Переводческая ошибка – упущение той или иной составляющей части текста, вызванное дискретным восприятием исходной мысли.

Под «составляющей текста» подразумевается как и общая его идея, так и отдельно взятая сентенция, призванная эту идею формировать.

Идея о «подводной», «невидимой» целостности текста не нова – проблеме имплицитности как лингвистическому явлению был посвящён ряд работ (Кацнельсон 1972, Уорф 1972, Шендельс 1977, Бондарко 1978, 1984, 2006, Булыгина 1980, Зализняк 1988, Тимофеева, 1986, Чернов 1986). Способность мозга к восприятию, хранению и управлению информацией без выведения оной на уровень ясного осознанного символа тесно связано с интуитивным методом познания, позволяющим эффективно оперировать смысловыми категориями.

По мнению российского лингвиста А. В. Бондарко, системно-языковая имплицитность«обусловлена особенностями системной организации значений»[6], отражающих психологическое и эмоциональное состояние автора, «направленность» его мысли, вектор его мотивации.

«В самих языковых значениях заключена смысловая основа, сопряженная с интерпретационным компонентом как способом представления выражаемой семантики»[7]. Не удивительно, ведь возникновение языка связано с необходимостью выражать смысловые категории – сначала возникла мысль, а уж затем человек начал искать способ её выражения. Посему лексические средства представляются, скорее, следствием, а не причиной.

Как нам представляется, основная причина переводческой ошибки – уверенность переводчика в том, что текст можно и нужно переводить «на расстоянии» - условно говоря,«с щипцами в руках». Отсюда потеря целостности – перевод «рассыпается» на части, становится дискретным, теряет смысловой интеграл. Цель, которую автор поставил и достиг в оригинале, теряет свою форму. В конце концов, переводчик своим «переводом на расстоянии» разрушает мысль в её первозданной ипостаси, что влияет как на понимание автора и видение той идеи, которой он, возможно, посвятил всю свою жизнь, так и на качество общечеловеческого достояния.

Переводчику необходимо понимать, что нельзя просто переложить с одного места на другое. Перевод – опосредованная деятельность, и переводчик со всеми своими навыками и умениями является в переводческом процессе главным посредником. Не только текст, но вообще всё, о чём думал, что чувствовал и чем руководствовался автор в процессе написания оригинала – всё это непременно должно в какой-то момент стать частью переводчика с тем, чтобы ему стало ясно, чего нужно придерживаться в процессе перевода. Текст – лишь «верхушка айсберга», довольно грубый символ, предназначенный для передачи таких тонких вещей, как мысли, идеи и чувства. Поэтому для того, чтобы перевод получился качественным и полезным, нужно уметь понимать, вникать в саму суть сказанного автором. Переводчик в процессе работы не может опираться на ту точку зрения, которой он придерживается, пусть даже в течение всей своей жизни. Напротив, ему необходимо всецело принимать точку зрения самого автора, проецировать авторскую позицию на себя, то есть, становиться на его место, даже если воззрения обоих радикально отличаются друг от друга.

Если опустить вопросы компетенции, мотивации и других факторов, так или иначе связанных с личностью переводчика, нужно будет признать, что ошибка (упущение, потеря) в художественном переводе в первую очередь связана с равнодушием переводчика или с недостатком навыков, отвечающих за умение всецело синхронизировать перевод, приведя исходный текст и текст перевода к единому имплицитному знаменателю. Такими навыками могут быть: интуиция, опыт в познании художественных произведений, гибкость ума (тесно связанная со способностью принимать изначально чуждые переводчику точки зрения) и, ни много ни мало, преданность своему делу – ведь для того, чтобы не допускать подобных ошибок, необходимо уметь и хотеть полностью отдаваться процессу перевода.

Как утверждает лингвист В.К. Ланчиков в своей статье «Топография поиска: стандартизация в языке художественных переводов и её преодоление», зачастую в переводе аутентичного национально или культурно окрашенного текста переводчик в ущерб единому смыслу, подчиняющему себе все элементы перевода, склоняется к более надёжному эквиваленту, обходя более экзотичный. Подобные осторожности под добрым знаменем «форенизации» приводят к излишней гладкости, стандартности текста – суть перевода сводится к «лишь бы донести». В своём мнении Ланчиков пересекается с Моной Бейкер, представившей четыре переводческих универсалии как свойства переводного языка, которые отличают его от языка оригинала:

1) Разъяснительность (explicitation) – общая тенденция выражать подразумеваемую мысль прямо;

2) Упрощение (simplification) – тенденция к упрощению языка перевода;

3) Нормализация/консерватизм (normalization/conservatism) – тенденция преувеличивать характерные черты ПЯ и подгонять перевод под конвенционные модели;

4) Выравнивание (levelingout) – тенденция, состоящая в том, что текст перевода тяготеет к центру континуума[8].

Таким образом, получается, что каждый перевод в какой-то степени подчинён матрице этих четырёх универсалий – негласных принципов, к которым каждый переводчик в известной степени бессознательности прибегает в процессе перевода. Однако такого рода принципы приемлемы далеко не всюду.