Историки об Елизавете Петровне: Елизавета попала между двумя встречными культурными течениями, воспитывалась среди новых европейских веяний и преданий...

Механическое удерживание земляных масс: Механическое удерживание земляных масс на склоне обеспечивают контрфорсными сооружениями различных конструкций...

The french and the Spanish guerillas

2019-05-27 226
The french and the Spanish guerillas 0.00 из 5.00 0 оценок
Заказать работу

Вверх
Содержание
Поиск

 

 

Hunger, and sultry heat, and nipping blast

From bleak hill-top, and length of march by night

Through heavy swamp, or over snow-clad height —

These hardships ill-sustained, these dangers past,

The roving Spanish Bands are reached at last,

Charged, and dispersed like foam: but as a flight

Of scattered quails by signs do reunite,

So these, — and, heard of once again, are chased

With combinations of long-practised art

And newly-kindled hope; but they are fled —

Gone are they, viewless as the buried dead:

Where now? — Their sword is at the Foeman's heart;

And thus from year to year his walk they thwart,

And hang like dreams around his guilty bed.

 

 

ФРАНЦУЗЫ И ИСПАНСКИЕ ПАРТИЗАНЫ [81]

 

 

Жара, и голод, и с далеких гор

Сухие ветры, и ночной поход

По кручам и среди гнилых болот,

И наконец, всему наперекор,

Настигнуты испанцы, и в упор

Теснят их, гонят, бьют, но, в свой черед, —

Как куропатки, чуть беда пройдет,

Перекликаясь, составляют хор, —

Они сплотятся! Их не обмануть,

Не взять, не окружить со всех сторон, —

Отряд исчез, как будто погребен.

Но где их меч? Врагу направлен в грудь!

Они ему пересекают путь

И омрачают беспокойный сон.

 

 

"Weak is the will of Man, his judgement blind…"

 

 

"Weak is the will of Man, his judgement blind;

Remembrance persecutes, and Hope betrays;

Heavy is woe;-and joy, for human-kind,

A mournful thing so transient is the blaze!"

Thus might he paint our lot of mortal days

Who wants the glorious faculty assigned

To elevate the more-than-reasoning Mind,

And colour life's dark cloud with orient rays.

Imagination is that sacred power,

Imagination lofty and refined:

'Tis hers to pluck the amaranthine flower

Of Faith, and round the sufferer's temples bind

Wreaths that endure affliction's heaviest shower,

And do not shrink from sorrow's keenest wind.

 

 

"Слаб человек и разуменьем слеп…" [82]

 

 

"Слаб человек и разуменьем слеп;

Тяжел он для Удачи легкокрылой,

Беспомощен пред Памятью унылой

И в тщетной жажде Радости нелеп!" —

 

Так думал тот, кто сумерки судеб

Впервые озарил волшебной Силой,

Что сразу вознесла Рассудок хилый

Над тусклой явью будничных потреб.

 

Воображенье — вот сей дар желанный,

Свет мысленный и истинный оплот,

Лишь амарант его благоуханный

 

Чело страдальца тихо обовьет, —

Его не сдуют бедствий ураганы,

Его и ветер скорби не сомнет.

 

 

"Surprised by joy-impatient as the Wind…"

 

 

Surprised by joy-impatient as the Wind

I turned to share the transport — Oh! with whom

But Thee, deep buried in the silent tomb,

That spot which no vicissitude can find?

Love, faithful love, recalled thee to my mind —

But how could I forget thee? Through what power,

Even for the least division of an hour,

Have I been so beguiled as to be blind

To my most grievous loss! — That thought's return

Was the worst pang that sorrow ever bore,

Save one, one only, when I stood forlorn,

Knowing my heart's best treasure was no more;

That neither present time, nor years unborn

Could to my sight that heavenly face restore.

 

 

"Смутясь от радости, я обернулся…" [83]

 

 

Смутясь от радости, я обернулся,

Чтоб поделиться — с кем, как не с тобой? —

Но над твоей могильною плитой,

Увы, давно безмолвный мрак сомкнулся.

