Ногайское господство в Башкирии в первой половине XVI веке.

Господство ногаев являлось основным фактором политической истории Башкирии конца XV – первой половины XVI века. Первое документальное упоминание о присутствии ногаев в Башкирии отмечено в грамоте Ямгурчи к Ивану III от 26 августа 1489 года. Бакши (писарь) мурзы, по дипломатической традиции, указал место ее составления: «Мурзин кочев на Белой Волжке был». По одной из башкирских легенд, «ногайский хан» Муса летовал у горы Иремень в верховьях Яика и Белой, а зимовал южнее, на яицких притоках.[55]

Однако окончательно утверждение ногаев в степях между Волгой, Яиком и Эмбой следует отнести лишь к концу 20-х годов XVI века. До этого времени ногаи были вынуждены вести длительную борьбу за гегемонию в Восточном Дешт-и-Кипчаке с ханами кочевых узбеков и казахов, на востоке и на юге – с Большой Ордой, на западе – с Крымом. Ногаи, стиснутые с обоих флангов, были вынуждены продвигаться на север, в Башкирию, где они не могли встретить серьезного сопротивления.

Вторжение ногаев в Башкирию в конце XV века по своим масштабам не сопоставимо с походами монголов в XIII веке. Движение монгольских туменов захватило только периферию территории расселения башкир. Правителей империи не заинтересовали земли Южного Урала в качестве пастбищных территорий. Потомки Джучи стремились овладеть древними торговыми путями, идущими через Яик и Волгу. В остальном они вполне были удовлетворены пушным ясаком и участием башкирских конников в военных акциях Золотой орды. Напротив, потомки беклярбека Идигея нуждались в обширных и сравнительно безопасных кочевьях Башкирии.

Численность ногаев, вторгнувшихся в Башкирию, значительно превосходило все население Южного Урала. В первой половине XVI века ногайские правители считали, что могут набрать войска численностью 200-300 тысяч человек. По подсчетам Р.Г.Кузеева, численность населения Ногайской орды в первой половине XVI века можно установить в пределах 800 - 1200 тысяч человек.[56] Башкир, по его же данным, насчитывалось в это время не более 150 тысяч человек.

Вместе с тем, в Башкирию пришли не военные отряды (тумены) с целью покорения местного населения, а племенные организации со своим скотом и семьями. Ногаи не только заняли лучшие охотничьи угодья по Яику и Тоболу, но и запретили башкирам пользоваться месторождениями соли на Илеке. П.И. Рычкова в своем исследовании отмечает, что в первые года российского подданства башкирам в Казани «в рассуждении убожества их, даваема была из казны соль пермянка, они илецкой соли еще тогда не имели, и ездить по оную на Заяицкую степь опасались и были не в состоянии».[57]

Основные кочевые маршруты ногаев в Башкирии располагались на землях семиродцев, т.е. нераздельных владениях 7 башкирских племен. Эти племена задолго до прихода Ногаев получили подтверждение своих вотчинных прав от монгольских ханов. Письменные и фольклорные памятники называют несколько зон и маршрутов перекочевок ногайской знати: а) летом передвигались вверх и вниз по Яику, а также по рекам Берде, Сакмаре, Салмышу, Юшатырю, Ори, Таналыку, Кизилу; зимой переходили Уральские горы и кочевали по рекам Белой, Сокале, Ашкадару, Куганаку, Деме, «где места лесистые и теплые»; б) «от устья Демы реки по Казанской дороге вниз по Белой, по Кармасану, по Черемшану, по Куюше, по Базе, по Сюну и вверх по Аю рекам»; в) зимовье в районе города Уфы, летовье - на реке Деме.[58]

Лучшие кочевые угодья ногаев располагались на Яике. Это подтверждает и традиционное расположение кочевий правителей Ногайской орды в соответствии с принятой иерархией. При устойчивых границах Орды в 30-е годы XVI века, глава государства – бий кочевал по Яику, нураддин – «всегда Волгою владеет», кочевья тайбуги располагались к северо-востоку от кочевий бия, а кейковат кочевал на Северо-востоке орды.[59]

В конце XV века башкиры столкнулись не с племенным конгломератом, а с единым этносом. Об этом говорит тот факт, что во всех башкирских шежере ногаи фигурируют под своим этнонимом. Хотя башкиры прекрасно знали о кипчаках, найманах и мангытах. Кипчаки, к примеру, так же внесли значительный вклад в этногенез сформировавшейся в середине XVI века башкирской народности. Однако на башкир никогда не распространялся политоним «ногай», обозначавший с 1480-ых годов всех подвластных ногайскому бию кочевников, независимо от их племенной принадлежности.[60]

Сами башкиры рассматривали ногаев как единый народ. В начале XVII века в результате ассимиляции оставшихся в Башкирии ногаев возникли новые башкирские родовые подразделения с корнем «нугай» в названии, но не «кунграт», «мангыт» или «керейт». Очевидно башкиры отрицательно относились к установлению брачных связей с ногаями. В эпосе «Таргын и Кужак», приводятся ситуации, позволяющие считать, что для местного населения было «позорным заключать с пришельцами брачные союзы и вообще устанавливать близкие связи».[61]

Ногайская орда была разделена в начале XVI века на три части: восточная во главе с Шейх-Мамаем, центральная во главе Саид-Ахмедом и западную во главе с Хаджи-Мухамедом. О существовании такой структуры в 1530 году свидетельствует Гербершетейн. Первый из братьев Шидак владел городом Сарайчуком и страной прилегающей к реке Яику, другой - Коссум всем, что находилось между реками Камой, Яиком и Волгой, третий из братьев - Ших Мамай обладал сибирской областью и всей окрест лежащей страной.[62]

В фундаментальном исследовании, посвященном государственной структуре Ногайской Орды, В.В.Трепавлов установил, что Башкирия была особым наместничеством, территория которой не была разделана между улусами Ногайской орды. Выделение особого наместничества, по утверждению В.В.Трепавлова, было предопределено хозяйственной автономией башкирских земель.[63] Башкирия в XVI веке являлась зоной замкнутого цикла кочевания. Нет никаких данных о периодических ежегодных откочевках башкир или Ногаев с Южного Урала на юг. Очевидно, что кроме установившихся кочевых циклов, значительную роль в создании особого наместничества, находившегося вне улусно-крыльевой системы Ногайской орды, сыграла традиция управления Башкирией ханами Золотой орды, которые не делили ее территорию и населения между отдельными держателями улусов.

В известных архивных и опубликованных материалах ногайские правители середины XVI – первой четверти XVII века никогда не называли башкир «улусными» людьми. В 1626 году Нураддин Кара-Келмамет мурза вспоминал о 50-х годах XVI века: «Как после смерти отца моего Урмагмет князя что досталолось Урусову княжьему родству и Тинбай мурзину родству на их пай улусных людей, и они всех тех отвели в Ургунч и Бухары.[64]

Башкиры племени Мин, кочевавшие в одном регионе с ногаями, так же не относили себя к улусам Большой Орды. В их шежере говорится, что после откочевки основной массы ногаев в южные степи башкиры продолжали платить ясак трем улусам [65], т.е. правителям трех частей Ногайской орды.

Имея общие этнические корни, исповедуя одну религию и будучи подчиненными одной политической власти, башкиры и ногаи занимали различное положение в политической и социальной структуре Ногайской орды. Все башкиры стали данниками Ногайской Орды. По мнению В.В. Трепавлова, причину подчинения башкир следует искать в том, что башкиры не вели чисто кочевую жизнь, занимаясь, помимо скотоводства, также земледелием, промыслами и охотой. Поэтому обычные для кочевой ногайской среды формы зависимости и господства не подходили для аборигенов Башкортостана.[66]

В целом соглашаясь с аргументами В.В.Трепавлова, необходимо уточнить, что в XVI веке доля экстенсивного скотоводства у подавляющей части башкирских племен намного превышала значение земледелия. Особое отношение ногаев к башкирам объяснялось не только хозяйственными особенностями, но и политическими причинами.

Во-первых, господство ногаев над башкирами было обусловлено географическом расположении Башкирии в границах Ногайской орды. Основная территория расселения башкир оказалась в окружении ногайских кочевий. На юге на Яике и Эмбе располагался центр управления государством, здесь находилась столица и лучшие, наиболее удобные кочевья ногаев. На западе, по Волге, располагались кочевья нураддина, который контролировал ее течение от Астрахани до Казани. На востоке – в Южном и Северном Зауралье кочевали ногаи, подчиненные кейковату и тайбуге.

Таким образом, если башкиры и могли воспользоваться традиционным для кочевников правом отъезда, то только в северном направлении. Однако пермские земли не были приспособлены для полукочевого скотоводства. Башкиры, которые все же отважились откочевать на север, были вынуждены стать оседлыми земледельцами, что считалось для кочевником худшим вариантом, нежели данничество. Не случайно, башкирское население северной – Осинской дороги составляло в XVIII веке незначительную по численности часть башкир, не более 10 – 15%%. Для ногаев башкиры не были полноправными кочевниками, потому что они не были свободны в своем праве выбора места обитания. В этих условиях башкиры либо должны были подчиниться Ногайской орде, либо оказать вооруженное сопротивление.

