Народонаселение и его воспроизводство

 

Простое присваивающее хозяйство и свойственные ему при­митивные общественные отношения, тяжелый повседневный труд и полная опасностей жизнь резко ограничивали численность на­селения на стадии раннепервобытной общины.

Чтобы низшие охотники, рыболовы и собиратели могли прокор­миться на своей промысловой территории, размеры общин должны были соответствовать ее ресурсам, не превышая определенной плот­ности населения. Но наряду с этим действовали и другие факторы, определявшие нижний и верхний пределы численности групп. В ча­стности, в общине должно было быть достаточно много взрослых мужчин — охотников и защитников коллектива и в то же время не слишком много, так как в этом случае примитивная общественная организация не смогла бы обеспечить его нормальное функциони­рование. Преобладает мнение, что средняя численность раннеперво­бытной общины составлял^ 25—30 человек.

Поданным, наиболее полно обобщенным В.А. Шнирельманом, малые размеры общин поддерживались как путем стихийного дей­ствия природных факторов, так и при посредстве определенных социально-культурных механизмов. В первом случае длительные голодовки увеличивали смертность, особенно среди женщин, де­тей и стариков, и снижали рождаемость. Во втором случае действо­вала целая группа обстоятельств. Это ранние браки девочек, неред­ко приводившие к физическим травмам и бесплодию, тяжелый труд женщин, сокращавший их репродуктивный период, диспро­порция полов из-за умерщвления части новорожденных девочек и высокой смертности рожениц, безбрачие части молодых мужчин из-за многоженства стариков. Снижению рождаемости способст­вовали и различные религиозные представления, в особенности широко распространенный запрет на половые отношения во время различных крупных хозяйственных предприятий, некоторых обря­дов и в послеродовой период, нередко довольно длительный. Счи­талось, что нарушение этого запрета принесет неудачу охотникам, повредит ребенку и т. п.

По-видимому, было известно и сознательное ограничение рож­даемости с помощью простейших контрацептивных средств, абор­тов и других способов. Распространенность контрацепции, впро­чем, остается спорной, так как данные этнологии австралийцев ос­тавляют открытым вопрос, осознавал ли человек того времени связь между половым актом и зачатием. Однако при всех об­стоятельствах несомненно, что люди раннепервобытной общины в своем стремлении регулировать рождаемость преследовали не экономико-демографические, как мы назвали бы их теперь, цели. Их заботили непосредственные бытовые нужды. Женщина, имев­шая двух или более маленьких детей, становилась неполноценным работником, не могла нести их на себе при очередных пере­движениях группы, не имела возможности вскормить их своим молоком. Поэтому все низшие охотники, рыболовы и собира­тели, как это известно по этнологическим данным, старались, чтобы интервал между рождениями составлял не менее трех лет. Если дети рождались чаще, их нередко убивали. Особенно час­то умерщвляли- одного из близнецов: это был обычай, сложив­шийся в раннепервобытной общине на чисто практической осно­ве, но во многих обществах удержавшийся и позднее уже по рели­гиозным мотивам. Судьбу таких детей решала группа в целом, так как вся группа была заинтересована в устранении хозяйственных и бытовых помех.

Половозрастная организация

Естественное разделение труда по полу и возрасту и связанная с ним хозяйственная специализация наложили глубокий отпечаток на всю общественную жизнь раннепервобытной общины. На их основе складывались особые половозрастные группы (классы, категории, ступени и т. п.), принадлежность к которым порождала свЪзи, пере­плетавшиеся с общинными и родовыми. В одних случаях, как, напри­мер, у аборигенов Австралии, такие группы были более или менее формализованы, в других, как, скажем, у эскимосов, имели нефор­мальный характер. Однако повсеместно выделялись группы детей, взрослых мужчин и взрослых женщин, различавшиеся предписанны­ми им обязанностями и правами, общественным положением и т. п.

