Глава 1. Путь существования и гибели

Эта книга посвящена войне. Мы будем понимать это термин в наиболее общем его смысле: война – это любой конфликт, при котором выживание противника, физическое, социальное, экономическое, профессиональное не рассматривается вами как необходимое граничное условие. Это не означает, что вы обязательно стремитесь убить. Просто такую возможность вы рассматриваете и считаете «в принципе, приемлемой». В том смысле, в котором великий президент США Теодор Рузвельт, как-то сказал, отвечая на вопрос, будет ли он присутствовать на похоронах одного из своих многочисленных политических соперников: «Нет, но я эти похороны вполне одобряю».

Под такое определение попадают и столкновения между государствами, и коммунальные стычки, и бандитские «разборки», и даже семейные неурядицы.

Следовательно, элементарные представления о военной науке, военном искусстве и военной эзотерике должны быть достоянием каждого грамотного человека. В действительности современное образование в лучшем случае готовит из школьника солдата, обученного нескольким элементарным приемам. Хочется сказать, что высшую стратегию национальные и международные элиты приберегают для себя, но, увы, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Единая система военного обучения в современных демократических государствах просто отсутствует, и воззрения большинства граждан на проблемы антагонистических конфликтов находятся на пещерном уровне. Дело несколько улучшают интеллектуальные тренинги, организационно-деятельностные, ролевые, штабные игры, но практика их проведения не является ни повсеместной, ни массовой.

Отсутствие у населения военных знаний превращает войну в нечто сакральное либо, напротив, демоническое. Поэтому массы и элиты, властители дум и СМИ относятся к ней слишком серьезно. Конечно, «война – это великое дело для государства, это почва жизни и смерти, это путь существования и гибели», но нельзя забывать, что война является сугубо временным и, в известном смысле, «неправильным» явлением, она гораздо ближе к игре, карнавалу или театральному представлению, чем к обыденной жизни. Мирное развитие – для нации, конфессии, семьи или отдельного человека настолько же важнее и сложнее военного противостояния, насколько жизнь интереснее и значительнее театра.

Но, заметим, невозможно овладеть высшей математикой мирной жизни, плохо разбираясь в арифметике войны.

Моя семья однажды проиграла войну за мою новую инвалидную коляску, я это не сразу заметил и лишь годам к тринадцати понял, что лишился многих возможностей и что моя жизнь от одиннадцати начало войны – до тринадцати лет могла быть лучше и интереснее обустроена. А враг забрал контрибуцию, и я остался в старой колымаге.

Пенсионеры проигрывают войну за бесплатный санаторий, интеллигентные московские бабушки проигрывают битву в расселении, а активные приезжие радостно вселяются в московские дворы и гоняют по ним на своих тачках, пугая нас. Конечно, мирная жизнь куда многограннее этих боев с их системой взяток, но на них тратятся силы, таланты и нервы. Я с детства усвоил, что нельзя повоевать и бросить, как надоевшую игру, нужно состряпать мир, который тебе больше понравится, чем тот, который был раньше, иначе его состряпает твой противник. Даже если он – поликлиника, училка или ЖЭК.

Война есть прежде всего информационная, а уже затем материальная деятельность. Деятельность повсеместная и очень древняя: следы войны обнаруживаются в любых человеческих культурах, где есть принципиальная возможность их регистрации.

Все антагонистические конфликты одинаковы.

Целью войны всегда является мир. Следовательно, проектируя войну, нужно понимать, что она неизбежно закончится, и представлять себе, что вы будете делать, когда это произойдет.

Хотя война допускает физическое уничтожение противника, она отнюдь не стремится к этому. «Сегодняшний неприятель завтра станет вашим покупателем, а послезавтра – окажется союзником». Впервые эту истину понял, наверное, Кир Великий, а римляне построили на ней величайшую империю в европейской истории.

Английский теоретик Б. Лиддел Гарт, автор классической «Стратегии непрямых действий» (Strategy: the indirect approach), обобщил базовое определение цели войны:

Целью войны является мир, лучший, нежели довоенный, хотя бы только с вашей точки зрения. Поэтому, начиная войну, нужно, по крайней мере, знать «чего можно хотеть», то есть что такое лично для вас «мир, лучший довоенного»? Изучение военной истории наводит на мысль, что это элементарное требование обычно не выполняется.

Исследовательская группа «Имперский Генеральный штаб» расширила определение Б. Лиддел Гарта, назвав целью войны расширение пространства решений победившей стороны. Таким образом, «правильные войны» ведутся, прежде всего, за свободу, и в частности за свободу действий, то есть за потенциальные возможности, и лишь во вторую очередь – за материальные блага.

Эти самые блага, впрочем, тоже имеют значение, поэтому:

• в геополитической логике война ведется за ресурсы и рынки сбыта

• в геоэкономической логике война ведется за контроль над потоками товаров и ресурсов.

• в геокультурной логике война ведется за управление культурными кодами противника и в конечном итоге за разнообразия в стране в ее настоящем, прошлом и будущем.

• Несколько упрощая, можно сказать, что целью войны является развитие. Поэтому адепты развития должны понимать, что война является неизбежным риском их деятельности и ее оборотной стороной. Война есть концентрированная история, подобно революции, которая по своей сути тоже война, только направленная на более близкого и более опасного противника. Именно поэтому, «кто не понимает до конца всего вреда от войны, не может понять до конца и всю выгоду от войны», и наоборот.

