Подкова за каждый кошачий хвост,

предоставленный властям!!

Забор напротив школы весь оклеен огромными плакатами:

 

Долг каждого ученика –

выдать одного чёрного кота!

Э‑э, ну это уж слишком! Я забрался на забор, огляделся, не видит ли кто, и с наслаждением пустил по плакату жёлтую струю.

До дома моей красавицы я добрался без приключений и беспрепятственно пробрался в цветущий сад. Солнце сверкало в пруду с золотыми рыбками, капли росы блестели в листве. Булька, как обычно, спал мёртвым сном перед своей будкой, положив голову на передние лапы. В хорошем расположении духа я вскарабкался на наше гранатовое дерево и издал условное мяуканье. Тишина. Я мяукнул снова. Никакой реакции. Я ещё трижды мяукнул условно и дважды нервно. Безрезультатно. Глория не отвечала на мой любовный призыв. Я почуял недоброе.

 

Может, она оглохла? Известно же, что ангорские кошки немного глуховаты. И если что‑то стрясётся, могут совсем лишиться слуха. Я промяукал ещё пару раз – отчаянно, протяжно и душераздирающе, рискуя разбудить Бульку, – и вот наконец в гуще олеандров показалась моя кисонька, прекрасная как всегда.

– Что это на тебя нашло? Отчего ты так мяукаешь? – спросила она меня тоном, который можно назвать как угодно, но только не ласковым.

– А как я мяукаю? – удивился я.

– Ужасно громко, назойливо... да просто неприлично! Ты не понимаешь, что навлекаешь на меня неприятности?

Глория явно была сегодня не в лучшем настроении.

– В каком смысле?

Она забралась на гранатовое дерево, но ласкаться, против обыкновения, не стала.

– Ты прекрасно понимаешь, в каком. Ну! И что ты здесь забыл? Говори.

Я ужасно расстроился. Впервые она говорила со мной так холодно. Будто бросала в меня кусочки льда.

– Радость моя, – попытался я умилостивить её, – может, до тебя дошли слухи о гонениях на чёрных кошек? Так со мной, как видишь, всё в порядке. Уверяю тебя, нет ни малейшей причины беспокоиться.

– Нет причины беспокоиться? – рассердилась Глория. – Ты думаешь, я могу быть спокойна?!

Это мне понравилось. Она обо мне беспокоится. Хороший знак. Беспокоятся о тех, кого любят.

– Послушай, не волнуйся! – принялся я её утешать. – Вот увидишь, я выкарабкаюсь. Ты меня плохо знаешь. Я ускользну от любой опасности!

– Я не за тебя волнуюсь, – отрезала она высокомерным тоном.

– А за кого же? За Бульку? Вдруг он увидит себя в зеркале и умрёт от ужаса?

Оставь свои шуточки, прошу тебя. Я волнуюсь за своё будущее.

– А кто ему угрожает?

– Ты что, действительно не понимаешь, что своим поведением подвергаешь меня опасности?

– Да какой такой опасности?!

– Не притворяйся, что ничего не знаешь! Разве ты не слышал? Тех, кто водит дружбу с чёрными кошками, обвиняют в связях с тёмными силами, их арестовывает специальная патрульная служба. А если кто‑нибудь увидит нас вместе, что будет? Ты совсем обо мне не думаешь!

– Послушай... – начал я оправдываться, но она перебила меня.

– Я уже не говорю о том, что ты можешь навлечь беду на моих хозяев! Что плохого они тебе сделали? А ведь мерзавцам с улицы ничего не стоит поджечь нашу виллу. Они уже сожгли два дома и один склад шерсти в нашем районе...

Я не верил своим ушам. Почесал одно ухо, потом другое – может, они не в порядке после всей этой катавасии?

– И что ты хочешь этим сказать? – спросил я.

– Что мы...

Она колебалась.

– Что?

– Мы не должны больше видеться.

Этого я не ожидал.

– И как долго?

– Откуда мне знать? Какое‑то время. Пока всё это не закончится.

– Что‑то непохоже, что это скоро закончится. Пока что наоборот – разгорается всё сильнее.

– Значит, тебе лучше уйти.

– Глория, но как же наша любовь? Наши клятвы при свете луны? Ты меня больше не любишь?

– Ну люблю, люблю... Но вот твой цвет – он меня смущает.

– Вот как? А когда‑то он тебе очень даже нравился. Ты говорила, что он тебя сводит с ума...

– Это было когда‑то. Время многое меняет.

– Глория, радость моя, ну зачем ты принимаешь близко к сердцу эти глупости? Эту дикую и несправедливую клевету, которая доносится со всех сторон? То, что сейчас творится, ужасно. Но вот увидишь, всё это пройдёт, как кошмарный сон.

– Откуда ты знаешь?

– Я открою тебе один секрет. Сегодня в полночь кое‑что произойдёт. И после этого всё изменится, вот увидишь!

– А что?

– Мы, чёрные кошки, соберёмся наугольном складе за мельницами. И примем решение. Важное решение.

