Старушки на детской площадке

Глава двадцать вторая,

 

в которой Грязнуля снова встречается с Мариленой, но его радость длится недолго

 

На следующее утро Грязнуля проснулся ни свет ни заря – ему не терпелось отправиться в путь. Я решил пойти с ним, чтобы показать, где живёт Марилена. Агата хотела нас сопровождать, но я убедил её остаться на ферме. Хорошо, что она осталась, и ей не пришлось пережить то, что случилось потом.

Мы пробирались в город по боковым тропинкам и узким улочкам. Когда через несколько часов мы со всеми предосторожностями добрались до дома Марилены, она как раз выходила из ворот вместе с пожилой женщиной в вязаной шали с бахромой – должно быть, бабушкой. В волосах у Марилены была шёлковая ленточка, а в руках ведёрко.

– Что будем делать? – прошептал я. – Подождём, пока они вернутся?

– Нет, пойдём за ними.

Так мы и сделали – крались следом, пока они не пришли на детскую площадку. Мы забрались на вяз и стали наблюдать. В тот день на детской площадке было немноголюдно. Два мальчика с разбитыми коленками качались на качелях, маленькая рыжеволосая девочка прыгала через скакалку, две благодушные старушки вязали, сидя в тени. Одна, с белыми, как снег, волосами и в круглых очках, вязала свитер нежно‑кремового цвета, другая, у которой чуть дрожали руки, – голубой жилет. Лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная... Бабушка Марилены тоже уселась на скамейку и достала из сумки вышивание. Марилена пару раз скатилась с горки, а потом взяла ведёрко, побежала в песочницу и стала строить замок. Вокруг было тихо и спокойно. Казалось, до этого места ещё не добралось зло.

– Подойду к ней. Больше не могу ждать, – прошептал Грязнуля.

– Не сейчас. Потерпи! Пусть она вернётся домой, там что‑нибудь придумаем. Здесь всё‑таки общественное место.

– Не могу терпеть!

Я не успел его остановить: он спрыгнул с дерева, которое скрывало нас в своей гостеприимной листве, и побежал к Марилене. Девочка увидела его, вскочила, просияла и с радостным криком кинулась навстречу. Но не успела добежать. В воздухе просвистел камень, ударил Грязнулю в ухо. Он зашатался и свалился в песочницу.

Старушка, кинувшая камень, снова села на скамейку, взяла отложенное на минуту вязание и продолжала нанизывать петли. Лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная... Будто ничего не случилось.

Грязнуля дергался и хрипел, пытаясь выбраться из песка. Тогда вторая старушка выдернула спицу из жилета, подошла к нему и воткнула эту спицу прямо в сердце.

Потом вернулась на своё место и невозмутимо вытерла окровавленную спицу кружевным платочком. И снова – лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная, лицевая, изнаночная...

Красная лужица медленно растекалась по песку. Глаза Грязнули, полные любви, боли и изумления, в последний раз взглянули на Марилену. Она дрожала всем телом – не могла вместить случившееся. Внезапно девочка пронзительно закричала. Она кричала не замолкая, спрятав лицо в ладонях.

– Не надо, не надо, ну успокойся, душа моя... – стала утешать её бабушка. – Эта проклятая кошка принесла бы нам несчастье. Женщины поступили правильно, они отвели беду. Пойдём!

 

Бабушка взяла Марилену за руку. И та послушно пошла за ней, подавляя рыдания.

Друг за другом молча ушли все остальные – мальчики с разбитыми коленками, маленькая девочка, обе старушки... На детской площадке остался лишь неподвижный Грязнуля.

Я слушал, как жужжит пчела, как где‑то капает вода, как старьёвщик кричит вдалеке: «Старьё берём!»

Потом я тоже ушёл.

 

 

ПОСЛЕДНЯЯ ПАРА

Глава двадцать третья,

 

в которой я стараюсь ободрить свою любимую, а она кое‑что задумывает

 

Агата ждала меня с нетерпением.

– Ну как? Нашёл он Марилену?

– Нашёл, – ответил я, – только...

– Что?

Я рассказал ей о том, что произошло.

Агата долго молчала.

– Теперь мы остались вдвоём, – сказала она наконец.

– Похоже, так. Но не отчаивайся, моя хорошая! – принялся я утешать её, а заодно и себя. – Ещё не всё потеряно. Всегда ведь есть надежда. Пускай даже мы последние чёрные кошки на острове, но нас двое.

– Ну и что? Что мы можем сделать вдвоём? – с горечью спросила Агата.

– Котят! Чёрных котят! У которых тоже будут котята. А значит, чёрные кошки не исчезнут.

Агата ничего не ответила. Взгляд у неё был печальный‑печальный.

– Может, нам стоит изменить цвет? – тихо спросила она.

– О чём ты?

– Я слышала, есть способы побелеть...

– Не верь! Это или обман, или самообман – одно из двух.

