Которое вы предоставите властям,

Награда – три леденца

со вкусом корицы, мяты и вишни!

Грязнуля указал взглядом на ведро с чёрной краской, стоявшее на краю площадки. И я его сразу понял. Словно сговорившись, мы подошли и толкнули ведро изо всех сил. Оно закачалось, рухнуло с высоты и опрокинулось на голову расклейщика, облив его потоками чёрной краски. Очень смешно было наблюдать, как он пытается стянуть ведро с головы.

– Я тут кое‑что надумал, – вдруг сказал Грязнуля.

– Ну?

– Я знаю, кто может нам помочь. Ты слышал об Обществе защиты животных?

– Что‑то где‑то слышал.

– Как ты думаешь, если они узнают о том, что происходит, может, они защитят нас?

– Хм, здравая мысль. Пошли!

– Прямо сейчас?

– А зачем терять время? Найдём их и скажем, что нам срочно нужна защита.

– Точно. Скажем, что мы нуждаемся в молоке, воде, заботе и ласке.

Не сразу, но мы отыскали контору этого общества – в заброшенном доме, окружённом миндальными деревьями. Гипсовые барельефы на фасаде сильно потрескались. Слева и справа от входа стояли большие кадки с пальмами.

Наконец‑то наши мучения закончились, подумал я. Здесь мы наверняка добьёмся справедливости!

Но когда мы подошли к двери, наше воодушевление растаяло. Кто‑то зачеркнул последнее слово в надписи

 

Общество защиты животных

 

и приписал другие:

 

Общество защиты людей от чёрных кошек

Внезапно открылась дверь (мы с Грязнулей едва успели укрыться за кадками с пальмами), и вышел сухопарый молодой человек в очочках и со светлыми усами, в сопровождении двух близнецов с огромными животами грушевидной формы. Это были братья Сурмадуры, директоры компании «МыКаЛо», которых я видел на торжественном приёме в доме Гульельмо Делагопы. «МыКаЛо»... Что означает это странное название?

– Мы очень вам благодарны за ваши новые пожертвования, – сказал усатый, низко кланяясь. – Когда мы отреставрируем здание, то всенародно объявим о вашей беспримерной щедрости. Вы наши благодетели!

– О чём вы говорите, нас совершенно не за что благодарить, – отнекивался один из братьев.

– Мы рады, что имеем возможность предложить свою помощь обществу, – добавил второй.

– Простите, а как лучше увековечить ваши имена на мемориальной доске? Что бы вы предпочли – высечь их в мраморе или отлить золотом на бронзе?

Близнецы заколебались – очевидно, пытались представить себе варианты. Усатый с готовностью пришёл им на помощь.

– А что вы скажете о двух досках? Одна, слева от двери, мраморная, а другая, справа, – бронзовая?

– Прекрасная идея! – сказал Сурмадур‑первый.

– Да, любезный, ты далеко пойдёшь, – добавил Сурмадур‑второй. – Если вдруг останешься без работы, отправляй резюме в нашу компанию...

Благодаря их и прощаясь, молодой человек переусердствовал: он поклонился так низко, что носом ударился об асфальт и убил попутно несчастного муравья, который, ни о чём не подозревая, бежал по своим делам. Кто знает, сколько муравьишек стали сиротами в этот момент...

Когда входная дверь общества закрылась, и мы остались одни, я увидел в глазах Грязнули отчаяние.

– Общество сменило название, – сказал он с горькой усмешкой. – А заодно и цели.

Мы немного помолчали. И всё же я пытался не терять бодрости.

– Не расстраивайся, Грязнуля! Пусть делают что хотят. Мы не будем сидеть сложа лапы.

– А что мы можем сделать?

Я с жаром рассказал ему о назначенной на крыше угольного склада встрече чёрных кошек.

– Вместе мы сможем противостоять всем бедам! – заверил я его.

– Хорошо бы...

А когда Глория узнает новости, она тут же забудет Расмина, подумал я. Она глубоко раскается, будет умолять простить её. И я, конечно, прощу, но не сразу... минут через двенадцать...

Мой оптимизм передался Грязнуле.

– Ты прав, – сказал он бодрым голосом. – Хорошо, что ты меня отговорил. Я им не доставлю удовольствия, просто так расставшись с жизнью. Нет уж! Если я им не нравлюсь, пусть сами придут и поймают меня. Но вот увидишь, я дорого продам свою шкуру. Свою замечательную чёрную шкуру!

С этими словами мой новый друг спустился с крыльца Общества защиты людей от чёрных кошек и удалился в хорошем настроении. А я последовал за ним.