 

Любовь моя! Я словно бы очнулся

От наваждения… Ужель я мог

Забыть, хотя бы на ничтожный срок,

Свою потерю? Как я обманулся?

 

И так мне стало больно в этот миг,

Как никогда еще — с той самой даты,

Когда, у гроба стоя, я постиг,

 

Неотвратимым холодом объятый,

Что навсегда померк небесный лик

И годы мне не возместят утраты.

 

 

SEPTEMBER 1815

 

 

While not a leaf seems faded; while the fields,

With ripening harvest prodigally fair,

In brightest sunshine bask; this nipping air,

Sent from some distant clime where Winter wields

His icy scimitar, a foretaste yields

Of bitter change, and bids the flowers beware;

And whispers to the silent birds, "Prepare

Against the threatening foe your trustiest shields."

For me, who under kindlier laws belong

To Nature's tuneful quire, this rustling dry

Through leaves yet green, and yon crystalline sky,

Announce a season potent to renew,

'Mid frost and snow, the instinctive joys of song,

And nobler cares than listless summer knew.

 

 

БЛИЗОСТЬ ОСЕНИ [84]

 

 

Еще и лист в дубраве не поблек,

И жатвы с нив, под ясным небосклоном,

Не срезал серп, а в воздухе студеном,

Пахнувшем с гор, где Дух Зимы извлек

 

Ледяный меч, мне слышится намек,

Что скоро лист спадет в лесу зеленом.

И шепчет лист певцам весны со стоном:

Скорей на юг, ваш недруг недалек!

 

А я, зимой поющий, как и летом,

Без трепета, в том шелесте глухом

Густых лесов и в ясном блеске том

 

Осенних дней, жду с радостным приветом

Снегов и бурь, когда сильней согрет,

Чем в летний зной, восторгом муз поэт.

 

 

"Hail, Twilight, sovereign of one peaceful hour!.."

 

 

Hail, Twilight, sovereign of one peaceful hour!

Not dull art Thou as undiscerning Night;

But studious only to remove from sight

Day's mutable distinctions. - Ancient Power!

Thus did the waters gleam, the mountains lower,

To the rude Briton, when, in wolf-skin vest

Here roving wild, he laid him down to rest

On the bare rock, or through a leafy bower

Looked ere his eyes were closed. By him was seen

The self-same Vision which we now behold,

At thy meek bidding, shadowy Power! brought forth;

These mighty barriers, and the gulf between;

The flood, the stars, — a spectacle as old

As the beginning of the heavens and earth!

 

 

"О Сумрак, предвечерья государь…" [85]

 

 

О Сумрак, предвечерья государь!

Халиф на час, ты Тьмы ночной щедрее,

Когда стираешь, над землею рея,

Все преходящее. — О древний царь!

 

Не так ли за грядой скалистой встарь

Мерцал залив, когда в ложбине хмурой

Косматый бритт, покрытый волчьей шкурой,

Устраивал себе ночлег? Дикарь,

 

Что мог узреть он в меркнущем просторе

Пред тем, как сном его глаза смежило? —

То, что доныне видим мы вдали:

 

Подкову темных гор, и это море,

Прибой и звезды — все, что есть и было

От сотворенья неба и земли.

 

From the Prologue to "PETER BELL"

Отрывок из пролога к поэме "ПИТЕР БЕЛЛ"

 

"There's something in a flying horse…"

 

 

There's something in a flying horse,

There's something in a huge balloon;

But through the clouds I'll never float

Until I have a little Boat,

Shaped like the crescent-moon.

 

And now I _have_ a little Boat,

In shape a very crescent-moon

Fast through the clouds my boat can sail;

But if perchance your faith should fail,

Look up — and you shall see me soon!

 

The woods, my Friends, are round you roaring,

Rocking and roaring like a sea;

The noise of danger's in your ears,

And ye have all a thousand fears

Both for my little Boat and me!

