Однако он также сказал, что наша обязанность - говорить о Субуде, чтобы больше людей могли получить контакт.

 

Но как же мы сможем это делать, спросили мы, если не будем искать людей и говорить им о Субуде?

 

“Люди сами найдут вас”, - сказал Бапак.

 

“И спросят о Субуде?”

 

“Нет. О другом. Об аренде дома или о детях, или о женитьбе, или (повернувшись ко мне) о каких-нибудь новостях. Если вы будете правильно говорить с ними об этих вещах, то, по воле Божьей, ваш разговор потечет в такое русло, что вы естественным образом перейдете на тему Субуда”.

 

Сути Бэнда понял это первым из тех, с кем я был близок в Коломбо. Он тонко чувствовал, когда нужно прибавить огня, а когда притушить. Как-то он сказал: “Если у человека болит живот, он обращается к врачу, и тот может посоветовать ему, например, есть бананы. Если у него действительно болит живот, он начнет есть бананы, а вопросы задаст потом. Если же живот у него не болит, но он спрашивает врача: “Скажите, доктор, что нужно есть, если болит живот?”, - а врач ответит: “Ешьте бананы”, - тогда он скажет: “Но, доктор, почему бананы лучше, чем ананасы?” И началось! Аргументы, доводы и контрдоводы. Поэтому нам нужно говорить о Субуде только в том случае, если человек чувствует, что у него болит живот. Тогда он будет готов сначала съесть бананы, а потом задавать вопросы.

Горшок и растение

Однажды правительство Цейлона послало своего ревизора в зоопарк Коломбо, чтобы провести инвентаризацию. Ревизор доложил, что один предмет - коробка с культурой дождевых червей, используемых как корм для птиц, - не был внесен в список, и с непревзойденной глупостью, присущей бюрократам, послал чиновника, чтобы подсчитать червей для инвентаризации. Директор зоопарка стоял и с веселым изумлением смотрел на это представление. В процессе подсчета червяки складывались в отдельную кучку. Через некоторое время директор попросил чиновника пересчитать уже проверенную партию. К своему ужасу, чиновник обнаружил, что на этот раз количество червяков оказалось несколько больше, чем в первый раз. И вдруг его осенило, что червяки размножались почти на глазах. Стало совершенно ясно, что вся процедура была абсолютно бессмысленной, и ревизор ушел опечаленным, но более мудрым человеком, который понял, что на земле и в небесах есть много такого, чего и не представишь в правительственных финансовых инструкциях.

 

Я часто думаю о тех дождевых червях и том расстроенном ревизоре, когда сталкиваюсь с постоянными изменениями в понимании опыта Субуда и объяснений Бапака в себе самом и среди моих братьев и сестер по Субуду.

 

Например, в течение длительного времени я, как и многие другие вокруг меня, считал Бапака ориентиром на пути к успеху и благополучию в этом мире, кем-то вроде духовного Дейла Карнеги. Латихан был чем-то вроде "пелманизма-без-слез", а тестирование - самодельной лампой Аладдина. Я часто задавал Бапаку всевозможные вопросы (то, что Мухаммед Усман метко называл “духовными вопросами от ума”) о моей работе, о политической обстановке применительно к моим мирским перспективам, об экономической стабильности, физическом здоровье - это все были вопросы, рассчитанные на получение подтверждения Бапаком того, что мое положение в этом мире будет если не роскошным, то не слишком неблагополучным. Я и сейчас задаю такие вопросы, но после того, как обсудил это с одним из старейших помощников Бапака в Индонезии в тот вечер после похорон Иксана, я стал более внимательно слушать ответы.

 

Он сказал: “Меня удивляет, что так много людей задают вопросы о своей мирской жизни, о физическом теле и других материальных вещах. Бапака интересует только наш духовный рост. Наша душа, а не материальное существо. Его интересует растение, которое растет внутри нас, а не горшок. Бывает, что горшку нужно разбиться, чтобы дать возможность растению расти и развиваться... Как это произошло с Иксаном”.

 

На следующий день Бапак сказал: “За четыре года пребывания Иксана в Субуде его душа развилась до пределов своих возможностей в этом мире. Когда он жил здесь, его душа все еще была ребенком, но теперь она может расти дальше”.

 

И, возможно, из-за того, что я все еще выглядел опечаленным, он добавил со снисходительной улыбкой: “Иксан сейчас свободен от этого мира. Теперь он может навещать тебя без билета Британской международной авиакомпании”.

 

Но, как я вижу, такой подход все еще трудно понять, и мы по-прежнему будем делать такие замечания, как: “Мистер Икс был в Субуде, но он совершенно необъяснимо потерял работу”. Или: “Мистер и Миссис А - оба в Субуде, но они собираются разводиться”. Или: “Я в Субуде 5 лет, но до сих пор без гроша в кармане”. Или: “Мистер Игрек прилежно делал латихан. Но недавно с ним произошел несчастный случай”.

