Речь товарища прокурора Григорьева

 

Моя обязанность, господа присяжные заседатели, заключается в том, чтобы доказать, какими фактическими данными подтверждается виновность подсудимых в настоящем процессе.

Но прежде чем перейти к исполнению этой задачи, я позволю себе суммировать выводы моего сотоварища по обвинению и слегка коснуться еще самого характера того преступления, которое приписывается подсудимым Жиряковым, Балдину и Бодрову.

Вы изволили слышать, что до времени постройки Черноусовской фабрики Жиряковы были людьми состоятельными, обладавшими помимо различных торгово-промышленных предприятий и наличным еще капиталом, достигавшим солидной суммы в 400 000 руб. За время же постройки и действия сгоревшей фабрики капитал этот постепенно иссяк и ко дню пожара в кассе Жирякова вместо наличных денег оказывается уже долг по векселям в той же почтенной сумме, т.е. около 400 000 руб., хотя незадолго до пожара мы видим, как В.С. Жиряков усиленно производит учет векселей.

Эти обстоятельства с достаточной убедительностью показывают, насколько финансовое положение Жиряковых ко времени пожара находилось в тяжелом состоянии, требовавшем того или иного исхода. Ликвидировать свои торговые дела или, по крайней мере, закладывать все свое имущество и, таким образом, развенчивать свою славу миллионеров Жиряковым не хотелось, и они нашли, видимо, выход - в поджоге Черноусовской фабрики, застрахованной почти вдвое выше действительной ее стоимости. На этой афере Жиряковы взяли чистой прибыли около 160 000 руб. и приобретя наличный капитал в 400 000 руб., нашли возможным продолжать свои торговые операции.

Что же касается характера преступления, приписываемого обвиняемым, то мой коллега указал на все видовые его признаки и я укажу лишь только со своей стороны на разницу между поджогами чужого и своего имущества: если первое бывает трудно доказать, т.к. поджигатель избирает все меры предосторожности, уничтожаются следы самого поджога, то второе еще более трудно поддается исследованию: "поджигатель" уничтожает имущество, находящееся в его полном распоряжении, а отсюда весьма благоприятное условие для осуществления преступного замысла. Поджигатель располагает выбором времени и средств к поджогу, принимает меры к уничтожению следов его. В первом случае хозяин-потерпевший оказывает содействие правосудию: указывает место и обстоятельства, при которых пожар возник, указывает подозреваемого и никогда на суде не является спорным вопрос о наличности поджога. Во втором случае исследование не может рассчитывать на содействие хозяина. Исследование с большим трудом собирает нити, указывающие на виновность хозяина; хозяин же смотрит, сложа руки, и во всем исследовании видит пристрастие. Он не остановит исследование от фактической ошибки, он воспользуется ею на суде для доказательства пристрастности. Факт поджога оспаривается до последней возможности - это для него опасно, и потому в делах о поджоге собственного имущества вопрос о поджоге всегда представляется до некоторой степени спорным. В таком положении находится и настоящее дело!

Но труд наш, господа присяжные заседатели, в данном процессе облегчен. Мы имели в своем распоряжении огромный и тщательно собранный материал предварительного следствия, установивший, что фабрика Черноусовская сгорела не от несчастного случая, а от умышленного поджога. Заявляю об этом вам смело потому, что здесь, на суде, в течение 9 дней материал этот мы проверили и всякие сомнения - "не имели ли мы дело с несчастным случаем" - устранены.

Екатеринбургский окружной суд за все время своего существования до сих пор не знал такого длинного процесса! Нужно благодарить судьбу, что, наконец, мы близимся к развязке его и по всей вероятности завтра из уст наших услышим справедливый приговор.

Теперь перейду к рассмотрению фактических данных судебного следствия.