– Я люблю тебя. И хочу выжить. Ну какая разница, какого мы будем цвета! Что плохого в том, что мы не останемся чёрными?

– Агата, милая, это попросту невозможно.

– Почему ты так уверен?

– Послушай, я знал одного кота, который пытался побелеть. Его звали Фредерико. У него ничего не вышло.

– Ладно, – сказала Агата. – Иди ко мне. Мне холодно. Мне очень холодно.

Мы улеглись рядом, свернувшись калачиком, и смотрели из окна сарая на луну. Она бежала по небу, а вслед за ней бежали облака. Агата уснула. А я нет. Я продолжал смотреть на облака, которые всё время меняли форму и цвет. Они превращались в парусные корабли и в причудливые замки, в неукротимых жеребцов и легконогих оленей, в острова, поросшие экзотическими растениями...

Эх, был бы я корабельным котом! Уплыл бы я в дальние страны... Далеко‑далеко отсюда...

 

 

ЗАГОВОР СОРОКИ

Глава двадцать четвёртая,

 

в которой я отправляюсь следом за Агатой в лес и наблюдаю, как она встречается с подозрительной компанией

 

Мне нужно кое‑куда пойти. Но я не хочу, чтобы ты шёл со мной, – сказала мне Агата через пару дней. – Я готовлю тебе сюрприз.

– Какой сюрприз?

– Если я тебе скажу, это уже не будет сюрприз.

– Скажи мне хотя бы, на какую букву.

– Перестань, пожалуйста. Ничего я тебе сейчас не скажу. И имей в виду, я могу задержаться. Но не беспокойся, я в любом случае вернусь засветло.

– Исключено, я не пущу тебя одну.

– Отчего?

– Ты ещё спрашиваешь? Сейчас на каждом шагу опасность, за каждым поворотом ловушка!

– Я буду осторожна, вот увидишь.

– Но почему ты так хочешь пойти одна?

– Я же сказала, что готовлю тебе сюрприз. Обещай, что не пойдёшь за мной следом!

– Ладно, – я был вынужден согласиться. – Но прошу тебя, смотри в оба!

Однако я забыл о своём обещании, стоило Агате уйти. Меня одолевали дурные предчувствия. Я решил тихонько проследить за ней.

День был солнечный. В ивах и миртах гудели стрекозы. Агата шла вдоль речки с камышами по берегам, свернула на поляну с цикламенами, потом в рощицу с семью высокими широколистными вязами и добралась до леса влюблённых дятлов.

– Привет! Куда ты пропал? – услышал я знакомое чириканье.

С ветки орехового дерева с двенадцатью сердечками смотрел на меня дятел Трифон. Его крыло уже зажило.

Я сделал ему знак, чтобы он не выдал меня. Он понял и замолчал, а я пошёл дальше, стараясь не выпускать Агату из виду и навострив уши. Я дрожал от одной мысли о том, что с ней может случиться что‑то плохое.

Агата вышла из леса влюблённых дятлов, миновала пчелиные ульи, перешла по мостику через речку и оказалась в лесу с красными каштанами. Там, в перелеске, её поджидала ласка с маленькими хитрыми глазками.

– Здравствуй, Фиона! – радостно поздоровалась с ней Агата.

– Здравствуй, Агата! Здравствуй, моя красавица! – ответила ласка медовым голоском. – Добро пожаловать! Позволь представить тебе моих помощников. Это сорока Изабелла, а это бурундук Кнупс.

 

Старая сорока спустилась на ветку пониже, а из дупла каштана выглянул бурундук с плутоватой мордой. Я его сразу узнал – это с ним Агата болтала недавно у ручья.

– С Кнупсом вы уже знакомы, верно?

– Да. Он первым рассказал мне о вас и о ваших неоценимых услугах.

– И что? Ты решилась?

– Да... Но я не уверена до конца... – заколебалась Агата.

– Не сомневайся, красавица моя! Это просто необходимо сделать!

– В наши дни ужасно опасно оставаться чёрной! – подхватила сорока. – Это практически самоубийство!

– Но я точно стану белой?

– Ну а как же! – пропела Фиона.

– Белоснежной! – воскликнул Кнупс.

– Как сахар! Как снег! – поддержала его Изабелла.

– Ты можешь полностью на нас положиться, – заверила ласка. – Мы знаем, что делаем. У нас огромный опыт в таких делах. Ладно, не будем терять драгоценное время. Давай‑ка плату, миленькая Агата, – и пойдём.

– Сейчас возьмёте?

– Да, чтобы потом тебя не задерживать, – в глазах Кнупса я увидел алчный блеск.

– Ну хорошо, берите! – согласилась Агата.

Кнупс и Фиона развязали розовую бархатную ленточку с серебряным колокольчиком на шее Агаты и отдали её Изабелле. Сорока схватила ленточку, внимательно её осмотрела и повесила на ветку каштана, с которой свешивались другие ленточки – голубые, сиреневые, оранжевые, розовые, жёлтые. Золотые и серебряные колокольчики ослепительно сверкали в лучах заходящего солнца.

