Глава 1. К определению понятия «методология»

Как явствует из данного слова, оно состоит из двух основопо­лагающих терминов: «метод» и «логос», которые обозначают, во-первых, то, что назьгоается определенным способом деятельности субъекта для достижения практической либо познавательной цели, и, во-вторых, «логос» обозначает закономерность бытия, выражен­ную в слове. Таким образом, термин «методология» в буквальном смысле означает теорию, или учение о методе. Именно в таком смысле он и функционировал в науке с момента ее зарождения, и продолжает пониматься до сих пор многими учеными в нашей стране, в том числе М.В. Мостепаненко, В.П. Тугариновьш, В.П. Кохановским и многими другими, в особенности учеными-практиками. Чтоб не быть голословным, приведу их недвусмыслен­ные высказывания. Так, В.П. Тугаринов, в частности, писал: «Ме­тодология - это теория метода» [1, 181]. М.В. Мостепаненко отме­чал: «Методология - учение о методах и принципах познания» [2, 18]. Примерно в этом же ключе определяет понятие методологии В.П. Кохановский. Вот что он пишет: «Методология как общая тео­рия метода формировалась в связи с необходимостью обобщения и разработки тех методов, средств и приемов, которые были открыты в философии, науке и других формах деятельности людей» [3, 170]. Поскольку научное познание никогда не стоит на месте, а не­прерывно расширяется и углубляется, то естественно, что столь же интенсивно возрастает и количество методов и средств познания, которые используются обществом. Постепенно они стали состав­лять особую систему в области науки, при этом относительно само­стоятельную. Вполне логично, что все элементы этой качественно своеобразной системы взаимодействуют между собой, взаимо-влияют и обуславливают друг друга, поддерживая жизнеспособ­ность системы в целом. На определенном этапе развития науки учеными стала осознаваться необходимость специального изучения этой сложной системы методов и средств научного познания. Как утверждает В. Гайдуков, стало формироваться так называемое ме­тодологическое сознание, объем которого непрерывно увеличива­ется. К настоящему времени это сложное образование превратилось в трудно обозримую совокупность разноречиво обсуждающихся проблем, регулирующих познавательную деятельность людей, включающих в себя не только осмысление многочисленных мето­дов, их эвристическую эффективность в системе научного знания, но и многочисленный ряд других факторов и детерминант, влияю­щих на успехи познавательной деятельности людей. А те люди, ко­торые их специально разрабатывают, получили название методоло­гов. Наиболее яркими их представителями за рубежом являются М. Полани, К. Поппер, Т. Кун, И. Локатос, П. Фейерабенд и многие другие, а в России - П.В. Копнин, И.Д. Андреев, B.C. Стенин, В.Н. Садовский и т.д.

Факт выделения профессионалов-методологов еще раз говорит в пользу мнения о существовании особой сферы в сознании обще­ства - методологическом сознании.

На наш взгляд, в дальнейшем эти общие рассуждения, касаю­щиеся природы понятия методологии, станут более понятными че­рез достаточно последовательный анализ понятия «метод», которое лишь на первый взгляд кажется простым. Внимательно проанали­зировав характер его определения в разного рода энциклопедиче­ских и философских словарях, мы столкнулись с тем, что в боль­шинстве случаев его определяют как путь исследования, что, по нашему мнению, не совсем правильно, так как и гипотеза, и теория - это тоже своеобразные пути исследования, однако не называются методами, а соответственно - гипотезой или теорией. Они, конечно, могут выполнять так называемую методологическую роль, но о них разговор особый.

По-видимому все же прав П.В. Копнин, который, говоря о ме­тоде научного познания, считает, что это есть способ достижения определенных результатов в познании и практической деятельно­сти.