Вы изволите помнить, что льнопрядильно-ткацкая фабрика потомственного почетного гражданина Василия Саввича Жирякова сгорела в ночь на 12 марта 1900 г., что пожар начался около 11 часов ночи с субботы на воскресенье; причем огонь прежде всего появился в сушильном отделении верхнего этажа этой фабрики, где после окончания общих работ в 5,5 часов производились до 7,5 часов сверхурочные работы по просушке пряжи. Ровно в половине 8-го сверхурочные работы закончились, оставшиеся для этого рабочие в числе 7 человек разошлись по домам и во всей фабрике, а именно в нижнем этаже ее остался один только сторож Степан Ядрихинский. Так как со времени окончания всех работ фабрику никто не осматривал и так как огонь впервые был замечен в сушильном отделении, то явилось предположение, что пожар начался от неосторожного обращения с огнем сверхурочных рабочих. Ввиду отсутствия в то время каких-либо других достаточных оснований и данных к объяснению действительных причин пожара возникшее по сему поводу расследование было судом прекращено или вернее приостановлено, и В.С. Жиряков 20 мая 1900 г. получил от первого Российского страхового общества, в котором фабрика была застрахована, страховое вознаграждение 397 151 руб. 23 коп. Вскоре после этого открылись новые обстоятельства и приостановленное следствие было вновь препровождено судебному следователю для дальнейшего его производства. Прежде всего странным казалось событие 5 марта. Всегда хранившийся в особом и отдаленном от фабрики помещении керосин 1 марта переносится по распоряжению В.С. Жирякова в самую фабрику; сначала вкатывается одна бочка в 12 пудов, а вслед за ней, когда первая бочка не была еще израсходована, 3 марта подвозится другая такая же. Из первой масленщиком Афанасием Колясниковым выдается Бодрову 4 ведра керосина для смазки потолков и 4 ведра для той же якобы цели наливаются керосина для смазки потолков и ставятся в фабрике около электрического отделения. В 8-м часу утра 5 марта в фабрику приходит подсудимый Балдин и вскоре там после его ухода загорается тряпка на бочке с керосином и начинает таять вокруг нее парча. Хотя в этот момент народу на фабрике было мало, пожар вовремя был замечен и прекращен.

Указывая на это обстоятельство, я прошу вас, господа присяжные заседатели, припомнить показание свидетеля, служившего во время пожара у Жиряковых директором фабрики Мешалина. Он удостоверил, что 5 марта С.В. Жиряков куда-то уезжал из Черноусовской и, вернувшись вечером, вместо того чтобы подъехать прямо к своей квартире, подъехал почему-то сначала к зданию фабрики, оглядел ее снаружи и уже потом поехал в свою квартиру. Вы помните, как дальше Мешалин показывал: "Я, - говорит, - зная ужасное состояние фабрики и полную безвыходность с ней хозяина Жирякова, тогда же утром подумал, что случай загорания тряпки на керосиновой бочке есть первая попытка умышленно сжечь эту фабрику, а потому, как только вошел вечером С.В., то спрашиваю его - что, уже поджигать начали? Последний, хотя и начал отрицать наличность поджога 5 марта, но тут же спросил: "А где было бы удобнее поджечь фабрику, дабы она сгорела? Много, - говорит, - дал бы тому, кто спалил бы ее. Себя не пожалею, а папашу спасу...". Вот это показание ясно указывает, что 5 марта готовился поджог, но вышел неудачным; что по всей вероятности учинил его сам Балдин и что 11 марта фабрика сгорела, несомненно, от поджога. Событие 5 марта в вину подсудимым не ставится, и я указываю на него вам лишь потому, что в этом загорании нужно видеть начало того, что приведено в исполнение через 6 дней.

Показаниями свидетелей, ночных сторожей при фабрике Ядрихинского, Елизарова и Евстафиева, вполне установлено, что пожар начался 11 марта именно в сушильном отделении. Вы помните, что по их словам огонь сразу вспыхнул и пламя осветило окна сушильного отделения, что ни в кочегарке, ни в отделении парового котла в момент возникновения пожара огня не было.

Таким образом, это обстоятельство теперь нужно считать, безусловно, установленным. Но не так дело обстояло раньше: когда ста новой пристав Алексеев тотчас же после пожара стал спрашивать С.В. Жирякова о предполагаемой причине пожара, то он сначала указал на возникновение его в кочегарке, потом в отделении парового котла, а затем уже, когда была установлена полная несостоятельность этих предположений, то начал утверждать, что по всей вероятности загорелось в сушильном отделении и что пожар начался от неосторожности находившихся там до 7,5 часов вечера сверхурочных рабочих. Несостоятельность этого последнего предположения теперь также бесповоротно доказана.