Как правило, победить в войне нетрудно. Нужно лишь иметь в виду, что ее карнавальный характер подразумевает включение вашего триумфа в вечный сюжет «беличьего колеса». Иными словами, с неизбежностью «…победы сменяются разгромами, рушатся высокие башни, горят горделивые замки, и пламя взлетает в небеса. Золото осыпает усыпальницы мертвых царей…» Здесь, однако, речь не идет о «дурной бесконечности». Раз уж война – воплощенное развитие, то со временем меняется и ее характер, и характер мирной жизни, и структура самого общества, порождающей войну для того, чтобы охранять мир.

Поэтому можно воевать, способствуя прогрессу или препятствуя ему. Можно воевать, разрушая, можно воевать, созидая, и человеческая история полна примерами и тех и других войн.

Этика войны не отличается от любой этики, претендующей на общечеловеческий характер. Смешно учить через две тысячи лет после Христа, что нехорошо расстреливать заложников или разрушать неприятельские города. Странно через две с половиной тысячи лет после Сунь-Цзы объяснять, что, поскольку «война любит победу и не любит продолжительности», быстро проиграть антагонистический конфликт зачастую полезнее, чем медленно и мучительно его выигрывать. Но чтобы принять последнее, надо научиться рассматривать войну через призму карнавальности, то есть философски относиться к ней и ее итогам. Да, на войне погибают люди. В том числе – мирные жители, никакого отношения не имеющие ни к войне, ни к процедурам управления, ни даже к развитию. Да, война есть неприкрытое, разрешенное и предписываемое насилие: в этом содержание данного социального института. Однако, как правильно отмечал еще Воланд, «человек смертен и, более того, внезапно смертен». Понимание этого обстоятельства не должно лишать нас чувства юмора и понимания стратегии.

В детстве отец даже не рассказывал всего этого про карнавал вседозволенности и горький юмор. Дети не понимают такого. Дети серьезны. Я был серьезно настроен победить свой недуг, и отец боролся вместе со мной, но уже в последних классах, в новой коляске, с построенным для меня лифтом и двумя пандусами в моей школе, я вдруг понял, что Воланд шутил. Это поразило меня. Он шутил со смертью, мы тогда с отцом посмотрели сопливо героического «Первого рыцаря», и я понял, что я, пожалуй, буду д`Артаньяном, то есть «дерусь, потому что дерусь», и могу, кстати, нешуточно умереть. Эйфория дергания судьбы за хвост длилась недолго, но, воспитанный самонаблюдением за ногами и позвоночником, я запомнил ощущение грани, когда чувство реальности обнимает тебя так доверительно, что совершенно все равно, победишь ты или проиграешь. Мне потом это сильно помогло в Америке, где я смеялся весь первый год. Чтобы не сбежать и не плакать…

Вы можете вспомнить, когда закончилась Тридцатилетняя война и каковы были ее итоги? Каких территорий лишилась Германия по Версальскому договору? В чем содержание Вашингтонских военно-морских соглашений? Кто выиграл битву при Сольферино? Сервантес потерял руку в бою при Лепанто, чем закончилась эта битва [4]. Если вы можете ответить на эти вопросы, не заглядывая в Интернет, ваша осведомленность в военной истории много выше среднестатистической. Если эти войны и сражения до сих пор вызывают у вас сильные эмоции – грубо говоря, если вам не все равно, кто одержал победу, кто потерпел поражение и в чьих руках остается «устье Тары»[5]вы, скорее всего, знакомы с одной из техник активизации исторического сопереживания.

Как правило, люди помнят только последнюю войну, а судьбоносной считают назревающую, но еще не наступившую. И только к этим двум войнам они относятся с леденящей душу серьезностью. А к остальным никак не относятся. Забывают. И не потому ли шаг за шагом и век за веком повторяют одни и те же ошибки?

Содержанием войны является целенаправленное преобразование заданной начальной ситуации в ту конечную, в которой цель войны оказывается реализованной. Алгоритм, схема, метафора этого преобразования называются планом войны.

В войне вашими противниками являются носители разума, способные превратить в ресурс любую материальную или информационную сущность. Поэтому никакие ресурсы, сосредоточенные вами для ведения военных действий, не могут быть адекватными. Очень редко они оказываются избыточными, и это всегда грубый промах планирующей инстанции. Практически всегда ресурсы недостаточны. Именно поэтому о «военном искусстве» говорят гораздо чаще, чем о «военной науке».

Если рассматривать войну как игру с предельными ставками, то это азартная игра, подбрасывание монетки, на одной стороне которой написано «поражение», а на другой «победа». Но в эту игру в отличие от орлянки можно играть хорошо и плохо. С точки зрения теории игр война лежит где-то между шахматами и покером. От шахмат она берет логику, жесткие правила, интеллектуальную составляющую, организованность и порядок. От покера манипуляцию, действия вне логики и правил, эмоциональную составляющую, блеф, хаос и произвол, «ошибочные» действия, которыми, зачастую, выигрываются конфликты, проигранные при «правильной» игре.

Эти составляющие трудно, почти невозможно, совместить в одном человеке, поэтому война даже в коммунальных конфликтах и бандитских разборках – коллективная форма деятельности, в которой командиру, принимающему решения, обязательно должен соответствовать начальник штаба, который подготавливает это решение (смотри главу 6). Обычно, начальник штаба отвечает за логику и порядок, а командир – за хаос и произвол, хотя в истории бывало по-разному.

Нужно иметь в виду, что война представляет собой «игру с ненулевой суммой»: выигрыш одной стороны не обязательно означает проигрыш другой оба противника могут одновременно выиграть или одновременно проиграть.

Я не могу сказать, что за три своих американских года я победил Америку, но даже моя глубоко патриотическая мама не сказала при встрече, что Америка съела меня. Мы были квиты с этим лучшим из миров, и я, вернувшись, почувствовал себя русским летчиком на вьетнамской войне, который говорит раненому пилоту: подвинься узкоглазый, посмотрим, что тут еще можно сделать.