Это всё ленточки тех кошек, что поменяли цвет? – спросила Агата.

– Именно! Эти кошки сейчас живут припеваючи, и никто даже не догадывается об их тёмном прошлом, – объяснила Фиона. – Ну, пойдём, красавица.

– А куда?

– К озеру Светлой Надежды, куда же ещё? К озеру, в которое каждый вечер сказочным дождём падают сияющие звёзды Млечного Пути.

Агата попрощалась с Изабеллой и Кнупсом, которые сделали вид, что им очень жаль с ней расставаться, и пошла за Фионой.

Никем не замеченный, я последовал за ними. Мне эта троица решительно не нравилась. И я был намерен раскрыть заговор мошенников. А ещё мне было любопытно поглядеть на удивительное озеро – озеро Светлой Надежды. На озеро, в которое с наступлением темноты как дождь сыплются сияющие звёзды Млечного Пути.

Я бесшумно ступал по жухлым листьям. Но меня не оставляло чувство, будто кто‑то идёт за мной следом. Пару раз я резко останавливался и оглядывался – никого.

Уже начало смеркаться, и с каждым шагом в лесу с красными каштанами делалось всё темнее.

– Далеко ещё до озёра Светлой Надежды? – спросила Агата.

– С минуты на минуту придём, красавица моя... Потерпи!

Вышли из леса с каштанами, миновали виноградник, водяную мельницу и овраг, добрались до каменоломни – и я увидел его. Как завороженный смотрел я на это чудо. Озеро Светлой Надежды сияло в свете луны. Оно на самом деле было белым, сказочно белоснежным.

– Вот и добрались, – сказала Фиона.

– Это и есть озеро Светлой Надежды? – в голосе Агаты звучали изумление и радость.

– Это оно и есть. Видишь, я тебя не обманула!

– Что я должна делать?

– Как что? Разбежаться и прыгнуть в озеро.

– Это обязательно?

– Ну конечно. Ты переплывёшь это белое озеро – и выйдешь на тот берег белая как снег.

– Как здорово!.. А можно вас спросить?

– Спрашивай, моя красавица.

– Могу я привести своего любимого? Чтобы он тоже стал белым?

– Ну а как же! Запросто.

– Но понимаете, он дворовый кот... У него нет ни ленточки, ни колокольчика, чтобы заплатить вам.

– Не беспокойся. Мы сделаем исключение. Раз ты его любишь... Любовь – великое дело.

– Какая вы добрая!

– Доброта – лишь одна из моих добродетелей... Ты готова?

– Да.

– Тогда иди. Когда подойдёшь к озеру, вдохни поглубже – и прыгай! Забудь обо всём! Оставь прошлое позади! Погрузись в звёздные сны... Давай, не бойся!

Агата попрощалась с Фионой и медленно пошла к белому озеру. Оно и вправду было совершенно белым. И всё же что‑то было не в порядке. Чутьё мне подсказывало, что эти мошенники устроили какую‑то чудовищную западню. Нет, я должен вмешаться! Сейчас остановлю Агату. Пусть даже она рассердится за то, что я нарушил обещание и пошёл за ней.

Однако я не успел. Крик захлебнулся у меня в горле. От сильного удара по голове я упал на землю. Но прежде чем потерять сознание, успел увидеть бурундука Кнупса, который склонился надо мной, злорадно улыбаясь, с палкой в лапах. А потом всё погрузилось во тьму.

 

 

ОЗЕРО СВЕТЛОЙ НАДЕЖДЫ

Глава двадцать пятая,

 

в которой я узнаю горькую правду о сказочном озере Светлой Надежды

 

Когда я пришёл в себя, вокруг было тихо. Ни Кнупса, ни Фионы, ни, что самое ужасное, Агаты не было видно. Лишь озеро Светлой Надежды блестело в свете луны.

– Агата! – закричал я.

Мёртвая тишина вокруг.

– Агата! – закричал я снова в отчаянии. – Ага‑а‑ата‑а!

– Что с тобой? Почему ты так орёшь? – послышался сердитый хриплый голос.

Черепаха с тёмно‑зелёным панцирем и глубокими складками на голове и лапах ползла в мою сторону.

– Где Агата?

– Кто такая Агата? Черепаха?

– Нет, кошка. Чёрная кошка. Чёрная как смоль.

– А, одна из тех несчастных, которых заманивает сюда ласка Фиона?

Слово «заманивает» мне сильно не понравилось. Оно подтверждало мои скверные предчувствия.

– И что, она прыгнула в озеро Светлой Надежды? Поменяла цвет? Стала белой?

Черепаха с жалостью покачала морщинистой головой, но ничего не ответила.

– Ну, скажи! – закричал я. – Скажи мне, бабушка черепаха! Что произошло? Почему ты так на меня смотришь?