 

 

НА КРЫШЕ УГОЛЬНОГО СКЛАДА

Глава четырнадцатая,

 

в которой чёрные кошки встречаются в условленном месте, не подозревая о том, что кто‑то их предал

 

И вот вечером состоялась долгожданная встреча чёрных кошек острова. Явились почти все, кого я оповестил. На черепичной крыше трудно было сыскать свободное местечко. Собрались обитатели всех улиц и переулков, всех мостовых и пустырей. Поджарые и раскормленные, голодные и изнеженные, домашние и бездомные... Издали казалось, что по крыше рассыпаны изумруды, – так ярко светились в темноте кошачьи глаза.

Я пришёл одним из первых вместе с Куцым и, когда все собрались, поведал о том, что происходит.

– Итак, дорогие собратья, – закончил я, – наша шкура в опасности. Мы должны что‑то придумать. Люди братства и их сподвижники хорошо организованы и решительно настроены. Если мы не начнём действовать, если не найдём способа им противостоять, – через пару месяцев нас всех уничтожат. Такие у них планы.

После меня слово взял Тимон, упитанный кот из северного пригорода.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь, – сказал он. – Мало кто разделяет эти дурацкие суеверия. Люди, как правило, разумны, благородны и добры. Они любят своих кошек и заботятся о них.

– А демонстрации? Призывы? Поджоги? – возразил я. – И потом, они уже утопили столько кошек! Может, и сейчас, когда мы тут болтаем, их топят в том ужасном хамаме...

– Ну да, не спорю. Мы должны быть внимательны. Осторожность и ещё раз осторожность.

– Этого недостаточно! – закричал я вне себя.

– Извините, что прерываю, – робко вступил в беседу Мурмур, образованный домашний кот. – Я бы хотел задать очень важный вопрос.

– Мы тебя слушаем.

– Можно ли есть кукушек, которые живут в часах?

– А какое это имеет отношение к предмету нашего разговора? – спросил я в замешательстве.

– Никакого, – согласился Мурмур. – Но меня в последние годы всерьёз занимает этот вопрос. Вот если мне всё‑таки удастся сцапать эту бессовестную кукушку, которая открывает и закрывает дверку, вылезает из часов и залезает обратно, кривляется и издевается надо мной, – смогу ли я её съесть? Да или нет? А вдруг она несъедобная? Тогда я рискую сломать о неё зубы. Может, я напрасно терзаюсь? С меня хватит того резинового утёнка в ванной, которого совершенно невозможно было прожевать!

– Послушай, приятель, – осадил я его, – сделай милость, забудь ненадолго о своей кукушке, которая высовывается из часов, кривляется и не знаю, что ещё там делает, – и постарайся сосредоточиться на нашей теме!

– Я постараюсь, – пообещал Мурмур.

‑ Разумеется, мы должны серьёзно и тщательно исследовать вопрос, – загнусавил Паштет, кот из бакалейной лавки, от которого за тридцать метров несло тресковой икрой. – Прежде всего надлежит собрать комитет из лучших чёрных кошек, который поручит созданным подкомитетам подробнейшим образом изучить ситуацию и внести обоснованные предложения в местный комитет, сформированный из представителей остальных комитетов, а тот, в свою очередь, представит свои выводы центральному комитету...

– Какие комитеты‑подкомитеты?! Какие исследования?! – возмутился Куцый. – Ты в своём уме, Паштет? Мы не можем убивать на это время, когда нас самих убивают!

– Согласен! – послышался спасительный голос Буяна.

Буян был энергичным левоусым котом из западного пригорода. Усы у него росли только с одной стороны морды – поговаривали, что остальные повыдёргивала в припадке ревности кошечка по имени Лаура.

– Нельзя терять время, – гнул он свою линию. – Против организованной угрозы мы должны действовать молниеносно и решительно! А значит, нам нужен сильный, энергичный и умелый предводитель. – Буян остановился на секунду, чтобы передохнуть, и закончил: – В этом качестве я предлагаю себя.

– Согласен, – вступил Бродяга, старый боевой кот со сломанным хвостом и рваным правым ухом. – Буян прав: мы должны действовать молниеносно и не теряя ни секунды. И конечно же, нам нужен сильный, энергичный и умелый предводитель. Вот только с кандидатурой не могу согласиться. Не годится он в предводители – таково моё скромное, но всеми уважаемое мнение.

– Да? А кто же тогда годится? – вызывающе спросил левоусый.

– Я.

– Ты? В предводители?! Ну, дожили! Я сейчас захрюкаю! – рассмеялся Буян. – Да ты, приятель, увидишь жирную крысу – и у тебя уже душа в пятках! А я, я... я энергичен, хитёр и ловок. А ещё храбр и болтлив. Всем хорош! Поэтому я единогласно объявляю себя предводителем кампании по спасению чёрных кошек. Мы не испугаемся! Мы не отступим! Мы не сдадимся! Мы будем бороться – и мы победим!

– Эй, ты что‑то сильно разогнался... Говоришь, у меня душа в пятках? Сам ты трус! Трус левоусый! – зарычал, разозлившись, Бродяга.

– Сейчас же возьми свои слова обратно! – с угрозой произнёс Буян.

