбление» включает, во-первых, факт унижения или умаления чести или достоинства, во-вторых, неприличную форму такого унижения, в-третьих, умышленность. Только в случае, когда в ходе судебного разбирательства доказано наличие всех трех компонентов, суд может вынести обвинительный приговор.

Как мы видим, в статье употребляется только два понятия: «оскорбление» и «неприличная форма». Термин «оскорбление» немного объяснен, а другой дан вообще без каких-либо объяснений, и это порождает большое количество вопросов. Да и сам термин «оскорбление» определен слишком широко.

Н.Д. Голев писал: «Понятие «оскорбление» по существу не определено, и слово «оскорбление» (равно как его синонимы типа «инвективное слово») не функционирует ни как лингвистический, ни как юридический термин)».

В трудах лингвистов сейчас активно обсуждается слово и понятие оскорбительности. Его можно считать, с одной стороны, характеристикой самого выражения, слова или оскорбительного понятия, а с другой стороны, характером личной реакции на инвективу, непристойность, оскорбление того, кто воспринимает этот посыл. В первом случае оскорбительным считается сам смысл слова или выражения, то есть его отрицательное содержание, вызывающее отвращение и общественный запрет тем большие, чем оно более оскорбительное. Например, матерные выражения в культурном обществе считаются сами по себе оскорбительными, и для воспитанных людей не имеет значения, кто их произнес и по какому поводу. Во втором случае оскорбительность возникает в зависимости от реакции воспринимающего на оскорбление в свой адрес, возникновение состояния обиды, оскорбленности. Мы видим значительное отличие друг от друга этих двух вариантов рассмотрения понятия оскорбительности, потому что объективная сила оскорбительности выражения, слова или понятия совершенно не означает субъективную, то есть фактическую, личную, оскорбленность. Кто-то, выслушав матерное слово, сказанное в общественном месте, может кинуться с кулаками на произносившего мат, или же подать на него исковое заявление в суд с формулировкой «защиты чести и достоинства». А кого-то даже непристойности в свой адрес совершенно не заденут, и состояние обиды и оскорбленности он не испытает, разве что усмешку и презрение. «Меня никто не может оскорбить, если я сам не оскорблюсь».

Конечно же, здесь возникает очень много проблем, в частности, о силе бранного слова, о том, какое слово считать более оскорбительным, какое менее, какие непристойные выражения достаточно предать общественному порицанию, а за какие необходимо привлечь к суду, как принципиально недопустимые и т.д. И снова мы сталкиваемся, как представляется, с субъективной оценкой ситуации того, кто воспринимает непристойности, выраженные в его присутствии. Утонченного и культурного интеллигента может оскорбить употребление бранного слова типа «жопа» в разговоре, а базарного торговца может не задеть самый грубый «трехэтажный» мат, направленный в его адрес.

Помимо этого, хорошо известны случаи, когда прозвища и оскорбительные клички с охотой принимались адресатами и превращались буквально в термины. Санкюлоты, фовисты, санкюлоты, импрессионисты, гезы - данные слова, когда-то были обидными обзываниями. Существует группа уголовников, которая совершенно спокойно именует себя «суками». А. Блок с гордостью писал: «Да, скифы - мы, да, азиаты - мы С раскосыми и жадными очами!»

В то же время, когда определяется степень вины ответчика, необходимо учитывать, кто именно и в чей адрес произносит слова. Непристойности, произносимые пожилой женщиной, воспринимаются обществом намного острее, чем те, которые исходят от пьяного парня. И в то же время оскорбление одним парнем другого далеко не то, что оскорбление молодым человеком пенсионера или инвалида.

Также специалисты по праву должны понимать, что оскорбления в определенном контексте может выполнять социализующую функцию и быть всего лишь выражением восхищения или дружеского расположения: «Как он, собака, хорошо танцует!», «Что-то тебя, ебаный-в-рот, давно не было видно!» Отличить их от брани просто: в этих случаях мы можем выделить наличие дружественной интонации. В противном случае адресат скорее всего будет рассматривать эти слова как обидные.