– Иди‑ка своей дорогой, юноша, – ответила старая черепаха. – Лучше будет, если ты никогда не узнаешь правды. Иди своей дорогой и забудь об Агате.

И она спряталась в свой панцирь.

– Эй, выходи! – стал я её просить. – Ну пожалуйста, выйди, бабушка черепаха...

Должно быть, она меня пожалела – и высунула голову наружу.

– Что тут произошло? Скажи мне правду!

– Правда чересчур горька.

– Всё равно я хочу её знать.

– Тебе будет очень больно, если я расскажу.

– Умоляю тебя... Скажи!

И старая черепаха начала рассказывать. Её глухой голос словно доносился из глубокой пещеры.

– Ласка Фиона – коварная лгунья и отпетая воровка. Преступлениям её несть числа. И сорока Изабелла такая же. И бурундук Кнупс. Они все одного поля ягоды. Проклятая банда!

Значит, не зря я их подозревал...

А озеро Светлой Надежды? Я никогда не видел такой сказочной красоты...

– Озеро Светлой Надежды – это озеро страшной гибели.

– Как это?

– Лучше тебе не знать.

– Говори!

Черепаха колебалась. Я смотрел на неё. Её морщины словно стали ещё глубже. В мутных глазах крылись вековые тайны.

– Это яма с известью, – сказала она тихо. Так тихо, что я с трудом расслышал.

– Ты хочешь сказать...

– Фиона ведёт сюда чёрных кошек на верную погибель. Кошки прыгают в озеро, надеясь, что обретут счастье. На самом же деле они погружаются в белую могилу. Свидетелей не остаётся, и банда может спокойно творить свои беззакония.

Я стоял как вкопанный, пытаясь уразуметь сказанное старой черепахой.

– Ты видела своими глазами, как она прыгнула? – спросил я.

Черепаха покивала морщинистой головой.

– Когда зарождается зло, оно распространяется как пожар, – пробормотала она. – Зло вскармливает новое зло... Нынешними гонениями на котов пользуются все. Я много повидала на своём веку. Очень много...

Старая черепаха снова посмотрела на меня с жалостью и медленно удалилась.

Никогда ещё я не чувствовал себя таким одиноким. Я подошёл к берегу страшного озера. Вскарабкался на груду старых досок, которые валялись неподалёку. Ни следа Агаты. Белая ровная поверхность.

– Агата...

Я любил её. Я очень её любил. Я любил её гладкую шерстку, её синие ласковые глаза. Я любил её – и навсегда потерял. Она погрузилась на дно белой ямы.

Я представил себе, какие муки она испытала, как отчаянно барахталась, пока её не поглотила гашёная известь.

Старые доски выскользнули у меня из‑под ног и покатились вниз, я потерял равновесие и едва сам не оказался в ужасной яме.

В тот же миг до моих ушей донёсся лай. Лай овчарок. И крики людей. Вокруг меня заплясал свет факелов. Всё понятно: ласка и её сообщники выдали меня.

И тут я впервые осознал до конца масштабы катастрофы. Все чёрные кошки уничтожены. Я остался один. Один‑одинёшенек в этом беспощадном мире. Без друзей, без обожаемой Агаты, без малейшей надежды. У меня уже нет ни желания, ни сил сопротивляться. Пришёл мой черёд. Преследователи достигли своей цели.

А впрочем... Если их цель – истребить всех чёрных кошек, то пока жива хотя бы одна, они этой цели не достигли. Но я‑то ещё жив. Значит, я должен от них ускользнуть. Должен спастись любыми средствами! Спастись – и отомстить за гибель Куцего, Агаты, Мурлыки, Грязнули и всех остальных. Больше некому это сделать.

И я поклялся над безмолвной белой могилой Агаты, что не позволю своим врагам

праздновать победу. Я знал, что на меня будут безжалостно охотиться, будут расставлять ловушки, изобретать смертоносные приспособления. И всё‑таки я не позволю себя уничтожить. Я буду бороться.

Убийственные крики людской толпы и безумный лай овчарок становились всё ближе. Зажжённые факелы смыкались в кольцо...

 

 

ТАРЕЛКА С ПАЛАМИДОЙ

Глава двадцать шестая,

 

в которой заманчивая снедь оказывается смертоносной ловушкой, а я привыкаю убегать и прятаться

 

Аромат сардин. Дивный, божественный аромат вкуснейших сардин. Перед ним я не могу устоять.

Я пошёл на запах и оказался на рыбном рынке. Он был совершенно пуст. Ни людей, ни кошек. Ни продавцов, ни покупателей. Вёдра, полные сардин, образовывали дорожку, ведущую к столу с белой скатертью, на котором стояла тарелка со свежайшей паламидой. И если есть на свете что‑то, что я люблю больше сардин, так это свежая паламида.