На ветку граната запрыгнул кузнечик.

– Я должна тебя покинуть, – тихо сказала Глория. – Мне пора умываться. Сегодня я должна быть красивой. Очень красивой.

– Почему?

– Вот‑вот приедет Расмин. Нехорошо, если я выйду к нему растрёпанная.

– Интересно, что он здесь забыл?

– Сегодня у нас помолвка.

Я чуть не свалился в пруд с золотыми рыбками.

– А как же я?!

– Советую тебе предаться в руки властей. Всё равно тебя схватят рано или поздно. Тебе не спастись. Зачем напрасно мучиться?

– И это говоришь мне ты?! Невероятно! Скажи, что ты шутишь, кисонька моя!

– Я не твоя кисонька. Я обручённая кошка, которая должна заботиться о своей репутации. Ладно, я всё сказала. Прощай!

Глория спрыгнула с дерева, высоко подняла хвост и удалилась с видом оскорблённого достоинства. Красивая и недосягаемая, она скрылась за клумбой с маргаритками, с которых когда‑то обрывала лепестки, гадая, люблю я её или нет. Я и не подозревал, что вижу её в последний раз...

– Глория! – закричал я изо всех сил. – Дорогая моя Глория! Вернись! Не оставляй меня! Куда ты?! Глория! Гло‑о‑о‑ория!..

Глория меня не услышала – или сделала вид, что не услышала. Зато услышал Булька. Хоть он и был ужасным соней, но от моего душераздирающего вопля не мог не проснуться. Бульдог напружинился, глухо зарычал и бросился на меня, пыхтя, как бульдозер, который поднимается в гору. Я забрался повыше и прицелился в него гранатом, но тут заметил сверкающий автомобиль, притормозивший у ворот виллы. Пожилой шофёр в сюртуке с золотыми галунами и в фуражке открыл дверцу, и из недр лимузина появилась разряженная Исмина Парлавида, вся в розовых кружевах. Следом шествовал дворецкий с шёлковой подушкой в руках, а на ней возлежал красавчик Расмин.

Процессия вошла в сад и проследовала по дорожке из гравия, которая вела прямо к мраморной лестнице особняка. Госпожа Парлавида обмахивалась веером из страусиных перьев. Дворецкий ступал величаво, будто нёс драгоценную императорскую корону.

Булька, который заходился лаем так, словно испанский танцор исполнял у него на хвосте фламенко, привлёк внимание шофёра, и тот пошёл посмотреть, что же происходит. И увидел меня на верхушке граната. Шерсть у меня стояла дыбом – на его месте всякий бы испугался.

– А‑а‑а‑а! Чёрная кошка! – заорал он. – Чёрная кошка в саду на дереве!

«Кот!» – мысленно поправил я.

Но тут из дома выскочили две разъярённые горничные с вениками, три садовника с секаторами и повар с половником, на который была намотана горячая вермишель, – и бросились на меня.

 

 

ДАМА В ЖЁЛТОЙ ШЛЯПЕ

Глава двенадцатая,

 

в которой я пытаюсь удержать равновесие на шляпе, а потом попадаю в ловушку между толпами безумных демонстрантов

 

Крики, лай, ругательства, проклятия... Я с трудом втиснулся в глиняный кувшин для полива. К счастью, меня не заметили и продолжали искать в густых зарослях терновника.

Выбрав подходящий момент, я выскочил из кувшина, залез на крышку плетеной корзины, подпрыгнул и оказался на ветках гранатового дерева, а потом на каменной ограде сада. И так, перебегая с ограды на ограду, я миновал ещё пять или шесть садов и огородов, спрыгнул с последнего забора и очутился – где бы вы думали? – на широкополой жёлтой шляпе какой‑то дамочки, ехавшей в автомобиле с откинутым верхом.

Вот представьте, каково удерживать равновесие на шляпе, если дама под ней вопит как ненормальная, ведёт при этом машину и одновременно умудряется лупить меня блестящей розовой сумочкой, а оттуда вываливаются помада, румяна, зеркальце и прочие финтифлюшки. Нелёгкая задача, уверяю вас...

Встречные автомобили тормозили со страшным лязгом, теряли ориентацию, врезались в столбы, въезжали на тротуары. Один из них протаранил киоск, продавец выскочил в панике и столкнулся с бежавшим куда‑то регулировщиком. Я спрыгнул с жёлтой шляпы на лобовое стекло, а оттуда на тротуар, прямо под ноги буддийскому монаху, который тащил огромную китайскую вазу. Ваза выскользнула у него из рук, упала на тротуар и разлетелась на тысячу осколков.

С такой бешеной скоростью я не бегал ни разу в жизни. И вот мчусь я, напуганный, и что же вижу? Идущую навстречу демонстрацию. Разъярённые демонстранты размахивают дубинками, серпами, палками и скандируют:

 

Работу на время останови,

чёрную кошку пойди задуши!

 

Они несут белые транспаранты с красными, как кровь, буквами: