Формирование административной структуры управления Башкирией в конце XVI – первой трети XVII века.

 

В соответствии с условиями башкирского подданства, российское правительство обязалось построить в Башкирии город для защиты края и удобства доставки ясака. Однако Москва не спешила учреждать свой военно-административный центр на территории Ногайской орды без предварительной подготовки. Первое упоминание о намерениях правительства возвести город с постоянным служилым населения в Башкирии относится к 1560 году. Историки и краеведы Башкирии второй половины XIX века Р. Г. Игнатьев, В. А. Новиков, Н. А. Гурвич впервые ввели в научный оборот актовые источники из архива Уфимского дворянского собрания, из которых видно, что вскоре после покорения Казани, около 1560 года, был прислан в Башкирию Иван Артемьев.[198] Этот думный дворянин во время осады и штурма Казани находился в первом полку Ивана IV. Ссылаясь на тот же архив, Н.В.Ремезов пишет: «Из дела о дворянстве гг. Артемьевых видно, что один из их предков Иван Артемьев, в царствование Грозного, в 1569 году послан был для очерчения г. Уфы и проведения окружной межи».[199] При этом И. В. Артемьев, по утверждению Н.В. Ремезова, дважды был в Башкирии: первый раз приезжал для «отмежевания места» под город, второй «для обчерчивания и построения города». По-видимому, во второй приезд Артемьева было окончательно выбрано место для постройки города и определены угодья под пашни и сенокосы горожан. Тем не менее, к строительным работам не приступили. По утверждению Н.В.Ремезова, только в 1574 году, т.е. спустя 14 лет, Иван Нагой был послан для осуществления давно желанной цели.[200] П.И.Рычков так же утверждал, что Уфа была основана в 1574 году. Все сторонники этой даты основания города посчитали излишним подтвердить свою информацию какими-либо ссылками на источники.

Первые упоминания Уфы в актовых источниках относятся только к 1586 году. Следовательно, планы правительства относительно строительства города в Башкирии оставались не реализованными в течение 14 - 26 лет. В истории русского градостроительства XVI-XVII веков подобных примеров не было.

Какие обстоятельства столь долго препятствовали началу строительства? Следует упомянуть, что еще до миссии И.Артемьева правительство располагало на территории края военными отрядами, находившимися по просьбе ногайского бия Исмаила в Сарайчике и в районе волжской переправы у Самарской луки. Эти стрелецкие сотни должны были препятствовать массовому бегству ногаев и подвластных им башкир на крымскую сторону Волги и в казахские степи. Кроме того, московские войска должны были защитить Исмаила от его единоплеменников, выступивших против откровенно промосковской политикой ногайского бия.[201] Но к 1560 году войска были выведены из этих стратегических пунктов в связи осложнением ситуации на фронтах Ливонской войны.

В стратегическом отношении нахождение русских войск в столице Ногайской орды и в районе Самарской луки для правительства имело значительно большую важность, нежели строительство Уфы. Возведение русской крепости на месте центра Ногайского наместничества стало бы дополнительным фактором дестабилизации обстановки в Ногайской Орде и могло еще более ослабить позиции верного союзника Ивана IV – бия Исмагила. Большие Ногаи до 1563 года принимали активное участие в Ливонской войне.[202] По-видимому, эти обстоятельства повлияли на изменение первоначальных планов строительства крепости.

После смерти бия Исмаила в 1563 году ситуация в Ногайской орде кардинально изменилась. Его приемник бий Тинахмет уже в 1563 году вступил в переговоры с Крымом, заявив хану, что собирается возвратить Ногайской орде не только Астрахань, но и Казань. К большому неудовольствию Тинахмета, крымский хан в качестве условия соглашения потребовал от ногаев беспрекословного подчинения, что вызвало большое недовольство ногайских мурз и помешало заключить военный союз против России.[203] И только с начала 70-х годов XVI века, воспользовавшись восстанием ясачных людей в Казанской земле, ногаи включились в открытую борьбу с Россией. Из переписки пермского воеводы И. Булгакова стало известно, что 15 июля 1572 года «…приходили изменники черемиса на Каму сорок человек, да с ним остяки и башкирцы войной». Царь немедленно 6 августа 1572 года отдает приказ идти воеводам на «изменников черемиса, остяков и вотяков и на Ногаи, которые нам изменили и от нас отложились».[204] В сентябре 1572 года восстание распространилось на все Приуралье вплоть до владений Строгановых. Солепромышленники были вынуждены принимать участие в его подавлении.[205] В 1573 году в ответ на агрессивные действия ногаев московские ратные люди разгромили их столицу Сарайчик. Таким образом в начале 70-х годов русские войска воевали с ногаями на территории их кочевий в Башкирии.

