Проблема создания словаря инвективной лексики

 

Создание специального юрислингвистического словаря инвективной (бранной, обсценной) лексики русского языка, который призван будет решать теоретические и прикладные, лингво-юридические задачи, в настоящее время назрело с особой актуальностью. Для существования такого словаря необходимым условием является создание специальной шкалы измерения степени инвективности лексики русского языка. Востребованность в применении такого словаря - для решения задач в экспертной юридической практике и для квалифицированного вынесения судебных решений по фактам и делам оскорблений в области защиты чести и достоинства и деловой репутации граждан, неоспорима.

В связи с тем что в настоящее время для проведения лингвистической экспертизы, в случае необходимости в делах такого рода, эксперты используют материалы различных толковых словарей русского языка, которые не предназначены для юрислингвистических исследований, то и выводы экспертизы часто носят приблизительный и опосредованный характер. И это можно понять, так как толковые словари естественного русского языка созданы для целей, совершенно далеких от таких специфических функций, как юрислингвистические приложения. Чтобы получать квалифицированные оценки лингвистов в такого рода юридической практике, необходимо создать специальный словарь инвективной лексики русского языка.

Так как в процессе языкового общения между людьми в острых и социально значимых ситуациях возникают конфликты, имеющие языковую основу, то разрешение этих конфликтов зачастую требуют привлечения правовой области знания, то есть экспертной юридической оценки употребления этико-языковых норм субъектами конфликта и судебного разбирательства по этому поводу. И это-то как раз и представляет основную трудность для эксперта в настоящее время, так как более или менее научный уровень, а значит и легитимность источников, на которые он может опираться, имеют только пометы толковых словарей.

Однако известно мнение многих авторитетных лингвистов о том, что словарные пометы толковых словарей составляются в значительной степени на основе интуиции лексикографа, что само по себе ставит под сомнение достаточную степень объективности и легитимности такого рода источников для целей юрислингвистики. Юридическая практика, очевидно, еще не вышла на тот уровень, когда решения в юридических оценках и судебных делах производятся на основании интуиции экспертов и судей. Видимо, по причине отсутствия нужного количества юристов, имеющих достаточный уровень лингвистической подготовки, так же как и юридической и языковой интуиции одновременно. К тому же интуитивный подход при формировании помет в толковых словарях не может дать системного единства и упорядоченности.

Кроме того, содержание нормативного толкового словаря должно включать не только полное и объективное описание инвективности каждого слова, но и характеризоваться полнотой словника. Часто инвективная лексика, которую и надо оценить эксперту с точки зрения степени оскорбительности, сознательно не включается лингвистами в такие словари по этическим или другим соображениям. Однако люди, сталкиваясь с действием инвектив и чувствуя оскорбление и обиду, переживают это в связи со сложившейся этической оценкой употребления такого рода языковых лексем, а не по предписанию словарей. И они законно требуют ограждения себя от негативного воздействия оскорбительных слов и выражений, а это возможно, если будет установлена шкала инвективности в виде словаря обсценной лексики, устанавливающая ту или иную ответственность за ее употребление. Таким образом, субъективная интуиция лексикографа в этом словаре должна объединиться с объективной языковой интуицией всего общества на данный момент.

С чем можно столкнуться при создании словаря бранной лексики, исполняющего роль шкалы инвективности слов и выражений для юрислингвистической оценки в языковых конфликтах?

Во-первых, главным объектом в этом случае будет являться инвективное слово или выражение. Сейчас его представления в лингвистических словарях, справочниках или учебной литературе в систематическом виде нет. Правда, в ряде словарей используется помета «бранное», но научный уровень толкования бранности в этом случае желает быть гораздо выше для практического юридического использования.

В некоторых редких словарях отдельно выделяется помета «бран., хула», однако семантика лексем слабо дифференцирована и представлена, как правило, в общем виде. Широко издающиеся в настоящее время словари бранной и ненормативной лексики русского языка, составленные, как правило, лингвистами-профессионалами, не могут нести функцию юрислингвистического словаря из-за коммерческих целей издания, ориентации на широкого читателя, а значит, отсутствия их научного уровня и значимости. Поэтому задача академической науки состоит в системном научном лексикографическом описании функционально-семантических характеристик инвективных лексем.

В словарях существуют пометы шутл., ирон., пренебр., презр., неодобр., бран., указывающие на отрицательную оценку слов и выражений, однако такие пометы не дают возможности выстроить систему оценок по степени отрицательности.