 

Meanwhile untroubled I admire

The pointed horns of my canoe;

And, did not pity touch my breast,

To see how ye are all distrest,

Till my ribs ached, I'd laugh at you!

 

Away we go, my Boat and I —

Frail man ne'er sate in such another;

Whether among the winds we strive,

Or deep into the clouds we dive,

Each is contented with the other.

 

Away we go — and what care we

For treasons, tumults, and for wars?

We are as calm in our delight

As is the crescent-moon so bright

Among the scattered stars.

 

Up goes my Boat among the stars

Through many a breathless field of light,

Through many a long blue field of ether,

Leaving ten thousand stars beneath her:

Up goes my little Boat so bright!

 

The Crab, the Scorpion, and the Bull —

We pry among them all; have shot

High o'er the red-haired race of Mars,

Covered from top to toe with scars;

Such company I like it not!

 

The towns in Saturn are decayed,

And melancholy Spectres throng them; —

The Pleiads, that appear to kiss

Each other in the vast abyss,

With joy I sail among them.

 

Swift Mercury resounds with mirth,

Great Jove is full of stately bowers;

But these, and all that they contain,

What are they to that tiny grain,

That little Earth of ours?

 

Then back to Earth, the dear green Earth: —

Whole ages if I here should roam,

The world for my remarks and me

Would not a whit the better be;

I've left my heart at home.

 

See! there she is, the matchless Earth!

There spreads the famed Pacific Ocean!

Old Andes thrusts yon craggy spear

Through the grey clouds; the Alps are here,

Like waters in commotion!

 

Yon tawny slip is Libya's sands;

That silver thread the river Dnieper!

And look, where clothed in brightest green

Is a sweet Isle, of isles the Queen;

Ye fairies, from all evil keep her!

 

 

"Кому большой воздушный шар…" [86]

 

 

Кому большой воздушный шар,

Кому крылатого коня,

А я в челне лететь хочу,

Пока челна нет у меня,

Я в облака не полечу.

 

На полумесяц челн похож,

И я сижу в моем челне,

Я в нем сквозь тучи проплыву,

И если ты не веришь мне,

Увидишь ночью наяву.

 

Друзья! Вокруг шумят леса,

Волнуясь, как вода в морях,

И ветер носится, звеня,

И вас охватывает страх,

Вы все боитесь за меня.

 

И я любуюсь, невредим,

Двурогой лодочкой моей,

Мне вас совсем не жаль, друзья,

Чем вам страшней, тем мне смешней,

До слез могу смеяться я.

 

Так я плыву вперед, вперед.

Для хилых труден этот путь,

Сквозь ветры нужно мне пройти,

И в тучах нужно мне тонуть,

Я все перетерплю в пути.

 

Плыву вперед. Что мне теперь

Мятеж, предательство, война?

Я так величествен и тих,

Как восходящая луна

Средь звезд рассыпанных своих.

 

Мой челн всплывает выше звезд,

Залитый светом золотым.

Плывет среди воздушных волн,

Сто тысяч звезд плывут за ним,

Всплывает выше звезд мой челн.

 

Вот Рак. Вот Бык. Вот Скорпион,

Мы между ними проскользнем.

Над Марсом плыть нам суждено,

Он рыжий весь, рубцы на нем —

Он мне не нравится давно.

 

Сатурн разрушенный, на нем

Печальных спектров бродит тень,

Я вижу в бездне двух плеяд,

Целующихся ночь и день.

Над ними плыть я очень рад.

 

Меркурий весело звенит.

Юпитер светится вдали.

Планет Вселенная полна,

Что им за дело до Земли —

Едва заметного зерна?

 

Назад к Земле! К родной Земле!

И если б я сто лет летал,

Мир тем же был бы для меня,

Он лучше бы ничуть не стал.

Оставил дома сердце я.

 

Вот несравненная Земля!