Согласно утверждению В.В.Трепавлова, у ногаев вторым по значению центром административного управления краем была Уфа, которая выполняла функция центра наместничества еще со времен султана Акназара.[206] Очевидно, что разгромив Сарайчик русские отряды добрались и до Уфы, используя ее в качестве опорного пункта для сообщения с гарнизоном Казани. Казань в то время была единственным и ближайшим к Сарайчуку русским городом с значительными военными силами.

Д.Р. Масловский, исследовавший тактику действий русских войск в XVI -XVII веках, отмечает, что любые военные действия против кочевников начинались с фортификационных работ. Выйдя из города войска в поле прежде всего заботились устроением укрепленного пункта – острожка в удобном месте, опираясь на который партия бросалась на неприятеля, делались вылазки, стараясь наладить связь с подобными же отрядами. При удачных действиях против неприятеля преследовали его на протяжении 70 верст, в случае необходимости крепко отсиживались в острожке.[207] Следовательно, временные острожки в качестве тактических укреплений могли возводится русскими военными властями на территории Башкирии еще задолго до официальной даты строительства Уфы.

Военные действия на территории Ногайской орды продолжались до 1575 года и полковой острожек вполне мог быть построен на месте Уфы еще в 1574 году. В пользу этого предположения говорит и то, что Уфа располагалась на древнем пути кочевников из Сибири в Европу[208].Небольшой стрелецкий отряд вполне мог воспрепятствовать бегству разгромленных ногайских отрядов в Зауралье.

Строительству русской крепости в Башкирии в 1574 году благоприятствовала и политическая обстановка. В этом году ногайский бий рассорился с Крымом, обвинив хана в том, что тот не оказал поддержки в борьбе с Москвой, в то время как ногаи использовались крымцами на самых опасных направлениях в борьбе с донцами и запорожцами.[209] Начались споры из-за кочевий и ногаи ушли за Дон. Шел четвертый год перемирия в Ливонской войне и царское правительство могло себе позволить наступательные действия в войне с степняками.

Однако не следует считать городом полковой острожек, не имеющий постоянного гарнизона. По этой причине дату основания Уфы, выведенную из неизвестных источников П.И.Рычковым, можно принять только с подобными оговорками.[210]

Следует обратить внимание на справку о истории уфимского служилого войска, которую составил первый начальник оренбургской экспедиции И.К. Кирилов в 1736 году. В ней он указал: «…при первом поселении при Уфе и Бирску и Табынску государствования великого государя Ивана Васильевича, а в Мензелинску – великого государя Алексея Михайловича давалось денежное и хлебное жалование довольное и сверх того земельные дачи были учинены».[211] Таким образом, Кирилов утверждал, что Уфа была основана и населена служилыми людьми еще при жизни Ивана IV. Вместе с тем, источники информации, которыми мог воспользоваться Кирилов были ограничены материалами Уфимской провинциальной канцелярии и сведениями, полученными от уфимских жителей.

Мнение И.Кирилова о наличии постоянного войска в Уфе уже в 70-е годы XVII века опровергается сохранившимися материалами архива Уфимского дворянского собрания. Родоначальник дворянской фамилии Сокуровых – толмач Кондратий Кузьмин поселился в Уфе при самом основании города в 1586 году.[212] Сын боярский Константин Голубцов находился «при самом возведении» Уфы в 1586 году в качестве помощника воеводы М.И. Нагого.[213]

В 1583 году Ливонская война закончилась и московское правительство получило наконец возможность провести против Ногайской орды полномасштабные военные действия. Зимой 1584 года пять полков под командованием Ф.В.Шереметьева и В.В.Головина были направлены в эпицентр восстания на Каму. Как и в 1574 году боевые действия были перенесены на территорию Башкирии. Автор обнаруженного В.И. Корецким летописца, составленного, по его мнению, казанцем (дворянином или подьячим), отметил два события, не отразившиеся в официальных разрядах. В 1584/85 и 1585/86 годах войска под руководством Ф.Турова и З.Волохова, включающие в себя служилых людей городов поволжских, то есть казанцев и свияжан, ходили в походы на Башкирию.[214] Примечательно и то, что обе даты основания Уфы – 1574 и 1586 годы – точно совпадают с официальным отказом ногайских биев продолжать военные действия против России.