И я как загипнотизированный направился к тарелке с паламидой. Я был метрах в десяти от неё, когда скатерть поднялась, и из‑под неё показалось дуло пулемёта. И в тот же миг из‑за вёдер с сардинами высунулись ружейные дула. Десятки ружей, изрыгающих пламя. И хоть я уворачивался, как мог, одна пуля попала мне в хвост, другая разорвала ухо.

И тут я проснулся, весь дрожа от пережитого кошмара. Я лежал, свернувшись клубком, в дупле красного каштана, куда спрятался вчера, спасаясь от преследователей с овчарками. К счастью, я успел добраться до леса, возвращаясь той же дорогой, что привела меня к озеру, и мои следы перепутались со следами бурундука, который шёл за мной.

Я вылез из дупла и спрыгнул на траву. Солнечные блики проникали сквозь листву. Пробегавшая мимо косуля бросила на меня взгляд и тут же скрылась из виду. Я напился воды из быстрого ручейка и умылся. Потом вернулся на место, где орудовала банда сороки, но никого там не застал – ни Изабеллы, ни Фионы, ни Кнупса.

С этого дня моя жизнь стала непрерывным бегством от безжалостных охотников. Куда бы я ни пошёл, повсюду меня преследовали. Если в меня не стреляли, то бросали нож или пытались вылить на голову кастрюлю с кипятком. Мне приходилось всё время прятаться, скрываться, ускользать, становиться незаметной тенью.

Я постоянно менял пристанища. Одно время я жил на заднем сиденье поломанного фургона на кладбище автомобилей. Потом нашёл укрытие в тёмном туннеле. Там меня никто не искал, но кровь стыла в жилах всякий раз, как раздавался грохот приближающегося поезда, свет фар слепил глаза и состав пролетал совсем рядом, едва не задев меня.

В конце концов я не выдержал и сменил убежище. Я наткнулся на пустую деревянную голубятню в заброшенном деревенском доме неподалёку от речки, поросшей камышом. Днём я спал, потому что искать пропитание было безопаснее по ночам. Я ел цикад, сверчков, пауков, ящериц и даже сороконожек. Изредка мне везло – удавалось поймать рыбку на мелководье. А когда я умирал от голода, то шёл в город, презрев опасность, и устраивал рейд по мусорным бакам.

 

 

ДЕРЕВО ИЗ РЫБЬИХ КОСТОЧЕК

Глава двадцать седьмая,

 

в которой дерево моей мечты оборачивается кошмаром, а зловредные птицы веселятся, глядя на мои мучения

 

Однажды вечером, голодный и обессиленный, на дальней улочке я набрёл на поразительное дерево. Никогда в жизни я не встречал таких деревьев – разве что представлял в мечтах. С его ветвей свисали рыбьи скелеты. Аппетитные рыбьи скелеты. Раньше, когда я ещё мечтал стать корабельным котом и повидать мир, я воображал, как в один прекрасный день попаду на необитаемый остров, где растут подобные деревья, и заживу там припеваючи.

Я несколько раз моргнул: может, это обман зрения или голодные фантазии? Но нет, похоже, мне ужасно повезло – это было настоящее дерево из рыбьих косточек, может быть, единственное в мире. Его ствол маняще сверкал в лунном свете, а на ветвях аппетитно покачивались рыбьи скелетики, словно приглашая угоститься.

Вокруг не было ни души. Я огляделся, но ничего подозрительного не заметил. Тишина. Двери в окрестных домах были заперты, окна плотно закрыты. И я решился. Эх, заберусь сейчас на чудо‑дерево и попирую!..

Я стал карабкаться, ухватившись за ствол, и сразу почувствовал животом и лапами что‑то мокрое и клейкое. Странный какой‑то ствол... Чем выше я взбирался, тем труднее было лезть. В какой‑то момент я понял, что не могу пошевельнуться. Клейкая жидкость затвердела и крепко держала меня. Я попросту приклеился к стволу. Кто‑то специально повесил на дерево рыбьи скелеты, а кору обмазал клеем – и ловушка сработала.

Ну и влип же я! Меня провели как младенца! Теперь я пленник коварного дерева. Могу разве что хвостом махать, но какой в этом толк? Плохи мои дела. Наверняка с минуты на минуту придут люди, чтобы прикончить меня.

– Ко! Ко! Ко! Ко‑ко‑ко! – услышал я насмешливое кудахтанье.

Какая‑то курица меня разглядывала, и, кажется, это зрелище доставляло ей удовольствие.

– Что с тобой? – спросила она.

– Я приклеился. Не видишь разве?

Курица вновь разразилась смехом.

– Ко‑ко‑ко! Как смешно ты висишь там! Ко‑ко‑ко! А тебе идёт быть приклеенным!

Ух, я бы ей ответил!.. Но сейчас я сдержался – она была мне нужна.

– Милая курочка, – принялся я перед ней заискивать, – помоги мне отклеиться!

Мог ли я вообразить, что опущусь до такого – просить о чём‑то курицу!

– Что, плохи твои дела, красавчик? – услышал я в ответ.