– Сам пойди возьми... если сможешь! – поддразнил его Бродяга.

Слово за слово – ссора разгорелась всерьёз. Буян выгнул спину, Бродяга показал когти...

Я встал между ними, пытаясь их разнять:

– Придите в себя! Вы что, спятили?! Нас хотят извести, а вы отношения выясняете! Нашли время!

Забиякам пришлось остыть, и заседание продолжалось.

Я считаю, что мы должны покинуть остров, – взял слово Чуча, старый корабельный кот, который долгие годы путешествовал, а теперь вернулся на сушу, чтобы спокойно встретить старость.

– А куда же мы пойдём? – спросил Куцый.

– В Сиам, в Анкару, на острова с тысячами канареек... да куда глаза глядят! Предлагаю организовать массовую эвакуацию. Всеобщее бегство. Пора дать дёру, другими словами.

– И оставить любимое пристанище? Исключено! – заявила ухоженная домашняя кошка Палома, которую подобрали на улице бездомным котёнком. Больше всего на свете она любила умываться с утра до вечера.

– Никто не хочет оставлять свой приют, никто не хочет отправляться на чужбину, но что поделаешь? Это единственный выход! – настаивал Чуча.

– Простите, что снова прерываю, – робко промяукал Мурмур, – но я хотел бы узнать: на упомянутых островах с тысячами канареек есть часы с кукушкой – или же только часы с канарейкой?

Я осуждающе посмотрел на него и собрался было опять сделать ему выговор, но тут на середину вышел Ворчун, короткошёрстный кот из предместья.

– То, что я хочу сказать, это очень важно... Слушайте меня внимательно, чтобы ясно было... да и вообще...

Ворчун всегда был полон добрых намерений, но когда выступал с речью, обычно так её закручивал, что и сам толком не мог понять, что имеет в виду.

В самом деле, положение критическое, – начал он. – И это очень критично – то, что оно критическое. Было бы слишком оптимистично утверждать, что оно не критическое. Ну вот, значит, на этом этапе принятия решения нужно иметь хорошее расположение духа, чтобы изложить наши взгляды, и такое изложение исключит перекладывание ответственности и обнаружит нашу готовность выполнить сравнение последовательности возможных вероятностей, которые составят...

Я уже хотел его прервать, но услышал лай. Я вздрогнул. Услышали и другие. На крыше угольного склада воцарилась мёртвая тишина.

Когда в следующий миг мы осознали, что происходит, кровь застыла у нас в жилах. Целая свора разъярённых овчарок окружила склад; они грозно рычали, готовые нас растерзать.

 

На соседних крышах выросли десятки ужасающих теней – мужчины, державшие в руках сети, факелы, карабины и дубинки с шипами. Они бросились на нас с воплями: «Бей их!», «Всех до единой!», «Сейчас мы им покажем!».

Всё было ясно. Кто‑то нас выдал. Предатель сообщил Братству суеверных о нашей встрече.

– Мы окружены! – закричал я.

В первый раз за всё это страшное время я почувствовал настоящее отчаяние.

Кошки в панике разбегались в разные стороны. Одни пытались перепрыгнуть на крыши соседних домов, другие метались как обезумевшие и попадали в сети, растянутые нашими преследователями, третьи в отчаянии спрыгивали на дорогу, прямо в пенящиеся пасти овчарок с острыми белыми зубами, блестевшими в темноте. Шансов на спасение не было.

Я слышал выстрелы, грубые ругательства, пронзительный вой, убийственный смех и жалобное мяуканье. Слышал стоны, хриплые крики и безумный лай. Сердце от страха норовило выпрыгнуть из груди.

Совсем рядом просвистела пуля. И тут же Куцый подлетел в воздух от удара дубинкой. Я схватил его зубами за шкирку и прыгнул в печную трубу.

Мы свалились в потухшую печь. Завывания и крики были слышны и здесь. Я отряхнул с себя золу.

Куцый, смертельно раненный, смотрел на меня печальными глазами. Из его рта лилась красная струйка.

– Куцый, ты как?

– Всё, я своё отгулял...

– Ещё чего! Ты поправишься, вот увидишь! Мы снова пойдём в приморскую таверну, украдём десяток сардин! Держись!

– Иди... и помни своего друга... – с трудом выговорил он.

– Куцый! Гроза Сковородок! Друг мой верный! Не умирай! Прошу тебя... ну не умирай!..

Он пытался что‑то произнести, но не смог.

– Поговори со мной! Ну, скажи что‑нибудь!

– Знаешь... – Куцый еле шевелил губами. – Это неправда...

– Что неправда?

– Что чёрные кошки приносят несчастье. Это... это суеверные люди приносят несчастье чёрным кошкам.

И с этими словами его голова тяжело повисла, и он испустил дух.

Я стоял и смотрел на Куцего. Время будто остановилось. А потом тихо‑тихо, не знаю зачем, запел его любимую песню. Словно убаюкивал его...