В обществах с более или менее формализованными половозраст­ными группами большое значение придавалось рубежу перехода из категории подростков в категорию взрослых людей. Этот переход со­провождался определенными испытаниями и торжественными тай­ными обрядами, известными под названием инициации. В разных об­ществах инициации проходили неодинаково, но, по существу, они всегда заключались в приобщении подростков — обычно каждого пола в отдельности — к хозяйственной, общественной и идеологиче­ской жизни полноправных членов общицы. Так, у аборигенов Авст­ралии юношу учили владеть охотничьим и боевым оружием, вос­питывали в нем храбрость, выносливость, выдержку и дисциплину, посвящали его в тайные обы­чаи, обряды и верования племени. Его ис-пытывали посредством ря­да мучительных процедур — голо­довки, нанесения ран, прижигания огнем, выбивания зубов, вырыва­ния волос и т. п. У яганов, алака-луфов, бушменов подростки в те­чение одного-двух лет должны бы­ли выполнять тяжелые работы, отказываться от некоторых видов пищи, воспитывать в себе терпе­ние, покорность и прилежание. Не выдержавшего инициации ждали позор и в лучшем случае повторные испытания. По случаю успешного завершения инициации устраива­лось празднество с различными це­ремониями, песнями и плясками.

•8*

Девушку, как правило, не подвергали сложным испытаниям. Ее лишь заставляли соблюдать некоторые пищевые запреты, объясняли ей, как она должна вести себя по вступлении в брак, учили песням и мифам, совершали над ней различные религиозные церемонии. Вообще, жен­ские инициации получали намного меньшее развитие, чем мужские. Существует мнение, что этнология просто уже не застала настоящих женских инициации, но скорее дело в другом. Независимо от общест­венного положения полов от мужчины всегда требовалось больше сме­лости и выдержки, и поэтому именно мужским инициациям придава­лось первостепенное значение. Иначе говоря, кульминационный пункт социализации детей и подростков — инициации — у мужчин был более сложным и ответственным, чем у женщин.

Одной из составных частей инициации была подготовка к брач­ной жизни. Для этого посвящаемым не только сообщали связанные с этим обычаи, но и производили над их половыми органами раз­личные операции обрезание и подрезание юношей, обрезание и искусственную дефлорацию девушек. Особенно большое распрост­ранение имело мужское обрезание, воспоминание о котором удер­жалось до нашего времени в предписаниях иудаизма и ислама. При­чины, вызвавшие к жизни этот обычай, неясны. Существует пред­положение, что таким способом инициируемых заставляли временно

 

воздерживаться от половой жизни. Совершались и другие операции или манипуляции: например, практи­ковавшееся у аборигенов Австралии натирание девичьей груди жиром и охрой. Считалось, что это должно было способствовать ее росту.

Более или менее четким было также разделение на группы взрос­лых мужчин и женщин, подчас при­водившее к их своеобразному обо­соблению. В некоторых раннепер-вобытных общинах те и другие располагались на стоянках порознь, готовили разную пищу, имели свои тайные праздники, обряды и верова­ния, а иногда даже свои тайные «языки». Существовали специфиче­ские мужские и женские обязанности и привилегии. Мужские орудия труда считались собственностью мужчин,182

женские — собственностью женщин, и бывало, что как тем, так и другим не разрешалось дотрагиваться до чужих орудий. В других общинах, как, например, у аборигенов Австралии, семангов или бушменов, обособленно жили лишь холостяки и девушки, но в ми­фах сохранилось воспоминание о времени, когда все мужчины и женщины жили раздельно. В отдельных общинах (например, у алакалуфов) уже на этой стадии стали появляться особые мужские дома, служившие местом собраний и совершения различных обря­дов, в первую очередь инициации. По-видимому, подобные дома фиксируются и археологически — в таких общественных сооруже­ниях, как обнаруженное в сибирском поселке Мальта. Но сколь­ко-нибудь широкое распространение мужских (значительно реже женских) домов относится только к следующей стадии развития пер­вобытной общины.