Как видишь. Помоги мне, пожалуйста! Или позови кого‑нибудь на помощь. Я знаю, у тебя доброе сердце...

Курица ничего на это не сказала, повернулась и удалилась.

Наверно, пошла за подмогой, подумал я, стараясь не падать духом. Я торчал посреди пустой улицы, крепко‑ накрепко приклеенный к дереву.

Минут через пятнадцать курица появилась снова. На этот раз её сопровождали толстая утка и белоснежная гусыня. Может, если они втроём станут меня тянуть, я отклеюсь?

– Ты привела подмогу? – уточнил я.

– Подмогу? – удивилась курица.

– Разве ты не за этим ходила?

– Вот ещё! Я просто позвала своих подружек – утку Пепу и гусыню Хариклею.

– Зачем?

– Пускай и они позабавятся.

Курица повернулась к подругам.

– Девочки, позвольте вас познакомить с моим обожателем. Он просто шагу не может без меня ступить! – и она показала на меня. – Правда, он красавчик?

– Хря‑хря‑хря‑хря! Хря‑хря‑хря‑хря! – загоготала утка Пепа.

– Как это ты здорово подметила, дорогая Клокло! – подхватила гусыня Хариклея. – Шагу не может ступить! Го‑го‑го‑го!

– Это такой особенный Клейкий Кот! – продолжала острить Клокло. – Ка‑ка‑ка!

– Хря‑хря‑хря!

– Го‑го‑го!

И три вздорные птицы снова покатились со смеху.

Утка Пепа прямо тряслась от хохота, повалившись на землю.

– Ну ты даёшь! – голосила она. – Я давно уже так не смеялась!

 

Они радовались, глядя на мои мучения. Мне грозила гибель – а им было весело!

– Убирайтесь отсюда, глупые птицы! Скройтесь с глаз, тупоголовые наседки! – потерял я терпение.

– Девочки, вы слышали? Он назвал нас тупоголовыми наседками!

– Не стоило ему этого говорить!

– Да уж, не стоило!

– Давайте его накажем, чтоб неповадно было! – предложила курица.

– Да‑да, – оживились её подруги. – Накажем! Но как, дорогуша Клокло?

– Будем щипать его за хвост!

– Хорошая идея!

– Да, и потом всем расскажем, как щипали за хвост кота...

Они подошли поближе и, подпрыгивая и маша крыльями, силились до меня дотянуться. При этом они не переставали хихикать. Каждая ухитрилась разок меня ущипнуть.

– А давайте ощиплем ему хвост!

– Только попробуйте, вы за это поплатитесь! – попытался я их напугать.

– Поплатились, если бы ты не висел приклеенный, – поставила меня на место утка.

– А сейчас мы тебе его ощиплем даром! – осклабилась гусыня.

Но тут Клокло спохватилась.

– Девочки, уже поздно! Нужно идти, пока не заметили, что мы сбежали из курятника, а то нам попадёт. Ощиплем его завтра.

– Правильно! Пошли!

И они ушли, переваливаясь с боку на бок, хихикая и подталкивая друг дружку.

Я вновь остался один. Время шло. Вдалеке часы пробили полночь. Я сделал отчаянную попытку пошевелиться, но малейшее движение вызывало нестерпимую боль.

И тут я услышал сзади шаги. Человеческие шаги.

Сейчас меня прикончат. А я даже не могу повернуться, чтобы увидеть лицо своего палача.

Шаги приближались. Сердце, казалось, вот‑вот выпрыгнет у меня из груди. Всё, пришёл мой конец...

 

 

НОЧНОЙ ПАТРУЛЬ

Глава двадцать восьмая,

 

в которой мне помогает давняя знакомая, но некстати появляются ночные патрульные

 

Что с тобой, бедняжка? – услышал я голос. Знакомый голос. Голос тётушки Рины.

Какое невероятное облегчение я почувствовал! Какое счастье!

– Что с тобой сделали эти бандиты? – нежно спросила тётушка Рина. – Бедняжка, как ты приклеился!

Она поставила на тротуар свою большую сумку, порылась в ней, достала потемневшие от времени ножнички и очень осторожно стала срезать прилипшие волоски. При этом она меня гладила, подбадривала и уговаривала немножко потерпеть. И хотя мне было больно, а пару раз даже невыносимо больно, я не жаловался.

И вот, наконец, тётушке Рине удалось меня освободить. Она взяла меня на руки и осторожно очистила мои лапы и когти от засохшего клея. Я потерся о её морщинистые руки и благодарно полизал их. Потом тётушка Рина присела на корточки, достала из бумажного пакета полкотлеты, кусок яичного белка и хвостик сардины и угостила меня, приговаривая добрые слова.

Но не успел я проглотить последний кусочек, как внезапно около нас с лязгом затормозил джип, ослепив нас фарами. Два высоченных типа из ночного патруля, у которых на рукаве была повязка с четырёхлистным клевером в серебряной подкове, выскочили из машины. Отчаянно заверещав, я метнулся, вскочил на столб, а оттуда прыгнул на чей‑то подоконник и спрятался за глиняными горшками с майораном.

