Эпилог № 1. Узелки на нитях судьбы развязываются

 

Утром следующего дня Саша с Александром прогуливались по берегу океана… Он стоял на песке, и в руках удерживал стропы кайта. Черный кайт, похожий на дракона трепетал в его руках. Его светлые, длинные волосы, заласканные солнцем, развивались на ветру. Это он. Языческий бог. Предположительно, Аполлон. Которого в миру называют просто – Андрей. Который однажды обладал Сашей. Потому что, очевидно, принял ее в тот момент за языческую богиню. Или нимфу. Да, скорее всего, именно нимфу, которая его жестоко отвергла. Дафну, которая предпочла стать деревом, чем отдаться Аполлону. Может быть, прекрасный бог, перевоплощается в простых смертных, чтобы настичь, наконец, свою любовь. И вот однажды зимней студеной ночью он принял за свою истинную недосягаемую любовь Сашу.

Ошибся, конечно. А, может, наоборот, не разглядел. Не догадался, что это именно она и была…

Она смотрела на него и улыбалась. Великолепен. Совершенен. Невообразимо красив. Божество. Настоящее божество. Он не видит Сашу. В его руках бешено бьется гигантский воздушный змей, он стоит на доске. Перед ним волна. Над его головой беспощадное и щедрое азиатское солнце. Над его головой – бесконечной бирюзовое небо. Он не видит Сашу. Зачем она ему? Он бог. А она вовсе не нимфа. Она обычная женщина. И вот он уже летит на волне. Он счастлив.

– Самый знаменитый кайтер на этом побережье, – говорит Александр. – К нему очереди стоят на обучение. – Многие считают, что это земное воплощение Аполлона.

– Да, вполне вероятно, что он, действительно бог, но ты все равно лучше, – говорит Саша и целует Александра в губы. – Как ты думаешь, он счастлив?

– Я никогда не встречал человека счастливее его.

– Это хорошо, я рада за него, – отвечает Саша и загадочно улыбается. – Очень‑очень. – Уже не вслух…

– Милочка, буду несказанно рада видеть вас на своей свадьбе! – воскликнула отставная актриса Вера Семеновна Зайцева, врываясь в Сашин кабинет без стука. – Вот, сделайте милость, возьмите, – она протянула женщине приглашение. Белое, с золотыми буквами, обильно украшенное вензелями и виньетками. – Приглашение на два лица, – она хитро улыбнулась. – Приходите со спутником. У вас ведь есть жених, насколько мне известно. Приходите вместе. – От вас ничего невозможно скрыть. Генерал сделал вам предложение?

– Да, милочка, именно так. Я, конечно, долго раздумывала, но, в конце концов, решила его принять. Разумеется, можно было бы составить и более приличную партию, но так уж случилось, что я в него влюбилась. Понимаете, влюбилась, как какая‑то зеленая гимназистка! Бабочки в животе. Забыла уже, что это такое. Перестала понимать значение данного выражения, а тут вспомнила. Все как в юности. Как в юности, понимаете?

– Понимаю, – ответила Саша и улыбнулась, – еще как понимаю.

– Тоже влюблены? – Саша кивнула. – А я знала, что все у вас будет хорошо. Я была в этом просто уверена. Я даже, кажется, вам об этом говорила. Только тогда вы мне не поверили. А я оказалась права, как видите. Черная полоса непременно сменяется белой, а неудача может обернуться удачей. Мы, простые смертные, не посвящены в замыслы божьи, нам не дано знать, какими путями господь бог проведет нас к нашему благополучию. Но в итоге мы непременно убеждаемся в его мудрости. Не сбеги от вас тогда муж, – Саша напряглась, – извините, что бережу вашу рану. Я думала, она уже зажила. И все же я продолжу свою мысль. Если бы тогда не случилось событие, о котором я только что упомянула, не встретили бы вы своего Александра, а если бы и встретили, прошли бы мимо, не заметили бы его, пропустили бы.

– Вера Семеновна, вам бы следователем служить, все‑то вы знаете.

– Понимаете ли, милочка, люди любят обсуждать чужую жизнь, любят сплетничать. От этого никуда не денешься. Никому не под силу искоренить этот людской порок. Нужно просто его принять. Относиться не как к пороку, а как к особенности. Вот и все. Я сама когда‑то была героиней сплетен. И надеюсь, что до сих пор обо мне все еще судачат. Все бабушки, мои ровесницы, кстати, у нашего подъезда, как мне кажется, только обо мне и говорят. Чуть ли не мессалиной меня считают. А я и довольна. Если обо мне говорят, значит, я еще кому‑то интересна. Значит, я не просто жива, а живу насыщенной жизнью. Вот про бабушек у нашего подъезда и сказать‑то нечего. Разве же это хорошо? – Саша отрицательно покачала головой. – Вот и радуйтесь, что вашу жизнь обсуждают. Я думаю, милочка, вам еще представится случай вновь убедиться в моей правоте, – Вера Семеновна, похоже, слегка надулась.