Сверхурочные рабочие здесь нам на суде под присягой удостоверили, что в указанное по делу время они в сушильном отделении не курили и лампы, с коими работали, погасили. Да, господа присяжные заседатели, если даже допустить, что они и курили в сушилке и могли заронить огонь, то возможно ли допустить, чтобы тот легковоспламеняющийся материал, который был в сушилке, - эта сухая пряжа, вспыхивающая как порох, могла шаять в течение 3,5 часов; ведь сверхурочные рабочие ушли из сушилки в 7,5 часов, а пожар начался в 11!

Далее, как подтверждение наличности умышленного поджога, в данном случае мы имеем сознание одного из подсудимых и оговор им других. Сознание является лучшим доказательством виновности, но только в том случае, если оно подтверждается всеми обстоятельствами дела. Таково ли сознание Бодрова? Ответа нет другого, как "да"! Я не стану повторять подробностей этого сознания, оно сделано нам здесь самим подсудимым, а прежние его рассказы о том повторены на суде целым рядом свидетелей. Вы внимательно прослушали их, записали себе для памяти, так что с моей стороны было бы недобросовестно отнимать у вас напрасно драгоценное время.

...Рассказы Бодрова о подробностях поджога поражают своей точностью, а отсюда и правдивостью. И действительно, нет ни малейшего основания заподозрить Бодрова в неискренности и извращении фактов! Невольно возникает вопрос - с какой стати Бодров будет возводить на себя такое обвинение, если в действительности ничего подобного не было? Нравственно неиспорченному человеку совесть не позволит, господа присяжные заседатели, схоронить в себе такое преступление!

И вот вам разгадка, почему Бодров сначала в пьяном виде и людям близким стал сознаваться в поджоге, а потом, чем яснее стал осознавать гнусность своего поступка, рассказал об этом и нам, - судьям совести.

Рассказ Бодрова нашел себе подтверждение во всех мелочах: близость его к Балдину и пригодность для последнего быть орудием к исполнению задуманного поджога доказаны. Вы помните, что Балдин был посаженным отцом на свадьбе Бодрова и находился постоянно в приятельских с ним отношениях. И что Бодров был слабовольный алкоголик! Далее, вы помните, что вечером 11 марта Балдин действительно приходил на квартиру к Бодрову, а около 11 часов оба ушли по направлению к фабрике, что фабрика загорелась около 11 часов и т.д. А дальше все три отъезда после пожара Бодрова в Казань разве не являются доказательствами правдивости сознания Бодрова? Вы помните, что тотчас же после пожара большая часть рабочих была рассчитана и разъехалась по домам, а Бодров оставлен и вдруг через несколько дней, как только судебный следователь начал чинить допросы, он уезжает и у него, не имевшего кроме долга гроша за душой, появляются деньги для проезда, да притом еще вместе с женой! Удалить его нужно было, дабы не проболтался, и его удаляют! Ему обещают выдать деньги за поджог после получения страховой суммы, и он в мае снова приезжает сюда. 20 мая получается страховка, 1 июня Балдин едет с С.В. Жиряковым из Черноусовой в город для расчета и по возвращении его в Черноусову Бодров 6 июня второй раз уезжает в Казань и уже с большими деньгами.

Он, покупая в Екатеринбурге одежду, меняет сторублевый билет. В Казани кутит отчаянно, в пьяном виде отрывает угол у второго сторублевого билета и закладывает его Гирше Шмулевичу. Это все с математической точностью подтверждается. Далее, Бодрову недодали до обещанного 500 руб. половину и он в августе, прокутивши все, снова едет в Черноусову дополучить обещанное.