 

 

У Долорес у красотки

самый лучший в мире хвост

и прелестная походка.

 

Все коты встают рядком,

чтобы на чудесный хвост

хоть одним взглянуть глазком.

 

Хвостиком вильнёт – и сразу

все коты теряют разум...

 

 

Я не смог допеть. Комок застрял у меня в горле. Наверху, на крыше, шум расправы начал утихать.

 

 

ЗВЕЗДА, УПАВШАЯ В РЕКУ

Глава пятнадцатая,

 

в которой я не попадаю на конкурс красоты, зато встречаю друга на каменном мосту над рекой

 

Я оказался в числе немногих кошек, которым удалось выжить той ужасной ночью на крыше угольного склада.

Дождавшись, пока прекратится этот кошмар, я вылизал лапу и шею от следов крови и вылез через полуоткрытое окно с разбитыми стёклами на затихшую улицу. Я отказывался поверить в то, что всё это произошло на самом деле. Что нас предали – и уничтожили. Что я лишился Куцего – своего лучшего друга.

Я блуждал как потерянный, забыв об осторожности, и на душе у меня было невыносимо горько. Кто же нас выдал? Что ждёт нас впереди? И как это люди могут быть такими жестокими?..

Вовсю благоухала сирень. Передо мной был вход в парк. «Конкурс красоты среди кошек», – значилось на афише. Может, и Глория участвует в конкурсе? Может, это ей аплодируют и вручают приз? А почему бы и нет. Она ведь красавица... Мне так захотелось снова увидеть Глорию. Я направился было в парк, но тут же передумал. Какой в этом смысл?.. И я печально побрёл дальше.

Не помню, как я оказался на каменном горбатом мостике, под которым бежала река. Я долго смотрел на тёмную воду. Она словно шептала мне что‑то, словно звала: иди, иди сюда! Я наклонился. Мои глаза отражались в воде. Словно я уже нырнул в реку и смотрю на себя со дна.

Я приготовился прыгнуть. Вообразил, что я корабельный кот в бушующем океане, стою на борту гонимой ветром шхуны, которая плывёт в экзотические страны, груженная шёлком, драгоценными каменьями и пряностями, а вокруг разыгралась страшная буря. Вот‑вот меня накроют огромные волны, и я навсегда затеряюсь на безмолвном дне. Это, пожалуй, лучшая смерть для повидавшего виды корабельного кота!..

– И что это ты собираешься тут делать? – послышался вдруг голос.

Грязнуля! Откуда он взялся? И неужто он разгадал мои намерения?

– Тебя это не касается.

– Задумал устроить погружение без всплытия?

– Оставь меня, пожалуйста! Нет у меня настроения болтать. Хочу побыть один.

– Один на мосту... Красиво. Но знаешь, один на дне реки – не лучшая идея.

– Если бы ты знал, – прошептал я. – Если б ты только знал...

– Что случилось?

– О‑о‑о... Не спрашивай!

– Когда? Где?

– Этой ночью. На крыше угольного склада.

– Встреча прошла неудачно?

– Не то слово... Нас застукали, Грязнуля. Беспощадно прикончили почти всех! Я потерял своего лучшего друга – Куцего. Да что там, я утратил мужество. И веру в людей. Я всё потерял... Ладно. С меня довольно. Прощай!

И с этими словами я прыгнул в тёмную воду. Точнее, чуть не прыгнул, потому что Грязнуля успел в последний момент схватить меня за шкирку.

Он посмотрел мне в глаза.

– Куцему бы такое не понравилось. Он бы хотел, чтобы ты жил. Чтобы отомстил за его гибель. И других спас – если сможешь.

– Но что, что я могу сделать, Грязнуля? Что я могу сделать в одиночку?

– Ты не один. Одна кошка в опасности – значит, все кошки в опасности. Жизнь одной под угрозой – значит, и жизнь всех остальных. Чёрных и белых, серых и рыжих.

От этих его слов я ощутил прилив сил.

Мы потихоньку разговорились. И долго болтали на каменном парапете мостика. Я поведал ему свою беду. Он мне – свою. Ещё недавно он жил в доме у весёлой девчушки с веснушками на щеках, которая его просто обожала. Марилена – так её звали – кормила его всевозможными лакомствами, брала на руки, делала ему шарики из фольги. Но когда начались гонения, родители Марилены прогнали Грязнулю, как она ни плакала и ни умоляла их спрятать любимого котика и спасти от гибели.

Звезда сверкнула и упала в воду. Я вспомнил, как сверкали глаза Куцего.

– Я загадал желание, – признался Грязнуля.

– Какое?

– Увидеть Марилену. Ужасно по ней скучаю. Ты не представляешь, как мне не хватает этой девочки. Говорят, если загадать желание, когда падает звезда, оно обязательно исполнится...

– Пусть тебе повезёт, – поддержал я его. – Желаю тебе в один прекрасный день увидеться с Мариленой.