Неудачные военные декйствия против России вынудили Уруса перейти к дипломатическим методам. Поводом для начала переговоров стало строительство русских городов на территории ногайских владений. Одновременно Урус обратился к крымскому хану Ислам - Гирею с предложением дружбы и союза для организации борьбы против Москвы. Он просил хана написать турецкому султану, «что Большие ногаи по прежнему готовы ему служить».[215] Но у турков и крымских татар были свои проблемы и спустя год Урус отправляет к турецкому султану посла с объяснением своего поведения, чтобы султан на него «не пенял, что он учинился в государя московского воле: чья будет Астрахань, и Волга, и Еик, того будет вся Ногайская орда». Как пишет А.А.Новосельский, в конце концов князь Урус, «скрепя сердце», должен был подчиниться московской власти дать на Астрахань заложников.[216]

Демонстративным утверждением этой победы над ногаями стало основание российского военно-административного центра на месте бывшего центра Башкирского наместничества.

Таким образом, первое документальное упоминание Уфы в качестве русской крепости, содержится в послании бия Уруса, адресованному царю Федору Ивановичу. Грамота Уруса впервые была обнаружена П.П. Пекарским в ходе поиска свидетельства, проливающем свет на дату основания Уфы.[217] Вместе с тем, многократно цитируемый, и на первый взгляд, ясный текст этого послания не позволяет с абсолютной точностью локализировать первую русскую крепость в Башкирии. Бий Урус пишет: «Приказал еси с тем, что на четырех местах на Уфе, Увеке, да на Самаре, да на Белой Волошке и те де места отцы твои владели ли, а поставил ты де те города для лиха и не дружбы…»[218] Следовательно, Урус указывает только гидронимы, но не названия городов, построенных на его территории. Тем не менее, исследователи, начиная с П.П.Пекарского, без каких-либо оснований определяют ойконимы по названиям рек. С этим в принципе можно было согласиться, если бы не указание Уруса на два русских городах, построенных на реках Уфе и Белой. Сохранившиеся документальные материалы дают основания утверждать, что по руслам данных рек вплоть до 30-х годов XVII века существовал только одна крепость с постоянным служилым населением.

Если же согласится с П.П.Пекарским и признать, что на реке Белой была построена Уфа то возникает вопрос, на который обратил внимание еще П.И.Рычков: «Никакого резона не видно, чтоб городу, построенному над самою рекою Белою, коя величиною против реки Уфы вдвое больше, именоваться по реке Уфе, которая в реку Белую впадает». Таким образом, локализация города по названию реки в данном случае является не совсем точной. Сам Рычков объяснял это противоречие тем, что название города «не вновь ему придано, но паче возобновлено прежнее», Уфой был назван древний «город», центр которого находился на берегу реки Уфы. Этот центр ныне называется «Чертово городище».[219] Однако объяснение П.И.Рычкова так же не является достоверным. Чертово городище к ногайской ставке XVI века не имело никакого отношения. Согласно археологическим изысканиям Н.А.Мажитова, это городище к XVI веку было давно уже заброшенным местом. При этом именно на месте Уфимского острога XVII века есть мощный культурный пласт XIV-XVI веков. Н.А. Мажитов указывает, что городское поселение было непрерывным, не обнаружено каких-либо следов запустения или разрушения.[220] Стало быть, русская крепость была построена на месте ногайского центра наместничества, на территории которого продолжали жить люди. Старое название ногайской ставки было перенесено на русскую крепость. Однако это уточнение, сделанное Мажитовым, не решает проблему локализации второго русского города, о котором пишет Урус.

Интересно, что если ногайский бий писал о двух русских городах на территории Башкирии, то И.К.Кирилов отметил, что при Иване Васильевиче были основаны три города – Уфа, Бирск и Табынск. Все они располагались по течению реки Белой.[221]

Насколько велика вероятность того, что в 80-е годы XVI века в Башкирии могло быть несколько русских крепостей с постоянным служилым населением? История Табынска достаточно подробно исследована Р.ГБукановой. Согласно ее данным, первое документальное упоминание этого города относится только к 1648 году.[222] Она утверждает, что это был так называемый стоялый острожек, не имеющий постоянного населения. Табынск, или как его называют в источниках Соловарный городок, выполнял функцию сторожевого поста на подступах к Уфе и убежища в случае опасности для русских солепромышленников, которые занимались здесь отхожим (сезонным) соляным промыслом, переправляя соль по реке Белой в Уфу и другие города. Трудности по обустройству постоянного контингента служилых людей возникли из-за полного отсутствия здесь русского населения.