Тут ему Балдин сначала давал по мелочам, но так как Бодров все пропивал и стал уже болтать о поджоге, то его в третий раз отправляют в Казань и уже под охраной местного сельского старосты Василия Андреевича Ваулина. Вы помните, как он чистосердечно показал на суде, что его Балдин за 50 руб. нанял исполнить, видимо, неловкую обязанность довезти Бодрова за 40 верст от Колюткиной до Екатеринбурга и как надул, выдав вместо обещанной полсотни только 39 руб. Балдин должно быть уже такой человек: недодал Бодрову, недодает и старосте Ваулину! А это разве не подтверждение сознания Бодрова - помните, когда его третий раз отправляли в Казань, а староста Ваулин, уговаривая уехать, сказал: "Издержишь данные деньги, то пиши, и я, взяв их у С.В. или Балдина, пришлю тебе". И вот появляется на свет Божий переписка между Казанью и Колюткиной. Ведь это мертвое доказательство! Ведь это неизменчивое показание свидетеля! Много можно было бы и еще привести в доказательство правдивости сознания Бодрова, но мне кажется, достаточно и этого! Укажу далее на перемену, происшедшую после пожара в образе жизни Балдина. Балдин, происходя из крестьян Владимирской губернии, приехал впервые на Урал в 90-х гг. и поступил на только что открывшуюся тогда фабрику Жирякова при деревне Колюткиной. Проработав некоторое время на фабрике в качестве подмастерья, он был уволен оттуда и занялся крашеньем крестьянской пряжи.

Через 2 года профессию эту бросил и, задолжав 50 руб. некоему Маракулину, снова поступил на фабрику. Сначала на только что пущенную в ход в апреле 1898 г. Черноусовскую с жалованьем от 25-30 руб., а с сентября того же 1898 г. - на вновь открывшуюся Макаровскую. Тут хотя ему жалованье и прибавили, но он, прослужив у Макаровых 6,5 месяцев, в апреле 1899 г. снова перешел к Жиряковым на Черноусовскую и уже на должность помощника директора с 50 руб. жалованья... Эти деньги Балдин, благодаря пьянству и вообще широкой жизни, проживал все и даже принужден был занимать на стороне.

После пожара материальное положение Балдина резко меняется. У него появляются откуда-то средства и он, ведя жизнь еще более широкую и разгульную, чем вел раньше, начинает делать крупные траты на приобретение вещей. Покупает дом для своей сожительницы, на что употребляет до 200 руб., заводит лошадь и упряжь в 100 руб., покупает музыкальный ящик в 20 руб., шубу сожительнице в 60 руб., себе хорьковое пальто, вносит пай на устройство вагранки 100 руб. и, наконец, с 1 сентября 1900 г. вносит в сберегательную кассу 950 руб. В общей сложности он, помимо расходов на прожитие и разгульную жизнь, изводит еще разных расходов более чем на 1400 руб. и, кроме того, в то же время выдает около 400 руб. Бодрову. Всего же расходует около 2000 руб.

Вполне уместным является вопрос: откуда такая благодать и где источник доходов, дающих возможность производить такие расходы? Как мы знаем, из заработанных Балдиным за все время пребывания его на Урале денег он не мог не только что скопить таких средств, но даже не мог обходиться без долгов, следовательно, источник этих доходов несколько иной, и мы постараемся это разъяснить.

Подсудимые Жиряковы в лице защитников своих стараются до казать, что избыток средств Балдина мог появиться от продажей меди, которую он воровал с фабрики, разбирая обгоревшие во время пожара машины. Но это едва ли справедливо, т.к. свидетельскими показаниями установлено, что Балдиным могло быть украдено в разное время не более 100 пудов меди.

При этом странным является следующее обстоятельство: если Жиряковы знали о краже меди, то почему они не возбуждали преследования против Балдина, и потом Балдин-вор продолжает служить у обкрадываемых им Жиряковых и в текущем 1903 г.

Кроме того, эксперт нам удостоверил, что на фабрике до пожара могло быть меди не более 600 пудов. Из отчета же страхового общества видно, что им сдано Жирякову меди 400 пудов, следовательно, могло пропасть ее не более 200 пудов. Так как медь в то время про давалась по 4 руб. за пуд, то самое большее, что мог получить Балдин за медь, это 1000 руб. Между тем издержано им, помимо прожитых, около 2000 руб., следовательно, все-таки странным и непонятным кажется, откуда он получил еще 1000 руб. А вопрос без сомнения решается просто: от Жирякова, из денег, полученных по чеку в 3000 руб.!