Распластан Тихий океан,

Копьем вонзились в облака

Верхушки Альп и древних Анд —

Не сокрушают их века.

 

Вот красный Ливии песок,

Вот Днепр, серебряный шнурок.

А там сверкает изумруд,

То лучший в мире островок,

Его наяды стерегут.

 

From "THE RIVER DUDDON, A SERIES OF SONNETS… AND OTHER POEMS"

Из сборника "СОНЕТЫ К РЕКЕ ДАДДОН И ДРУГИЕ СТИХОТВОРЕНИЯ"

 

THE RIVER DUDDON

СОНЕТЫ К РЕКЕ ДАДДОН

 

"Not envying Latian shades-if yet they throw…"

 

 

Not envying Latian shades — if yet they throw

A grateful coolness round that crystal Spring,

Blandusia, prattling as when long ago

The Sabine Bard was moved her praise to sing;

Careless of flowers that in perennial blow

Round the moist marge of Persian fountains cling;

Heedless of Alpine torrents thundering

Through ice-built arches radiant as heaven's bow;

I seek the birthplace of a native Stream. —

All hail, ye mountains! hail, thou morning light!

Better to breathe at large on this clear height

Than toil in needless sleep from dream to dream:

Pure flow the verse, pure, vigorous, free, and bright,

For Duddon, long-loved Duddon, is my theme!

 

 

"Мне не знакома Латума прохлада…" [87]

 

 

Мне не знакома Латума прохлада,

Не слышал я журчанья родников

Бандузии, Горация отрады,

Поющего в созвучьи мерных строф.

Цветов персидских пышных мне не надо,

Я не люблю фонтанов и садов,

Альпийского потока чужд мне рев

И радуга в стремнинах водопада.

Вверх по реке знакомою тропой

Иду, бросаю в горы клич привета,

Легко дышать прохладою рассвета.

Расстался я с избыточной мечтой,

Любовью прежней песнь моя согрета —

Я славлю Деддон, Деддон мой родной.

 

 

"Child of the clouds! remote from every taint…"

 

 

Child of the clouds! remote from every taint

Of sordid industry thy lot is cast;

Thine are the honours of the lofty waste

Not seldom, when with heat the valleys faint,

Thy handmaid Frost with spangled tissue quaint

Thy cradle decks;-to chant thy birth, thou hast

No meaner Poet than the whistling Blast,

And Desolation is thy Patron-saint!

She guards thee, ruthless Power! who would not spare

Those mighty forests, once the bison's screen,

Where stalked the huge deer to his shaggy lair

Through paths and alleys roofed with darkest green;

Thousands of years before the silent air

Was pierced by whizzing shaft of hunter keen!

 

 

"Дитя далеких туч! В уединенья…" [88]

 

 

Дитя далеких туч! В уединеньи

Не ведаешь ты участи мирской,

Обстала глушь лесов тебя стеной,

И ветра свист поет тебе хваленья.

Морозы ждут лишь твоего веленья. —

Пускай в долине пышет летний зной,

Ты одеваешь саван ледяной,

Тебя хранит великий дух Забвенья.

Но времени рука уже легла

На этот берег дикий и лесистый,

Где некогда царила глушь и мгла,

Огромный лось топтал ковер пушистый

И зверолова меткая стрела

Безмолвия не нарушала свистом.

 

 

"How shall I paint thee? — Be this naked stone…"

 

 

How shall I paint thee? — Be this naked stone

My seat, while I give way to such intent;

Pleased could my verse, a speaking monument,

Make to the eyes of men thy features known.

But as of all those tripping lambs not one

Outruns his fellows, so hath Nature lent

To thy beginning nought that doth present

Peculiar ground for hope to build upon.

To dignity the spot that gives thee birth

No sign of hoar Antiquity's esteem

Appears, and none of modern Fortune's care;

Yet thou thyself hast round thee shed a gleam

Of brilliant moss, instinct with freshness rare;

Prompt offering to thy Foster-mother, Earth!