В связи с понятием «оскорбления» возникает проблема коммуникативной перверсии.

Г.В. Кусов выделяет в коммуникативной перверсии два плана выражения:

) искажение персональной информации о лице - «социометрический критерий оценки», т.е. прямая негативная оценка качеств человека;

) пренебрежение коммуникативной нормой - «социально-стилистический критерий оценки, т.е. создание условий умаления качеств социальной репрезентативности языковой личности».

Из вышесказанного логично вытекает определение, которое Г.В. Кусов дает понятию «оскорбление» - это «социокультурный стереотип поведения, распространенный в массовом сознании носителей лингвокультуры, о видах социально вредного поведения, которое в коммуникативном взаимодействии вызывает несогласие адресата занять непривлекательное место в социальной системе ценностей ввиду утраты им прежнего социального образа или положительной самооценки, а также представление о социально-ориентированных способах восстановления утраченной значимости лица, подвергшегося вербальной агрессии».

Концепт «оскорбление» включает в себя следующие признаки:

1) социальная направленность речевого акта; 2) табуированность используемой лексемы; 3) умышленное взламывание табу; 4) персональная адресность речевого высказывания; 5) направленность на понижение социального статуса адресата; 6) предпочтительное использование приемов скрытого воздействия; 7) публичность; 8) психологическая готовность перейти порог оскорбительности (табу); 9) ожидание правовой ответственности или морального осуждения.

Понятие «неприличная форма» также четко не определено. Лингвисты столкнулись с проблемой определения и уточнения данного термина, чтобы придать ему операциональность.

Очевидно, если определить этот термин как нарушение правил поведения, принятых обществом, или как непристойность, то возникают вопросы по толкованию входящих в это определение новых терминов.

Если мы начнем разбирать понятие непристойности, то определить его оказывается тоже непросто. Большие трудности в этом смысле возникают, в первую очередь, из-за того, что в разные времена это понятие по-разному интерпретировалось, и с течением времени оно претерпело большие изменения. И, конечно же, если рассмотреть это понятие с глобальной точки зрения, то есть в межгосударственном и международном смысле, то неизбежно мы столкнемся со специфическими национальными представлениями о том, что является пристойным, а что непристойным в данной культуре.

Иногда непристойное слово называют обсценной лексикой. Некоторые исследователи считают, что обсценное слово, выражение или высказывание можно определить как ломающее и нарушающее те нормы и правила взаимоотношений в социуме, которые приняты за образцы нормальных. Это то, что непозволительно произносить, печатать и показывать, потому что этого не должен никто слышать, видеть или читать. Сюда, по их мнению, например, можно отнести любого вида порнографическую продукцию или аудио и видеоматериалы, содержащие насильственные действия над людьми или любыми живыми организмами, наводящие страх, ужас и подобного рода неприятные впечатления и ощущения.

Но такое определение трудно применять практически, оно очень слабый помощник в наших условиях по той же самой причине: как можно определить то, что мы можем и должны оставить «на сцене» социального развития, а чего оставить нельзя, и чтобы это устраивало ту часть человечества, на которую будут рассчитаны такие нормы и правила. Еще одна трудность - непомерный объем работы. Кроме того, слова, выражения, действия и предметы, которые в одно время, эпоху считались непристойным, в наш век совершенно такими не считаются, а часто даже и наоборот, принимаются как позволительные и позитивные.

Таким образом, можно считать, что понятие непристойности есть смысл определять в конкретных исторических условиях, для какого-то определенного конкретного временного исторического интервала и в пределах тех национальных культур, правил, привычек и норм, где существует такая потребность. Говорить о непристойностях в словесном или печатном виде в размерах всего человечества, также как и определять понятие непристойности в размерах одной этнолексической группы на протяжении нескольких исторических эпох или больших временных периодов социальной эволюции, представляется бессмысленным.