Из показаний Бодрова мы видели, что Балдин обещал уплатить ему деньги за поджог после получения страховой премии за сгоревшую фабрику.

Страховая премия Жиряковым получена в конце мая. В июне получено по чеку из Сибирского Торгового Банка 3000 руб., каковые деньги проведены по книгам почему-то различными числами. Кроме того, как до получения по этому чеку, так и после, в книгах все расходы записывались, несмотря даже на незначительность сумм, подробно - расход же денег по этому чеку не показан подробно. Из просмотра книг Жирякова видно, что это первый случай неправильной записи, и притом неправильной не только в одной книге, а решительно во всех.

Это обстоятельство безо всякого сомнения указывает на то, что эти деньги выданы Балдину и Бодрову, которым необходимо было заплатить, и вместе с тем нельзя было показать открыто такой расход по книгам. Считать эти деньги употребляемыми на собственные домашние надобности положительно не представляется возможным, потому что за все время ведения книг все расходы на собственные надобности Жиряковых записывались подробно и притом почти в одной и той же цифре 400-500 руб. в месяц. Следовательно, невозможно сомневаться, что 3000 руб. пошли на уплату Балдину и Бодрову.

Почему Бодров и Болдин избраны Жиряковым исполнителями своих заветных желаний и планов? Бодров, понятно, подходящий человек для исполнения задуманного ими преступного плана в силу своей слабохарактерности и приверженности к алкоголизму. Его можно было бы толкнуть на что угодно, лишь бы дать возможность вести праздную разгульную жизнь.

Что же касается Балдина, то он, очевидно, дорогой человек для Жиряковых, и в особенности - для С.В. Жирякова, настолько дорогой, что несмотря на крайне плохое поведение, его очень трудно было уволить. По удостоверению бывшего директора фабрики Нентвих, требовавшего не раз увольнения Балдина, он поделать ничего не мог и, в конце концов, рискуя своим местом, уволил его сам. Как видите, борьба с Балдиным была не под силу даже директору фабрики. Вообще, из свидетельских показаний выяснилось, что отношения С.В. Жирякова и Балдина были какие-то особенные, очень близкие.

Отношения эти были настолько близки, что Балдин, сидя в Камышловской тюрьме, уверенно говорил, что снова будет служить у Жиряковых и даже дал надзирателю тюрьмы Чупину рекомендательное письмо к Жирякову, прося его дать место надзирателю, а последнему обещал, что Жиряков в силу его письма не откажет в месте.

Я уже говорил, что виновность в поджогах трудно доказывается, но еще труднее доказать эту виновность, когда поджог совершается не самими хозяевами, а подставными лицами, т.к. сами хозяева в большинстве случаев предусмотрительно на это время удаляются подальше от поджигаемого имущества.

Так и в данном случае: во время поджогов 5 и 11 марта С.В. Жиряков уезжал далеко от фабрики!

Посмотрим теперь, что это за люди - Жиряковы?

Из всего процесса выяснилось, что это такие господа, которые умеют класть в карман там, где другие терпят несчастье. В кассовой книге их записано на приход чистой прибыли от аварии с баржой Захарова, в коей они сплавляли свой застрахованный, стоящий всего 50 000 руб. товар, чистых 150 000 руб., помимо того, что разделались с ней! Ну, да вот и от сгоревшей фабрики нажили; господа присяжные заседатели, обратите ваше внимание на всех обвиняемых, сидящих перед вами. Какой материал дают они для расследования настоящего дела? Да ровно ничего! Не хотят даже ничего объяснить нам и по поводу чека и ничего не дают нам для выяснения истины в этом деле.

Балдин тоже упорно молчит и не старается разъяснить, откуда у него получились деньги; так что приходится считаться лишь с тем, что говорил он на предварительном следствии. Он первоначально утверждал, что деньги им скоплены во время службы у Макарова - 600 руб., а остальные - у Жиряковых. Когда несостоятельность этого объяснения была доказана, то стал говорить, что скопил деньги, занимаясь перепродажей цветных камней. И это было опровергнуто, и вот он начинает распространять слухи о получении им наследства от дядюшки чисто по американскому способу. Способ этот был выяснен на следствии и заключался в следующем: у Балдина был дядя во Владимирской губернии, некто Тихонов. Этот дядя, желая сделать племянника Балдина наследником после себя, лет 10 тому назад передал ему те деньги, которые предназначал ему в наследство, а именно 1800 руб., с условием, чтобы Балдин хранил их до смерти дяди.