– Если я тебе понадоблюсь, найдёшь меня у кормушки тётушки Рины, – сказал Грязнуля перед тем, как мы расстались. – Днём я обычно бываю там.

 

 

КОРМУШКА ТЁТУШКИ РИНЫ

Глава шестнадцатая,

 

в которой добрая старушка из бедного квартала кормит голодных кошек, а я становлюсь свидетелем гибели ласкового кота

 

День ото дня наше положение ухудшалось – хотя, казалось бы, куда уж хуже. Врагов становилось всё больше и больше. Опасности подстерегали со всех сторон. На острове почти не осталось чёрных кошек. Я вспомнил слова Грязнули: «Одна кошка в опасности – значит, все кошки в опасности. Жизнь одной под угрозой – значит, и жизнь всех остальных». Ведь он прав! Нужно попросить помощи у всего кошачьего мира. Объединиться всем кошкам – белым, серым, рыжим, многоцветным.

Я решил найти Грязнулю и поделиться с ним этой идеей. Бродяги, Буяна и остальных котов с повадками предводителя уже не было среди нас. Но кто‑то же должен повести за собой всех, пока ещё есть уцелевшие чёрные кошки.

Где искать Грязнулю, я знал. Да и кто не знал кормушку тётушки Рины на свалке за кладбищем автомобилей в квартале бедняков. Тётушка Рина, добрая старушка с морщинистым лицом, приходила сюда, прихрамывая, каждый день, и в снег и в дождь, с большой пластиковой сумкой в бледно‑лиловую полоску и кормила рыбьими головами, хвостами и другими объедками бездомных кошек со всей округи.

– Кис‑кис‑кис‑кис! – звала она, и в тот же миг, как из‑под земли, отовсюду – с перевёрнутых кресел, рваных матрасов, из дырявых ванн и ржавых фургонов – вылезали десятки кошек. Они тёрлись о её ноги и нетерпеливо мяукали.

 

Люди считали тётушку Рину слегка тронутой и снисходительно улыбались, завидев её среди кошек. Мы же перед ней благоговели. Чем ещё она занимается, мы не знали толком. Говорили, что она потеряла мужа и детей в страшном землетрясении и после этого лишилась рассудка. Иногда она продавала мандарины на рынке; однажды я её там видел, она кричала: «Покупайте мандарины у тётушки Рины!» Иногда подрабатывала уборщицей в общественном туалете. Но для нас тётушка Рина была не уборщицей и не сумасшедшей старухой – она была сказочной феей бездомных кошек. Сколько раз я сам, умирая от голода, благодарно принимал её угощение! Она отлично понимала наш язык, наши чувства, она разделяла наши огорчения и беды.

– Мама, а почему чёрные кошки плохие? – услышал я, проходя мимо овощного рынка, детский голос.

– Не говори таких слов! – рассердилась мама и влепила сыну подзатыльник. – Ещё раз услышу от тебя «чёрная кошка» – насыплю в рот чёрного перца! Понял?

– Ну не буду... не буду больше говорить «чёрная кошка», – вздохнул ребёнок.

Сцена, которая разыгралась через пару минут перед цветочной лавкой, была пострашнее. Из экипажа, запряжённого парой гнедых лошадей, вышла парочка и зашла в лавку. Кучер спрыгнул с козел и принялся затягивать постромки. На нём были коричневые сапоги, а под мышкой – кнут.

Цветы у входа благоухали вовсю. Парень из лавки опрыскивал их водой из ведёрка. Две пчелы жужжали над вазой с хризантемами. И тут я увидел, как из переулка вышел чёрный кот и направился к кучеру. Я тут же его узнал: это был Мурлыка. Он подошёл к кучеру и, мурлыча, стал тереться о его сапоги. Кучер пнул Мурлыку, и тот, не успев ничего понять, пролетел шагов пять и шлёпнулся на спину. Лошади беспокойно заржали. Мурлыка перевернулся, поднялся и уже собирался уйти, обидевшись на незаслуженный пинок, но кучер подскочил к нему и принялся с озлоблением хлестать кнутом. Несчастный отчаянно извивался и орал от боли, пару раз поворачивал окровавленную мордочку к кучеру, словно просил о пощаде, но тот был вне себя и опускал свой кнут до тех пор, пока кот не замер окончательно.

Эх, дорого Мурлыка заплатил за свою доверчивость.

Разгорячённый кучер взобрался на повозку и щёлкнул языком. Я ждал, когда он уедет, чтобы подойти к Мурлыке, но тут из цветочной лавки выскочила дама в широкополой жёлтой шляпе и с блестящей розовой сумочкой и завопила, показывая на меня:

Это он! Он! Кот, который напал на меня! Он покушался на мою жизнь! Из‑за этого паршивца несколько машин попало в аварию, с продавцом из ларька случился нервный припадок, а драгоценная китайская ваза разлетелась на мелкие осколки!