Однако война с ордой не имела перспектив в силу многократного численного преимущества населения ногаев. По подсчетам Р.Г.Кузеева, в середине XVI века соотношении военных сил Ногайской орды и башкир составляло 8 к 1.[67] В шежере племени Юрматы ногаи называются бесчисленными. В шежере племени Мин указывается на безнадежность сопротивления: «Трем великим (ханам) уплачивали ясак. Доставляли из этих мест и платили. Что же делать малому народу?» [68]

Ногаи пришли в регион с ограниченным количеством хороших пастбищных земель. Сравнительно малочисленное башкирские племена должны были уступить лучшие пастбища и подчиниться пришлому населению Ногайской орды. Символом подчинения всех башкир Ногайской орде являлся ясак. Ясачная форма эксплуатации распространялась только на башкир и не затрагивала ногаев, кочевавших на Южном Урале.[69]

С.В.Бахрушин обратил внимание на психологическую сторону ясачной подати, которая вместе с тем ясно указывает на ее отличие от всех других повинностей. Ясак – по преимуществу дань, которую приносят побежденные, следовательно, он признак подданства и сопряжен с понятием чего-то позорящего.[70] В Москве так же понимали, что сам факт выплаты ясака является достаточным основным для подтверждения государственного подданства. По этой причине царская администрация на территории бывшего Казанского ханства заменила все ханские подати, клан (в пользу ханской семьи), салыг (подать на жалование войску) и другие налоги ясачной податью.[71]

А.И. Першиц установил, что даннические отношения характеризуются тем, что данники и взиматели дани не могут быть интегрированы в один социальный и этнический организм.[72] Таким образом, обособление башкир и ногаев было предопределено различным социальным статусом в структуре Ногайской орды.

Верховной ногайской инстанцией, в пользу которой выплачивался ясак, в источниках фиксируются бий Ногайской Орды и нурадин, глава правого крыла. Взимание платежей производили специальные эмиссары-«данщики», отправляемые соответственно бием или нурадином. Ясачную систему Ногайской Орды пытались перенять в I четверти XVII века калмыки, претендовавшие тогда на ногайское наследство. В начале 20-х годов XVII века тайша Уруслан, кочуя по Тоболу, собирался направить в Катайскую волость Сибирской даруги «для ясаку послов своих».[73]

Ясачная подать вносилась различными видами пушнины и медом. В 1643 году уфимские дворяне и стрельцы и «старинные башкирцы» Ногайской дороги Курки-Табынской вослости, Сибирской дороги, Минской и Кудейской волости, Казанской дороги Киргизской и Гирейской волости сообщили уфимскому воеводе М.М. Бутурлину о том, что в прежние времена ногайские мурзы «…с башкирцев имали ясак лисицами и куницами и бобрами и всякой рухлядью».[74]

Достаточно сложным является вопрос о том, что являлось единицей ясачного обложения. Большинство исследователей полностью полагаются на информацию переводчика Уфимской провинциальной канцелярии Килмухамета Уракова о том, ясак ногайским, сибирским и казанским ханам составлял по лисице и по кунице с лука.[75]

Подобная система существовала в Сибирском ханстве, где был налажен довольно точный учет ясачного населения. Когда в 1556 году князь Едигер признал себя вассалом Москвы, он указал, что ясак у него платят 30700 человек.[76] По утверждению С.В.Бахрушина, после присоединения Сибирского ханства городские воеводы при сборе ясака пользовались сведениями сибирского хана.[77]

Точный учет ясачного населения существовал и в Казанских ханстве. Ярлык Сагиб-Гирея перечисляет 13 видов различных податей, налогов, и повинностей, среди которых основной податью являлся ясак. Согласно исследованию М.Г. Худякова, ясак в Казанском ханстве представлял десятинную дань, которая имела всеобщий характер. Таким образом, ясак определяется, как 10% подоходный налог.[78] Как отмечает В.Д.Димитриев в первое десятилетие после взятия Казани ясак собирался русскими служилыми людьми по ясачным книгам Казанского ханства.[79]