Р.Г. Буканова считает, что первые постоянные жители Соловарного городка появились только в 1684 году. В 1696 году они сообщали правительству: «Построен тот Соловарной острожек вновь на украйне, от Уфы в дальном расстоянии, в иноверцах. А около того острошка русских жителей сел и деревень, кроме Уфы города, никакого нет. А в острошке, о проче им, холопей твоих, стрельцов двухсот человек, жителей никого нет же»[223]. Р.Г. Буканова специально указывает на то, что в 40-е годы XVII века никакого населения в Соловарном острожке не было.

Тем не менее, русский населенный пункт возник здесь в начале XVII века. Данные земли долгое время считались спорными, их принадлежность вызывала сомнения как у российской администрации, так и у самых башкирских вотчинников. Так, в шежере племени Юрматы отмечено, что «Земли, оставшиеся от бежавших ногайцев, взяли себе. Царь пожаловал земли в верховьях реки Белой граница Нугуш, в низовьях Кугуш (Усолка), с впадающими в эти реки с обеих сторон речками и горами и скалами.[224] Таким образом, в 1554 – 1555 годах именно юрматинцы закрепили за собой в вотчинном владении земли, на которых впоследствии был построен Соловарный острожек.

Однако в течение XVII – начала XVIII веков на эти земли претендовали не юрматинцы, а башкиры племени Табын. Большинство их челобитных мотивировалось правом старинного владения – «прадеды и деды владели». Информация, позволяющая разрешить это противоречие содержится в том же шежере юрматинцев. Оно, в частности, повествует о том, что незадолго до их вхождения в состав России состоялось общее собрание ногайцев, юрматинцев и табынцев, на котором ногаи склоняли башкир к уходу на Кубань. В этом источнике так же отмечено, что табынцы и юрматинцы находились под властью ногайского мурзы Ядкаря. Юрматинцы воспротивились, за что были ограблены ушедшими «остались пешими».[225] После этого бий юрматинцев Татигас и попросил царское правительство закрепить за родом земли ушедших ногайцев. Очевидно, что табынцы, жившие в этом регионе, откочевали вместе с ногайцами. В противном случае, юрматинцы не стали бы называть чужие родовые земли покинутыми. В ходе русско-ногайской войны 1582-1586 годов часть ногайцев и табынцев вернулась на свои прежние места обитания. Об этом свидетельствует факт сожжения ногайцами и башкирами Вознесенской пустыни, расположенной на реке Усолке. Это событие произошло в годы царствования Федора Иоанновича.[226] В своей челобитной от 1678 года башкиры Табынской волости А.Кайтанов и Т.Исеншугуров писали: «В прошлых де давних годех запустела вотчина прадедов их выше города Уфы вверх по Белой реке в трех днищах, а той вотчиной завладел башкирец Табынской волости Тюкулко и нашел в той вотчине прадедом соляные ключи. Как зачался город Уфа и он Тюкулко извещал о том деду нашему государеву блаженной памяти великому государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу и в той вотчине был соляной городок».[227] Таким образом, табынцы вернулись на свои «запустелые» вотчины еще до строительства Соловарного острожка. Кроме того, соляные промыслы и сама крепость появились только в годы царствования Михаила Федоровича.

Соловарный острожек был построен в непосредственной близости от прежнего ногайского укрепления. С.Р Минцлов, обследовавший в начале XX века местоположение городка, пишет, что по соседству с острогом за оврагом на горе Воскресенской располагалась ногайская крепость. Минцлов отметил, что вся верхняя часть этой горы была опоясана тремя ярусами валов и рвов, снабженных, несомненно, в те времена еще и частоколом. Русский острог находился, а по словам Минцлова, на расстоянии полета стрелы от ногайской укрепления. Крепость на Воскресенской горе занимала выгодное стратегическое положение, она как и Уфа, располагалась на пути кочевников через Уральские горы в Сибирь.[228] В обстановке начавшегося в 80-е годы завоевания Сибирского ханства, российская администрация стремилась не упустить возможность установить свой контроль за всеми дорогами ведущими в Зауралье. К тому же, незначительное расстояние между Уфой и Соловарным острожком позволяло без особого напряжения содержать в острожке служилых людей, находящихся на очередной караульной службе.