Обращаясь к его природе, видимо, следует признать, что гене­тически первыми были именно практические, материально-преобразующие средства достижения каких-либо целей и лишь за­тем они, по мере развития культуры и познания в частности, приоб­рели и идеальную форму, как, например, у Г. Галилея так называе­мый мысленный эксперимент. В этой связи не лишними будут дос­таточно авторитетные замечания П.В. Копнина, который подчерки­вал, что в своем большинстве каждый метод оказывается синтети­ческим единством материального и духовного начала. Итак, какова же главная роль любого научного метода? А она, на наш взгляд, сводится к следующему - к регулированию познава­тельного процесса, к его упорядоченности, в соответствии с опре­деленными требованиями, рекомендациями, правилами, или, говоря другими словами, нормами. Поэтому мы едва ли ошибемся, если скажем, что каждый метод выполняет нормативную, интрумен-тальную функцию. По сути дела метод представляет собой особым образом субординированную систему предписаний, правил и реко­мендаций, которые должны обеспечить ученому решение конкрет­ной задачи в любой сфере практической и теоретической деятель­ности.

Конечно же, метод организует и дисциплинирует поиск исти­ны, позволяет в случае правильности экономить силы и время, дви­гаться к цели наиболее коротким и надежным путем. Именно эти стороны метода имел в виду выдающийся русский физиолог XX в. И.П. Павлов, когда он говорил: «Метод - самая первая, основная вещь. От метода, от способа действия зависит вся серьезность ис­следователя. Все дело в хорошем методе. При хорошем методе и не очень талантливый человек может сделать много. А при плохом методе и гениальный человек будет работать впустую и не получит ценных, точных данных» [4, 21].

История развития науки достаточно наглядно показала, что использование, применение тех или иных методов может носить либо стихийный, либо сознательный характер. Естественно, что только осознанное использование методов, основанное на понима­нии их эвристических возможностей и соответствующих границ, превращает деятельность ученых, при прочих равных условиях, в более рациональную и эффективную.

Выше мы уже упомянули, что каждый метод структурно-логически, определенным образом организован в виде необходи­мых для выполнения требований. Например, правила и рекоменда­ции собственно исторического метода начинаются с необходимости установления действительной реальности тех или иных событий, либо явлений, поскольку истории известны и такие события, кото­рые в реальной действительности не имели места. Затем обязатель­но требуется выяснить причины и истоки возникновения и станов­ления того или иного социального явления, его условия развития, выявить то, что способствовало его дальнейшему существованию, какую роль оно илрало в жизни общества и, наконец, к каким по­следствиям это привело. Конечно, этот перечень детерминант, обу­славливающих познание, может быть недостаточен, но в первом приближении им можно и ограничиться.

Примерно такие же требования содержатся и в методах естест­венно-научного познания. Их полнота и степень совершенства за­висят от степени компетентности субъекта познания. Но от чего зависит способность метода давать действительно объективные знания? На наш взгляд, в первую очередь, от объекта познания, его предметного содержания. Отсюда возникает необходимость разо­браться с диалектикой объективного и субъективного моментов в содержании каждого метода, а оно, естественно, противоречиво. Этим самым мы хотим сказать, что каждый научный метод высту­пает как противоречивое единство, с одной стороны, объективных начал, а с другой - субъективных. Субъективность выражается хотя бы в том, что требования, правила, принципы метода формируются познающим субъектом (индивидом, коллективом - безразлично). Его эвристическое совершенство - несомненно, субъективно. Но, с другой стороны, каждый метод в то же время и объективен, так как обусловлен, в первую очередь, объектом познания, его реальными закономерностями в каждой области исследования, сугубо специ­фическими (в этом выражена предметность исследования). Дейст­вительную природу метода следует искать, конечно, не в головах людей, а в объективной действительности, ее закономерностях. Од­нако в последней - как бы мы ни старались - мы не найдем никаких методов, четко организованных и сформулированных, а отыщем лишь объективные законы бытия природы и общества. При этом надо реально понимать, что научный метод, будучи субъективным отражением предметной действительности, не есть непосредст­венное знание о ней. Метод относится к форме познания, так как раскрывает не содержание знания о предмете, а указывает, как должно осуществляться это познание. Эту сторону метода подчер­кивал и Г. Гегель, когда в «Науке логики» говорил, что «метод мо­жет ближайшим образом представляться только видом или спосо­бом познавания, и он в самом деле имеет природу такового» [5, 298]. Таким образом, мы вправе сделать заключение, что каждый метод представляет собой сложное диалектическое единство субъ­ективного и объективного при главенствующей, определяющей роли второго. И последнее замечание - к характеристике того, что мы называем методом, имеющим принципиально важное значение. Вот эта включенность субъекта в «тело» метода фактически делает по­нятным творческий характер каждого метода, помогает объяснить действительный момент развития в каждом из функционирующих методов. Недаром тот же Г. Гегель не преминул подчеркнуть, что метод есть орудие, некоторое стоящее на стороне субъекта средст­во, через которое он (субъект) соотносится с объектом.