Некоторые лингвисты, (как, например, А.У. Рид) определяют непристойность в связи с определенной формой описания телесных функций, могущей вызвать у человека, знакомящегося с этим описанием, реакции стыда, испуга. Эти реакции могут возникать в ситуациях, аналогичных описанным, когда то, что мы делаем, можно определить как «грязное», «непотребное», «порочащее» нас, как культурных и гигиеничных особей человеческого семейства. Можно привести следующий пример из арсенала вышеупомянутого филолога. Если просто говорить или описывать каким-то иным «пристойным» способом грязь, экскременты и другие телесные отправления, то нормальным считается безразличное отношение к такому описанию, или же реакция отвращения. В случае если описание «возбуждает и щекочет нервы», то мы уже имеем дело с инвективой. Очевидно, что различие здесь кроется лишь в повышенной силе эмоционального переживания «непристойной» инвективы, превосходящей реакцию в случае простого понимания слов и высказываний в буквальном смысле. Заметим, что в этом случае мы имеем попытку определить понятие «непристойное» через понятие «грязное», которое, в свою очередь, также требует определения с приложением не меньших усилий в преодолении трудностей такого определения.

Итак, «непристойность» - это такие выражения, которые в момент широкого обнародования их в любой форме: печатной, устной или какой-либо иной, - большинством воспринимающих считаются неприличными и недостойными того, чтобы быть произнесенными в культурном обществе, хотя и вполне используемыми в какой-то более конкретной узкой ситуации. В России, прежде всего, считается непристойным все, что связано с сексуальной сферой нашей жизни, искаженные названия половых органов, извращенное представление половых отношений, патологические отклонения в поведении людей на сексуальной почве и т.п. Все эти выражения непристойности в яркой форме выразились в таком понятии, как мат. В этой группе слов русского языка есть всего лишь несколько основных понятий и терминов, и очень много понятий и слов, произведенных от основных и творчески развитых и переосмысленных. Есть много таких выражений, которые внешне никак не напоминают непристойность, однако всем известны как специальная форма непристойного выражения, мата. Выражения завуалированного типа, видимо, также следует отнести к непристойностям, и их произнесение, печатание и т.д. считать неприличным для цивилизованного современного общества.

Неприличное и непристойное - это родственные понятия, но далеко не тождественные. Здесь можно сказать, что непристойное - это всегда неприличное, но наоборот будет неверно. Например, подробный и красочный рассказ бывалого ловеласа о своих сексуальных похождениях в молодости, не содержащий ни одного непристойного слова или выражения, может рассматриваться неприличным для воспринимающих, но никак не непристойным.

В.А. Стернин в своей статье «Неприличная форма высказывания в лингво-криминалистическом анализе текста» решает этот казус следующим образом. Он классифицирует лексику с точки зрения морально-этической оценки общества. И поэтому он сопрягает ненормативную лексику, то есть ту, которая не может быть использована в общественных местах и в СМИ, с понятием «неприличная форма». Он предлагает следующую таблицу нормативной и ненормативной лексики:

Надо сказать, что лингвисты относят ненормативную лексику к разговорной речи, таким образом, запрещая ее употребление в письменной речи. Исключением будет являть только художественные тексты, в которых данные слова будут выполнять, главный образом, фатическую функцию. Но в публицистическом жанре любое такое употребление не допустимо. В то же время, исследователи отмечают частое, ничем не оправданное употребление данной лексики в СМИ, особенно в публицистике. Очевидно, что риск создать прецедент «оскорбления» значительно повышается.

Разговорная речь, в свою очередь, подразделяется на литературную и нелитературную.

Нелитературная речь включает в себя такие пласты языка, которые относятся к сниженной лексике:

жаргоны

диалекты

просторечия

вульгаризмы

Данные стили обычно выражают «отрицательную оценку и негативные эмоции».