Я рванул с места. На каждом шагу – новые напасти! Нет, нужно выбирать самые дальние закоулки...

И вот, крадучись садами и огородами, перелезая через заборы и перепрыгивая через канавы, забираясь на крыши и в беседки, я, наконец, попал на пустырь, где добрейшая тётушка Рина в дырявой шали, наброшенной на сгорбленные плечи, кормила кошек всех мастей объедками и рыбьими головами. Кошачий концерт мог оглушить непривычного слушателя.

Я тоже получил свою порцию, а когда поел, подошёл к Грязнуле и рассказал ему свой план. Он мне обрадовался и сразу согласился помочь. Мы попросили соседей по кормушке оповестить всё кошачье население острова о том, что завтра вечером около трубы шоколадной фабрики «Сластёна и К°» состоится собрание.

Вечером я пришёл к цветочной лавке, но Мурлыку не нашёл. Видно, его уже подобрали. Я взял в зубы увядшую хризантему, выпавшую из вазы у лавки, и положил её на то место, где самый ласковый кот острова испустил последний вздох.

 

 

И ВНОВЬ КОРОТЫШКА В КЕПКЕ

Глава семнадцатая,

 

в которой два малосимпатичных типа о чём‑то сговариваются, а неизвестный кот дорого платит за тунца из консервной банки

 

Наутро я ужасно проголодался. О рейде по мусорным бакам не могло быть и речи: активисты братства организовали отряды добровольцев, которые дежурили, спрятавшись за баками, – они прекрасно знали, что там болтаются голодные кошки. Вот так придёшь, ни о чём не подозревая, погрызть рыбью косточку, а вместо этого получишь дубинкой по голове...

Поэтому я решил прогуляться в парке, надеясь раздобыть там себе пропитание. Когда парочки, сидевшие под раскидистыми деревьями на прохладной зелёной травке, целовались или вырезали на коре сердечки, они не замечали, что творится вокруг. А пожилые люди на скамейках нередко задрёмывали сразу после еды. Так что порой можно было ухватить незаметно сардинку или пирожок.

Итак, я выбрал одно из самых укромных мест в парке и стал принюхиваться, не донесётся ли волшебный аромат консервированного тунца или даже лосося. Но вместо этого я уловил совершенно иной запах. Неприятный. Он ударил мне в нос как кулак. Запах йода и мяты.

Я пошёл на этот запах и на скамейке, стоящей в стороне от остальных, у клумбы с олеандром, заметил со спины коротышку в кепке. Рядом с коротышкой сидел человек, одетый в меховое пальто и меховую шапку, лица его я тоже не видел. Они разговаривали тихо, как заговорщики. В глубине парка старичок кормил фисташками белку, чуть поодаль мама бегала за карапузом, который то и дело спотыкался и падал.

Я тихонько подкрался поближе.

– Не так‑то просто это сделать, господин Рапашин, – говорил коротышка в кепке. – Разок‑другой я, может, и сумею вам угодить – понятно, за вознаграждение, но больше не получится.

– Тебе же самому это выгодно!

Голос второго напоминал звук, который издаёт гнилое яблоко при падении в яму.

– Люди братства хорошо платят мне, господин Рапашин.

– Я заплачу лучше. Сто за штуку!

– За кого вы меня принимаете! Да мне совесть не позволит! Несчастные кошки... Их надо умертвлять, я не спорю, но ваш способ...

– А двести?

– Что «двести»?

– По двести за штуку – позволит?

– Кто?

– Твоя совесть.

– Н‑нет... но за пятьсот она, пожалуй, может сдаться. Хотя, конечно, меня будут терзать угрызения...

– Пятьсот? Да ты рехнулся!

– Подумайте о прибыли.

– Грабишь ты меня... Ладно, согласен.

– Ну, будьте здоровы, господин Рапашин. Как только буду готов, дам вам знать.

– Я на тебя рассчитываю. Да, и никому ни слова!

– О чём речь! Что я, ненормальный? Если прознают о нашем деле, мне первому несдобровать. А вы уверены, что вопли не будут слышны?

– Вполне. Это глубоко под землёй. И звукоизоляция хорошая. Пусть вопят сколько угодно – никто их не услышит. Да, и вот ещё что. Ты лучше не приходи ко мне. Я пришлю за товаром карликов.

– Хорошо. Только эти карлики... они какие‑то дикие. Я вздрагиваю каждый раз, как их вижу.

– Это они от работы дичают. Варварская, конечно, работа – так ведь на пользу делу: качество продукта улучшается. Ну да, может, им и приятно помучить зверушек, но это меня уже не волнует.

От их беседы мне было не по себе. Что за ужасные намёки? Что за сделка совершилась только что?

– Я пойду первым, – коротышка в кепке поднял с травы сачок и мешок. – Нас не должны видеть вместе.

– Правильно. Я посижу ещё минут десять и тоже уйду. До встречи!