В отличие от Сибирского и Казанского ханств, где русская администрация использовала прежние податные документы, в Ногайской Башкирии правительству пришлось составлять ясачные книги заново. В шежере племени Юрматы отмечается, ясачные книги были составлены уже после размежевания земель между родами: «Ныне те земли мы разделили по тюбам… О нашем разделе земель мы записали и закрепили в нашей Московской книге. И вот по этой самой книге мы каждый год платим ясак».[80]

Почему правительство Ивана IV не воспользовалось ясачной документации Ногайской орды, как это было сделано на территории Казанского и Сибирского ханств? Дело в том, что ногайские правители, даже после формального принятия российского подданства, не признавали прав России на сбор ясака с башкир. В 1578 году мурза Сайд-Ахмеда б. Мухаммеда писал в Москву: «А брат мой Тинбай, что владел иштяки – мне пожаловал».[81] В 1586 году бий Ногайской Орды Урус напоминал царю Федору Иоанновичу: «…да писал еси ко мне с башкирцов и остяков дани никакие не имати и только пошлю своего человека данщика дани имать с башкурдов и остяков и ты тех моих данщиков велети побити, отец твой так делал ли и с тех остяков не только отец мой Исмаил кнзяь от Идегея князя и по се время с остяков дани имывали».[82]

Во второй половине XVI – первой четверти XVII века ясак с башкир собирали одновременно как уфимские сборщики, так и ногайские эмиссары. В 1601 году уфимский воевода М. Нагой сообщал тюменскому воеводе Л. Щербатову о том, что «…приходили в Уфимский уезд ногайские люди Канай Мурзина улуса Тенбаева 40 человек, а имали ясак в Уфимском уезде с ясачных волостей с устья Белы Воложки до Уфимские и Айские вершины и на Катайской волости».[83] Таким образом, на протяжении почти 70 лет с момента принятия башкирами российского подданства, ногайские наместники Башкирии продолжали посылать своих данщиков вплоть до 20-х годов XVII века. По утверждению В.В. Трепавлова, последним наместником Башкирии был Кара Кель-Мухаммед, который в 1623 году стал нураддином.[84]

В первые годы управления присоединенными территориями Казанского и Сибирского ханств российская администрация сохранила структуру податного сбора без существенных изменений. В Казанском ханстве в 1552 году правительство Ивана IV ввело податную систему, которая сформировалась еще во время российского протектората в годы правления Мухаммед-Эмина в начале XVI века.

Примечательно и то, что став номинальными поданными России, ногаи Большой орды никаких податей Москве не платили, так же как прежде не платили ясака своему бию Вместе с тем, российское правительство применяло к ногаям практику взятия аманатов, которая по словам В.С. Бахрушина, обычно использовалась в качестве рычага давления при проведении ясачного сбора.[85] Таким образом, в отношении населения прежних Казанского и Сибирского ханств правительство Ивана IV сохранило существующую податную систему.

Однако одно важное изменение в податную систему было внесено российским правительством уже в процессе добровольного присоединения башкирских племен. Представители многих башкирских посольств, побывавшие в Казани и Москве были пожалованы тарханским званием. Тарханы в тюркско-монгольском мире освобождались от ясака взамен несения военной службы императору или хану.

Признавали ли правители Ногайской орды институт тарханства? В.В. Трепавлов установил, что право предоставлять тарханство принадлежало только монарху, хану. Институт тарханства не практиковался и не мог практиковаться в Ногайской Орде.[86] Вместе с тем, В.В. Трепавлов отрицает возможность существования в Ногайской Башкирии тарханов, которые подчинялись казанским ханам. Он утверждает, что даже если некоторые из местных биев, жившие к востоку от Ика, обладали казанским тарханом, они все же входили в число ногайских подданных.[87]

Однако башкирские тарханы, из племен подвластных Ногайской орде, нередко жаловались поместными землями на территории Казанского ханства. При этом они продолжали владеть вотчинными на территории Башкирии и платить ясак ногайским правителям. Оставшись на территории Казанского уезда после его присоединения к Московскому государству эта категория населения, наряду с другими феодальными элементами, была причислена к служилыми татарами. В грамоте за 1702 год в башкирские тарханы были написаны служилые татары деревни Базы Кутлуметко Кулушев, Уразака Ишметев, Алийка Ишметев и д. Янгаз – Нарат Абдрахман Каминкин. Упоминаемый, в этом списке Кутлуметко Кулушев имеет прямое отношение к подавшему в 1685 году челобитную о тарханстве башкиру Иланской волости деревни Танламас Казанской дороги Кутлуметко Кутлугушеву. Деревня Танламас известна тем, что в XVII веке она входила в Кыр-Иланскую волость, в которой была и Танламасовская тюба. При подаче своего челобитья Кутлуметко Кутлугушев также отдал ярлык на тарханство, выданный казанским ханом Ибрагимом в 60-е годы XV века.[88]