Патрульные подошли к тётушке Рине. Один из них толкнул её так, что она ударилась о стену.

– Ты что, не знаешь, бабка, что кормить кошек запрещено? – зарычал он.

– Пожалела последнюю кошечку, да? – глумливо протянул второй и влепил ей затрещину.

Тётушка Рина издала глухой стон.

– Мы арестуем тебя! – Патрульный ударил её кулаком в живот. – Ты ещё пожалеешь о своей любви к кошкам, старая дура!

Они грубо схватили мою спасительницу за плечи и с пинками потащили её к джипу, который ждал их с заведённым мотором. Тётушка Рина сопротивлялась изо всех сил, но у неё, понятно, не было ни малейшего шанса. Волосы её растрепались, шаль порвалась, из носа и изо рта текли струйки крови. Нет, я должен ей помочь!

Я с силой столкнул с балкона глиняный горшок, рискуя задеть тётушку Рину. Горшок, однако, попал в цель и разбился о голову патрульного. Тот рухнул на тротуар. Другой в изумлении склонился над ним. Я сжался как пружина, прыгнул ему на спину и принялся царапать его когтями всех четырёх лап.

 

Тётушка Рина воспользовалась суматохой и, прихрамывая, скрылась в темноте. Я успел хорошенько расцарапать патрульного, прежде чем он с криком сбросил меня на камни мостовой. Вне себя от злости, он вынул из кобуры револьвер и погнался за мной. Его товарищ вскочил, отряхивая с лица землю из цветочного горшка и выплевывая сломанные зубы. Они бежали за мной с проклятиями и стреляли. Пули свистели над моей головой и падали под ноги. Открывались ставни, звенели стёкла, от стен отлетала штукатурка.

Через какое‑то время я понял, что они потеряли меня в запутанных переулках бедного квартала, но на всякий случай продолжал бежать. А когда, наконец, остановился, то обнаружил, что добежал до порта. Я встревоженно огляделся. Двое пьяных матросов нетвёрдой походкой выходили из пивнушки. Чайки клевали крошки на мокрой набережной. Докеры выгружали с парусника мешки с ароматным кофе.

Надо бы найти укромное местечко, чтобы заночевать. Неподалёку я увидел груду тяжёлых персидских ковров, скатанных в рулоны. Я влез на эту груду и запрятался между коврами.

 

 

ТАЙНА ЧЕТЫРЁХ КОРАБЛЕЙ

Глава двадцать девятая,

 

в которой я узнаю от старого друга о том, что скрывается в трюмах четырёх больших кораблей

 

Ой, привет, а вот и ты! Я как раз нашёл для тебя чудесный стишок! – услышал я голос.

Это был Пискля. Откуда он взялся здесь? Впрочем, я был рад его видеть. Кто бы мог подумать, что последним моим другом в этом мире останется мышонок...

– Мне уже не нужны стишки, – поумерил я его пыл.

– Да ты послушай!

И он с ходу начал декламировать:

 

Нрав тебе суровый дан,

ты тверда, как пармезан.

 

Будь нежна со мной, дружок,

мягкой стань, как творожок!

 

 

– Ну как?

– Хорошо, наверно. Но не для меня.

– Отчего так мрачно?

И тогда я всё ему рассказал. От начала и до конца. Мне нужно было с кем‑то поговорить, выплеснуть свою боль.

– Эх... – вздохнул Пискля, когда я закончил. – Для тебя и правда настали чёрные времена. Но дела ещё хуже, чем ты думаешь. Я знаю новости. Сногсшибательные!

– Я тоже всё знаю, – вздохнул и я.

– Ничего ты не знаешь! Это самые свежие новости. Ещё и получаса не прошло, как я узнал их от Бома, корабельной крысы с масляным хвостом. Поэтому ты меня и встретил в порту.

– Я как раз удивился – что это ты тут делаешь...

– Да вот пришёл навестить Бома. Он сегодня празднует день рождения своего хвоста.

– Как это? У хвоста и у него самого разные дни рождения?

– Представь себе. Он питает слабость к своему хвосту. Сам он отмечает день рождения раз в году, а его хвост – два раза в месяц. Вот сегодня, например, его хвосту исполнилось шестьдесят семь с половиной месяцев.

– Ну хорошо, я за него рад, – а что за новости?

– Замыслы Братства суеверных куда коварнее, чем ты думаешь.

Вдалеке голосил пьяный матрос. Он пел грустную песню о бессердечной русалке, которая свела сума молодого морехода и утащила его на дно.

– Что ты имеешь в виду?

– О, ты сейчас упадёшь!.. Так вот, план Братства суеверных предполагает три этапа. Первый закончится с уничтожением на острове последней чёрной кошки.

– То есть меня.

– Но это не конец. Есть ещё два этапа.