Тем более, что унизить или умалить честь и достоинство могут и многие слова, входящие в состав литературной лексики. Гильдия лингвистов-экспертов выделила следующие типы слов, входящие в состав инвективной лексики:

- констатирующие номинации лица, обозначающие негативную с точки зрения интересов общества (или его большинства) деятельность, занятия, поступки, поведение кого-либо, например: бандит, вор, мошенник, педераст, проститутка, фашист, шпион;

слова и словосочетания, в самом значении которых при констатирующем характере семантики содержится негативная оценка деятельности, занятий, поведения кого-либо, сопровождаемая экспрессивной окраской публицистического характера. Например: антисемит, двурушник, изменник, предатель, расист, ренегат, русофоб, юдофоб;

нейтральные номинации лица по его профессии, роду занятий, например: бюрократ, коновал, мясник, чиновник, которые в переносных значениях приобретают резко негативную оценку, обычно сопровождаемую экспрессией неодобрения, презрения и т.п.;

зоосемантические метафоры, содержащие, как правило, негативные оценки адресата речи и грубую экспрессию неодобрения, презрения, пренебрежения и т.п.; многие из таких метафор относятся к бранной (инвективной) лексике, оставаясь, впрочем, в рамках литературного языка. Например: быдло, кобель, кобыла, рыло, свинья, свиное рыло, сука, сукин сын и т.д.;

слова, обозначающие действия или качества, свойства кого-либо или чего-либо. Среди таких слов есть слова констатирующей семантики (украсть, убить, мучить, издеваться,

насиловать, хулиганить, врать, воровать…) и слова оценочные, с яркой экспрессивной окраской (хапнуть, двурушничать, лицемерить, лихоимствовать, прикарманить…);

слова и словосочетания, в самом значении которых заключена негативная (бранная) оценка кого-либо как личности, с достаточно сильной негативной же экспрессией. Например: дурак, гадина, гнусный… (все они - в рамках литературного языка);

словосочетания, представляющиеся эвфемизмами по отношению к словам-номинациям 1-го разряда. Тем не менее в эмоционально напряженной речи эти эвфемизмы в не меньшей степени оценочны, чем соответствующие «прямые» обозначения адресата;

окказиональные образования (часто построенные на игре слов, каламбурах), создаваемые с целью оскорбить, унизить адресата, подчеркнуть со стороны говорящего (пишущего) активное неприятие адресата, его деятельности, поступков, презрение к нему и т.п. Например, коммуняки (аффективный суффикс - як-), иудокоммунисты (словосложение), дембанда (сложносокращенное слово).

Из приведенных выше типов слов, входящих в состав инвективной лексики, очевидно, что оскорбление словом возможно и в «приличной форме». Поэтому в таких случаях необходимо учитывать контекст и ситуацию, в которой употребляются данные слова. Также имеет большое значение, какой смысл вкладывает говорящий в свое высказывание, возможна ли иная трактовка фразы.

Все это должно учитываться нами, так как правовое вмешательство возможно только тогда, когда имеет место прямой умысел при употреблении инвективного высказывания и оно адресовано конкретному лицу или группе лиц, и характеризует не отдельные поступки, а личность в целом.

Понятие оскорбление определяется в правовых документах через понятия «унижение чести и достоинства» и «неприличная форма», «непристойная форма», которые, в свою очередь, однозначно не определены ни с токи зрения правового толкования, ни с точки зрения языкознания. Поэтому, очевидно, что само исходное толкование термина «оскорбления» также пока еще не является четким и однозначным.

По-другому обстоит дело с сугубо лингвистическим понятием инвективности. Но оно не функционирует как юридический термин, а используется только непосредственно самими лингвистами. В дальнейшем мы будем рпираться на сформулированные Г.В. Кусовым признаки инвективности.

Из вышесказанного естественным образом вытекает необходимость классификации тех или иных явлений языка как инвективных. Очевидно, что невозможно напрямую связать ненормативную лексику с «оскорблением», за исключением случаев употребления нецензурных слов. Стилистические критерии в данном случае не могут помочь, так как никогда не были предназначены выполнять подобную функцию.