Известно, так же в деревне Галино Султангуловской волости Бугурусланского уезда проживали башкиры Кыпчакской волости, ведшие свой род от тархан Манашевых. Сам род Манашевых связан со служилыми татарами деревни Кугарчин нынешнего Рыбно-Слободского района Татарии. Впервые род Манашевых упоминается в 1618 году, когда «тарханную грамоту» на «бобровые ловли, что за Камою-рекою по Кинель-речке» получил служилый тархан деревни Кугарчин Ногайской дороги Казанского уезда Килей Монашев. В том же 1618 году «служилые тотаровя» Ишей Хозяшев и Килей Монашев получили поместную землю по Зюрейской даруге «что бывало исстари городище Чаллинское».[89] Вотчина же по реке Кинель еще в 1613 году была дана брату Килея Булату Монашеву, в то же время поместная земля Монашевых оставалась в Казанском уезде.

Другой известной группой тарханов являлись потомки, жалованных казанским ханом Сахиб-Гиреем тарханством в 1523 году. Этот тарханский ярлык был выдан Шихахмеду Мухамеммедову, Абдалу и Балашу Шихахмедовым и их товарищам, всего 7 человек. Ярлык рассматривался в ходе спорного дела о вотчине между ясачными татарами Акешкой Доскеевым, Мурзакайко Юкачевым «с товарищи» и башкирами Иректинской волости.[90] Сама грамота была во владении ясачных татар, утверждавших что «жалованную грамоту» на ту вотчину была дана «деду ево Доскейки Белякова». В ходе рассмотрения этого дела башкиры окрестных волостей заявили, что «та де вотчина татарская Акешкова с товарыщи, а не башкирская и владели истари деды и отцы их Акешковы и товарыщей ево». Башкиры Иректинской волости, оказавшиеся потомками Абдала Шихахмедова утверждали, что владения ясачных татар Акешки и его товарыщей располагались «по Зюрейской дороге Казанского уезда. Сами же ясачные татары заявили, что «в Казанском уезде деды их живали … как города Уфы не было», а «та де вотчина написана в Казани в прежних ясачных книгах после Казанского взятья в первых летех». Владения по Зюрейской дороге Казанского уезда были даны этой группе как поместье, а вотчины располагались по реке Ик.

Р.Г. Кузеев так же отметил, что Ирехтинское племя башкир несло военною службу казанским ханам в обмен на тарханные грамоты на земли и другие привилегии, которые давались башкирской аристократии.[91] Однако где «давались земли» Р.Г.Кузеев не уточняет. Казанский хан не имел права отарханивать земли в Ногайской орде, поэтому тарханские ярлыки башкирам давались только на земли в пределах Казанского ханства. Входя в привилегированное сословие Казанского ханства, башкирские тарханы оставались данниками ногайских правителей.

Служба тархан заключалась в том, чтобы в мирное время нести пограничную службу, а во время общих походов быть командирами отрядов ополчения. Башкиры находясь в центре Ногайской Орды на роль пограничной стражи претендовать не могли. Вместе с тем, в самой Ногайской орде всегда существовал избыток улусной аристократии, способной возглавить любые военные формирования.

Совсем иначе обстояло дело в земледельческом Казанском ханстве, правители которого постоянно испытывали нужду в конных воинах для полковой и пограничной службы.

Таким образом, вторжение ногаев на территорию Южного Урала в последней четверти XV века привело к нарушению сложившейся системы поземельных отношений, в основе которых лежало признание монгольским правителями вотчинных прав башкирских родов.

Тем не менее, в работах, посвященных средневековой истории Башкирии, указывается на преемственную связь власти ногайских правителей от государственной традиций сарайских Джучидов. По утверждению Р.Г. Кузеева, ногаи претендовали на «золотоордынское политическое наследство в Башкирии, на власть над башкирским племенами».[92]

Можно ли говорить о влиянии «золотоордынского политического наследства» на методы управления Башкирией правителями Ногайской орды? При изучении государственной структуры Ногайской державы необходимо указать на своеобразие статуса правящей династии. Во всех государственных образованиях, возникших на месте прежних улусов Золотой Орды, законными правителями считались только представители династии, по прямой линии восходящие к Чингисхану. Только потомкам «золотого рода» принадлежала безусловная легитимность в создании государств. Сфера действия этого права не ограничивалась как клановыми, так и этнополитическими границами: каждый чингизид независимо от того, какой именно династической ветви потомков Чингисхана он относился, мог реально претендовать на ханский титул в любой стране, где еще существовали традиции права монгольской империи.

