Институт наказания в международном уголовном праве

В настоящее время институт наказания в международном уголовном праве, с точки зрения характера и объема своего легального закрепления, представлен, главным образом, нормативными предписаниями о видах наказаний, назначении наказания, а также об освобождении от уголовной ответственности и от наказания. В современных источниках по международному уголовному праву отсутствует дефиниция наказания и его целей. Поэтому при рассмотрении данного вопроса следует исходить из принципов (см. § 2 настоящей главы), а также из ряда других основополагающих положений международного уголовного права, которые содержатся в декларациях и конвенциях универсального (концептуального) характера. В частности, нужно обязательно учитывать требования ст. 7 Международного пакта о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г.: «Никто не должен подвергаться пыткам или жестокому, бесчеловечному или унижающему его достоинство обращению или наказанию».

В большинстве конвенций, посвященных ответственности за преступления международного характера, лишь в самой общей форме указывается на наказуемость или степень наказуемости того или иного деяния («суровые меры наказания»). Как исключение, в отдельных из них лишь упоминается конкретный вид (например, лишение свободы – ст. 36 Единой конвенции о наркотических средствах от 30 марта 1961 г.) либо виды наказаний (например, личный арест, штраф – ст. 12 Конвенции об охране подводных телеграфных кабелей от 14 марта 1884 г.).

Гораздо более часто и определенно (в кодифицированной форме) решен вопрос о видах наказаний относительно международных преступлений. Система этих наказаний зафиксирована в ст. 77 Римского статута Международного уголовного суда, которая включает два основных (лишение свободы на срок до 30 лет и пожизненное лишение свободы) и два дополнительных вида наказания (штраф и конфискация доходов, имущества и активов, полученных в результате совершения преступления). Особым статусом среди видов наказания в международном уголовном праве обладает смертная казнь. С одной стороны, провозглашается её отмена в мирное время, а с другой – допускается её применение в военное время (ст. 1–2 Протокола № 6 относительно отмены смертной казни от 28 апреля 1983 г. к Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г.; ст. 1–3 Протокола № 13 об отмене смертной казни при любых обстоятельствах от 3 мая 2002 г. к Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 г.; ст. 1–2 Второго Факультативного Протокола, направленного на отмену смертной казни, от 16 декабря 1989 г. к Международному пакту о гражданских и политических правах от 16 декабря 1989 г.)[199].

Назначая виновному наказание, суд должен принимать во внимание такие факторы, как тяжесть преступления и личность осужденного (ч. 1 ст. 78 Римского статута Международного уголовного суда). Кроме того, суду, постановляющему приговор, надлежит учитывать всю совокупность как смягчающих, так и отягчающих обстоятельств, перечни которых предусмотрены различными международными договорами. В частности, в ст. 3 Конвенции ООН о борьбе против незаконного оборота наркотических средств или психотропных веществ от 20 декабря 1988 г. к числу отягчающих наказание обстоятельств отнесены: совершение преступления организованной преступной группой, применение насилия или оружия, использование должностного положения, вовлечение или использование несовершеннолетних и др. В качестве смягчающих наказание обстоятельств называются: исполнение приказа правительства или начальника (ст. 6 Устава Международного Военного Трибунала от 8 августа 1945 г.), сотрудничество в расследовании и уголовном преследовании совершенных преступлений (ст. 37 Конвенции ООН против коррупции от 31 октября 2003 г.) и др. Кроме того, на международном уровне регламентированы правила зачета срока предварительного содержания под стражей (ч. 2) и назначение наказания по совокупности преступлений (ч. 3 ст. 78 Римского статута Международного уголовного суда).

В п. «а», «в» и «с» ст. 37 Конвенции о правах ребенка от 20 ноября 1989 г., а также в Минимальных стандартных правилах ООН, касающихся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (Пекинских правил), от 29 ноября 1985 г. и Правилах ООН, касающихся защиты несовершеннолетних, лишенных свободы, от 14 декабря 1990 г. определены особенности назначения наказаний несовершеннолетним лицам.

Неприменение сроков давности уголовного преследования в качестве обстоятельства, влекущего освобождение от уголовной ответственности либо от наказания, предусмотрено ст. I и II Конвенции о неприменимости срока давности к военным преступлениям и преступлениям против человечества от 26 ноября 1968 г., а также в ст. 1 и 2 Европейской конвенции о неприменимости срока давности к преступлениям против человечества и военным преступлениям от 25 января 1974 г. О помиловании говорится в п. 4 ст. 6 Международного пакта о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г.