Работы по юрислингвистике в связи с инвективностью предлагают различные тактики по определению инвективности всего текста в целом (т.е. наличия/ отсутствия у говорящего намерения оскорбить). Потенциалу же инвективности языковой единицы (слова) должного внимания до сих пор уделено не было.

 

2. Проблемы определения инвективности в лексике

 

Оскорбление как речевой акт

 

Обращение к контексту употребления той или иной языковой единицы предполагает изучение не только семантики и стилистической характеристики составляющих высказывание слов, но и интенции говорящего, речевых условий, социального положения собеседников и т.п. Этот аспект нашего исследования требует обращения к таким сравнительно новым направлениям и теориям в лингвистике, как прагматика и теория речевых актов.

Во второй половине ХХ века появился новый подход к проблеме языка. Язык стал рассматриваться с точки зрения деятельности человека, а носитель языка - как носитель социальной культуры общества, обладающий своими индивидуальными психологическими особенностями, которые так или иначе отражаются на его речевой деятельности.

Основоположниками теории речевых актов являются представители оксфордской школы: Дж. Остин, Дж. Серль, Г.П. Грайс, которые изучали обыденный язык в естественном его функционировании. В центре их исследований стоит человек со своими целями, которые он преследует во время коммуникации. Но так как отправной точкой стал человек, то в сферу интересов лингвистов вошел целый ряд экстралингвистических факторов: языковая компетенция участников коммуникативного акта, ситуация в которой протекает речевой акт, речевой этикет, целевые установки участников общения и многое другое.

Минимальной единицей речи становится речевой акт: «основной единицей языкового общения является не символ, не слово, не предложение и даже не конкретный экземпляр символа, слова или предложения, а производство этого конкретного экземпляра в ходе совершения речевого акта».

Так как речевой акт - это действие, то для его анализа используются те же самые инструменты, что и для анализа любого действия: субъект, цель, способ, инструмент, средство, результат, условия, успешность и т.п. Это принципиально отличается от существовавшего на тот момент подхода к языку, в котором изучались главным образом констатирующии высказывания.

Дж. Остин вводит новые характеристики для анализа высказывания. Он выделяет следующие типы речевых актов: локутивный, перлокутивный и иллокутивный. Изучением локутивных актов лингвистика занималась уже давно, рассматривая высказывание как фонетический, лексико-грамматический и семантический комплекс, который оценивается по шкале истинности и ложности. Такие высказывания описывают окружающий мир. Например:

Сейчас стоит ясная погода.

Виктор вчера сдал экзамен по введению в языкознание на отлично.

Людвиг Витгенштейн - один из величайших философов 20 века.

Но лингвист выделил высказывания, к которым не применимы понятия истинности и ложности, так как они имеют коммуникативную цель. Поэтому должны характеризоваться с точки зрения успешности и неуспешности. Это иллокутивные и перлокутивные речевые акты.

Человек говорит всегда с какой-то целью. Он спрашивает или отвечает, уверяет, информирует, предупреждает, критикует. Так речевой акт, рассматриваемый с точки зрения коммуникативной цели, является иллокутивным. Например:

Я прошу тебя: закрой окно.

С другой стороны, слово провоцирует - действие, поэтому человек в процессе говорения изменят мир. Речевой акт, рассматриваемый с точки зрения его реальных последствий, выступает как перлокутивный акт. Закрытое окно, в приведенном выше примере, будет тем самым последствием, но только в случае успешности речевого акта.

Дж. Остин выделил также перформативные речевые акты, то есть те, которые равнозначны действию. Впоследствии некоторые ученые пришли к выводу, что перформативный акт в чистом виде может осуществить только субъект, обличенный определенными полномочиями или же учреждение, обладающее властными полномочиями. Но Дж. Остин, не ограничиваясь этим требованием, выделил следующие отличительные признаки таких высказываний:

к нему не применимы критерии истинности и ложности;

отсылает к самому себе;

описывает себя;

перформативный глагол совпадает по времени с моментом говорения и стоит в форме первого лица, единственного числа настоящего времени;

наличие полномочий у говорящего.