Значение «золотого рода» в утверждении легитимности государственной власти прекрасно осознавалось даже великими восточными полководцами. Достаточно вспомнить целую серию марионеточных ханов-чингизидов в центрально-азиатских ханствах или историю эмира Тимура, который правил от имени послушных ханов.

Основатели Ногайской орды выступили принципиальными противниками государственного права чингизидов. По утверждению В.П. Юдина, первым государственным деятелем, положившим начало уничтожению политико-правовой основы чингисизма, был создатель Ногайской орды бий Едигей. Им были введены новые титулы правителей государства - «нурадин», «кейковат», «тайбуга».[93] Титул «хан» ушел из Ногайской Орды. Едигей считал себя основателем новой правящей династии, не уступавшей по своему величию «золотому роду». Отказ от политико-правовой системы чингисизма на практике выразился в создании новых политических основ государственности. Прежняя основа власти чингизидов имела надэтнический характер. Правитель – чингизид имел право инкорпорировать любые этнические и родоплеменные группы в структуру своего государства. Правящий дом монголов консолидировал совершенно разные народности в огромные кочевые империи. Как справедливо отмечает В.П. Юдин: «Раздел монгольской империи Чингисханом, произведенный им при жизни между его сыновьями и внуками, стал таким прецедентом, который послужил источником права для многих народов и действовал в некоторых районах вплоть до ХХ столетия».[94]

Какие преимущества получили Ногаи отказавшись от политико-правовой системы чингизидов? Во-первых, устранялись претензии со стороны многочисленных чингизидов на ногайский престол. Численность потомков Чингисхана только от четырех его старших сыновей к середине XV века составляла несколько тысяч человек. Многие из них не только не имели своих улусов, но были вынуждены наниматься на службу правителям Крыма, Казани и Москвы.

Во-вторых, отказ от правовой системы чингисизма позволял ногаям нарушать традиции и обязательства, которые были утверждены Чингисханом и его царствующими потоками. В Башкирии ногаи не считались с вотчинными правами местных племен и тарханными привилегиями, которые были пожалованы башкирам чингизидами.

В-третьих, в отличие от других ханств XV – XVII веков, правители и рядовые члены Ногайской орды принадлежали к одной народности, что являлось дополнительным фактором политической консолидации.

В-четвертных, в структуре управления ордой была возрождена система лествичного права, известная еще древним тюркам. В условиях крайне слабых экономических и политических связей между улусами Ногайской орды лествичное право позволяло сохранять формальное единство страны. Путь к должности бия начинался с занятия поста наместника в Ногайской Башкирии. Наместничество в Башкирии являлось управленческой тренировкой, приобретением административных навыков будущими правителями Орды. По утверждению В.В. Трепавлова, Башкирия выступала в качестве опытного полигона для будущих правителей.[95] Пост наместника Башкортостана, предшествовал должности нурадина, который являлся главой правого (западного) крыла Орды и наследником высшей должности бия Ногайской орды.

Вместе с тем, политическая система Ногайской орды таила в себе и серьезную угрозу государственности, поскольку легитимность правящей династии не имела международного признания. Ногайские бии никогда не считались законными претендентами на трон в государствах, находившихся в правовом поле «золотого рода». Противоположный пример представляют сибирские царевичи Кучумовичи. Даже потерпев поражение от российских войск и потеряв все территориальные владения, на протяжении всего XVII века они сохраняли права и авторитет правящего рода. Башкиры смотрели на кучумовичей как на законных властителей страны, приносили им присягу на верность во время восстаний XVII – начала XVIII веков. Восставшие башкиры, громившие в 1662 году зауральские слободы, говорили: «Поднялся на Русь наш царь».[96]

Идеологическое оправдание своей легитимности ногайские правители пытались создать путем сакрализации происхождения своего рода. По утверждению ногайских правителей, основатель их державы был потомком святого султана Бабаткуля - Баба-Туклес Шашлы-Азиза. Сын Едигея Нураддин демонстративно отказался даже от косвенного родства с чингизидами. Он заявлял: «Я от рождения видел и признал единого бога, сам бог меня всюду покровительствовал, а что я не из рода Чингисхана, то меня это ничуть не угнетает, ибо я из племени славного Хочах-Мата-Баба-Тукляса».[97] По указанию Нурадина была составлена генеалогия Едигея и его приемников, якобы являвшихся потомками среднеазиатского мистика Ходжа Ахмета Ясави, умершего в 1166 году.[98]