Существовавшая в раннепервобытной общине половозрастная организация не создавала в ней отношений неравенства между взрослыми мужчинами и женщинами. Те и другие специализирова­лись в разных, но в равной степени общественно полезных сферах трудовой деятельности. Поэтому не могло быть отношений господ­ства и подчинения в положении полов. Несхожие социально-быто­вые статусы мужчин и женщин, возникшие на основе их своеобраз­ного обособления, также не вели к какой-либо иерархии. Правда, в ряде обществ низших охотников, рыболов и собирателей обнару­жены отдельные черты главенства мужчин, как будто бы свидетель­ствующие об извечности патриархальных порядков. Но здесь следует учитывать, что все это, как правило, общества, в которых общинная организация в силу различных экологических и исторических при­чин в значительной мере уступила свою роль возглавленной мужчи­ной индивидуальной семье. Притом и в этих случаях положение женщин не стало по-настоящему приниженным. Так, аборигенки Австралии даже в послеколонизационных условиях разрушения тра­диционного образа жизни долгое время удерживали многочислен­ные остатки былого полноправия. Они обладали имущественными и наследственными правами, участвовали в обсуждении обществен­ных вопросов и совершении общественных церемоний и вместе с мужчинами были хранителями древних обычаев. По словам иссле­дователей конца XIX в. Л. Файсона и А. Хауитта, они оказывали зна­чительное влияние на общественное мнение. Об алакалуфах, мень­ше затронутых процессами социальной атомизации, известно, что их женщины занимали почетное положение в семье и общине, поль­зовались свободой и независимостью.

Более сложен вопрос о наличии среди взрослых членов раннепер-вобытной общины главенствующей возрастной категории. Данные по аборигенам Австралии, у которых отчетливо выделялась влиятельная прослойка стариков — руководителей общины, и некоторым сходным обществам позволяют полагать, что уже на этой стадии существовала так называемая геронтократия. Но можно спорить, приложимы ли та­кие факты к подлинной первобытности. Многие раннепервобытные общины жили в иной, несравненно более суровой природной среде, и, как показывают данные палеодемографии, их члены нечасто доживали до сорока — пятидесяти лет. К тому же несомненно, что уже тогда дей­ствовали сохранившиеся впоследствии у самых различных племен обычаи геронтицида (добровольной смерти). От утративших трудо­способность стариков избавлялись так же, как нередко избавлялись от больных, ослабевших от голода, от маленьких детей, которых нельзя было прокормить. Раннепервобытная община была общиной равных, но в условиях жестокой борьбы за существование этими равными бы­ли лишь полноценные члены производственного коллектива.

Брак и семья

 

С возникновением родовой организации и свойственной ей ду­альной экзогамии в первобытном обществе возник брак, т. е. особый институт, регулирующий отношения между полами. Одновременно, а по другой точке зрения несколько позже, возник институт семьи, регулирующий отношения как между супругами, так и между роди­телями и детьми. Вопрос о начальной форме брака пока еще не мо­жет быть решен вполне однозначно. Исторические реконструкции по данным этнологии и отчасти археологии допускают две его ос­новные трактовки. Первая: исходной формой был групповой брак, лишь позднее сменившийся различными формами индивидуального брака и индивидуальной семьи. И вторая: с самого начала существо­вали индивидуальный брак и индивидуальная семья, которые в сво­ем развитии принимали разные формы.

Начало первому решению было положено Л.Г. Морганом. Он на­метил пять последовательно сменявших друг друга форм семьи: кровнородственная (брачная общность между всеми лицами одного поколения), пуналуальная (такая же общность с исключением из нее сиблингов), парная (непрочное и лишенное экономической основы соединение двух супругов), промежуточная патриархальная (семья с выраженной властью мужа) и моногамная (прочное соединение супругов с властью мужа как частного собственника). Две первые формы были основаны на групповом браке, остальные — на индиви­дуальном. Уже вскоре были получены несомненные свидетельства

 

против существования как кровнородственной, так и пуналуальнои семьи. Но одно дело частные реконструкции, другое — общая кон­цепция группового брака. Часть ученых продолжают придерживать­ся этой концепции, основываясь на анализе, во-первых, наиболее архаичных систем родства и, во-вторых, ряда сохранившихся брач-но-семейных порядков.