Вопрос о первом постоянном поселении русских людей в этом районе, по-видимому, связан с монастырской колонизацией. В 1914 году Н.М. Модестов опубликовал фрагмент указа, в котором некому старцу Ионе предписывалось ехать на Ногайскую дорогу и переписать имущество сожженной башкирами Воскресенской пустыни.[229] Н.М. Модестов считал, что текст указа был написан в середине 80-х годов XVI века. С этим трудно согласиться, поскольку лексика источника не соответствует концу XVI века. К примеру, в тексте присутствуют такие словосочетания как «церковное имущество», «переписать с тщанием», «кельи и службы» и т.д. В источнике указываются топонимы, которые не могли существовать в 80-е годы XVI века - «Уфимский уезд», «Ногайская дорога». При этом старцу Ионе надлежало подать сказку в Москве в Патриаршем приказе. В данный период этого учреждения не существовало.

Тем не менее, есть основания полагать, что источник, опубликованный Модестовым, является не намеренной фальсификацией, а лишь позднейшим изложением утраченного документа. Дело в том, что факт пожалования Вознесенской пустыни земель в районе реки Усолки в царствования Федора Иоанновича подтверждается другими актами. В 1657 году Алексей Михайлович своей грамотой подтвердил земельные владения Вознесенской пустыни на реке Усолке, которые были пожалованы Федором Иоанновичем и Михаилом Федоровичем. Причем особо отмечено, что жалованные грамоты утеряны «допрежде» при игумене Михаиле.[230] О существовании в конце XVI века Воскресенской обители говорит и справка фонда Коллегии экономии, в которой указывается, что «как то значится из присланной из Уфимской провинциальной канцелярии с отказных книг копии, что состоял приписной Пречистинской монастырь, бывшей в называемом Соловарном городке, а за тот монастырь бывшему во оном строителю Евфимию с братиею 7106 года октября в 1 день пожалована земля из дикаго поля по речке Чесноковке пятдесят четвертей в поле, а в дву потому ж, сенные покосы и угодьи да меленка на речке Усолке.[231]

Факт «башкирского разорения» пустыни в годы царствования Федоровича Иоанновича так же не противоречит обстановке, которая имела место в Башкирии в середине 80-х годов XVI века. Тогда на территории края происходили столкновения между русскими войсками и ногаями бия Уруса, стремившегося восстановить своей контроль над Поволжьем и Южным Уралом.

Вознесенская пустынь была восстановлена только к 1597 году, поскольку новый глава обители был назван строителем. Вознесенская пустынь была переименована и названа уже в честь Пречистой Богородицы. Изменился и статус обители, в источнике она названа монастырем. [232]

Русское промысловое население появилось в районе Соловарного городка только после смуты. Первоначально разработку соляных источников взяло на себя дворцовое ведомство, поэтому первыми рабочими на солеварнях были дворцовые крестьяне, переселенные из под Уфы. В «Отводной книги по Уфе» отмечено: «Лета 7126 года ездил из Уфы Микита Артемьев отделить землю усольскому мордвину Ивашку Максимову, а земля та в числе 10 десятин пашни под Голым бугром на речке Шеваре а сенные покосы на низ речки Шуваре до озера Обештереке.[233] Примечательно то, что еще в самом начале XVII века под Уфой существовала община дворцовых крестьян во главе которых стоял Савка Новокрещен (Максим Мордвин), основавший так называемый, Максимов починок.[234] Вероятно, Иван Максимов Мордвин был сыном Максима Мордвина. Уфимская администрация, имевшая право отвода дворцовых земель, переселила дворцовых крестьян из Уфы в район Табынска, где они постоянно работали на варницах. Как правило, между началом освоения земли и ее фактическим отводом дворцовым крестьянам проходило немало времени. Поэтому заселение Табынских промыслов, по всей видимости, произошло ранее 1618 года.

В конце XVI – начале XVII века Уфа являлась инициатором дворцовой колонизации Башкирии. Из подгородных уфимских сел и починков вышли основатели многих дворцовых сел на территории Уфимского уезда. Самые крупные дворцовые села Уфимского уезда – Красный Яр и Дуванеи были основаны выходцами из села Богородского, расположенного в 15 верстах от Уфы.