– Я готова уже сейчас подтвердить вашу правоту, – Саша примирительно улыбнулась. – Вера Семеновна, вы и представить себе не можете, как же я за вас рада!

– Спасибо, милочка! Так вы придете на нашу свадьбу?

– Да, конечно.

– Должна вас предупредить, что церемония бракосочетания будет пышной. Так что не стесняйтесь, надевайте свой самый шикарный наряд, самые дорогие украшения, жемчуга и бриллианты. Роскошь будет вполне уместна…

По Марусиному совершенному лицу черными змеями ползут слезы, смешанные с тушью. Совершенное это лицо мгновенно перестает быть совершенным. Оно обезображено горем и черными слезами. – Он уходит! Уходит! Он нас бросает! – кричит она и принимается рыдать в голос. Саша гладит ее по голове. Она не знает, что сказать. Просто гладит Марусю по голове. – Как же мы без него? Как я без него буду жить? Я не смогу! Я не могу без него! Не могу! Зачем мне жить дальше? – Саша, молча, гладит Марусю по голове. А что тут скажешь? Можно сказать, что это даже хорошо, что он, наконец, ушел. Что все непременно наладится. Что она привыкнет жить без него, и, возможно, ей это даже понравится. Можно сказать, что она непременно еще встретит мужчину, который ее полюбит и будет относиться к ней более уважительно, чем бросивший ее муж. Можно все это сказать, только Маруся не поверит. Ни за что не поверит. Уж Саша‑то знает.

– Все будет хорошо, девочка моя, – шепчет Саша, – все будет хорошо. Я с тобой. – Шепчет Саша. Ее не слышно из‑за Марусиных рыданий. – Где ты будешь жить? Он оставляет вам квартиру?

– Нет, он купил нам другую. Поскромнее. Давно уже. Даже обставил ее. Готовился, сволочь! А я и не знала ничего. – Всхлипы. – Завтра нужно собирать вещи и переезжать. – Всхлипы. – А я уже привыкла! Это же мой дом! Он нас из дома выгнал. Приведет туда свою шалаву. Она будет спать на моей кровати! Понимаешь, на моей кровати!

– Вот именно, на твоей кровати, – говорит Саша. – А ты будешь спать на своей новой кровати. И ничто в твоем новом доме не будет напоминать тебе о прошлой жизни. У тебя будет новая жизнь. А он останется в квартире, где все будет напоминать ему о тебе и сыне. Вот и думай, кому повезло больше.

– Мне, повезло? Ты что издеваешься? Как в такой ситуации вообще можно говорить о каком‑то везении?! – Маруся от возмущения даже перестает рыдать. Смотрит на Сашу с ненавистью. Будто она причина всех ее, Марусиных, несчастий.

– Тебе повезло, – отвечает Саша жестко. – Он не выгнал тебя на улицу. Он о тебе позаботился. О тебе и о вашем сыне.

– Да пошел он со своей заботой! Заботливый нашелся! Ненавижу! Ненавижу! Он мне всю жизнь испоганил! Сколько лет я на него угробила! И что теперь? Он вышвыривает меня как старый облезлый шкаф! Без сожалений, без благодарности! Он остается в нашей квартире! Он остается с бабой! А я остаюсь одна! А скольких я мужиков отвергла! И все ради этого козла, который, в конце концов, меня же и бросил! Это ты называешь заботой?

– Он не выгнал тебя на улицу, – повторила Саша. – Он поступил порядочно, насколько вообще сейчас можно говорить о порядочности. Поверь мне, наступит день, когда ты скажешь своему мужу спасибо, за то, что он освободил тебя от себя. Я вот своему бывшему уже сказала спасибо. Я ему и в самом деле очень признательна за то, что он ушел, – Саша улыбается, она думает об Александре. – Возможно, тебе предстоит сейчас пройти все круги ада, но ты должна знать, что впереди тебя неизбежно ожидает чистилище, а потом и рай. Я знаю, что сейчас в это невозможно поверить, но так будет…

Саша заходит в книжный магазин. Ее внимание привлекает обложка одной книги среди новинок. Тонкая женщина в синем платье на фоне бирюзового моря. «Большая энциклопедия мгновений», читает она название. Имя автора. Имя автора знакомое. Слишком знакомое. Ее критский писатель. Ее незабываемое островное приключение. Прекрасное мгновение ее жизни. Он все‑таки издал свой роман. Его мечта сбылась. Саша улыбается. Берет в руки книгу. Толстая, тяжелая. Необыкновенно трудолюбивый писатель. Саша листает книгу. Тут есть посвящение. «Музе, принявшей облик обычной земной женщины, похожей на Ахматову в молодости, посвящается. Спасибо за поддержку и веру». Саша улыбается. Идет к кассе, сжимая в руках книгу.