Существует два типа систем родства: классификационные, или классификаторские, и описательные, хотя ни те, ни другие не вы­ражены в чистом виде. В описательных системах, характерных для классовых обществ, имеются термины для отдельных родствен­ников — «отец», «мать», «сын», «дочь» и т. д. В противоположность этому в классификационных системах, характерных для первобыт­ных обществ, одними и теми же терминами обозначаются все муж­чины и женщины определенных возрастных и брачных классов, или категорий. В древнейших из таких систем «Эго» не делает термино­логических различий между мужчинами той группы, к которой при­надлежит его отец, женщинами группы своей матери или группы своей жены. Перед нами групповое родство, которое сторонники концепции исторического приоритета группового брака рассматри­вают как важнейшее доказательство в пользу своих взглядов.

Второе доказательство группового брака усматривается в некото­рых чертах брачной общности, этнологически фиксируемым на стадии раннепервобытной общины. В частности, они обнаружены у аборигенов Австралии с их системой так называемых брачных классов. Так, у австралийцев Западной Виктории племя разделено на две половины — Белого и Черного какаду. Мужчины каждой из этих половин с самого рождения считаются мужьями женщин дру­гой половины, так же обстоит дело и с женщинами. Аналогичная или же, чаще, более сложная система четырех или восьми брачных классов имеется и у других австралийцев. Система брачных классов не означает, что мужчины и женщины соответствующих классов со­стоят в фактическом групповом браке. Но они берут из предназна­ченного им класса мужа или жену и в определенных случаях (напри­мер, на некоторые праздники или находясь вдали от дома) вправе вступать в половую связь со своими потенциальными женами или мужьями. У аборигенов Австралии имеются и другие черты брачной общности, в частности, обычай «пирауру», или «пираунгару», даю­щий как мужчинам, так и женщинам право на нескольких «допол­нительных» жен или мужей. Это не просто внебрачные связи, кото­рые также широко практикуются, а именно браки, вступление в ко­торые оформляется соответствующим обрядом. Сходные брачные обычаи известны и у других племен на этой стадии развития, напри­мер у семангов. Они описаны Н.Н. Миклухо-Маклаем. «Девушка,

прожив несколько дней или несколько недель с одним -мужчиной, переходит добровольно и с согласия мужа к другому, с которым опять-таки живет лишь некоторое, короткое или более продолжи­тельное время. Таким образом она обходит всех мужчин группы, после чего возвращается к своему первому супругу, но не остается.у него, а продолжает вступать в новые временные браки, которые зависят от случая и желания». Так же спорадически, в зависимости от случая и желания, общался со своими женами и мужчина.

Большая часть ученых считают концепцию первичности группо­вого брака несостоятельной. Они исходят из того, что даже у наибо­лее отставших в своем развитии низших охотников, рыболовов и со­бирателей обнаружены парный брак и семья. Археологически на этой стадии также достаточно широко фиксируются небольшие одноочажные жилища. В них так же, как и в многоочажности круп­ных общинных жилищ, можно видеть косвенное доказательство в пользу исконности парного брака и семьи. Что касается доводов сторонников концепции первичности группового брака, то они не рассматриваются* как вполне убедительные. Обращают внимание на то, что для появления группового родства достаточно было одной только групповой солидарности, коллективистической природы первобытной общины. То же относится и к отдельным чертам брач­ной общности, которые могут истолковываться не как остатки группового, а как дополнение к парному браку, укреплявшее соци­альные связи в общине.