Впрочем, дворцовые крестьяне не долго обслуживали солеварные промыслы. Уже в 1629 году «жилец Курпеч-Табынского Солеварного острога Иван Максимов сын Мордвин» купил у чуваша Казанского уезда Зюрейской дороги деревни Карабаева Терегула Бадаева землю вблизи горы Юркатау.[235] Эти земли находились в 30 километрах от промыслов. Следовательно, община переселилась туда из Табынского острога. Почему крестьяне покинули солеваренные промыслы? По-видимому, иссяк соляной источник у горы Воскресенской. Неслучайно, в конце 20-х годов XVII века острог и промыслы были перенесены на новое место, где сейчас находится курорт Красноусольск.[236]

Возобновление производства на новом месте и перенос острожка потребовали значительных средств. Уфимская администрация решила передать промыслы на откуп казанцу посадскому человеку А.И.Жегулеву. Около нового Соловарного острожка были построены две солеварни «под каменными горами».[237] Это произошло после 1630 года, поскольку переписная книга этого года никаких промыслов не зафиксировала. В приправочной книге 1647 года две солеварни А.Жегулева отмечены вместе с двором, в котором жили его работные люди. Примечательно то, что промысловое селение располагалось не в остроге, а возле него.

В 1648 году под Соловарный городок приходили калмыки тайши Чакула. Вероятно, это нападение заставило администрацию переселить монахов в острожек. Кроме того, обители были пожалованы рыбные ловли: озера Аккуль (Белое) и Аккуль, за которые сразу же заплатил оброк А. Жегулев (1руб, 20 алтын, 1/8 денег).[238]

В 1663 году Соловарный городок был взят и сожжен восставшими башкирами. В отличие от крепости и промыслов, монастырь так и не был восстановлен. В документах Уфимской приказной избы отмечено, что «...после башкирские первые измены в том Усольском городке пустыне строения никакова не было, изменники башкирцы монастырь и церковь разорили сожгли и крепости подрали».[239]

Таким образом, Соловарный острожек с постоянным промысловым населением возник еще в 1619 году. В конце 20-х годов крепость была перенесена на новое место, а промыслы были отданы на откуп А.И. Жегулеву. В 1648 году монахи Пречистинского монастыря переселились внутрь Нового Соловарного городка.

Существование Бирского острога до 60-х годов XVII века не подтверждается никакими документальными источниками. Однако В.Н. Татищев указывал, что Бирск был основан даже ранее Уфы, «как только башкирский народ склонился под русское подданство». Бирск был первым городом на башкирских землях и назывался по имени своего основателя Челядинина, а по церкви святого Архангела Михаила – Архангельским.[240] Но в известных источниках дворцовые крестьяне села Архангельского отмечены только в середине XVII века. По челобитной дворцовых крестьян в 1651 году было произведено «дело о размежевании бирских крестьян с мещеряками и прочими»[241] и установлены определенные размеры земельных дач. Первые сведения о возведении крепости на месте села Архангельского датируются 1663 годом.[242]

Бирск, как и Уфа, были основаны на местах резиденций ногайских удельных владетелей.[243] Р.Г.Буканова отмечает, при освоении новых земель первые русские поселения основывались на месте древних городов: на земли, занятые прежде городами или культовыми сооружениями, никто не мог предъявить владельческие права.[244] Царское правительство считало такие земли пустыми и использовало их для сооружения острогов и крепостей, отводило под дворцовые села и монастыри.

Следует добавить, что основателей первых городов в Башкирии привлекал не только правовой статус прежних ногайских поселений. Эти резиденции всегда располагались в так называемых крепких местах, то есть имели естественные преграды и еще вполне годные укрепления. В ходе отвода поместных дач полоцким шляхтичам на Закамской линии в 1668 году в памяти отводчику было особо указано, чтобы шляхтичам не отводились места, «где в старину были крепости, а на которых местах на реках Майне и Утке были городища и валы и осыпи со всякими крепостями и тех мест шляхте не давать, потому что в тех местах будут построены по прежнему крепости и городы».[245] Капитан Н.П. Рычков, хорошо разбиравшийся в фортификации, в своих записках 1770 года отдавал предпочтение древним укреплениям в Западной Башкирии, сравнивая их с валами Новой Закамской черты. Он отметил, что «Начало Закамской линии считается от сего времени не более 40 лет, но уже в некоторых местах едва можно распознать бывшие тут валы, напротив древние до сего времени стоят в твердости непоколебимой. Народы здесь жившие рачительнее трудились делая укрепления».[246]