 

 

У ИСТОКА [89]

 

 

Как мне нарисовать тебя? — Присяду

На голом камне, средь хвощей и мхов:

Пусть говорящий памятник стихов

Твои черты явит людскому взгляду.

Но как барашку, что прибился к стаду,

Из блеющих не выбраться рядов,

Так никаких особенных даров

Тебе Судьба не припасла в награду.

Ничем — ни данью древности седой,

Ни щедростью возвышенных примет —

Здесь не отмечено твое рожденье.

Но свежий мох, растущий над водой,

И этот в струях отраженный свет —

Твое Земле суровой приношенье.

 

 

THE PLAIN OF DONNERDALE

 

 

The old inventive Poets, had they seen,

Or rather felt, the entrancement that detains

Thy waters, Duddon! 'mid these flowery plains —

The still repose, the liquid lapse serene,

Transferred to bowers imperishably green,

Had beautified Elysium! But these chains

Will soon be broken;-a rough course remains,

Rough as the past; where Thou, of placid mien,

Innocuous as a firstling of the flock,

And countenanced like a soft cerulean sky,

Shalt change thy temper; and, with many a shock

Given and received in mutual jeopardy,

Dance, like a Bacchanal, from rock to rock,

Tossing her frantic thyrsus wide and high!

 

 

ДОННЕРДЕЛЬСКАЯ ДОЛИНА [90]

 

 

Когда б седые барды были живы

И видели тебя, о Деддон мой,

Они б Элизием назвали берег твой.

Оставил ты свой прежний вид бурливый,

И меж цветов ползут твои извивы

Вдоль по равнине светлою струей —

Но, видно, чужд тенистых рощ покой

Твоей волне свободной и шумливой.

И ты, ягненка робкого смирней,

Огнем небес отсвечивавший чистым,

Вмиг забываешь тишину полей,

Преграды рвешь в своем теченье быстром

И, как вакханка, пляшешь средь камней,

Неистово размахивая тирсом.

 

 

AFTER-THOUGHT

 

 

I thought of Thee, my partner and my guide.

As being past away. - Vain sympathies!

For, backward, Duddon! as I cast my eyes,

I see what was, and is, and will abide;

Still glides the Stream, and shall for ever glide;

The Form remains, the Function never dies;

While we, the brave, the mighty, and the wise;

We Men, who in our morn of youth defied

The elements, must vanish; — be it so!

Enough, if something from our hands have power

To live, and act, and serve the future hour;

And if, as toward the silent tomb we go,

Through love, through hope, and faith's transcendent

dower.

We feel that we are greater than we know.

 

 

ПРОЩАЛЬНЫЙ СОНЕТ РЕКЕ ДАДДОН [91]

 

 

В прощальный час, мой друг и спутник мой,

Иду к тебе. — Напрасное влеченье!

Я вижу, Даддон, все в твоем теченье,

Что было, есть и будет впредь со мной.

Ты катишь воды, вечный, озорной,

Даруешь вечно жизнь и обновленье,

А мы — мы сила, мудрость, устремленье,

Мы с юных лет зовем стихии в бой,

И все-таки мы смертны. — Да свершится!

Но не обижен, кто хоть малый срок

Своим трудом служить потомству мог,

Кто и тогда, когда близка гробница,

Любовь, Надежду, Веру — все сберег.

Не выше ль он, чем смертным это мнится!

 

 

THE PILGRIM'S DREAM

 

 

A Pilgrim, when the summer day

Had closed upon his weary way,

A lodging begged beneath a castle's roof;

But him the haughty Warder spurned;

And from the gate the Pilgrim turned,

To seek such covert as the field

Or heath-besprinkled copse might yield,

Or lofty wood, shower-proof.

 

He paced along; and, pensively,

Halting beneath a shady tree,

Whose moss-grown root might serve for couch or seat,

Fixed on a Star his upward eye;

Then, from the tenant of the sky

He turned, and watched with kindred look,

A Glow-worm, in a dusky nook,

Apparent at his feet.