Прежде чем продолжить наши рассуждения о методе научного познания, мы считаем необходимым «развести» понятия «метод» и «методика», близкие по значению, но не тождественные, поскольку любая методика, в конечном счете, определяется требованиями то­го или иного метода. Методика представляет собой совокупность либо мыслительных, либо физических операций, следующих в оп­ределенной, строго соблюдаемой последовательности, чтоб добить­ся желаемой цели. В методике подробно и скрупулезно разрабаты­вается процесс проведения эксперимента (как метода), составляется вполне определенная последовательность проведения операций, измерений и наблюдений, подробно описывается каждая деталь в отдельности с учетом возможностей избранных средств, обосновы­ваются методы контроля качества операций, обеспечивающих на­дежность и точность.

В методиках предусмотрены особые формы журналов со всеми градациями для фиксации хода измерения и результатов операций. Важным разделом методики является также выбор способов обра­ботки и анализа экспериментальных данных. Наконец, при разра­ботке плана эксперимента необходимо стремиться к его упроще­нию и наглядности без потери точности и достоверности, к исполь­зованию математических средств и электронно-вычислительных машин.

При подробном анализе содержания метода вскрывается дос­таточно много любопытных сторон и свойств последнего, таких как связь теории и метода, соотношение абсолютного и относительного моментов в его применении и т.д. Они, несомненно, имеют отно­шение к проблеме связи метода с методологией, но по существу для нас первостепенное значение имеет так называемая нормативная, рекомендательная связь, через осознание которой легче понять со­временное содержание методологической проблематики. На наш взгляд, именно этот нормативно-рекомендательный характер сыг­рал решающую роль в формировании всех современных идей так называемой методологии научного познания.

Эти идеи не сводятся всецело к обсуждению конкретных мето­дов научного познания, а затрагивают широкий перечень всевоз­можных ограничений и норм, которыми руководствуются ученые самых различных сфер научного знания и которые носят порой са­мый общий характер, достаточно отвлеченный от учения о методе. Это могут быть рассуждения о том, каких принципов следует при­держиваться в построении фундаментальной научной теории, какие запреты и рекомендации следует соблюдать на эмпирическом и теоретическом уровнях познания и т.д.

Таким образом, диапазон методологической проблематики не­обычайно расширился. Вот это противоречие между современным содержанием понятия методологии и традиционным привело к оживленной дискуссии в конце XX в., в особенности в отечествен­ной философской науке, когда методология сводилась то к учению о методе научного познания, то к теории метода, то к философско­му методу, требованиям материалистической диалектики. Так, на­пример, в работах В.А. Штоффа неоднократно утверждалось., что методология «исследует познавательные процессы, происходящие в науке, методы и формы научного познания» [6, 24]. B.C. Украинцев под методологией подразумевал «теорию взаимодействия материа­листической диалектики с методами всех других наук» [7, 257]. Ж.И. Абильдин и Т.Д. Кшибеков полагали, что материалистическая диалектика, понимаемая как логика и теория познания, и есть дей­ствительная подлинно научная методология познания [8, 12]. Мож­но было бы этот перечень продолжить, но, по нашему мнению, наиболее близко к современному истолкованию методологии по­дошел в то время болгарский философ Н. Стефанов. В своей книге «Теория и метод в общественных науках» он верно отмечал (но, правда, для исторической науки), что «методология - это не особая наука, а теоретическая специальность, система отдельных теорети­ческих положений (законов, понятий и т.д.), используемых истори­ками как руководящие принципы их работы». И далее он пишет: «Все это приводит к необходимости приступить к решению карди­нальной проблемы,... к построению целостной системы методоло­гии, к ее созданию как единого аппарата научного исследования» [9, 27]. Фактически эти же идеи, но только для всей совокупности научных знании выражал и отечественный философ В. Гайдуков.