Она читает книгу. Восхищается и гордо говорит мужчине, ближе которого у нее сейчас нет никого на свете, что знакома с автором этого романа. Но умалчивает о том, что знакома с ним была очень близко. Что он даже любил ее несколько мгновений. Может быть, несколько мгновений, а, может быть, и всю жизнь. Саша этого не знает.

Пророчество писателя сбылось. В точности.

– Два знакомых писателя у одной женщины, почти не имеющей отношения к искусству… Это удивительно и, я бы даже сказал, подозрительно, – ревниво ворчит Александр. – И кто из нас талантливее?

– Конечно же, ты! – Саша хохочет. – Ты! Кто же еще?! Ты самый талантливый на свете человек! Самый лучший! Для меня‑то уж точно!

– Иди ко мне, моя муза!

– Как ты относишься к живописи? – спросил однажды Александр у Саши. – Весьма положительно, даже не смотря на то, что как‑то один знакомый художник заявил, что у меня нет абсолютно никаких способностей к рисованию. Это, собственно, и стало толчком к моему увлечению фотографией. Знаешь, я тогда сильно обиделась на этого человека. Сама не понимаю почему. И, честно говоря, некоторое время даже испытывала отвращение к изобразительному искусству. К счастью, это длилось недолго.

– Ну что ж, тогда я приглашаю тебя на вернисаж. Моя знакомая галеристка, у которой я в былые времена приобретал картины, позвала меня на выставку одной презабавной художницы.

– И что же такого забавного в этой художнице? – поинтересовалась Саша.

– Понимаешь, она всю жизнь была искусствоведом, всю жизнь продвигала работы своего мужа‑художника. Честно говоря, из‑за своей одержимости мужем, его мнимой гениальностью, приобрела репутацию городской сумасшедшей. Она извела всех галеристов города – все пыталась пристроить творения покойного мужа. Устраивала истерики, когда их не хотели брать. А если их все же выставляли, а они не продавались, опять же шумела, что полотна неправильно повесили, освещение не то, да и вообще кругом одни бездари, которые гениальную картину продать не умеют. И публика к ним та еще ходит, раз покупает всякую дешевку, а не великие вещи, которые спустя пару столетий станут классикой и будут стоить миллиарды. И вот эта дама неожиданно пропадает на несколько месяцев. Марина, моя знакомая, вздыхает, наконец, спокойно, но… дама появляется вновь. И чтобы ты думала, она приносит фотографии своих полотен. Заметь, своих! Никто и не предполагал, что она тоже пишет. И тут выясняется, что она‑то как раз пишет талантливо, в отличие от своего мужа. Такая занятная история. Так что, идем?

– Идем, – отвечает Саша. Она уже начинает догадываться, о каком искусствоведе, неожиданно ставшей художником, идет речь.

– Это было в день, когда в Москве шел первый снег. Он медленно опускался на Страстной бульвар, преображая его, делая его из серого, будничного, белым и праздничным. Я сидела в кофейне, – повествовала художница в старомодном вечернем платье, стоя посреди зала перед микрофоном. – Итак, я сидела в кофейне, и тут ко мне спустился ангел. Разумеется, он был без крыльев и без нимба над головой. Он имел вид вполне обычной молодой женщины. У нее был большой фотоаппарат. Чудесная идея для ангела – превратиться в женщину‑фотографа, чтобы я ничего не заподозрила. Но меня не обмануть, я все равно догадалась, кто это был на самом деле. Она передала мне послание от моего покойного мужа, – произнесла торжественно женщина и умолкла. Глаза ее сияли безумным блеском. Публика начала встревожено перешептываться – делиться сомнениями по поводу вменяемости дамы.

– Ты знаешь, кто был этим ангелом? – шепнула Саша Александру.

– И кто же?

– Я, собственной персоной. Ох, и взбесила она меня тогда. Плела что‑то о своей неземной любви к своему мужу‑бабнику, о том, что будет служить ему до конца дней своих. А я ей и говорю, он мертв, а вы живы, служите себе, пишите сами, раз всегда об этом мечтали. Надо же, послушалась! Занятная история.

– Да, уж! – удивился Александр. – Не занятная, а просто невероятная история. – Кажется, он ей не поверил.

– Так вот, ангел, принявший образ женщины с фотоаппаратом, сказал мне, – продолжила дама, после продолжительной паузы, – твой муж мертв, а ты жива! Прекрати служить ему, начинай служить себе! Ты свободна! Займись, наконец, тем, о чем ты мечтала в юности! Стань художником! Тебе рано еще хоронить себя!

– Как ты узнала, что она скажет? Ты ясновидящая, да? – тихо спросил Александр у Саши.