Следует отметить, что к институту наказания в международно-уголовном праве тесно примыкают нормативные предписания об иных мерах уголовно-правового характера. Речь идет о принудительных мерах воспитательного воздействия (п. 3 и 4 ст. 40 Конвенции о правах ребенка от 20 ноября 1989 г., ст. 18¹ Минимальных стандартных правила ООН, касающихся отправления правосудия в отношении несовершеннолетних (Пекинских правил), от 29 ноября 1985 г.) и принудительных мерах медицинского характера (ст. 82, 83 Минимальных стандартных правила обращения с заключенными от 30 августа 1955 г., подп. «б», «в», «г» п. 4 ст. 3 Конвенции ООН о борьбе против незаконного оборота наркотических средств и психотропных веществ от 19 декабря 1988 г.).

§ 5. Соотношение международного и российского
уголовного права

Вопрос о взаимосвязи международного и внутригосударственного права имеет богатую историографию. Достаточно сказать, что уже к концу XIX в. в доктрине международного права сформировалось два основных подхода к его решению: монистический и дуалистический. Первый представлен сейчас двумя модификациями, исходящими соответственно из примата внутригосударственного (национального) либо международного права. Суть второго (дуалистического) подхода заключается в параллельном существовании равнозначных систем международного и национального права, которые тесно соприкасаются, но никогда не пересекаются друг с другом.

Учитывая многоплановость данного вопроса, целесообразно рассмотреть его на макро- и микроуровнях, т.е. на уровнях философских категорий «целого» (т.е. права) и «части» (т.е. отдельных нормативных предписаний).

На макроуровне точкой отсчета и ключом к решению анализируемого вопроса служат положения, зафиксированные в ч. 4 ст. 15 Конституции РФ: «Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора». Аналогичное положение закреплено и в ст. 5 Федерального закона от 15 июля 1995 г. «О международных договорах Российской Федерации». Экстраполируя эти положения на уголовно-правовую систему РФ, можно однозначно заключить, что в ней получила отражение монистическая концепция соотношения международного и национального права с установлением примата первого из них. Иначе говоря, международное и внутригосударственное уголовное законодательство вместе образуют единую вертикальную (иерархическую) систему, построенную на началах субординации (соподчинения), в которой приоритет имеют нормы международных договоров. Сделанный вывод о том, что международное уголовное право представляет собой часть национального уголовного права, вовсе не означает отрицания относительной самостоятельности каждого из них. Дело в том, что с позиции теории систем то, что на одном уровне является целым, на ином (более высоком) уровне выступает в качестве элемента другого целого.

Следует отметить, что в российскую уголовно-правовую систему включаются далеко не все нормы международного уголовного права, а лишь те из них, которые действуют именно в отношении Российской Федерации. Таким образом, международное уголовное право в контексте Конституции РФ (ч. 4 ст. 15) в определенном своем объеме (в части общепризнанных принципов и норм, а также норм международных договоров РФ) рассматривается как неотъемлемый компонент российского уголовного права. Однако Конституция, включая все нормы международного права в отечественную правовую систему, отводит им различное место: доминирующее – для всех норм международных договоров РФ и ординарное – для всех тех общепризнанных принципов и норм международного права, формой выражения которых является обычай.

Полученные таким образом ориентиры, будучи приложенными к содержанию каждой отдельной международно-правовой и корреспондирующей внутригосударственной норме уголовного права, позволяют раскрыть соотношение указанных норм на микроуровне, т.е. выявить качество (характер) связи данных норм и на этой основе классифицировать их на определенные однородные группы. Представляется, что с точки зрения их диспозиций, все международные уголовно-правовые нормы можно условно разделить на императивные (т.е. не допускающие выбора) и альтернативные (т.е. допускающие выбор одного из двух или нескольких возможных вариантов), а соответствующие им нормы отечественного уголовного права – на воспроизводящие и развивающие[200].

Воспроизводящие нормы – это фактически «чужие нормы» в УК РФ, целиком повторяющие содержание тех (императивных) норм международного уголовного права, которые изначально не допускают какой-либо иной трактовки предусмотренных в них предписаний. Наглядной иллюстрацией может служить норма ч. 1 ст. 206 УК РФ, достаточно полно и точно (с небольшими различиями непринципиального либо терминологического свойства) передающая формулировку ст. 1 Конвенции о борьбе с захватом заложников от 18 декабря 1979 г.