При использовании лексикографической информации в судебных процессах необходимо каждый раз учитывать разницу оценок и толкований авторов разных словарей, характеризующих лексемы: по причине разной теоретической базы подготовки самих авторов, различных установках при составлении словарей, неодинаковом уровне интуиции, различиях исходного материала для формирования помет и, наконец, естественных стилистических изменениях, прошедших в период времени между разными изданиями словарей. Возникает интересная ситуация возможности проведения научного эксперимента социально-лингвистического направления, где должны будут учитываться сразу данные всей совокупности словарей, то есть объектами исследования станут сами составители.

 

2.2 Попытка определения инвективности слова вне конкретного контекста

 

Определение инвективности слова вызывает минимум вопросов и сомнений в том случае, когда запрет на употребление слова характеризует лексему вне зависимости от типа ситуации. Когда табу «привязано» к слову, а не к случаю его употребления. Такова ситуация в русском языке с матерной лексикой. В словарях эти лексемы (если мы их там найдем) будут иметь помету «неценз.», расстановка этой пометы характеризуется в лексикографии относительной последовательностью.

По-иному обстоит дело со словами типа дурак, идиот, придурок и пр. Трудности с определением инвективности этих слов связаны с зависимостью их понимания (как оскорбительного или неоскорбительного «принятых» или «непринятых» адресатом в свой адрес), от контекста. Оскорбительными они окажутся не во всякой ситуации, поэтому представляется, что изучение и анализ лексем этого типа и является на сегодняшний день наиболее актуальным в рамках выбранной темы. Именно этим «ситуативным» словам и определению типов ситуаций их употребления посвящены дальнейшие разделы исследования.

Дипломная работа А. Климковой «Юрислингвистический словарь инвективной лексики русского языка (на материале слов, негативно оценивающих умственные способности человека)» посвящена именно интересующим нас словам. Сущность ее работы заключалась в том, чтобы носители языка распределили инвективные слова по шкале инвективности: мало оскорбительное - умеренно оскорбительное - сильно оскорбительное. Результаты ее исследования следующие:

 

Мало оскорбительное		Умеренно оскорбительное		Сильно оскорбительное
Лопух	52	Балда	35	Дебил	55
Придурок	46	Балбес	33	Идиот	54
Пень	45	Дуб	32	Кретин	52
Дурак	39	Козел	30	Лох	52
Осёл	39	Зануда	27	Козел	45
Дубина	32	Дубина	25	Зануда	39
Дуб	27	Дурак	20	Балда	24
Балбес	20	Пень	20	Балбес	22
Балда	16	Осёл	19	Дубина	18
Зануда	9	Придурок	18	Осёл	17
Лох	8	Лопух	17	Дуб	16
Дебил	7	Идиот	16	Дурак	16
Кретин	1	Кретин	16	Придурок	11
Идиот	5	Лох	15	Пень	10
Козёл	0	Дебил	13	Лопух	0

 

Анкетировалось 75 реципиентов. Цифры показывают, сколько опрошенных отнесли то или иное слово к определенной степени оскорбительности. Анализ таблицы показал, что каждое слово, взятое вне контекста, имеет довольно устойчивую степень инвективности. Например, «самым» оскорбительным, по данным таблицы, следует признать «дебила» (55 человек дали максимальную степень оскорбительности против 13 («средняя степень») и 7 (малая степень). Наименьшей степенью характеризуется «лопух» (52 человека именно так оценили это слово, лишь 17 считают это слово «умеренно оскорбительным) и т.д. Но данное исследование не учитывает контекст употребления потенциально инвективного слова.

Далее мы проанализировали словарные статьи, посвященные выбранным словам, в толковых словарях и представили полученные нами данные в виде таблицы:

 

	Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х т. М.: Рус. яз. 1998.	Толковый словарь русского языка: В 4-х т. / под ред. Д.Н. Ушакова М.: Русские словари, 1994.	Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М.: Азбуковник, 1999.	Словарь современного русского литературного языка: В 17-ти т. / Под ред. В.И. Чернышова. М., Л.: Изд-во АН СССР, 1948-1965.
1 Лопух			2) Прост. перен. - о глупом человеке, простаке.
2 Придурок
3 Пень	«Этому пню не растолкуешь.» Болван, глупый человек.	Разг. «Стоять как пень» - стоять, ничего не понимая, неподвижно, бессмысленно. Разг. Устар. «Стать в пень» - прийти в недоумение, одуреть.	2) Разг. пренебр. перен. - тупой бесчувственный человек. «Разве этот пень может что-нибудь понять?»	// Перен. простореч. - о глупом, бестолковом или безучастном ко всему человеке.
4 Дурак	Глупый человек, тупица, тупой, непонятливый, безразсудный. // Малоумный, безумный, юродивый.	1) Разг. Бран. - глупый человек. 3) Разг. «Остаться в дураках» - быть поставленным в глупое положение, не добиться своей цели.	1) Разг. - глупый человек.	1) Глупый тупой человек. Обычно в просторечии.
5 Осел	// Глупый, ленивый человек.	2) Бран. - глупец, дурак, тупой упрямец.	2) Прост. бран. перен. - о тупом упрямце.	2) Перен. - о глупом человеке.
6 Дубина	ДУБ // Тупой, глупый, упрямый человек.	2) Разг. фам. бран. - мало восприимчивый, тупой человек. «С таким дубиной и разговаривать не хочется».	2) Прост. бран. перен. - о тупом, глупом человеке.	2) Прост. бран. - о тупом, глупопом, упрямом человеке.
7 Дуб		2) Разг. фам. - то же, что дубина во 2 знач. Бран. дуб-дубом - как круглый дурак. «Стоит дуб-дубом и ничего не отвечает».	2) Разг. перен. - о тупом, нечутком человеке.	1) Перен. - о нечутком, тупом человеке.
8 Балбес	«Экой балбесина, балбесища вырос.» Болван, повеса, рослый, неуклюжий невежа.	Разг. бран. презрит. - бестолковый, грубоватый и большого роста человек. «Дети выросли балбесами».	Прост. презер. - бестолковый, грубый и неотёсанный человек, бездельник.	Простореч. презрит. - рослый, бестолковый, невоспитанный молодой человек; бездельник.
9 Балда	// об. влгд. - дылда, болван, балбес, долговязый и неуклюжий дурень; // ряз. - шалава, безтолковый; сплетник, баламут; // кстр. - дурак, тупица, малоумный.	3) Разг. бран. - глупый человек, болван.	2) Прост. бран. - бестолковый человек.	1) Простореч. - бестолковый, глупый человек.
10 Зануда			Прост. презер. - занудливый человек.
11 Лох	Пск. - резиня, шалапай.
12 Дебил
13 Кретин	Юродивые горных стран Европы; они тупы, даже малоумны, уродливы, зобасты.	Бран. - тупоумный человек, идиот.	2) то же, что идиот (во 2 знач.; разг. бран.)
14 Идиот		2) Разг. бран. - дурак, глупый человек, тупица.	2) Разг. бран. - глупый человек, тупица, дурак.	2) Разг. бран. - дурак, глупый человек, тупица.
15 Козел	// Глуповатый, самодовольный щёголь.	2) Разг. «Козёл отпущения» - человек, на которого постоянно сваливают чужую вину, чужую ответственность.		3) «Козёл отпущения» - о человеке, на которого постоянно сваливают чужую вину, ответственность.

 

Причины отсутствия единства в данном вопросе Д.Н. Шмелев комментирует следующим образом: «стилистическая характеристика, которая дается отдельным явлениям языка, в том числе разным группам лексики, часто не совпадает в разных лингвистических работах. Это объясняется и сложностью, во многом неоднозначностью самой стилистической и экспрессивной окраски, присущей многим словам, и возможностью очень разнообразного, во многих случаях разнонаправленного их применения в конкретных условиях речевого общения. Это объясняется также и известной неупорядоченностью терминологии, применяемой в работах по стилистике, и отсутствием общепринятого понимания некоторых основных исходных стилистических категорий».

Часто слово вовсе отсутствует. Мы связываем это с тем, что составители намеренно не включают ненормативную лексику в состав словаря по этическим соображениям.

Из всего вышесказанного логично вытекает только один вывод: необходимо обратиться к контексту употребления данных слов.

Оскорбление как речевой акт

 

Обращение к контексту употребления той или иной языковой единицы предполагает изучение не только семантики и стилистической характеристики составляющих высказывание слов, но и интенции говорящего, речевых условий, социального положения собеседников и т.п. Этот аспект нашего исследования требует обращения к таким сравнительно новым направлениям и теориям в лингвистике, как прагматика и теория речевых актов.

Во второй половине ХХ века появился новый подход к проблеме языка. Язык стал рассматриваться с точки зрения деятельности человека, а носитель языка - как носитель социальной культуры общества, обладающий своими индивидуальными психологическими особенностями, которые так или иначе отражаются на его речевой деятельности.

Основоположниками теории речевых актов являются представители оксфордской школы: Дж. Остин, Дж. Серль, Г.П. Грайс, которые изучали обыденный язык в естественном его функционировании. В центре их исследований стоит человек со своими целями, которые он преследует во время коммуникации. Но так как отправной точкой стал человек, то в сферу интересов лингвистов вошел целый ряд экстралингвистических факторов: языковая компетенция участников коммуникативного акта, ситуация в которой протекает речевой акт, речевой этикет, целевые установки участников общения и многое другое.

Минимальной единицей речи становится речевой акт: «основной единицей языкового общения является не символ, не слово, не предложение и даже не конкретный экземпляр символа, слова или предложения, а производство этого конкретного экземпляра в ходе совершения речевого акта».