– Я же тебе говорю, это я с ней встретилась тогда в кофейне, когда над Страстным бульваром шел первый снег. Это было примерно за месяц до второй встречи с тобой. Ты мне не веришь? У меня есть фотографии. И женщина эта на них есть: она сидит за столиком в кофейне и задумчиво пьет коньяк. Сняла снаружи, когда уже вышла на улицу.

– Женщина допила свой кофе, встала и ушла. Я заметила, как она на улице нацелила на меня объектив своей камеры, нажала на кнопку и ушла. Больше я ее никогда не видела. А я допила свой коньяк и отправилась в магазин, купила холстов, красок. Я ехала домой в такси, и в моем сердце полыхало вдохновение… Так, благодаря моему мужу, который не оставил меня даже после своей смерти, благодаря ангелу, которого он ко мне послал, сбылась моя мечта, я стала тем, кем и должна была стать.

– Этот расчудесный муж сначала разрушил все ее мечты, убил ее веру в себя, а потом, видите ли, он помог ей стать тем, кем она должна была стать, – проворчала Саша тихо.

– Подойди к ней, может быть, она тебя вспомнит, – прошептал Александр и даже легонечко подтолкнул ее в направлении дамы.

– Нет, нет, – запротестовала Саша, – я все поняла, эта женщина начала заниматься творчеством, только потому, что подумала, будто я была гласом ее мужа, будто мои слова это его слова, будто мои слова были лишь сообщением от него. Чем‑то вроде смс‑ки с того света. Я не знаю, что с ней будет, если я сейчас предстану перед ней во плоти и заявлю, что я никакой не ангел, не посланец с того света, а обычный человек, случайная женщина, которая забежала тогда в кофейню погреться и нечаянно приняла участие в ее судьбе.

– Думаю, что это не было случайностью. Видимо, именно ты должна была ей встретиться в тот день, когда на Москву падал первый снег, чтобы она перестала жить жизнью умершего мужа и начала жить своей. Послушай, мне кажется, что у тебя дар – ты появляешься в переломные моменты жизни человека и помогаешь им найти правильный путь. А, может быть, ты и в самом деле ангел? – он обнял ее. – Нет, для ангела ты слишком горячая.

– Уйдем отсюда, пока она меня не заметила, – они направились к выходу.

Она все же заметила.

– Он, то есть она, была здесь, – произнесла художница в микрофон взволнованно. – Мой ангел только что был здесь. На сей раз он принял образ светской львицы. Но это было его лицо. Я узнала. Он был здесь. Значит, моему мужу, нравится то, что я делаю, – она картинно взмахнула руками, будто бы собираясь хлопнуться в обморок, но в последний момент передумала, ринулась к фуршетному столику, схватила бокал шампанского и залпом его опорожнила.

Публика, сочла начинающую художницу слегка безумной, но успокоила себя тем, что художникам и полагается быть немного сумасшедшими. А талантливому художнику даже противопоказано быть нормальным. Иначе, какой же он художник?

По городу поползли слухи о безумной художнице, которая видит настоящих ангелов, а потом пишет дивные картины, просто чудесные картины, иметь которые в своем доме должен каждый уважающий себя человек. И нужно покупать их именно сейчас, потому что потом они станут очень‑очень дорогими. А пока что продаются по вполне разумной цене. К тому же картин мало, а художница немолода, кто ее знает, сколько ей еще осталось…

На следующий день после вернисажа Александр принес Саше картину, на которой был изображен ангел, сидящей на скамейке бульвара, предположительно Страстного. Снег падал крупными хлопьями. Ангел улыбался. Его лицо чем‑то неуловимо напоминало Сашино.

– Я купил ее сегодня. Мне кажется, эта картина должна быть твоей, – сказал Александр, – потому что без тебя ее бы просто не было.

Маруся поселилась в Сети. Временно. То есть, это Саша себя успокаивала тем, что Маруся там не задержится надолго, хотя ее и терзали предположения, что у Маруси интернет‑зависимость. Она старалась не думать об этом. Успокаивала себя тем, что у подруги просто сейчас период в жизни такой – неожиданное одиночество. Тут уж каждый спасается, как может. И для спасения, в общем‑то, все средства хороши. Весело Марусе в сети, интересно, вот и славно. Чем бы как говорится, дитя не тешилось, только бы не плакало. Хотя плакала она все равно часто. Но, кто знает, может, плакала бы еще чаще, если бы не бурная жизнь в виртуальном пространстве. Маруся стала активным блогером, и под покровом строжайшей секретности, то есть под псевдонимом, описывала будни разведенной женщины. Страдания, радости и амурные похождения. Страдания были вполне настоящими, а вот похождения по большей части – придуманными. Маруся по этому поводу говорила, что придумывать любовные приключения – не самый худший способ сублимации. – Ты знаешь, кто добавился ко мне в друзья? – спросила как‑то Маруся у Саши.

– И кто же?