Таким образом, первые русские крепости в Башкирии начали возводиться на территории резиденций ногайских владетелей. Кроме того, Уфа была не единственной крепостью, построенной в конце XVI – первой трети XVII века на территории Башкирии. Об этом свидетельствует грамота Уруса, а так же указания В.Н.Татищева и И.К.Кирилова. Вместе с тем, в первой половине XVII века в Уфимском уезде постоянное служилое население было только в Уфе. Разрядная роспись области Приказа Казанского дворца 1638 года, опубликованная С.Порфирьевым, показывает, что никаких населенных пригородов Уфа в это время не имела.[247] Более того, в переписной книге Уфимского уезда 1637 года село Архангельское на реке Бирь так же отсутствует, и только приправочные книги к этой переписи, составленные в 1647 году, зафиксировали на озере Шемшадинском на реке Бирю дворцовую деревню состоящую из 28 дворов с 62 душами м.п.[248] Если В.Н.Татищев и И.К.Кирилов действительно могли допустить хронологические ошибки, то ногайский бий едва бы стал преувеличивать число русских крепостей, построенных к 1586 году на территории его владений. Следовательно, из нескольких острожков, возведенных служилыми людьми в Башкирии во второй половине XVI века, только Уфа стала впоследствии городом. Все остальные крепости не были заселены, их укрепления могли служить в качестве сторожевых пунктов для уфимских проезжих станиц и застав.

Вероятно, ногаи, как это свойственно всем кочевникам, принимали любое деревянное укрепление за город. Немаловажно и то, что в своем ответе на протест Уруса, царское правительство нашло необходимым объяснить свои действия только в отношении Уфы и Самары. Остальные два города, указанные ногайским бием, по мнению российских властей, не заслуживали каких-либо объяснений.[249]

В XVII веке Российское правительство стремилось использовать самые различные варианты утверждения своего присутствия в Башкирии. Наряду с исключительно военно-фискальным центром Уфой, власти создали укрепленный промысловый городок на Усолке по типу соликамских пригородов. При этом промыслы и острог были совмещены с православной обителью, которая возникла за долго до строительства Соловарного острожка. Бирский острог был построен по ходатайству и участии дворцовых крестьян села Архангельского.

Из дворцовых селений на периферии башкирских волостей возникли крепости Оса из Новоникольской слободы в 1591 году и Чалны из Чалнинского починка в 1650 году. Однако после завершения строительства крепостей, Оса и Чалнинский острог были исключены из ведомства уфимского воеводы. Наконец, по указанию правительства в 1586 году в устье Илека на башкирских вотчинных землях был построен Кош-Яицкий казачий городок.

При этом ближайшим русским городом, куда уфимская администрация могла обратиться за военной помощью, была Казань. Расстояние в 600 километров не позволяло организовать регулярное сообщение с помощью проезжих станиц, поэтому нередко известия о вторжении калмыков или восстании башкир в Казань доставлялись случайными путниками. Так было в 1676 году, когда башкиры Казанской дороги напали на Закамские крепости и «учинили там большое разоренье», но уфимский воевода В.И. Хитрово, получив известие о приближении к Каме башкирских отрядов, не проинформировал о том казанских воевод. По уставу 1623 года о станичной и сторожей службе за опоздание «вестей о приходе воинских людей и учиненные от них разоренье» виновникам грозила смертная казнь.[250] Тем не менее, Приказ Казанского дворца только погрозил воеводе опалой и даже не снял его. В Москве учитывали, что Уфа «город дальний, а если давать прогонных для единой посылки в Казань с Уфы и тем бы Великого Государя казне учинилась великая убыль».[251]

В наказах XVII века казанским воеводам отмечается, что местные воеводы имели право посылать войска по «ногайским, калмыцким и крымским вестям» только в пределах трех уездов – Казанского, Свияжского и Тетюшского с тем, чтобы «повоевать не дать и через засеки не пропустить». [252] В Уфимский уезд казанские служилые люди направлялись только по особым распоряжением правительства.