После же смерти дяди он деньгами мог распоряжаться как угодно. Получив известие о смерти дяди, Балдин будто бы и пустил их в обращение. Действительно, остроумно придуманный способ получения наследства, но удивительнее всего здесь то, что Балдин, этот мот, кутила, оказался прекрасной сохранной кассой, в течение целых 10 лет сохранивший чужие деньги, не соблазнившийся ни разу пустить их в оборот.

Таким образом, нет сомнения, что у Балдина появились деньги только после пожара и даны они ему Жиряковыми за оказанную услугу по поджогу. Чем же, вы спросите, доказывается виновность В.С. Жирякова?

Этот вопрос разрешается путем чисто логических выводов: кто получил выгоду от поджога? Василий Саввич. Для кого, как только не для него, хозяина фабрики, разорившей его вконец, было выгодно разделаться с ней! Он душа этого дела, сумевший только встать подальше!! Без виновности его нет вины Балдина и Бодрова. Наконец, кто, как не Василий Саввич, страховал дорого фабрику, и так рьяно достраховывал ее перед самым пожаром и кто подписывал тот чек на 3000 руб., из коих были выданы деньги Бодрову и Балдину?

Я прошу вас, господа присяжные заседатели, как можно внимательнее отнестись к оценке виновности каждого подсудимого и вы нести тот приговор, который вам подскажут ваши долг и совесть! Передавая судьбу подсудимых в ваши руки и ни на минуту не сомневаясь в справедливости приговора, я позволю себе просить вас лишь об одном: отнестись снисходительно к Бодрову, добровольно принесшему повинную и тем много помогшему выяснить истину в настоящем деле.

 

Речь представителя гражданского истца
присяжного поверенного Магницкого

 

Обыкновенно лишь тот совершает преступление, кому оно может принести выгоды.

Преступление, рассматриваемое нами, само по себе, никоим образом не могло принести выгод подсудимым Бодрову и Балдину, следовательно, должны быть такие лица, которым совершение этого преступного замысла было необходимо и давало действительные выгоды. Такими лицами в данном деле могли быть лишь сами владельцы сгоревшей фабрики, Жиряковы, отец и сын. Значит, если мы докажем виновность в поджоге подсудимых Бодрова и Балдина, то тем самым докажем несомненную виновность В.С. и С.В. Жиряковых.

Припомним, как было дело. Пожару 11 марта предшествовал пожар 5 марта, причем оба пожара начались в таких местах, где находились легковоспламеняемые вещества; следствием установлено, что незадолго до пожара керосин был перенесен из припасочного отделения на фабрику, а в день пожара было отменено дежурство в кочегарной. Хотя дознанием не было обнаружено никаких преступных действий, и Жиряков получил 400 000 руб. страховой премии, но затем по окрестным селениям начали ходить слухи о поджоге фабрики, возникли они, вероятно, благодаря Бодрову, который всегда пьяный, сначала просто болтал о совершении им поджога фабрики, а затем на расспросы слушателей подтверждал верность рассказываемого им, поясняя, что сделано им это потому, что он был обманут и не получил всей обещанной за поджог суммы.