Казалось бы, при современном состоянии знаний эти две точки зрения существенно расходятся. Но по сути имеющиеся расхождения во взглядах не так уж велики. Уже один из учеников Л. Г. Моргана Л. Файсон понимал групповой брак не как сочетание всеобщего мно­гоженства и многомужества в двух взаимобрачных группах, а как пра­во-обязанность этих групп поставлять друг другу фактических супру­гов, совместная жизнь которых могла быть более или менее длитель­ной. Сходной с файсоновской точки зрения придерживаются и те, кто продолжает отстаивать идею первичности группового брака. Та­ким образом, спор идет не столько о фактической, сколько о поня­тийно-терминологической стороне дела. Что следует называть бра­ком применительно к его древнейшей форме: регуляцию отношений между фактическими супругами или между их взаимобрачными груп­пами? Но если групповой брак существовал лишь в потенции, то его проявлениями можно было бы считать всякую эндогамию —локаль­ную, кастовую, даже этническую. Видимо, групповой брак — миф.

Предметом споров остается также вопрос о локализации пер­воначального брака. Современные сторонники идеи первичности

группового брака считают, что он был дислокальным, т. е. супруги не селилисц совместно, а оставались жить в своих группах, эпизодиче­ски встречаясь где-нибудь, например в лесу. Действительно, такая форма брачных встреч этнологии хорошо известна, хотя, как прави­ло, уже на стадии позднепервобытной общины. Еще шире распрост­ранены различные обычаи, рассматриваемые как остатки дисло-кальности, и прежде всего уже известные нам обычаи обособления мужчин и женщин, а также всевозможные легенды о таком обособ­лении вплоть до легенд об отдельно живущих женщинах-амазонках. Напротив, сторонники идеи первичности парного брака рассматри­вают его как унилокальный, ведущий к совместному поселению суп­ругов и образованию ими семьи. Они не без оснований указывают, что всем низшим охотникам, рыболовам и собирателям свойствен не дислокальный, а унилокальный брак, что встречающаяся на более высоких ступенях развития дислокальность имела другие причины (например, отражала переходное состояние от поселения в общине мужа к поселению в общине жены) и что обособление полов незави­симо от возможностей их взаимобрачия было связано с межполовым разделением труда. Гипотезе начальной дислокальности недостает доказательности, и скорее можно полагать, что брак с самого нача­ла был унилокальным. Если это так, то брак и семья возникли од­новременно.

У низших охотников, рыболовов и собирателей наряду с матри-локальным или уксорилокальным и даже чаще его мы встречаем пат-рилокальный или вирилокальный брак. Нередко отсюда делают вывод, что матрилокальность и патрилокальность возникли параллельно. Но, возможно, перед нами ранний переход к патрилокальности в ус­ловиях бродячего мезолитического хозяйства, увеличивавшего роль охотника-мужчины. Ю.И. Семеновым показано, что при исходной матрилокальности с началом трудового распределения имели место два основных варианта развития зачаточных семейных ячеек, состо­явших из женщины с ее детьми и охотника-мужчины. В одних слу­чаях таким мужчиной оказывался брат женщины, и возникала ячей­ка, называемая большой материнской семьей. В других случаях им оказывался муж женщины, и возникала парная семья. Зависело это от того, насколько отдалялись друг от друга взаимобрачные группы при бродячем образе жизни. Живя по соседству, супруги имели воз­можность встречаться, оставаясь в сроих группах. Оказываясь раз-

>

обыденными большими расстояниями, они должны были поселять­ся вместе. Бывало, что при этом матрилокальность переплеталась с патрилокальностью, приводя к амбилокальности или к дуолокаль-ности. У сохранявшихся до недавнего времени низших охотников,

рыболовов и собирателей, тыся­челетия ведших бродячий образ жизни, материнских семей уже не было, но они известны в более поздних обществах, что позволи­ло гипотетически реконструиро­вать их первоначальную форму.