Таким образом, Уфимский уезд был исключен из общей системы пограничной стражи области Приказа Казанского дворца. П.Смирнов отметил, что весь юго-восточный рубеж России до середины XVII века был самым слабым в военном отношении участком границы Российского государства. Это происходило потому что, правительству приходилось считаться с настроением местного инородческого населения.[253] По мнению П.Смирнова, ситуация с охраной юго-восточных границ коренным образом изменилась после появления в Поволжье калмыков. Однако автор не обратил внимание на то, что Уфимский уезд не был включен в систему оборонительных линий, строительство которых началось на Волге в 30-е годы XVII века. При этом калмыки не рассматривали Башкирию лишь как объект грабительских набегов. Они стремились к захвату башкирских кочевий на Южном Урале и к 40-м годам XVII века вытеснили башкир с территории, которая составляла не менее 20% их вотчинных владений.[254] Российское правительство было вынуждено возводить новые крепости значительно западнее Уфимского уезда. Поперек всей территории Казанского дворца с юго-запада на северо-восток спешно было построено свыше двух десятков новых городов и острогов, которые к юго-западу от Тамбова до Симбирска образовали вторую внутреннюю по отношению к низовым поволжским городам оборонительную линию крепостей, а на северо-востоке наоборот выступили вперед старых поселений на Каме и образовали внешнюю укрепленную Закамскую черту.[255]

Почему Уфимский уезд в XVII веке остался за пределами этой системы обороны? Г.В.Перетяткович, как и П. Смирнов, полагал, что в то время правительство не вполне могло довериться местному инородческому населению, подданство которых было сомнительным. Г.В.Перетяткович доказывал, что башкиры с самого принятия российского подданства были враждебны российской власти.[256] Однако в конце XVI - начале XVII века башкиры Уфимского уезда находились в сильной зависимости от военной помощи России, чтобы проявлять к ней какие-либо враждебные действия. В 10-20-е годы XVII ногаи продолжили собирать ясак с башкир наездом, организовывая для этого военные экспедиции. Стремление найти защитника в борьбе с ногаями и кучумовичами было одной из главных причин принятия башкирами российского подданства.

Масштабное крепостное строительство в середине XVII века имело место только там, где ему предшествовала или сопутствовала русская крестьянская колонизация. При отсутствии русских переселенцев-крестьян, администрация привлекала нерусское земледельческое население к возведению крепостей и даже комплектовала из них некоторые разряды служилого населения. В.П.Загоровский в своем исследовании, посвященном Белгородской черте, убедительно доказал, что если бы не земледельческая колонизация юга, вряд ли местные города устояли бы под ударами татар. В 30-40-е годы народная колонизация, в которой не малую роль играл вольный элемент, наполнила людьми - воинами и пахарями Белгородскую черту.[257]

Схожая картина в эти же годы складывается в среднем и нижнем Поволжье, с той лишь разницей, что вместо казаков правительство привлекает к строительству городов новокрещен, мордву и татар. В ряде городов Казанского уезда, согласно исследованию П. Смирнова, наблюдается массовый перевод нерусских земледельцев в стрельцы и казаки. В Поволжье, как и на юге, администрация не имела трудностей ни с рабочей силой, ни с набором служилых людей. Более того, в середине XVII века в Казанском уезде имелся немалый резерв для комплектации войск поволжских городов.[258]

Сибирские города, которые были построены позднее Уфы, к этому времени так же не испытывали недостатка в служилом населении. По данным Н.И.Никитина к середине XVII века Сибирский приказ имел даже излишек людей, желающих записаться в стрельцы. В семьях служилых людей многие мужчины не имели возможности поверстаться в приборные люди.[259] Уже с середины XVII века сибирские города не нуждались в привозном хлебе, поскольку местная земледельческая база позволяла содержать многочисленное служилое население.[260]

На протяжении всего XVII века Уфимский уезд оставался краем с ничтожным количеством земледельческого населения. Согласно переписной книге 1637 года, в Уфимском уезде все пришлое население, включая служилых людей, посадских, помещичьих и дворцовых крестьян составляло всего 619 дворов.[261] В это число входит и 349 крестьянских дворов дворцового Чалнинского починка, расположенного, строго говоря, на границе Уфимского и Казанского уездов. Для сравнения в Воронежском уезде, возникшем одновременно с Уфимским, уже к 1629 году насчитывалось 1570 крестьянских дворов. Колонизационный поток русского крестьянства обходил Уфимский уезд.

Вотчинное право башкирского населения было главным препятствием на пути широкой крестьянской колонизации Уфимского уезда. В процессе принятия российского подданства посольства башкир добились земельных прав практически на всю территорию бывшего ногайского наместничества. Границы башкирских волостей сомкнулись, не оставив пространства даже для казенных нужд. В донесении И.К. Кирилова от 13 января 1735 года в этой связи говорится «вышеписанные башкирцы до российского подданства разделились по родам, что сначала российского владения была названо волостями, так же и земли и угодья были между родами разделены…

и тако никакой зе