Примеры таких высказываний:

Да, я согласен взять эту женщину в жены (в ходе брачной церемонии).

Я клянусь.

Я завещаю свои часы брату.

Держу пари на шесть пенсов, что завтра будет дождь.

То есть условиями осуществления перформативного речевого акта будет ряд как экстралингвистических, так и лингвистических факторов.

Теперь нам кажется уместным рассмотреть «оскорбление» с точки зрения теории речевых актов, так как речевой акт оскорбления, подобно перформативам, требует ряда лингвистических и экстралингвистических условий для его осуществления. Попробуем их сформулировать.

«Идеальная» ситуация оскорбления предполагает, как нам кажется, следующие факторы.

Во-первых, инвектива должна происходить в ситуации диалога, то есть должен быть собеседник (тот, кого потенциально можно оскорбить). Поэтому инвективное слово должно относиться семантически ко второму лицу, так как речевая ситуация, когда инвективная лексика относится к самому говорящему, на наш взгляд, не может считаться оскорблением. Так же как в ситуации оскорбления «за глаза», когда адресант не присутствует.

Во-вторых, говорящий и его адресат должны воспринимать слово «как правду», серьезно. Поэтому инвективное высказывание должно иметь реальную модальность, то есть глагол должен быть в форме изъявительного наклонения. Случаи, когда используется сослагательное и повелительное наклонение (или лексические показатели нереальности), также, скорее всего, не будут считаться оскорблением.

В-третьих, оскорбляющий и говорящий должны совпадать в одном лице. Речевая ситуация, когда адресант как бы цитирует слова другого человека, а значит, использует синтаксические конструкции косвенной и несобственно-прямой речи, не может считаться актом оскорбления.

И, в-четвертых, говорящий утверждает имеющий место (свершившийся) факт, а не делает прогнозы на будущее. Поэтому адресант должен использовать конструкции с формами настоящего (или прошедшего) времени. Высказывание с формами будущего времени вряд ли можно назвать оскорблением (скорее презрительным советом/ предостережением).

При рассмотрении нами ситуации «оскорбления» мы не претендуем на полную объективность и понимаем относительность представленной нами модели. Мы понимаем, что только полный анализ лингвистических и экстралингвистических факторов может ответить на вопрос, совершен акт оскорбления или нет.

 

Заключение

 

На лексическом уровне на степень инвективности влияет оценочная и эмоциональная окрашенность слов, «окружающих» исследуемые нами слова. Вхождение их в синонимические, антонимические ряды, сочетаемость будет «играть» на повышение или понижение степени инвективности.

На морфологическом и грамматическом уровнях употребление тех или иных местоимений, реальной или нереальной модальности, того или иного времени или лица также коррелирует степень инвективности.

На синтаксическом уровне вхождение слова в состав обращения, сравнительного оборота или цитаты также определяет степень инвективности исследуемых нами слов.

Можно сделать выводы о том, что морфологические средства «сильнее» всех остальных. Так как, например, сочетаемость с первым лицом будет более сильным средством, чем синтаксическая конструкция обращения или сравнительный оборот, совершенно очевидно, что данная категория будет определяющей по отношению к лексическим средствам. Но очевидно, что первое лицо не может сочетаться с таким экстралингвистическим фактором, как намерение оскорбить.

 

Библиография

 

1. Аллен Дж.Ф., Р. Перро Выявление коммуникативного намерения, содержащегося в высказывании // Новое в зарубежной лингвистики: Вып. 17. Теория речевых актов. Сборник/М.: Прогресс, 1986

.  Апресян А.Д. Прагматическая информация для толкового словаря // Апресян Ю.Д. Избранные труды, т. 2. М., 1995.

3. Арутюнова Н.Д. Фактор адресата // Известия АН СССР, сля. М., 1981, №4.

.   Белошапкова В.А. Современный русский язык. М., 1998.

5. Большой толковый словарь русского языка / Сост. И гл. ред. С.А. Кузнецова СПб.: Норинт, 2000.