Основываясь на предварительном широком анализе, бытовав­ших и существующих до сих пор определений понятия «методоло­гия», мы склонны подразумевать под ним систему общих, осново­полагающих идей, принципов, из которых обязан исходить и кото­рыми должен руководствоваться каждый исследователь в своей познавательной деятельности.

Естественно, что эти исходные основополагающие принципы могут обладать различной степенью общности и в связи с этим ме­тодологический уровень знаний, на который можно опереться, мо­жет быть общим (в том числе всеобщим, в случае использования философских принципов) и менее общим, в соответствии с особен­ностями специально теоретического порядка. Например, когда кон­цептуальные положения Г. Селье о стрессах кладутся в основу ис­следований физиологических процессов, или, например, теоретиче­ские выводы академика Б. Д. Грекова, касающиеся генезиса и разви­тия феодализма в России, используются в качестве руководящих установок для исследования частных сторон общественной жизни на Руси, относящихся к тому периоду времени.

По нашему мнению, вводимое нами определение понятия ме­тодологии позволит преодолеть многолетние споры между крайно­стями в науке о том, может ли существовать наряду с философской методологией так называемая частная методология научного по­знания. Мы убеждены, что может. Именно об этом и свидетельст­вуют вышеприведенные примеры.

В рассматриваемом нами плане понятия «методология» и «ме­тод» близки друг к другу по функциональной своей значимости. Однако они не тождественны, не однозначны. Если любой метод в структурно-логическом плане определенным образом организован в виде системы требований, которые должен строго выполнять ис­следователь для того, чтобы прийти к желаемому результату, то методология научного познания выступает в виде совокупности самых общих теоретических установок, без которых нельзя начать никакого, сколько-нибудь успешного исследования в любой облас­ти познания. На наш взгляд, К.П. Петряев верно выразил сущность методологии в познании, указав, что если методология - генераль­ный путь познания, то методы определяют, как идти этим путем, т.е. методология не выдает конкретных рекомендаций (это задача методов), как надо исследовать, а в конечном итоге определяет лишь общее направление движения дальнейшего познания.

Понятие методологии в логическом плане значительно шире по объему, чем метод, поскольку содержит в себе элементы не только члсто методического характера, но и проблемы возможных форм познания, степени их адекватности и многое другое, вплоть до ценностных ориентации.

Общее между методом и методологией заключается в их регу­лятивной функции. И метод, и методология являются руководством к познавательной деятельности человека, но на разных уровнях ее и этапах.

Значение методологии в научном познании можно уподобить компасу в руках путешественника, определяющего себе путь через незнакомую местность. Пользуясь им (руководствуясь показаниями стрелки в отношении стран света), путник определяет общее.на­правление своего дальнейшего движения. Именно в этом заключа­ется объективная значимость компаса и, стало быть, методологии для исследователя любой области действительности. А вот придет ли путник к обозначенному пункту, к полагаемой цели, будет зави­сеть от массы других конкретных обстоятельств, в том числе и от умения путника мастерски пользоваться компасом.

Эвристическая роль методологии ясно проявляется как в есте­ственно-научном, так и в гуманитарном познании. Примером может служить факт открытия «нейтрино» швейцарским физиком В. Пау­ли. При анализе процесса бета-распада или бета-превращения ней­трона в протон и электрон Паули обнаружил, что появляющиеся при бета-распаде частицы (протон и электрон) обладают в сумме меньшей энергией, чем нейтрон до распада. Будучи твердо убеж­денным в надежности закона сохранения энергии в области микро­мира (т.е. энергия не превращается в ничто), В. Паули делает за­ключение: недостающую энергию уносит какая-то новая частица, не зафиксированная в данном опыте, т.е. теперь, опираясь на новые методы исследования, требуется только ее обнаружить. То же самое можно сказать и о гуманитарном исследовании. В конце XIX в. в России между социологами разных направлений шли дебаты по поводу того, пойдет или нет Россия по капиталистическому 1тути развития. В.И. Ленин, опираясь на марксово учение о признаках развития капитализма и на анализ российской действительности и в особенности в деревне, делает убедительное заключение, что пора прекратить бесполезные споры, поскольку Россия уже вступила на капиталистический путь развития, но со своими особенностями.