Несмотря на явный вред, который приносила Жиряковым болтовня Бодрова, они проявляли к нему такое отношение, которое являлось как бы подтверждением болтовни Бодрова. Таким образом, первым доказательством поджога по отношению к Бодрову является его признание, а по отношению к Балдину и Жиряковым - оговор их Бодровым. Оговор одного подсудимого другим не представляется, конечно, уликой, которая не требовала бы проверки, но следует различать разные формы оговора; причем, оговор при добровольном сознании в преступлении, подтверждаемый всеми обстоятельствами дела, является такой уликой, с которой необходимо считаться, которую игнорировать ни в коем случае нельзя. Признание Бодрова подтверждается всеми обстоятельствами дела: рассказ его о приходе к нему Балдина в день пожара... рассказ его о том, что он бросил в турбину собаку сторожа, подтверждается нахождением трупа этой собачонки, причем, по указанию свидетелей и эксперта-техника, собака случайно попасть в турбину не могла. Очевидно, что болтовня Бодрова с указанием на такие события, которые действительно имели место, не могли не тревожить Балдина и Жиряковых, вследствие чего они начинают принимать меры прекратить эту болтовню сначала простой просьбой к старосте не составлять протокола по заявлениям Бодрова о поджоге фабрики; по отношению к самому Бодрову стараются задобрить его выдачей ему части обещанных денег, но когда эти меры не дают надлежащих результатов, тогда принимают меры к удалению Бодрова из Черноусовой и отправляют его за свой счет в Казань, в Казани Бодров продолжает кутить и, прокутивши деньги, опять возвращается на фабрику; несмотря на постоянные прогулы, он работает при увеличенной поденной оплате, но в то же время и в течение всего предварительного следствия принимаются вседозволенные меры к тому, чтобы Бодров изменил свои показания судебному следователю: таким образом, Балдин из тюрьмы пишет своему доброжелателю: сбивай Бодрова, я тебе заплачу, Лодыгин...

Крайне важным затем является разрешение вопроса о том, откуда у Бодрова такие значительные для него, простого поденщика, деньги? В Казани, по указанию свидетелей, он "сорит" деньгами, не берет сдачи, закладывает 100-рублевую бумажку Шмулевичу, кутит, никакой работой не занимается. Бодров и объясняет, откуда у него эти деньги, и объяснения его подтверждаются всеми обстоятельствами дела, ибо иных источников он не имел и иметь не мог, подтверждаются и отношениями к нему его хозяев, терпящих его на работе, увеличивающих ему его жалованье, несмотря на его постоянное пьянство и прогулы. Какие же иные доказательства нужны по отношению к Бодрову? Полагаю, что по отношению к Бодрову вопрос этим исчерпывается. Является ли признание Бодрова уликой по отношению к Балдину? По отношению к уликам Балдин стоит в одном положении с Бодровым: до пожара Балдин крайне нуждался, не имея возможности аккуратно платить за квартиру, занимая деньги у свидетеля Маракулина и других, должая в мелочной лавке, но со времени пожара его материальное положение круто изменяется: Балдин уже сам снабжает окрестных крестьян мелкими выдачами от 10 до 15 руб., он строит дом в деревне Шиши, затевает торговлю пивом, строит вагранку, внося для этого 100 руб., появление у Балдина значительных денег подтверждается многими свидетелями, он устилает свою квартиру депозитками, желает купить себе дом в Екатеринбурге за 1600 руб., у него в банке до 1000 руб. денег. Само собой разумеется, что все это не могло не обратить на себя внимание следственной власти, и следствие обратилось к выяснению причин появления у Балдина денег вскоре после пожара. Прежде всего относительно этого был допрошен сам Балдин, но объяснения его были неудовлетворительны и разноречивы: сначала он пояснял, что он накопил деньги торговлей хризолитами, но когда это его объяснение следствием было опровергнуто, тогда он пояснил, что он получил деньги от своего умершего дяди при непременном условии расходовать деньги только после смерти дяди, признав затем и это объяснение неудовлетворительным, Балдин в конце концов пояснил следователю, что он накопил деньги, воруя медь после пожара.

При этом объяснении Балдин остается и в настоящее время, хотя представляется непонятным, почему он не дал его сразу...

Балдин не мог составить себе тех сумм, которые у него были, если бы даже он украл всю медь. Подозрительными являются и отношения, которые проявили хозяева фабрики к Балдину. Правда, иногда человек, не получивший образования, может быть дельным руководителем того или иного промышленного предприятия, но не таков был Балдин. Нентвих аттестовал его как человека, который решительно ничего не делал, все свое время посвящал кутежам, брал в компаньоны этих кутежей тех же рабочих с фабрики. Понятно, что при таких условиях Балдин не мог быть ни руководителем предприятия, ни даже дельным работником. Его тем не менее назначают директором Колюткинской фабрики... Не указывает ли это на какую-то таинственную связь между Балдиным и Жиряковыми?