 

The murmur of a neighbouring stream

Induced a soft and slumbrous dream,

A pregnant dream, within whose shadowy bounds

He recognised the earth-born Star,

And _That_ which glittered from afar;

And (strange to witness!) from the frame

Of the ethereal Orb, there came

Intelligible sounds.

 

Much did it taunt the humble Light

That now, when day was fled, and night

Hushed the dark earth, fast closing weary eyes,

A very reptile could presume

To show her taper in the gloom,

As if in rivalship with One

Who sate a ruler on his throne

Erected in the skies.

 

"Exalted Star!" the Worm replied,

"Abate this unbecoming pride,

Or with a less uneasy lustre shine;

Thou shrink'st as momently thy rays

Are mastered by the breathing haze;

While neither mist, nor thickest cloud

That shapes in heaven its murky shroud,

Hath power to injure mine.

 

But not for this do I aspire

To match the spark of local fire,

That at my will burns on the dewy lawn,

With thy acknowledged glories;-No!

Yet, thus upbraided, I may show

What favours do attend me here,

Till, like thyself, I disappear

Before the purple dawn."

 

When this in modest guise was said,

Across the welkin seemed to spread

A boding sound-for aught but sleep unfit!

Hills quaked, the rivers backward ran;

That Star, so proud of late, looked wan;

And reeled with visionary stir

In the blue depth, like Lucifer

Cast headlong to the pit!

 

Fire raged: and, when the spangled floor

Of ancient ether was no more,

New heavens succeeded, by the dream brought forth:

And all the happy Souls that rode

Transfigured through that fresh abode,

Had heretofore, in humble trust,

Shone meekly 'mid their native dust,

The Glow-worms of the earth!

 

This knowledge, from an Angel's voice

Proceeding, made the heart rejoice

Of Him who slept upon the open lea:

Waking at morn he murmured not;

And, till life's journey closed, the spot

Was to the Pilgrim's soul endeared,

Where by that dream he had been cheered

Beneath the shady tree.

 

 

СОН ПИЛИГРИМА [92]

 

 

Под вечер в замке пилигрим,

Дорогой долгою томим,

Прося ночлега, стукнул у дверей.

Надменно сторож отказал,

И странник дальше зашагал,

Надеясь в тишине лесов

Найти гостеприимный кров,

Под зарослью ветвей.

 

Задумчиво тяжелый путь

Он продолжал и отдохнуть

Под деревом присел на мху густом.

Звезда затеплилась над ним…

Когда же взгляд свой пилигрим

Вниз опустил — у самых ног

Увидел скромный огонек,

Зажженный светляком.

 

Дрема коснулася очей…

Недалеко журчал ручей,

И странный сон навеял плеск воды.

Звезду земную — светляка —

И ту, что в небе, далека,

Увидел он, и речи звук

К нему сюда донесся вдруг

С эфирной высоты.

 

Презрительно звучала речь:

И червь посмел свой свет зажечь

В тот час, когда смыкает сон глаза.

Не для него ли ночи тень

Теперь сменила летний день?

Не мнит ли он равняться с той,

Чьей царственною красотой

Гордятся небеса?

 

И ей сказал светляк в ответ:

"Звезда кичливая, твой свет

Сырая дымка может затемнить,

Легко ты гаснешь, и твой луч

Не в силах выбраться из туч.

Меня же и густой покров

Тумана или облаков

Не в силах погасить.

 

Нет, я не льщу себя мечтой,

Блестя теперь в траве сырой,

Чуть видимый под кровом темноты,

С твоей равняться славой, — нет,

Но мой едва заметный свет

Дает мне радость, а потом

Я гасну в пурпуре дневном…

Но гаснешь ведь и ты".

 

Едва успел промолвить он —

Из края в край весь небосклон

Откликнулся на голос громовой.

Дол дрогнул, вспять пошла вода,

Померкла яркая звезда

И, померцав, как Люцифер,

Низринутый с небесных сфер,

Скатилась в мрак ночной.