– Помнишь, приходила к нам тетка лет пятидесяти пяти, в институт еще собиралась поступать, ты ее стригла и красила.

– Помню, конечно, разве такое забудешь.

– Так вот она ведет сейчас блог, пишет там, как она учится на филфаке. Это очень смешно. Я до слез смеялась над ее постами. Как она с малолетними студентами в кафе ходит, как перед ней преподаватели робеют, те которые сами только недавно вузы закончили. Как экзамены сдает, зачеты. И еще у нее роман с профессором, представляешь? Она пишет, что только сейчас у нее началась настоящая юность. А когда ей было восемнадцать, она вела жизнь взрослой женщины, на плечах которой лежали заботы о ребенке, муже, хозяйственные хлопоты. А сейчас она весела и беззаботна. После пятидесяти, говорит, жизнь только начинается. Очень забавно. Я даже подумываю, а не пойти ли и мне куда‑нибудь поучиться, чтобы как‑то разнообразить свою жизнь.

– Кстати, хорошая мысль. Есть какие‑то курсы по управлению бизнесом?

– Каким бизнесом?

– Моим, для начала.

– А ты‑то куда денешься?

– Понимаешь, дети требуют много времени. К тому же я убеждена, что у ребенка должна быть настоящая мать, а не мать‑призрак, которая только и делает, что работает.

– Ребенок? У тебя будет ребенок?

Саша кивнула.

– Я так за тебя рада! – завопила Маруся и кинулась к Саше обниматься.

– Так что учись, учись, – произнесла Саша, высвобождаясь из дружеских объятий, – с завтрашнего дня приступаешь к стажировке. Так что тебя ждет карьерный рост, а меня радости материнства.

– Сашка, это же так здорово! Так здорово! – вопила Маруся и как ненормальная прыгала по комнате.

Простой русский миллионер садится в кресло перед зеркалом. Достает из кармана телефон, выключает его, смотрит Саше в глаза, вот, мол, я выполняю свои обещания, ни с кем кроме тебя не разговариваю, пока ты меня стрижешь. Я хороший друг, настоящий. Прячет телефон в карман. Саша надевает на него накидку, достает ножницы.

– Как будем стричься? Как обычно?

Он кивает:

– Должно же быть в жизни хоть что‑то постоянное, – он усмехается. – Ты ведь наверняка знаешь, что от меня жена ушла?

– Знаю, – Саша пытается придать своему лицу сочувствующее выражение.

– Судачите обо мне?

– Известие о бегстве вашей супруги всю прошлую неделю держалось на первом месте в рейтинге слухов и сплетен нашего скромного салона.

– Смеялись надо мной?

– Ну что вы, как можно? – Саша сдерживает смех.

– Смеялись‑смеялись, я же вижу по твоей хитрющей физиономии.

– Не смеялись, посмеивались, скорее. А вы были огорчены уходом жены? Разве вам некем ее заменить?!

– Есть, разумеется, но при чем здесь это? Уход жены, даже если ты не слишком ее любил, это же оскорбление, это как пощечина. Она, знаешь ли, унизила меня своим уходом.

– Смею предположить, что ты регулярно оскорблял и унижал ее своими изменами и ложью.

– Думаешь, поэтому она ушла?

– Не знаю, я не знакома с твоей женой.

– Но скажи мне, как женщина скажи, она могла уйти из‑за моих измен? Могла уйти из‑за такого пустячка?

– Конечно. И это вовсе не пустячок.

– Глупости. За те деньги, что я ей давал, могла бы и потерпеть. Я же мужик! Она что же хотела, чтобы я только с ней спал?

– Наверное, хотела.

– Смешно, ей богу! Да вы же, бабы, только деньги любите. Вы же все готовы терпеть что угодно ради денег!

– Все? – Саша посмотрела на него строго.

– Ах, да, извини, забыл, ты у нас особенная. Неподкупная. Точнее, непродажная! – он расхохотался. – Может, на тебе жениться?

– А не пойду я за тебя. К тому же опоздал ты немного с предложением.

– Знаю, знаю… Опоздал. Не могла эта сучка, пардон, жена моя, на полгодика раньше сбежать, пока ты еще писателя своего не встретила. Вот тебе бы я, наверное, верен был бы, – Саша посмотрела на него с сомнением. – Ну, да, ты права. Это вряд ли.

– Да, это маловероятно, – соглашается Саша. – Но человек ты все равно хороший. И отличный друг.

