Анализ переводов монолога Гамлета из пьесы Уильяма Шекспира «Гамлет»

Обратимся к фрагменту одного из многочисленных переводов Гамлета, выполненных Петром Петровичем Гнедичем:

Перевод Гнедича можно заслуженно считать одним из самых лексически точных переводов – порой переводчик даже жертвует стихотворным размером во имя эквивалентности «Страдальцам заслуженным негодяи», «Пойдем другим, неведомым бедам». Пётр Петрович, строго придерживаясь принципа лексической идентичности, не позволяет себе отклониться даже в случае с «barebodkin», переводя эту единицу как «простое шило». «Безвестная страна» на замену «Undiscoveredcountry». От излишней точности перевод страдает неполноценностью, незавершённостью. Оттого же создаётся стойкое впечатление, будто произведение по сути пустое – в этом переводчикоказал Шекспиру медвежью услугу, ведь не едиными лексическими единицами жива поэзия – перевод не передаёт ни тягости внутренних терзаний главного героя, ни даже пышности шекспировского слога. На ум невольно приходит фраза «Ничего личного – только бизнес».

Возьмём другой перевод того же произведения. Переводчик – великий князь Константин Константинович Романов:

В отличие от предыдущего, этот перевод выполнен согласно всем канонам Шекспира – понимание того, что Константин Константинович не только уловил Шекспировский дух, но и смог перенести его на русский язык, приходит уже на пятой строке монолога. Здесь ему удалось то, на что надеялся Гнедич, руководствуясь принципами лексической идентичности.

Использование высокопарных слов и словесных оборотов вроде «тленную стряхнем мы оболочку» вместо «Whenwehaveshuffledoffthismortalcoil», например, есть отличное тому подтверждение – не стремясь максимально «одословить» перевод, а лишь сперва проникнувшись сутью оригинала, отразить её на другом языке, переводчик демонстрирует непосредственное участие в процессе, как бы «пропуская» произведение сквозь себя. «Гнет притеснителей» и «кичливость гордецов» там, где Шекспир употребил «Theoppressor'swrong, theproudman'scontumely», противопоставляется «какому-нибудь ножу», что довольно ярко отражает высокую амплитуду «тысячи терзаний» - «thousandnaturalshocks» - героя. Терзаний, «Которым плоть обречена» - «Thatfleshisheirto».

Следуя заданному ракурсу, переводчик оканчивает монолог пёстрым как павлиний хвост «И предприятья важности великой, от этих дум теченье изменив, теряют и названье дел», которое по большому счёту не вызывает вопросов даже о лексической идентичности.

Этот перевод можно заслуженно назвать умело синхронизированным – для того, чтобы проделать такую работу, необходимы особые навыки, лишь отдалённо связанные с рациональным подходом. Переводчик интуитивно уловил имплицитный смысл произведения, вобрал его в себя и по мосту своих переводческих навыков спроецировал его в плоскость другого языка.

Для того, чтобы продемонстрировать, как воздействие оригинального переводческого стиля может менять изначальный авторским посыл, следует обратиться к ещё одному варианту перевода монолога Гамлета. Переводчик – Н. Маклаков:

По началу, перевод Маклакова представился нам примечательным лишь на одном основании – мы предположили, что он, как и перевод князя Романова Константина Константиновича, занимает наиболее приближенную к золотой середине точку между лексической идентичностью и идейной подоплёкой. На первых порах монолога переводчик в известной мере позволяет себе отклоняться от точных эквивалентов ради складного и лаконичного перевода: например, обобщённое «переносить» в качестве аналога для «suffer» и «пучина бедствий» взамен «seaoftroubles». «Стенаньясердца» и «сотнитысячзол» взамен «The heart-ache» и «the thousand natural shocks». Таким образом Маклаков обеспечил так называемую «универсальность», «общедоступность» перевода, решив не нагружать читателя громоздкими однозначными и двузначными конструкциями.

Однако в последствии он удивительным образом избегает излишней сухости перевода, которая вполне могла бы быть вызвана такой «обобщённостью», и даже более того, переводчик придаёт ему особый лоск – достаточно взглянуть на единицу «ярмо земных сует», подобранную взамен «mortalcoil» или «вот отчего мы медлим» вместо, казалось бы, недвусмысленного «mustgiveuspause». За этим, начиная с «И кто бы согласился здесь терпеть», и заканчивая «Купить себе покой одним ударом», следует ряд смысловых зарисовок, походящий на монолит – Маклаков объединил цепочку общей канвой, очевидно, выбрав правильное решение перевести указанный блок целиком, а не поединично.

Также имеет смысл отметить несколько стилистически сниженных единиц: переводчик настаивает на том, что «ношу жизни» «трусишки» по земле даже не влачат, а «таскают» не иначе как «потея и кряхтя», вероятно пожелав подчеркнуть низменность и неказистость мирского бытия.

В конце монолога, начиная с «Решимости естественный румянец» следует ряд мастерски украшенных переводчиком оборотов, которые очень гармонично дополняют оригинальный посыл.

Подытоживая, можно представить когнитивную модель переведённого монолога в виде перевёрнутого конуса с соответствующей смысловой концентрацией, в вершину которого постепенно скатывается читатель, увлекаясь витиеватостью и в то же время удивительной складностью перевода.

Перевод Маклакова можно заслуженно считать произведением искусства.