Башкиры, подчиняясь ногайскому бию, культ Баба-Тукляса не почитали. В башкирских шежере Баба-Тукляс фигурирует лишь в качестве уфимского ногайского мурзы.[99] В башкирских преданиях говорится, что один из первых пращуров ногайских батыров был Тукляс-баба… за ним Идукай, его сын Мурадым, сын Мурадыма Мусса, его сын Мама Идукай был выходцем из простого черного люда, говорят, что поначалу он был начальником тумена».[100] Таким образом, попытка сакрализации своего правящего рода ногаев не нашла отражения в народной памяти башкир.

Ногайская знать не имела никакого идеологического и правового основания для подчинения себе башкирских племен. Номинально ногайские и башкирские бии, как главы родоплеменных структур, были равны. По степным традициям система подчинения могла строиться только на договорных, федеративных условиях, при признании легитимности главы правящего рода. Однако ногаи прибегли к методам прямого принуждения, используя свое численное превосходство и географическое расположение своих улусов.

Методы господства ногаев над башкирами начали формироваться лишь с середины 20-х XVI столетия. Пребывание ногайских улусов в Башкирии в конце XV века было непродолжительным, поскольку уже в 1503 году началось вторжение на Южный Урал улусов Казахской орды. К зиме 1514 года ногаи были вытеснены казахским правителем Касимом с восточного берега Волги.[101] Только после 1523 года, когда во главе Орды утвердился Ших-Мамай, затяжной внутренний политический кризис был преодолен. К 1524 году ногаи усилились настолько, что начали думать о возвращении степей между Волгой и Яиком. Летом осенью 1525 года ногаи организовали серию походов против казахов и нанесли им поражение. Волго-яицкое междуречье отошло от казахов к Ногайской орде. К началу 30-х годов XVI века ногаи расширили свою сферу до Эмбы включительно.[102] В течение второй половины 20 – первой половины 30-х годов XVI века Ногайская орда вела тяжелую борьбу за господство в междуречье Волги и Яика. В ходе войны за возвращение территории Южного Урала утверждались методы господства Ногайской орды над Башкирией. Ключевую роль в этом процессе сыграл султан Акназар.

Благодаря блестящему источниковедческому анализу материалов ногайских дел, В.В.Трепавлов идентифицировал эту легендарную личность, установив, что в башкирских шежере речь идет о казахском хане Хакк-Назаре, который с 1522 по 1538 года был наместником Ногайской Башкирии. В 1538 году он стал казахским ханом.[103] Соглашаясь с датировкой периода наместничества, все же следует отметить, что в 1522 году все междуречье Волги и Яика находилось еще под властью казахов. Судя по Ногайским делам, только после вторжения ногаев в Крым, которое произошло в мае 1523 года, Ногайская орда вернула себе земли на правой стороне Волги.[104]

Хакк-Назар был сыном казахского хана Касима б.Джанибека, который в начале XVI века вытеснил ногаев за Волгу и установил свое господство на Южном Урале. Шежере племени Мин указывает, что Аккназар был «от поколения тутошних старинных ханов».[105] Из казахского предания известно, что в молодости Хакк-Назар жил у одного из ногайских мирз.[106] Из башкирского фольклора можно догадаться об имени мирзы, с которым Хакк-Назар находился в наиболее тесных отношениях; это его зять Ших-Мамай, чьи кочевья и подданные находились в Западном и Центральном Казахстане. В 1538 году Саид-Ахмед и Шейх-Мамай, разгромившие Казахское ханство, поставили Хакк-Назара ханом над казахами.

Несмотря на то, что о деятельности Хакк-Назара на посту наместника Башкирии сохранилась довольно скудная информация, она все же позволяет выделить определенные особенности системы управления Башкирией. П.И.Рычков со слов «сказки» старшины Кидряса Муллакаева записал следующие сведения: «…наконец один салтан от поколения тутош­них старинных ханов, именем Акназар, усилившись, не только всех башкирцев и ногайцев, но и в Великой Татарии разные народы покорил. Усмотря ж их непостоянство и разные от башкирцев бывшие во­ровства, всячески их изнурял и в бессилие их приводил. Ибо на три двора по одному токмо котлу для варения им пищи допущал и как скот и пожитки, так и детей их, к себе отбирал и землями владеть, тако ж и чрез реку Белую переходить, их не допущал. А кои зверолов­ством промышляли, те за то принуждены были давать ему ясак с каждого человека по лисице, по бобру и по кунице, от чего наконец пришли они в самое крайнее истощение и убожество».[107]