Коротышка не двинулся с места.

– Вы кое‑что забыли, господин Рапашин.

– Что?

– Задаток.

– Какой ещё задаток? О задатке речи не было.

– Да как же без этого. Без задатка никто не работает.

– Ну, знаешь ли, меня называют великим обдиралой, но ты ещё хуже. Сколько?

– Сколько сочтёте нужным. Хотя бы тысячу.

– Ладно. Но не вздумай меня продать! Иначе карлики сделают с тобой то же, что с кошками.

– Зачем вы так, господин Рапашин, мне прямо дурно от ваших слов...

Неизвестный, лица которого я так и не увидел, ничего не ответил. Он достал толстый кожаный бумажник и отсчитал несколько засаленных купюр. Коротышка сунул их в карман и удалился.

Я сознавал, что это смертельно опасно, но всё же решил последовать за ним. К счастью, Рапашин достал газету и погрузился в чтение.

И вот, когда я с превеликой осторожностью крался за коротышкой, мои ноздри защекотал тот самый запах, который я мечтал учуять. Консервированный тунец. Светловолосая девушка в клетчатой юбке и гладко выбритый юноша в расстёгнутой рубашке увлечённо целовались, а на подстилке были расставлены термос, две подставки для яиц, тарелки и коробочки с едой, и среди них – открытая банка с консервированным тунцом.

К сожалению, её заметил не только я. В жестяную посудину погрузилась чья‑то морда. Чёрный кот, воспользовавшись тем, что парочке было не до еды, жадно уплетал содержимое банки. Он был так поглощён этим, что не заметил подкравшегося к нему коротышку в кепке. И тот прямо у меня на глазах одним махом накрыл кота своим сачком!

Парочка стала хохотать, а кот отчаянно вертелся в сетке и мяукал:

– Сжальтесь! Отпустите меня, пожалуйста! Я не совсем чёрный! У меня за правым ухом есть белое пятнышко размером с горошину... Я не настоящий чёрный кот!.. Помилуйте! Если вы меня освободите, я покажу вам, где скрываются настоящие чёрные кошки... Смотрите, вон, вон одна! Позади вас!

Не обращая внимания на мольбы, коротышка воткнул своей жертве под ребра какую‑то трубку (вопли тут же прекратились), запихнул кота в мешок и ушёл.

Я собирался пойти за ним, но тут услышал крики. Люди бежали к пруду. Я залез на платан и стал глядеть сквозь густые ветки. Картина, которую я увидел, меня поразила: два служителя парка вытаскивали из воды мёртвого лебедя. Очень странно. Кто его убил?

 

Когда народ разошёлся, я спрыгнул с дерева, но коротышки в кепке уже и след простыл. Как и его загадочного собеседника.

 

 

ТРУБОЧИСТЫ НА КРЫШЕ

Глава восемнадцатая,

 

в которой кошки других цветов не спешат помогать чёрным собратьям, а я с горящим хвостом прыгаю в бочку с водой

 

Ближе к вечеру между трубами шоколадной фабрики «Сластёна и К°» собралось около дюжины кошек разных цветов и оттенков – Серый и Пепел, Снежок и Белоснежка, Шоколадка и Капучин, Полосатик и Клякса... Чёрных кошек представляли, естественно, мы с Грязнулей.

После того как все перезнакомились, я сообщил собранию о последних событиях. Впрочем, о них и так уже все знали. Потом я рассказал о планах Братства суеверных и о связях братства с членами правительства и другими важными лицами. Я говорил с чувством, не скрывая отчаяния.

– Друзья, – закончил я, – ситуация критическая. Почти безнадёжная. Единственная надежда – на вашу помощь.

– И что же мы можем сделать? – поинтересовался Серый.

– Обеспечивать нас информацией о действиях противника, тайно приносить в наши убежища пропитание и вообще содействовать нам всеми возможными способами.

– Погоди, но если мы будем всё это делать, нас могут счесть вашими сообщниками! – воскликнул Снежок.

– Сообщниками в чём?

– В навлечении несчастий на людей.

– Снежок, ты что, всерьёз? Мы не приносим несчастья!

– Я говорю о том, что вам приписывают. Сам я, конечно, не верю во все эти необоснованные обвинения – ну, что тот, кто с вами водится, навлекает на себя несчастья, – и потому я сейчас тут с вами. И всё‑таки, приятель, отойди‑ка ты на всякий случай подальше, чтобы не сглазить!

Еле сдержавшись, я отступил на пару шагов.

– Без вашей помощи нам не обойтись! – попытался убедить их Грязнуля. – Люди из Братства суеверных не шутят. Они решили извести нас под корень. Не оставить в живых ни одной чёрной кошки!

– Взгляды членов братства нам не близки, да и программа у них отвратительная! – заявил Пепел.

– Мы вам горячо симпатизируем, – заверил Снежок. – Поверьте, ваши проблемы – это и наши проблемы!