Он сидит за столиком в ресторане. У него загорелое лицо, черные волосы блестят в свете хрустальных люстр, на нем дорогой синий костюм. Он, кажется, стал еще красивее. И строен, кажется, по‑прежнему. С ним дама. Ухоженная, хорошо одетая, увешанная бриллиантами. Возраст определить невозможно. Но Саша‑то знает, что она наверняка старше своего спутника. Хотя, может быть, он изменился? Может, и костюм этот дорогущий купил сам? Бывают же чудеса на свете. В последнее время судьба часто предоставляет Саше поводы в этом убедиться. Разве не чудо, что в этом огромном городе, огромном настолько, что даже трудно себе это вообразить, она снова его встретила? Совершенно случайно. Хотя, нет, ничего случайного не бывает. Зачем‑то судьба снова их свела. Забавно, свела все в том же ресторанчике, который раньше они оба считали своим. Видимо, они до сих пор так считают, раз оба продолжают сюда ходить. Зачем? Неужели, до сих пор ностальгия? Неужели до сих пор они не свели счеты, не получили ответы на все вопросы. Может быть, они просто не сказали друг другу последнее «прости»? Он с дамой. Какой уже, интересно по счету, после нее, Саши?

Она с мужчиной. С потрясающим мужчиной, которого она любит. Так отчего же судьба снова сводит их вместе?

Саша ловит его взгляд. «Прости, прости за все! – кричат ее глаза, – и спасибо тебе за все! И за то, что я сижу теперь с этим мужчиной, спасибо. И за то, что я сейчас несказанно счастлива, тоже спасибо тебе. Это все благодаря тому, что ты тогда ушел. Будь и ты счастлив! Я ведь тебя когда‑то любила, я не могу сейчас желать тебе ничего плохого! Будь счастлив! Я тебе давно все простила. Прощай!».

Что он прочитал в ее взгляде? Кто знает.

«Ты была лучшей женщиной в моей жизни! – кричат его глаза. – Только тебя я и любил. Мне больно видеть тебя с другим. Невыносимо! Мне хочется его убить! Но я не сдвинусь с места. Я даже пальцем не пошевелю. Я желаю тебе счастья. Прости, что так с тобой поступил. За все прости. Прощай!».

Саша не умеет читать мысли. Но она все поняла. Все поняла.

Она видит, как официант принес счет ее бывшему мужу и его новой спутнице. Она видит, как новая спутница ее бывшего мужа незаметно передала ему свою кредитку. Она видит, как он покраснел и опустил глаза.

«Он не меняется, совсем не меняется, – подумала Саша безо всякого злорадства, – жаль. Очень жаль! Впрочем, это его выбор, его жизнь. Меня она больше не касается».

– Как же я рада, что встретила тебя в тот осенний солнечный день на Патриарших, – говорит она Александру и крепче сжимает его руку.

Сашина мама перебралась в Москву. Под предлогом, что ей нужно нянчиться с внучкой, потому что Сашенька такая беспомощная и совсем не умеет обращаться с детьми. Мама даже пару раз подержала на ее руках, поулыбалась, посюсюкала, и тут же сочла, что свой долг бабушки она исполнила. Сполна. Впрочем, возвращаться в глубинку не спешила. Обосновалась в квартире, в которой раньше жила Саша, пока не переехала к мужу. Это жилище, по ее мнению, больше ей подходило, чем домик в заштатном городишке. Собственно, и столица маме подходила больше, чем маленький уездный город. Почему, она не переехала сюда раньше? Чего кисла в своей провинции столько лет? Мама убеждена, что господь бог и собственная дочь непременно должны были вознаградить ее за все страдания, что она перенесла в жизни. Мама уверена, что заслужила беззаботную, сытую и комфортную старость. Ее ничуть не смущает, что живет она теперь в квартире, купленной на деньги ее бывшего мужа, которого она винила во всех своих несчастьях. Напротив, она считает, что он должен был с ней расплатиться по всем счетам, пусть даже и после смерти. Так даже лучше. Спокойнее.

Она нашла в Москве свою старинную школьную подружку, отношения с которой прерывалась на несколько десятилетий по причине отсутствия общих интересов и огромной разницы в социальном статусе и материальном благосостоянии. Подружка мамина давно уже была москвичкой, к тому же замужем была за большим человеком. Сашина мама ей страшно завидовала. А теперь человек этот умер, и бывшие одноклассницы оказались снова на равных: две одинокие немолодые женщины, которые, впрочем, были одинаково молоды душой и жаждали приключений. Они вместе путешествуют. Александр иногда шутит, что теща их разорит – слишком уж быстро растут ее аппетиты.

Мама постоянная клиентка салонов красоты своей дочери. Она отменно выглядит. Провинциальный налет сошел с нее довольно быстро. Она настоящая столичная штучка. На нее засматриваются старички на бульварах. А старушки провожают завистливыми взглядами.

Мама иногда капризничает. Говорит, что Саша и зять мало уделяют ей внимания. И денег ей дают недостаточно. И не может она себе позволить купить новое платье, которое ей так понравилось. Так понравилось! А еще ей иногда кажется, что дочь и ее муж как‑то неправильно живут, не так воспитывают свою дочь, что зять ее занимается какой‑то ерундой – романы он пишет. Глупость какая! Достоевским ему все равно не стать, а раз так, то нечего и время тратить на эти глупости. Лучше бы снова бизнесом занялся, как все нормальные люди. Мысли свои она высказывает вслух и в выражениях не стесняется. К счастью, происходит это не часто. Потому что, на самом деле, жизнь семьи дочери не слишком ее занимает. Маму больше интересует своя собственная. И Сашу это радует.