.  Валгина Н.С., Розенталь Д.Е., Фомина М.И. Современный русский язык. М., 1987.

7. Вежбицка А. Речевые акты // Новое в зарубежной лингвистике, вып. 16. М., 1985.

.   Вендлер З. Иллокутивное самоубийство // Новое в зарубежной лингвистике, вып. 16. М., 1985.

9. Галяшина Е.И. Судебные лингвистические экспертизы в контексте рекомендаций Пленума ВС РФ №3 от 24.02.2005 г. Материалы на сайте http://www.sodeks.ru

10. Голев Н.Д., Головачева О.Н. Юрислингвистический словарь инвективной лексики русского языка // Юрислингвистика-5: Юридические аспекты языка и лингвистические аспекты права // Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул, 2004. Материалы на сыйте http://siberia-expert.com

.  Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть 1. М.: Издательская группа «ИНФРА-М - НОРМА», 2004.

.  Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х т. М.: Рус. яз. 1998.

.  Дейвисон А. Лингвистическое и прагматическое описание: размышление о «Парадоксе Перформативности» // Новое в зарубежной лингвистики: Вып 17. Теория речевых актов. Сборник/М.: Прогресс, 1986.

14. Демьянков В.З. «Теория речевых актов» в контексте зарубежной лингвистической литературы // Новое в зарубежной лингвистики: Вып 17. Теория речевых актов. Сборник М.: Прогресс, 1986.

15. Жельвис В.И. Слово и дело: юридический аспект сквернословия // Юрислингвистика-2: русский язык в его естественном и юридическом бытии // Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул, 2000. Материалы на сыйте http://siberia-expert.com

16. Кваселевич Д.И. Толковый словарь ненормативной лексики русого языка М.: АСТ, 2005

17. Кларк Г.Г., Карлсо Т.Б. Слушающие и речевой акт // Новое в зарубежной лингвистики: Вып. 17. Теория речевых актов. Сборник. М.: Прогресс, 1986.

18. Климковой А. «Юрислингвистический словарь инвективной лексики русского языка (на материале слов, негативно оценивающих умственные способности человека)». Дипломная работа. ГОРОД? ГОД?

19. Кобозева И.М. «Теория речевых актов» как один из вариантов теории речевой деятельности // Новое в зарубежной лингвистике, вып. 17. М., 1986.

.  Кусов Г.В. Диагностика оскорбления: постановка научной проблемы в праве и лингвистике // Юрислингвистика-5: Юридические аспекты языка и лингвистические аспекты права // Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул, 2004. Материалы на сыйте http://siberia-expert.com

.  Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990.

.  Лопатин В.В. и Лопатина Л.Е. Малый толковый словарь русского языка. М.: Русский язык, 1993.

.  Мечковская Н.Б. Социальная лингвистика. М., 1996.

.  Национальный корпус русского языка: http://www.ruscorpora.ru

25. Никитина Т.Г. Молодежный сленг. Толковый словарь // М.: АСТ, 2007

26. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М.: Азбуковник, 1999.

.  Остин Дж.Л. Слово как действие // Новое в зарубежной лингвистики: Вып. 17. Теория речевых актов. Сборник. М.: Прогресс, 1986.

28. Понятия чести, достоинства и деловой репутации // Спорные тексты СМИ и проблемы их анализа и оценки юристами и лингвистами М.: Медея, 2004

29. Р.И. Павиленис Понимание речи и философии языка (вместо послесловия) // Новое в зарубежной лингвистики: Вып. 17. Теория речевых актов. Сборник. М.: Прогресс, 1986

.  Ростова А.Н., Калинина Г.Н. Прагматико-ситуативные типы реализации речевого акта оскорбления в молодежном общении // Юрислингвистика-8: Русский язык и современное российское право // Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. Кемерово - Барнаул, 2007. Материалы на сайте http://siberia-expert.com

31. Саржина О.В. Оскорбление словом (инвектива) как агрессивный дискурс // Юрислингвистика-8: Русский язык и современное российское право // Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. Кемерово - Барнаул, 2007. Материалы на сайте http://siberia-expert.com

.   Саржина О.В. Функции инвективной лексики в высказывании (на примере инвективных имен лица) // Юрислингвистика-5: Юридические аспекты языка и лингвистические аспекты права // Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул, 2004. Материалы на сыйте http://siberia-expert.com

33. Серль Дж.Л. Косвенные речевые акты // Новое в зарубежной лингвистики: Вып. 17 Теория речевых актов. Сборник М.: Прогресс, 1986.