Какую роль в изложенных действиях Балдина и Бодрова играли отец и сын Жиряковы? Если изложенные данные приведут вас к выводу о том, что фабрику сожгли Балдин и Бодров, то участие Жиряковых в поджоге этой фабрики несомненно, ибо только их выгода могла заставить Балдина подговорить Бодрова поджечь фабрику, а Бодрова совершить поджог. Доказана ли следствием эта выгода? Бухгалтерская и техническая экспертизы установили не только невыгодность предприятия, но и гораздо меньшую сравнительно с застрахованной суммой стоимость застрахованного имущества, выводы экспертизы подтверждаются и данными следствия, на которых и следует остановиться: мы слышали, что для оборудования Черноусовской фабрики были выписываемы старые машины... часть машин всегда была в ремонте, ремонт в свою очередь вызывал непроизводительную затрату, притом очень значительную - по содержанию на фабрике в качестве постоянных рабочих до 25 слесарей вместо нормальных 5-6 человек. Такая затрата выражалась в цифре свыше 7000 руб. в год. Если определить среднюю поденную плату каждого слесаря в один рубль, то ветхость и недостаточная приспособленность машин имели влияние не только на удорожание производства, они не могли не оказывать влияния и на качество фабрикатов. И вы помните из прочитанных писем Мишкина и других, что некоторые покупатели отказывались от приема пряжи благодаря неудовлетворительному ее качеству.

Нет сомнения, что у Жиряковых ощущался недостаток и в оборотных средствах: это установлено, с одной стороны, бухгалтерской экспертизой, с другой стороны, показаниями свидетелей... Невыгодность предприятия объясняется и изменениями условий рынка, который ни Жиряков, ни кто другой при постройке фабрики, конечно, предвидеть не могли... То, что давало раньше большие барыши, за последнее время стало давать убыток: продажная цена мешков, как вы слышали, 21-22 коп., между тем их выделка обходилась до 28 коп. Очень немудрено, что при таких условиях брошенное, вероятно, в шутку замечание Мешалина о том, чтобы застраховать фабрику как можно дороже, а потом сжечь ее, понравилось Жирякову, предвидевшему, конечно, что с образованием такой же, как и Черноусовская, фабрики братьев Макаровых, оборудованной машинами по последнему слову техники, расположенной вблизи железной дороги, конкуренция для него будет непосильна.

Вот причины, вследствие которых Жиряков решил даже преступным путем расстаться с Черноусовской фабрикой. Поджог фабрики есть логическое последствие тех убытков, которые приносила фабрика Жирякову. Вывод этот подтверждается уже такими действиями Жиряковых, которые сами по себе, если отбросить вопрос о поджоге, совершенно непонятны: чем иначе можно объяснить постоянное и неизменное дружеское расположение Жиряковых к Бодрову и Балдину, чем объяснить появление у этих лиц денег тотчас после пожара, что это за 3000 руб., полученные Жиряковым по чеку Сибирского Банка и неизвестно куда истраченные, чем объясняется возвышение Жиряковым страховой оценки незадолго до пожара, почему Жиряковы боялись находки судебным следователем каких-то бумаг, что это за таинственное совещание Жирякова с Лодыгиным, зачем, наконец, понадобилось им сжигать бумаги? Зачем все это, если они не виновны в поджоге? Совокупность всех данных приводит к выводу о том, что в данном случае нет места случайности: дело было задумано основательно, но при совершении были допущены промахи, одним из таких промахов представляется мне это оставление молодым Жиряковым 200 руб. у судебного следователя, - что это такое? Признание ли уличенного преступника в подавляющем значении собранных против него улик и невероятная мысль обессилить улики путем взятки или действие потерявшего голову человека? Поступок этот является, на мой взгляд, лишним звеном в той цепи улик, которая неизбежно должна привести вас к выводу о поджоге фабрики Жиряковыми с целью получения страховой премии... Гражданские истцы просят вас обсудить вопрос о доказанности или недоказанности поджога с целью получения страховой премии.

Я заканчиваю мои объяснения надеждой, что приговор ваш, давая всевозможное снисхождение подсудимым, восстановит и нарушенные подсудимыми права потерпевшего.