В заключение рассуждений о методологии и ее роли в научном познании необходимо заметить, что если зависимость познания от методов исследования осознается всеми учеными, то от методоло­гических принципов - далеко не всегда. Более того, в науке извест­ны и такие случаи, когда даже выдающиеся исследователи факти­чески отрицали эвристическую пользу научной методологии. На­пример, видный физик XX в. М. Борн писал: «Я убежден, что в науке нет философской столбовой дороги с гносеологическими ука­зателями. Нет, мы находимся в джунглях и отыскиваем свой путь посредством проб и ошибок, строя свою дорогу позади себя по ме­ре того, как мы продвинулись вперед» [10, 374].

Верные исходные методологические посылки, несомненно, способствуют успешному проведению научного поиска, приобре­тению истинных знаний. Но в то же время следует понимать, что если будут нарушены элементарные принципы научного исследо­вания, если недобросовестно будет обработан эмпирический мате­риал, а тем более если последний не будет носить достоверного ха­рактера, то при любых методологически выдержанных и верных посылках результаты исследования окажутся ошибочными.

Все вышесказанное позволяет достаточно обоснованно подой­ти к верному истолкованию того, что следует понимать под мето­дологией исторического познания. По нашему мнению, под мето­дологией исторической науки, главного предмета для любого исто­рика, который посвятил себя изучению исторического прошлого, следует понимать систему наиболее общих, основополагающих теоретических принципов, которыми руководствуется историк в своей конкретной исследовательской деятельности.

В.А. Ельчанинов Актуальные проблемы исторического сознания.

Барнаул: АлтГУ, 2004. с.5-13

Ельчанинов В.А.

ОСНОВНЫЕ ВОПРОСЫ ИСТОРИИ И ФИЛОСОФИИ НАУКИ

 

Глава 1. Философия науки

 

§ 2. Отношение науки к философии

Из всех возможных соотношений с наукой, будь то познание мифологическое либо художественное, обыденно-практическое или игровое и подобное, нас по необходимости должен интересовать со­вершенно особый аспект отношения науки к философии, и не только потому, что исторически на протяжении веков шло противоборство между ними за приоритетное положение в обществе, а главным образом потому, что предметом нашего изучения должна стать именно философия науки, поскольку содержание кандидатского экзамена составляют именно история и философия науки.

Философия науки, по нашему мнению, относительно молодая область познания, сложившаяся во второй половине XX в., в усло­виях развернувшейся в мире научно-технической революции (НТР), хотя общее направление «философия науки» возникло не­сколько раньше, по крайней мере не менее сотни лет назад.

Предметную сферу философии науки составляют достаточно общие закономерности и тенденции научного познания как специфически особой «деятельности по производству научных знаний, взятых в их историческом развитии и рассматриваемых в историче­ски изменяющемся социокультурном контексте». Это утверждают B.C. Степин, В.Г. Горохов, М.А. Розов в своей работе «Философия науки и техники», изданной еще в 1996 г. в Москве [2],

Как особая дисциплина философия науки испытывает на себе огромнейшее влияние философско-мировоззренческих установок, теорий и концепций. Однако цель философии науки заключается в целостном анализе и широком синтетическом подходе ко всему спектру обсуждаемых в науке и философии проблем, в вычленении тех концептуальных инноваций, которые можно найти в многочис­ленных авторских проектах и заявлениях современных ученых, за­нимающихся философией науки. В современной философии науки обсуждение ведется, как правило, не анонимно, как бы безлично, а со ссылками на определенные авторитеты науки и исследователь­ской практики.

Философия науки имеет характер широкого социокультурного знания, синтезирующего как естествознание, так и социогумани-тарные дисциплины. Когда методолог в силу необходимости изу­чает проблемы естественных наук, он вовсе не обязан быть иссле­дователем конкретных элементарных частиц или механизмов на­следственности. Его должен интересовать характер научного поис­ка, алгоритмы открытий, причины развития научного знания, нако­нец, используемые методы и закономерности исследовательской деятельности. Философия науки представляет собой глубокую рефлексию над наукой и способствует расширению границ науч­ной рациональности. Ее нельзя сводить, как это иногда случается, ни к науковедению, ни к наукометрии, ни тем более к социологии науки.