34. Серль Дж.Р. Классификация иллокутивных актов // Новое в зарубежной лингвистики: Вып. 17. Теория речевых актов. Сборник М.: Прогресс, 1986.

.   Серль Дж.Р. Что такое речевой акт? // Новое в зарубежной лингвистики: Вып. 17 Теория речевых актов. Сборник. М.: Прогресс, 1986.

36. Словарь русского языка: В 4-х т. Под ред. А.П. Евгеньевой. М.: Рус. Яз. 1981-1984.

37. Словарь современного русского литературного языка: В 17-ти т. / Под ред. В.И. Чернышова. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1948-1965.

38. Солганик Г.Я. Практическая стилистика русского языка. М.:Академия, 2006.

39. Стернин В.А. Неприличная форма высказывания в лингвокриминалистическом анализе текста. Материалы на сайте http://konference.siberia-expert.com

.   Стросон П.Ф. Намерение и концепция в речевых актах // Новое в зарубежной лингвистики: Вып. 17. Теория речевых актов. Сборник. М.: Прогресс, 1986.

41. Сыпченко С.В. Инвективность слова в свете социально-групповой оценки // Юрислингвистика-5: Юридические аспекты языка и лингвистические аспекты права // Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул, 2004. Материалы на сыйте http://siberia-expert.com

42. Сыпченко С.В. О типах инвективных текстов как объекта лингвистической экспертизы // Юрислингвистика - 7: Язык как феномен правовой коммуникации. Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул, 2006.

.   Толковый словарь русского языка: В 4-х т. / под ред. Д.Н. Ушакова М.: Русские словари, 1994.

.   Уголовный кодекс Российской Федерации: По состоянию на 20 сент. 2004 г. М.: Юрайт-Издат, 2004

45. Франк Д. Семь грехов прагматики: тезисы о теории речевых актов, анализе речевого общения, лингвистики и риторики // Новое в зарубежной лингвистики: Вып. 17 Теория речевых актов. Сборник. М.: Прогресс, 1986.

.  Цена слова. Из практики лингвистических экспертиз текстов СМИ в судебных процессах по защите чести, достоинства и деловой репутации. М.: Галерия, 2002.

47. Шарифуллин Б.Я. Проблема инвективы: лингвистический и юрислингвистический статус // Юрислингвистика-8: Русский язык и современное российское право // Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. Кемерово - Барнаул, 2007. Материалы на сайте http://siberia-expert.com

48. Шмелев Д.Н. Лексика современного русского литературного языка. М., 1968.

49. Шмелев Д.Н. Современный русский язык. Лексика. М.: URSS, 2009.

50. Юрислингвистика-2: русский язык в его естественном и юридическом бытии // Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул, 2000. Материалы на сайте http://siberia-expert.com

51. Юрислингвистика-3: Проблемы Юрислингвистической экспертизы // Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул, 2002. Материалы на сайте http://siberia-expert.com

.   Юрислингвистика-6: Инвективное и манипулятивное функционирование языка // Межвузовский сборник научных трудов / под ред. Н.Д. Голева. Барнаул, 2005. Материалы на сайте http://siberia-expert.com

.   Юрислингвистика-8: Русский язык и современное российское право // Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. Кемерово - Барнаул, 2007. Материалы на сайте http://siberia-expert.com

.   Юрислингвистика-9: Истина в языке и праве // Межвузовский сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. Кемерово - Барнаул, 2008. Материалы на сайте http://siberia-expert.com

Проблемы инвективности в лексике