Пискле удалось полностью завладеть моим вниманием.

– На втором этапе они расправятся со всеми серыми кошками и вообще с теми, у кого есть хоть малюсенькое тёмное пятнышко.

– Ты выдумываешь!

– Да чтоб мне никогда больше не попробовать сыра!

– А на третьем?

– Они уничтожат всех кошек.

– Всех?

– Всех без исключения. Независимо от цвета.

– И даже белых?

– Да.

– Но как они убедят людей пойти на такое?

– Они объявят, что белые кошки – это на самом деле чёрные, которые изменили свой цвет, чтобы спастись.

– Я тебе не верю. Ты это всё сочиняешь на ходу.

– Пусть у меня усы отвалятся, если я вру! Бом подслушал разговор капитана корабля с высокопоставленным членом братства.

– Но зачем? Зачем им всё это? Ну, расправятся они со всеми кошками острова – какая им польза от этого?

– У всех свои причины. Прежде всего, это нужно властям. Сваливая вину на кошек, они отвлекают народ от своей провальной политики и невыполненных обещаний, от растрат и взяток. Но когда всех чёрных кошек уничтожат, а проблемы останутся, люди снова станут искать виноватых. Вот тогда‑то вспомнят о серых, а затем и обо всех остальных кошках.

– Ну хорошо, а что дальше?

– К тому времени господа политики успеют обогатиться. И потом, они надеются что‑то придумать. Начнут ещё кого‑нибудь преследовать... Но должен тебе сказать, что за действиями Братства суеверных скрываются и другие тайные интересы. Кое‑кто использует и братство, и политиков для своих корыстных целей.

– Каких таких целей?

– Ты можешь мне не поверить...

– Послушай, хватит меня мучить!

– Тогда иди за мной, – подумав, сказал Пискля.

– Куда?

– Тут недалеко. Я кое‑что тебе покажу.

Ну что ж, я пошёл за ним. Мы спустились с груды персидских ковров, и Пискля повел меня к причалу, где на небольшом расстоянии друг от друга стояли четыре корабля – один жёлтый и три серых. Они были огромные, я таких не встречал.

– Видишь эти корабли? – спросил Пискля.

– Вижу. И что?

– Угадай, какой груз перевозит жёлтый корабль.

– Специи?

– Нет.

– Накомарники?

– Нет.

– Кукурузную муку?

– Нет.

– Чай?

– Нет. Ни за что не догадаешься. Сам погляди. Идём, только осторожно, чтобы нас не заметили эти трое.

Только сейчас я обратил внимание на трёх коренастых моряков в чёрных рубашках, охранявших этот причал.

Мы с Писклей бесшумно спрыгнули на баржу и, перескакивая с лодки на лодку, добрались до жёлтого корабля. Быстро перелезли по толстым канатам, свисавшим с борта, и сквозь приоткрытый иллюминатор заглянули в трюм. Там я разглядел штабеля деревянных ящиков, на каждом большими чёрными буквами значилось: «Канкан».

– Ну, теперь ты видишь? – спросил Пискля. – Видишь, что они перевозят?

– Танцевальные костюмы, и что?

– Костюмы?

– Ну да. Там же написано «Канкан».

– Балда, какой канкан!

– А что же?

– Капкан! Ну, мышеловка!

– Для мышей, что ли?

– Нет, для носорогов! – фыркнул Пискля. – Ясно, для мышей!.. А знаешь, чем наполнены трюмы серых кораблей?

– Чем? – я всё ещё не мог понять, к чему он клонит.

– Хочешь, покажу?

– Нет, лучше скажи. Я тебе верю...

– Мышами! Тысячами, десятками тысяч мышей! Отборными, откормленными, с наследственной невосприимчивостью к ядам.

– Ты шутишь?

– Вовсе нет. Члены Братства суеверных заключили сделку с компанией «МыКаЛо», которая торгует мышеловками, капканами и ловушками – отсюда и название. Так вот, они и ввозят на остров те мышеловки, что ты видел. Согласно договорённости.

Я вспомнил директоров компании – близнецов Эрнеста и Эдмонда Сурмадуров с маленькими хитрыми глазками и грушевидными животами, которых я встречал на вилле Гульельмо Делагопы, а потом около Общества защиты животных. Кажется, я начинаю понимать... И ещё я знаю теперь, что означают загадочные буквы «МыКаЛо».

– А потом что?

– Когда истребят всех кошек на острове, тогда люди из «МыКаЛо» выпустят этих мышей. Чтобы они заполонили остров.

– Но зачем?

– Чтобы потом задорого продавать мышеловки.

– Что за бред!

– А ещё они подгадают это к периоду тайфунов, когда ни один корабль не может причалить к острову, и у них не будет конкурентов. Цены взлетят до небес. Все ведь будут охвачены паникой из‑за нашествия мышей и бросятся покупать мышеловки. Люди из «МыКаЛо» сказочно обогатятся