 

Сон длился. Звездный свод небес.

Объятый пламенем, исчез

И нового открылся блеск очам.

В преображенной красоте

Там засияли души те,

Что здесь во мраке и пыли

Огонь надежды сберегли,

Подобно светлякам.

 

И спавший на лугу постиг,

Что Ангел Божий в этот миг

Беседовал в виденье сонном с ним.

Воспрянув сердцем и душой,

Забыл он утром ропот свой,

Но до конца земных тревог

Свой чудный сон забыть не мог

Под деревом густым.

 

 

SEPTEMBER 1819

 

 

The sylvan slopes with corn-clad fields

Are hung, as if with golden shields,

Bright trophies of the sun!

Like a fair sister of the sky,

Unruffled doth the blue lake lie,

The mountains looking on.

 

And, sooth to say, yon vocal grove,

Albeit uninspired by love,

By love untaught to ring,

May well afford to mortal ear

An impulse more profoundly dear

Than music of the Spring.

 

For _that_ from turbulence and heat

Proceeds, from some uneasy seat

In nature's struggling frame,

Some region of impatient life:

And jealousy, and quivering strife,

Therein a portion claim.

 

This, this is holy; — while I hear

These vespers of another year,

This hymn of thanks and praise,

My spirit seems to mount above

The anxieties of human love,

And earth's precarious days.

 

But list! — though winter storms be nigh,

Unchecked is that soft harmony:

There lives Who can provide

For all his creatures; and in Him,

Even like the radiant Seraphim,

These choristers confide.

 

 

СЕНТЯБРЬ [93]

 

 

Как позлащенные щиты,

Трофеи пламенного неба,

Легли на горные хребты

Поля с роскошной жатвой хлеба.

Как сткло, лазоревых озер

Поверхность спит, не колыхаясь,

И выси дальных сизых гор

В нее глядятся, отражаясь.

 

Повсюду гулкие леса

Оглашены пернатых пеньем,

Хотя уж птичек голоса

Любви не дышат вдохновеньем.

Но пусть в священной тишине

Их песня страстью не согрета, —

Она сто раз отрадней мне,

Чем музыка весны и лета.

 

В весенних песнях пыл любви,

Борьба, тревога, раздраженье,

Огонь в клокочущей крови

И жизни бурное волненье.

В них страсти рвутся на простор,

Трепещут сладострастьем звуки,

В них слышен бешеный раздор

И голос ревности и муки.

 

А здесь святая песнь слышна,

Как благовест другого года;

В ней, благодарности полна,

Гимн Божеству гремит природа.

И я, внимая песне той,

Все дольное отбросив долу

И чуждый мук борьбы земной,

Несусь душой к Его престолу.

 

Греми же, песнь! Да не смутит

Тебя бурь зимних приближенье!

Жив Тот, чья благость сохранит

Все, что живет, от разрушенья,

Все, что живет, живет лишь Им,

Отцом любви, Владыкой славы,

И шестикрылый херувим,

И звучный хор певцов дубравы.

 

 


Поделиться с друзьями:

Типы сооружений для обработки осадков: Септиками называются сооружения, в которых одновременно происходят осветление сточной жидкости...

Состав сооружений: решетки и песколовки: Решетки – это первое устройство в схеме очистных сооружений. Они представляют...

Поперечные профили набережных и береговой полосы: На городских территориях берегоукрепление проектируют с учетом технических и экономических требований, но особое значение придают эстетическим...

Адаптации растений и животных к жизни в горах: Большое значение для жизни организмов в горах имеют степень расчленения, крутизна и экспозиционные различия склонов...



© cyberpedia.su 2017-2024 - Не является автором материалов. Исключительное право сохранено за автором текста.
Если вы не хотите, чтобы данный материал был у нас на сайте, перейдите по ссылке: Нарушение авторских прав. Мы поможем в написании вашей работы!

0.512 с.