Развивающие нормы – это, по существу, «совместные» нормы международного и внутринационального уголовного права, ибо соавторами их «сюжета» выступают, с одной стороны, государства – участники соответствующей конвенции, а с другой – законодательные органы каждого из таких государств в отдельности. Обычно минимум содержания каждой из этих норм равен максимуму содержания корреспондирующей (альтернативной) нормы международного уголовного права, которая допускает, помимо предложенной в ней, и иную трактовку того или иного предписания. Формулируя развивающую норму, национальный законодатель вправе что-то добавить к альтернативной, что-то конкретизировать в ней, но он не вправе ничего изъять из содержания этой нормы. По общему правилу, такое правомочие делегируется ему путём специального указания на этот счет в тексте самой международно-правовой конвенции. Так, ч. 1 ст. 36 Единой конвенции о наркотических средствах от 30 марта 1961 г. предусматривает примерный перечень из 18 уголовно-наказуемых деяний, связанных с незаконным оборотом наркотических средств: их культивирование, производство, изготовление, извлечение, приготовление, хранение, предложение, предложение с коммерческими целями, распределение, покупка, продажа, доставка на любых условиях, маклерство, отправка, переотправка транзитом, перевоз, ввоз и вывоз. При этом в ч. 4 данной статьи особо оговаривается, что установление конкретных составов преступлений, связанных с незаконным оборотом наркотических средств, – прерогатива внутреннего национального законодательства. Воспользовавшись этим правом, российский законодатель предусмотрел, в частности, уголовную ответственность за хищение либо вымогательство наркотических средств (ст. 229 УК), склонение к потреблению наркотических средств (ст. 230 УК), организацию либо содержание притонов или систематическое предоставление помещений для потребления наркотических средств (ст. 232 УК), незаконную выдачу либо подделку рецептов или иных документов, дающих право на получение наркотических средств (ст. 233 УК).

Проведенный анализ соотношения норм международного и российского уголовного права позволяет выявить целый ряд примеров их явной рассогласованности друг с другом. Во-первых, имеют место случаи, когда императивные нормы международного уголовного права вообще не имеют своего прямого аналога в виде воспроизводящих их норм внутринационального уголовного права. В частности, в УК РФ 1996 г. не отражены в качестве специальных статей императивные международные уголовно-правовые нормы об ответственности за незаконное радиовещание (ст. 109 Конвенции ООН по морскому праву от 10 декабря 1982 г.) и апартеид (ст. 2 Конвенции о пресечении апартеида и наказании за него от 30 ноября 1973 г.). Во-вторых, нередко императивным нормам международного уголовного права корреспондируют не воспроизводящие, а развивающие нормы российского уголовного права. Например, в ч. 2 ст. 6 УК РФ говорится: «Никто не может нести уголовную ответственность дважды за одно и то же преступление». Пункт 7 ст. 14 Международного пакта о гражданских и политических правах от 16 декабря 1966 г. предусматривает уже более широкую формулировку данного декларативного предписания: «Никто не должен быть вторично судим или наказан за преступление, за которое он уже был окончательно осужден или оправдан в соответствии с законом и уголовно-процессуальным правом каждой страны». Нетрудно заметить, что и оправдание (а не только осуждение) исключает возможность повторного привлечения к уголовной ответственности^[201].

Думается, что для устранения отмеченных случаев рассогласованности исследуемых норм и приведения их в гармонию друг с другом требуются консолидированные усилия как на международном, так и на внутринациональном законодательном уровнях. Необходимо обеспечить более четкое формулирование норм международного уголовного права и максимально адекватное их отражение в российском уголовном законодательстве.

Заглядывая в обозримое будущее, можно прогнозировать, что дальнейшее развитие международного уголовного права будет направлено на постепенное преодоление отмеченного дуализма в её построении (имеется в виду некодифицированная и кодифицированная формы его внешнего выражения). С одной стороны, будучи более прогрессивной, кодифицированная форма со временем и под влиянием внутринационального правотворческого опыта вытеснит либо поглотит некодифицированную форму. С другой стороны, будучи самодостаточной, кодифицированная форма со временем и опять-таки под влиянием внутринационального правотворческого опыта продолжит развитие за счет собственных резервов, в частности, за счет обеспечения большей консолидации и последовательности изложения нормативного материала.

Представляется, что реализация указанных тенденций позволит устранить в рамках международного уголовного права имеющиеся случаи дублирования и коллизий, будет способствовать дальнейшей гармонизации построения и оптимизации применения этого права на практике.