Эти слова очень меня обрадовали. Но радость длилась недолго.

– И всё‑таки мы не можем рисковать собственной безопасностью ради вашей, – закончил Снежок. – Ведь эти безумцы могут начать охоту и на нас, и тогда нам несдобровать!

Я с трудом сдерживал гнев.

– Что ты хочешь сказать? Что вы откажете нам в помощи? Бросите нас на произвол судьбы? Но разве мы

не такие же кошки, как и вы? Неужели цвет решает всё?

– Послушай, – забеспокоился Снежок, – не приписывай мне слов, которых я не говорил! Повторяю, мы будем помогать вам, чем можем.

– Но как? – Во мне снова зародилась надежда. – Как вы будете нам помогать, Снежок?

– Мысленно.

– Что значит «мысленно»?

– Наши мысли и наши молитвы будут сопутствовать вашей праведной борьбе. Но что касается действий – не впутывайте нас, пожалуйста!

– Вот‑вот! – промурлыкала Белоснежка. – Я вообще не понимаю, почему мы, белые кошки, должны рисковать своей шкурой ради вашей выгоды! С какой стати?

Признаюсь, такого я не ожидал услышать.

– А ты что скажешь? – спросил я Серого.

Мыс ним были знакомы много лет и не раз ночи напролёт пели серенады очаровательным кошечкам. Он наверняка не будет столь бессердечен.

– Кто, я?

Серый явно отвлёкся от разговора. Положив голову на передние лапы, он наблюдал за божьей коровкой, которая медленно‑медленно взбиралась по трубе шоколадной фабрики.

– Ну да, ты.

– Э‑э‑э... Понимаешь, – промямлил Серый, – мы, конечно, всей душой за вас, но если мы начнём вам помогать, то в темноте нас, серых, могут принять за чёрных, и тогда нам тоже не поздоровится. Поэтому я думаю, что вам должны помогать прежде всего белые кошки – уж их‑то никто с вами не перепутает...

– Ты всегда умеешь выйти сухим из воды, – сердито фыркнул Снежок.

– А ты что скажешь? – спросил я Шоколадку, кошку с глазами цвета мёда и гибким длинным хвостом (поговаривали, что она может завязать его узлом).

– Нас, шоколадных кошек, на острове куда меньше, чем белых и чёрных, – заявила Шоколадка. – Поэтому мы обязаны бережно к себе относиться. Да и что мы можем сделать, когда нас так мало?

– И вообще, непосредственно нас эта история не касается, – добавил коричневый кот Капучин. Ужасно чистоплотный, он и сейчас не прекращал умываться.

Солнце клонилось к закату. Надежды мои таяли на глазах.

– Лично я считаю, что вы заслуживаете всяческого содействия в вашей справедливой борьбе, – взял слово Полосатик, серо‑рыжий кот с бежевыми и белыми полосками, у которого один глаз был зелёный, а другой голубой. – Но вы же понимаете, мы с Кляксой сами не можем сейчас принять окончательное решение.

– Почему?

– Мы должны посоветоваться со всеми кошками остальных цветов и оттенков. Белыми с чёрными полосками, серыми с коричневыми пятнами, коричневыми с лиловыми ушами, чёрными с жёлтыми хвостами, бежевыми с рыжими полосками, рыжими с дымчатыми ушами, сиамскими с...

– Ну и когда же вы сможете посоветоваться с ними со всеми? – нетерпеливо прервал я его.

– Как можно быстрее! – решительно ответил Полосатик.

– А точнее? – настаивал я.

– Я надеюсь, что через пару месяцев мы будем знать мнение всех девятисот двадцати пяти видов кошек смешанного окраса и сможем дать вам чёткий ответ.

– Да через пару месяцев уже и усов от чёрных кошек не останется! – закричал Грязнуля. – Через пару месяцев они нас уничтожат!

– Значит, мы постараемся ускорить принятие решения, – сказала Клякса, светло‑рыжая кошка с бурыми пятнами и с лиловыми глазами. – Но мы, конечно, не можем гарантировать, что это произойдёт в ближайшее время.

– Короче говоря, вы оставляете нас на милость этих душегубов?

– О нет, наши мысли и наши молитвы будут сопровождать вас в трудный час! – вновь заверил меня Снежок.

– Да плевать мне на ваши мысли и ваши молитвы! – взорвался я.

– Всё, с меня хватит! – рассердился Снежок. – Отчего я должен это терпеть?! Я пришёл сюда не для того, чтобы меня оскорбляли. Я и так рискую своей шкурой, согласившись принять участие в этом незаконном собрании, – и вот благодарность. Я уж не говорю о мёртвых лебедях...

– При чём здесь мёртвые лебеди?

– Ладно, чего уж там... Все об этом знают, но незачем переливать из пустого в порожнее... В общем, здесь не уважают мои благие намерения, поэтому я ухожу! – заявил Снежок.

<