Наиболее интересный фрагмент этого повествования не попал в поле зрения исследователей. Речь идет о «непостоянстве и разных от башкирцев бывших воровствах». Во времена Кидряса Муллакаева и П.И. Рычкова слово «воровство» толковалось как «нарушение закона, разбой, измена, бунт». Какие же проявления «непостоянства и воровства» башкир могли стать причиной гнева наместника Башкирии? Кому и когда они могли изменить башкиры до вступления Хакк-Назара в должность наместника Башкирии?

Новый наместник появился в Башкирии в 1523 году, сразу же после того, как ногаям удалось отвоевать край у Казахского ханства. Очевидно, что башкиры не были безучастными наблюдателями борьбы между казахским ханом и ногаями, поскольку первыми мероприятиями Хакк-Назара в отвоеванной Башкирии были репрессии, направленные против всего населения наместничества. Наказание башкир за «измену и непостоянство» могло быть мотивироваться разными причинами. Хакк-Назар мог проучить башкир за поддержку казахского хана во времена его кратковременного господства в Башкирии. Однако претеснения башкир можно представить и в качестве мести Хакк-Назара за то, что они не последовали за его отцом - чингизидом Касимом, который на короткое время стал их законным правителем.

Обложение башкир ясаком сопровождалось не слыханными в кочевой среде репрессиями: Хакк-Назар «на три двора по одному токмо котлу для варения им пищи допущал». Это указание башкирского предания несет в себе важное символическое содержание. По данным археологов и антропологов, еще с гуннских времен котел у кочевников олицетворял власть родовой и племенной знати. Принудительное уменьшение числа котлов у башкир символизировало ограничение власти башкирской знати. Следует указать и на то, что у кочевников юрта не считалась местом пригодным для жилья, если в ней не было трех предметов первой необходимости – большого котла для варки пищи, кожаного мешка для приготовления кумыса и плетенной корзины для собирания аргала. Очевидно, что Хакк-Назара стремился предотвратить сегментацию родоплеменных структур башкир.

Особый интерес вызывает указание на лишение башкир возможности переправляться через реку Белую. По всей видимости какая-то часть башкир, стремясь избежать ужесточившихся репрессий Ногайской орды, попыталась выйти за пределы наместничества, переправившись через Белую. Не случайно при Хакк-Назаре центром наместничества становится Уфа, из которой легче было контролировать перемещения башкир за пределы орды, чем из ставки на Яике или Эмбе. За устьем реки Белой начинались владения Казанского ханства.

Р.Г. Кузеев обратил внимание на то, что в начале XVI века в приграничных районах Казанского ханства появились племена восточных башкир, которые прежде были на территории подвластной ногайским ханам.[108] Этот массовый отток башкир можно было остановить только поставив в местах переправ караулы. Подобные методы сдерживания откочевок подвластных родов применялись ногайским бием Исмаилом. С конца 1555 году он просил правительство Ивана IV поставить на Волге заставы, чтобы не пропускать ногаев на Крымскую сторону.[109]

Следует отметить, что из 10 ногайских наместников Башкирии, занимавших этот пост с 1489 по 1523 годы, только двое принадлежали к чингизидам. Однако Ахмед-Гирей был наместником в Башкирии уже после ухода основной массы ногаев с территории Южного Урала. Таким образом, система владычества Ногайской орды над Башкирией была сформирована чингизидом Хакк-Назаром. Бий Ногайской орды Ших-Мамай, несмотря на все попытки легитимизировать власть ногайских правителей, был вынужден прибегнуть к авторитету представителя общепризнанной династии для того, чтобы привести к повиновению и объясачить башкир.

Совершенно иные формы подчинения башкирских племен практиковали государства, которые остались в сфере государственного права чингизидов. Так, в первой половине XVI века башкирские племена Еней, Юрми, Гайна, Буляр, Иректе и Уран платили ясак Казанскому ханству. Формально границей отделяющую Ногайскую Башкирию от Казанского ханства являлась река Ик. По полевым записям Р.Г.Кузеева, приведенным выше, эта река не просто разделяла ногаев и башкир-юрми; те и другие с противоположных берегов стреляли друг в друга из луков - то есть находились во враждебных отношениях, и юрмийцы не могут считаться ногайскими подданными.[110]