 

Мне тоже было очень трудно принять ту точку зрения, что горшок менее ценен, чем растение. Вот он, горшок, здесь и сейчас, осязаемый, надежный и абсолютно реальный. А расте-ние? Растение все еще находится в мире поэзии. Но через наш собственный опыт и опыт других людей многие из нас начина-ют понимать относительную значимость растения и горшка.

 

Джим Доусон (это не настоящее его имя) был иностранным экспертом, работавшим в правительственном ведомстве одной из азиатских стран. Их новые сотрудники заметили, что Доусоны не очень счастливы - как друг с другом, так и каждый по отдельности. Джим был крупным специалистом в своей области и выполнял работу усердно и тщательно. Но он питал пристрастие к спиртному. На каждой вечеринке он пил - в принципе, немного, но для него чрезмерно. Его друзья поражались тому, насколько разным был Джим на службе и после нескольких рюмок. Он был высокообразованным человеком и добросовестно относился к своей работе, но джин превращал его в раскисший студень, состоящий из жалости к себе и плаксивой сентиментальности.

 

Его жена Пэм была совершенно другого склада. Она, не скрывая, морщилась от отвращения, когда видела, что Джим пьет. Она презирала, как она выражалась, его бабскую натуру, но ей и в голову не приходило, что она пугает его своим мужским характером. Она насмехалась над ним и оскорбляла его за пристрастие к выпивке, она сокрушалась, что это “тянет ее вниз”, не понимая, что хмельной дурман был его единственным убежищем от ее оскорблений. Джим начал пить и на работе. Он прятал бутылку джина в ящике своего письменного стола, и, по его собственным словам, “прикладывался к ней каждые полчаса”.

 

Он пытался вступить в Общество анонимных алкоголиков и группу Гурджиева в Европе, но Пэм положила этому конец метким выстрелом словесной картечи. Все, что не относилось непосредственно к церкви, было, с ее точки зрения, идолопоклонством. Однажды утром Джим позвонил своему знакомому и попросил его о немедленной встрече. “Мне нужна помощь, - сказал он. - Я встретился с тобой, потому что слышал, что ты в Субуде. Расскажи мне о нем”.

 

Внимательно выслушав, он сказал: “Мне бы хотелось получить контакт. Но я очень боюсь, что Пэм этого не одобрит. Мне придется это скрыть от нее”. Приятель предложил поговорить с Пэм о Субуде. Джим пришел в ужас от этой мысли. Он был уверен, что это будет катастрофа. Ему сказали, что лучше, если бы они оба вступили в Субуд. Но об этом не могло быть и речи. Тогда приятель предложил Джиму подождать немного, так как через несколько недель приезжал Пак Субу. Джим ускользнул с работы и пришел на беседу с Бапаком, который посоветовал ему прийти вечером на латихан, где он сможет получить контакт. Джим сказал, что его жена рассердится, и ему лучше подождать, пока она будет готова принять Субуд. Бапак ответил, что в данном случае он советует получить контакт немедленно, а жена может позже изменить свое отношение.

 

В тот вечер он был открыт и сразу же почувствовал действие латихана. Он ходил на латиханы, как только у него находилось время. Теперь его основная забота была о том, как выбраться на латихан, а не как найти убежище в призрачной безопасности бутылки. Он привык обходиться без бутылки более длительные промежутки времени. Однажды неожиданно для себя он уверенно объявил Пэм, что идет в Субуд-Дом на латихан. Он откровенно ответил на ее вопросы и услышал, как она сказала: “Я думаю, это совсем неплохо, что ты заинтересовался чем-то, кроме бутылки”. После этого он стал ходить на латихан регулярно и вполне открыто.

 

Через несколько месяцев Джим и Пэм ехали на машине по пустынной дороге в направлении курорта. Был жаркий душный день, и Пэм, которая вела машину, заснула за рулем. Машина свернула с дороги и съехала в заросли кустарника. Получив серьезную травму, они оба потеряли сознание. Несколькими минутами позже мимо проезжал врач из больницы этого курорта, расположенного в 80-ти милях от места аварии, который увидел перевернутую машину. Он вытащил их и отвез в больницу, где они, после соответствующего лечения, пришли в себя. Пэм сломала кисть руки и получила множество ушибов. У Джима было несколько переломов обеих ног и один перелом руки. Их перевели в другое отделение для операции.

 

Когда друг Джима пришел навестить его в больницу, Джим довольно уныло спросил: “Разве это не везение, что милосердный Господь вовремя прислал врача?” Друг сочувственно кивнул и пробормотал что-то насчет защиты в Субуде. “А ты не можешь объяснить, почему Господь не защитил нас пятью минутами раньше?” - спросил Джим и впал в горькое молчание.