Так как речевой акт - это действие, то для его анализа используются те же самые инструменты, что и для анализа любого действия: субъект, цель, способ, инструмент, средство, результат, условия, успешность и т.п. Это принципиально отличается от существовавшего на тот момент подхода к языку, в котором изучались главным образом констатирующии высказывания.

Дж. Остин вводит новые характеристики для анализа высказывания. Он выделяет следующие типы речевых актов: локутивный, перлокутивный и иллокутивный. Изучением локутивных актов лингвистика занималась уже давно, рассматривая высказывание как фонетический, лексико-грамматический и семантический комплекс, который оценивается по шкале истинности и ложности. Такие высказывания описывают окружающий мир. Например:

Сейчас стоит ясная погода.

Виктор вчера сдал экзамен по введению в языкознание на отлично.

Людвиг Витгенштейн - один из величайших философов 20 века.

Но лингвист выделил высказывания, к которым не применимы понятия истинности и ложности, так как они имеют коммуникативную цель. Поэтому должны характеризоваться с точки зрения успешности и неуспешности. Это иллокутивные и перлокутивные речевые акты.

Человек говорит всегда с какой-то целью. Он спрашивает или отвечает, уверяет, информирует, предупреждает, критикует. Так речевой акт, рассматриваемый с точки зрения коммуникативной цели, является иллокутивным. Например:

Я прошу тебя: закрой окно.

С другой стороны, слово провоцирует - действие, поэтому человек в процессе говорения изменят мир. Речевой акт, рассматриваемый с точки зрения его реальных последствий, выступает как перлокутивный акт. Закрытое окно, в приведенном выше примере, будет тем самым последствием, но только в случае успешности речевого акта.

Дж. Остин выделил также перформативные речевые акты, то есть те, которые равнозначны действию. Впоследствии некоторые ученые пришли к выводу, что перформативный акт в чистом виде может осуществить только субъект, обличенный определенными полномочиями или же учреждение, обладающее властными полномочиями. Но Дж. Остин, не ограничиваясь этим требованием, выделил следующие отличительные признаки таких высказываний:

к нему не применимы критерии истинности и ложности;

отсылает к самому себе;

описывает себя;

перформативный глагол совпадает по времени с моментом говорения и стоит в форме первого лица, единственного числа настоящего времени;

наличие полномочий у говорящего.

Примеры таких высказываний:

Да, я согласен взять эту женщину в жены (в ходе брачной церемонии).

Я клянусь.

Я завещаю свои часы брату.

Держу пари на шесть пенсов, что завтра будет дождь.

То есть условиями осуществления перформативного речевого акта будет ряд как экстралингвистических, так и лингвистических факторов.

Теперь нам кажется уместным рассмотреть «оскорбление» с точки зрения теории речевых актов, так как речевой акт оскорбления, подобно перформативам, требует ряда лингвистических и экстралингвистических условий для его осуществления. Попробуем их сформулировать.

«Идеальная» ситуация оскорбления предполагает, как нам кажется, следующие факторы.

Во-первых, инвектива должна происходить в ситуации диалога, то есть должен быть собеседник (тот, кого потенциально можно оскорбить). Поэтому инвективное слово должно относиться семантически ко второму лицу, так как речевая ситуация, когда инвективная лексика относится к самому говорящему, на наш взгляд, не может считаться оскорблением. Так же как в ситуации оскорбления «за глаза», когда адресант не присутствует.

Во-вторых, говорящий и его адресат должны воспринимать слово «как правду», серьезно. Поэтому инвективное высказывание должно иметь реальную модальность, то есть глагол должен быть в форме изъявительного наклонения. Случаи, когда используется сослагательное и повелительное наклонение (или лексические показатели нереальности), также, скорее всего, не будут считаться оскорблением.

В-третьих, оскорбляющий и говорящий должны совпадать в одном лице. Речевая ситуация, когда адресант как бы цитирует слова другого человека, а значит, использует синтаксические конструкции косвенной и несобственно-прямой речи, не может считаться актом оскорбления.

И, в-четвертых, говорящий утверждает имеющий место (свершившийся) факт, а не делает прогнозы на будущее. Поэтому адресант должен использовать конструкции с формами настоящего (или прошедшего) времени. Высказывание с формами будущего времени вряд ли можно назвать оскорблением (скорее презрительным советом/ предостережением).

При рассмотрении нами ситуации «оскорбления» мы не претендуем на полную объективность и понимаем относительность представленной нами модели. Мы понимаем, что только полный анализ лингвистических и экстралингвистических факторов может ответить на вопрос, совершен акт оскорбления или нет.