У мамы роман с пожилым итальянским господином по имени Маттео. Они встретились на каком‑то курорте. С тех пор переписываются и изредка навещают друг друга. Она надеется, что хоть этот мужчина на ней женится. Тем более, его мама уже отошла в мир иной и не сможет помешать союзу двух любящих сердец. А то раньше она специализировалась на том, чтобы вырывать своего маленького Маттео из рук коварных стерв, которые как коршуны стаями кружили вокруг ее мальчика.

Еще у мамы роман с одним пожилым американским джентльменом и еще с одним вполне еще молодым испанским доном. Впрочем, эти романы имеют исключительно виртуальный характер. Но мама с недавних пор весьма настойчиво упоминает Барселону в разговорах с дочерью и зятем. Не менее настойчиво она намекает и на свое желание посетить этот славный город.

Саша до сих пор не может понять, кто из них мать, а кто дочь…

Эпилог № 2. Саша никогда не узнает…

 

Саша никогда не узнает, что Влад Ястребов, ее турецкое предсвадебное приключение, спустя год после той встречи женился на женщине, удивительно похожей на Сашу. Жена родила ему дочку и сына. Влад занял серьезный пост в банке и как следствие стал весьма состоятельным человеком, но не бросил гонять на байке и играть на гитаре. Только пивные пробки больше не коллекционирует. Теперь его страсть – серебряные молочники. Позаимствовал увлечение у одного из героев Вудхауса. Оно показалось Владу изысканным и вполне достойным его нового статуса. В целом, он своей жизнью доволен. О Саше почти не вспоминает. Лишь иногда… Когда поссорится с женой или разочаруется в очередной любовнице, ему кажется, что с той женщиной, которая встретилась ему под бесстыдными турецкими звездами, он был бы счастливее, что с ней все было бы по‑другому. Она была бы для него единственной. Наверное, можно было бы ее и найти, только вот… зачем? Она ведь, наверняка, не свободна. Она же тогда замуж собиралась. Да и в своей жизни менять уже ничего не хочется. Ведь по большому счету все у него хорошо. Стабильно. Ровно.

Саша никогда не узнает, что Борис, с которым однажды в холодный дождливый осенний вечер она разделила трапезу в кафе на Тверской, до сих пор один. Он уже начал тяготиться своей абсолютной свободой, но как только он чувствует угрозу этой свободе, он сбегает. Пару раз он влюблялся и был близок к тому, чтобы начать жить вместе с любимой женщиной и вести с ней совместное хозяйство, но оба раза пугался. Не мог вынести даже мысли, что кто‑то еще поселится в его доме, вторгнется в его быт, заставит изменить привычный образ жизни. К тому же… Как он может отказаться от потенциальной возможности иметь всех женщин ради одной единственной? Не встретилась ему еще такая. Но все чаще по вечерам испытывает он странную тоску. Все чаще по вечерам хочется ему, чтобы кто‑то был рядом. Все чаще хочется ему, чтобы кто‑то ждал его дома. И еще он смертельно устал от всех этих баров, ресторанов, клубов… Но он вынужден туда ходить, потому что дома – тоска.

Саша никогда не узнает, что таксист, который однажды в предновогодний декабрьский вечер утешил ее рассказом о своей настоящей любви, которая длится уже несколько десятилетий и никак не желает утихать, живет себе потихонечку со своей Машей. Он по‑прежнему считает, что все происходит вовремя. Он так и не получил официального статуса таксиста‑психолога, но продолжает помогать своим попутчикам добрым словом, если им это требуется, совершенно бесплатно. Берет с них деньги только за проезд. Потому что не может он не помочь, если человеку плохо. Так уж он устроен. Он не ждет благодарности. Если человеку легче стало после разговора с ним, это и хорошо. Больше ему ничего и не нужно.

Саша никогда не узнает, что Артем, с которым ей так и не удалось встретить Новый год, все‑таки развелся со своей женой. Вернее, однажды она снова ушла, да так и не вернулась. Развод был мучительным: с драмами, фарсами, истериками, дележом совместно нажитого имущества и детей. Он похудел и стал несколько беднее после развода – пришлось продавать просторную квартиру и покупать две поменьше: для себя и для жены с детьми, плюс платить алименты. Впрочем, теперь он экономил на сумках и драгоценностях, до которых бывшая жена была большая охотница. Зато возросли затраты обольщение многочисленных женщин, которые задерживаются в его постели не более чем на две ночи. Это правило. Правило двух ночей. А если совместно проведенных ночей будет больше, черт его знает, чем все это может закончиться. Вдруг опять какая‑нибудь свадьба, а потом опять развод? Зачем ему это? Он не ищет пока серьезных отношений. Одноразовая любовь без обязательств – это то, что ему сейчас нужно.