Вслед за В.П. Кохановским и его сподвижниками мы считаем, что все проблемы философии науки можно подразделить на три основных вида. В первом случае имеются в виду все те проблемы, идущие от философии к науке, ее направление отталкивается от спе­цифики философского знания. А поскольку философия всегда стре­милась к универсальному постижению мира, к познанию его всеоб­щих принципов и связей, то эти стремления наследуются и в фило­софии науки. В этом плане она занята в основном рефлексией над наукой в ее предельных глубинах и подлинных первоначалах. Фи­лософия науки, таким образом, должна использовать понятийныйаппарат философского знания и вырабатывать в основном мировоз­зренческие позиции ученых.

Второй вид проблем инициируется внутри самой науки и до­вольно часто нуждается в «стороннем арбитре», каковым и являет­ся философия, которая ближе всего связана с процессом научного познания. В этой совокупности важнейшими оказываются теорети­ко-познавательные вопросы, которые тесно переплетены с общест­венной практикой и в основном носят эпистемологический харак­тер, где проявляют себя так называемые философские подсказки в случаях возникновения парадоксальных проблем познания, на которые любят обращать внимание многие довольно видные пред­ставители постпозитивизма (К. Поппер, П. Фейерабенд и др.).

К третьему виду мы отнесем тенденции, которые акцентируют внимание на проблемах взаимодействия науки и философии, ха­рактеризуют их фундаментальные различия и подчеркивают необ­ходимости их связи и взаимозависимости.

История развития науки наглядно показывает ту огромную роль, которую играет философское мировоззрение в судьбе науки. Особенно это влияние обнаруживается в эпохи научных револю­ций, периодически совершавшихся в обществе.

Окружающий мир в конкретных науках и в системе философ­ского знания отражается разным образом. Если наука изучает ка­кой-то отдельный конкретный фрагмент бытия, фактически огра­ничивается отдельными, конечными частями мира (согласно Г. Ге­гелю погружена в «конечный материал»), то философию интересу­ет мир в целом, она стремится постичь всеобщие связи и отноше­ния, ищет единство в многообразных сущностях. Недаром она со­держит в себе многовековой вопрос; «Что есть сущее, поскольку оно есть?» Поэтому вполне справедливо аристотелевское опреде­ление философии как знания о первоначалах и первопричинах бы­тия. Но не менее важным для философии является стремление фи­лософии понять, как же мир относится к человеку и как человек относится к объективной действительности. Именно это и хотел подчеркнуть Ф. Энгельс, когда сформулировал основной вопрос всей философской мысли как вопрос об отношении мышления к бы­тию (человека к миру).

Выше мы уже касались проблем языка науки. Следует под­черкнуть различия между наукой и философией и в этом направле­нии. Язык философии существенно отличается от языка науки с его однозначными и четкими терминами и несомненной логической строгостью. Философское же знание, направленное на обсуждение всеобщих связей и отношений, нуждается в своих специфических средствах выражения этих знаний. Поэтому она создает и свой соб­ственный язык - язык категорий как предельно широких понятий, обладающих свойствами всеобщности и необходимости. Они на­столько широки, что не поддаются простому формально-логичес­кому определению через род и видовые отличия. Примерами могут служить понятия материи или необходимости, причины и следст­вия, возможности и действительности и т.д.

Итак, философия - это не наука. Если бы философия и наука были тождественны, не было бы основания подразделять такие формы общественного сознания, как научное сознание и философ­ское. По поскольку философию интересуют проблемы объективно­сти познания, его истинности, причинно-следственные отношения и закономерные связи, она оказывается настолько близка науке, что может приобретать научную форму. Недаром Гегель называл фило­софию «наукой наук», и она достаточно долго фигурировала в такой ипостаси не только в западной культурной традиции, но и в совет­ское время в нашей стране.

И еще два заключительных замечания по вопросу взаимоот­ношения философии и научного познания.