Саша никогда не узнает, что юный Дед Мороз, который чуть не замерз в новогоднюю ночь на ступеньках ее подъезда, олигархом пока не стал. И есть вероятность, что не станет никогда. Девушка его с этим смирилась, поскольку поняла, что вероятность того, что в нее влюбится настоящий олигарх, равна нулю. Она стала женой юного Деда мороза. Они живут в съемной однокомнатной квартирке в Южном Бутово. Недавно у них родился сын. Иногда по ночам жена юного Деда Мороза рыдает от отчаянья, ибо ей кажется, что красивая жизнь, о которой она всегда мечтала, теперь‑то уж точно стала для нее недосягаемым призраком. Что не будет у нее никогда ни дорогих нарядов, ни бриллиантов, не будет она отдыхать в Ницце и Куршавеле и обитать во дворце на Рублевке. И лучше бы уж она вышла замуж за Ваньку, который вон как поднялся – работает менеджером в автосалоне и получает вполне прилично. А с этим‑то придурком так и сгинешь в этой хрущобе или в какой‑нибудь другой, потому что на то, чтобы снимать нормальную квартиру он никогда не заработает. А уж собственная квартира, это вообще что‑то из области фантастики. Неудачник! Неудачник, между тем, трудится на двух работах и потихонечку копит деньги, чтобы летом повезти свою любимую жену в Турцию. Она же так этого хочет. А сынишку они оставят у бабушки. Он еще слишком мал, для путешествий.

Саша никогда не узнает, что она, сама того не ведая, предсказала судьбу ведьме из поезда. Саша тогда приняла эту женщину за жену генерала милиции. Возмутилась тогда ведьма, что сосватали ее за какого‑то несуществующего генерала, хотя она даже в кошмарных снах себя замужем за каким бы то ни было мужичишкой, не видела. Что такое мужчины? Так, сексуальные игрушки. И вдруг… На старости лет влюбилась как девчонка. И в кого бы вы думали? В настоящего полковника милиции. То есть теперь полиции уже. И под венец с ним пошла. И даже в белом платье. Ибо была ведьма романтична, и мечтала она всегда о простом женском счастье – был бы милый рядом. Только скрывала она всегда и романтичность свою, и мечты свои вполне заурядные. А точнее, ей казалось, что при ее‑то неординарных, мягко говоря, способностях, не могла она себе позволить ни романтичность, ни простое женское счастье. Тут нужен был очень сильный мужчина, который смог бы угомонить простую русскую ведьму и сделать из нее простую русскую бабу. А полковник, он такой и есть. Сильный. Угомонил. И стала она ему верной и заботливой женой, и даже, в некотором роде, послушной. Даже голос ее становится тише, когда милый рядом. Но практики свои оккультные ведьма не забросила, даже несмотря на протесты своего полковника. И даже обретя свое простое женское счастье, не могла она не быть тем, кем была. А была она ведьмой. От слова ведать. То есть знать. И знания ее нужны людям.

Саша никогда не узнает, что мальчик Леша, с которым она ярким майским днем так феерично прокатилась на чертовом колесе, а потом долго еще чувствовала себя старой блядью, закончил свой провинциальный институт, но хорошую работу пока так и не нашел. Впрочем, он особо и не ищет. Поскольку нашел свое призвание. Оказалось, что никому не нужны его мозги, способности, потенциал, а вот молодость, смазливость и сексуальность… Да, эти три его качества пользуются спросом у состоятельных и немолодых уже дам. И приносят ему неплохой доход. Дам этих он ненавидит. А больше всех он ненавидит одну московскую дрянь, которую, кажется, звали Саша. Ведь именно благодаря ей он нашел свое призвание. Мог бы быть нормальным инженером или менеджером по продаже рекламы, а стал, проституткой, прости, господи… Похотливая, эгоистичная сучка! Жаль, что он не придушил ее тогда. А ведь так хотелось…

Саша никогда не узнает, что бармен в далекой Каталонии от которого Саша сбежала, обманув все его ожидания, запомнил ее навсегда. Он не помнил ни лиц, ни имен своих многочисленных любовниц. А вот Сашу помнил. Помнил эту русскую сумасшедшую, которая раздразнила его, распалила, выпила два коктейля за его счет и так подло сбежала. Он что, урод какой‑то? Вроде, нет. Никто раньше не жаловался, все оставались довольны. Да он мачо! Он супермачо! Он однажды сразу с тремя туристочками развлекался, и все трое визжали от удовольствия! Тут явно дело не в нем. Просто эта русская – идиотка! Кретинка! Да, она точно потом, наверн