Если в научном познании ценностные ориентиры отнесены на второй план, они не представляют собой первостепенной важности (хотя в последнее время, особенно в постпозитивистский период, ценностный подход реабилитирован), то в системе философского знания аксиологические мерки достаточно давно утвердились и вы­полняют одну из важных ролей в познавательном процессе. Одним из зачинателей этой тенденции явился древнегреческий мыслитель Протагор, утверждавший, что именно «человек есть мера всех ве­щей». Отсюда и особая важность личностного начала в формиро­вании философских систем в любые исторические эпохи, назовем хотя бы Аристотеля и Платона, Ф. Бэкона или Р. Декарта, И. Канта или Г. Гегеля и других вплоть до современных, например Г.-Х. Га-дамера или М. Хайдеггера.

И, наконец, последнее. Общеизвестно, что в системах фило­софского знания чрезвычайно ярко выражено национально-специ­фическое содержание. Вполне корректно говорить об особенностях греческой, немецкой, французской или русской философии. Но как нонсенс будет понятие «немецкая химия» или «русская биология» и «английская математика».

Для философии науки немаловажное значение имеет вопрос о том, является ли философия наукой, как она довольно часто обо­значалась в зарубежной и российской традиции. И выше мы уже предварительно отметили на этот вопрос отрицательно. Однако в то же время мы должны объяснить, почему это периодически проис­ходило и происходит в истории общественной мысли.

В содержании философских построений можно обязательно обнаружить гносеологическую составляющую, в самом общем ви­де объясняющую процесс познания. Именно поэтому Ф. Энгельс, выделяя вторую сторону основного вопроса философии, спраши­вал: «познаваем ли мир? Тем более, что в то время пышным цветом расцвели идеи агностицизма. А если мир познаваем, то наиболее эффективно это осуществляется с помощью науки. Таким образом, наука и философия оказываются в одной упряжке. Они способству­ют овладению миром только разными средствами и методами и пре­следуют различные цели. Особенно сближаются их позиции в са­мых верхних теоретических эшелонах познавательной деятельно­сти. Теоретизирование - это удел и науки, и философии. Видимо, поэтому в периоды успехов научного познания философия отожде­ствлялась с нею, поскольку там и тогда, где философия опиралась на науку и исходила из ее данных, она неизбежно приобретала на­учный характер. Но существует и другая философия, которая мо­жет исходить и из других оснований; религиозных, мифологиче­ских или мистических и им подобных, то конечно, такие философ­ские построения будут далеки от науки. Но они существовали, су­ществуют в настоящее время и, видимо, будут существовать далее. Вот почему философию как форму общественного сознания нельзя безосновательно отождествлять с наукой.

Поскольку же мы рассматриваем философию в тесной связи с научным познанием, опираясь на его передовые достижения, по­стольку мы подчеркиваем эту неразрывную связь науки и филосо­фии, именно в этом ключе понимали философию основоположники

марксизма.

Недаром они обращали внимание на тот факт, что философия меняет свою форму с каждым новым открытием в области естест­вознания, а также и в сфере обществознания - добавили бы мы (на­пример, открытия Моргана в изучении семьи ирокезов или дости жения, связанные с антропогенезом человечества). Поэтому можно обоснованно говорить, что философия, рефлексируя по поводу раз­вития науки, в то же время осуществляет и саморефлексию, орга­нично сочетая рефлексию по поводу науки с саморефлексией.

Философия, выступающая формой теоретического освоения действительности, опирается на категориальный аппарат, который вобрал в себя всю сознательную историю человеческого мышле­ния. В той своей части, которая относится к методологии научно­го познания, современная философии, несомненно, способствует более глубокому осмыслению структурно организованного со­держательного аппарата конкретных областей научного познания, а также ставит и решает вопросы теоретических оснований нау­ки вплоть до выбора конкурирующих моделей роста научных знаний.

И, наконец, нельзя не подчеркнуть, что многие исследователи философии науки подчеркивают и выделяют так называемую эври­стическую функцию философии по отношению к научному позна­нию, особенно заметную при выдвижении принципиально новых научных теорий.

В.А. Ельчанинов Основные вопросы истории и философии науки.

Барнаул:АлтГУ, 2008, с.15-20.

 

Дж. Холтон

ЧТО ТАКОЕ «АНТИНАУКА»?