Какие же правила регулиро­вали заключение брака? Одним из них была уже известная нам экзогамия. Для обществ низших охотников, рыболовов и собирате­лей наиболее характерна дуально-фратриальная экзогамия в форметак называемого обязательного двустороннего перекрестно-дво­юродного, или кросскузенного, брака. Мужчины женились на дочерях братьев своих матерей или, что в данном случае то же самое, на доче­рях сестер своих отцов, т. е. на своих двоюродных сестрах. Из приве­денной схемы видно, что, если обозначить в соответствии с между­народной этнологической символикой мужчин из какого-либо од­ного рода темными кружками со стрелкой наверху (копье), их сестер — такими же кружками с крестовиной внизу (ручка зеркала), детей тех и других — аналогичными знаками с цифрой «1», всех их партне­ров из взаимобрачного коллектива — светлыми кружками с теми же символами, а брачные связи — двусторонними стрелками, то муж­чины из первого коллектива женятся на женщинах из второго кол­лектива, которые приходятся им одновременно дочерьми братьев матери и дочерьми сестер отца. Эти обозначения родства, разумеет­ся, групповые, так что фактически в брак вступали не только дво­юродные, но и троюродные, четвероюродные и т. д. братья и сестры. Экзогамия при этом не нарушалась. Ведь при унилинейном счете род­ства мужчины и женщины этих двух взаимобрачных групп вообще не считались сородичами. Такие браки были очень удобны, так как позволяли взаимобрачным группам сбалансированно обмениваться своими членами — братьями или сестрами. Их практиковали, в част­ности, аборигены Австралии, но в очень своеобразной форме, при ко­торой брачнорегулирующую роль наряду с фратриями играли брачные классы.

В некоторых обществах возникли иные разновидности кросску-зенных браков — односторонние, при которых несколько групп как бы по кольцу поставляли брачных партнеров друг другу. Это расши­ряло социальные связи каждой из групп. Такие браки бытовали в ря­де обществ Юго-Восточной Азии, Южной Америки и др.

I

В то же время существовали механизмы для предотвращения по­ловых, а тем более брачных связей между людьми, не принадлежав­шими к кругу потенциальных мужей и жен. Важнейшим из них был обычай избегания между такими лицами: запрещение разговаривать, приближаться друг к другу и т. п. У аборигенов Австралии наблюда­лось некоторое избегание между братом и сестрой и очень ярко вы­раженное — между зятем и тещей.

Особенностью парного брака была его известная аморфность и недолговечность соединения в нем супругов, а основанной на нем парной семьи — крайняя слабость в ней внутренних экономических связей. Прежде всего сама парность этого брака была относитель­ной, так как широко совмещалась с «дополнительными браками» типа австралийского пирауру и близкими к этому обычаями. Прак­тиковалась полигиния, в том числе в форме сорората — брака с не­сколькими сестрами, а в дальнейшем развитии — с сестрой умершей жены, и левирата — сожительства с женой старшего или младшего брата, а в дальнейшем развитии — с его вдовой. Наряду с этим или как альтернатива бытовала полиандрия. Часто мужчина на протяже­нии своей жизни менял несколько «основных» жен, женщина — не­скольких мужей. Допускались, а подчас и поощрялись добрачные и внебрачные половые связи, как ритуальные, так и бытовые. При­мером первых может служить так называемый искупительный гете­ризм, т. е, порядок, по которому девушка перед вступлением в брак должна была поочередно отдаваться многим мужчинам. Пример вторых — гостеприимный гетеризм, т.е. право мужчины на своих по­тенциальных жен при посещении им другой группы, а в дальнейшем развитии право гостя на жену или дочь хозяина. Вступление в брак не закреплялось каким-либо или по крайней мере сколько-нибудь сложным обрядом.

Основанна^ на таком браке семья, как и всякая семья, была не лишена определенной общности интересов. В процессе межполово­го разделения труда супруги в той или иной мере обменивались хо­зяйственной деятельностью. В частности, у аборигенов Австралии

^^

мужья широко пользовались продуктами собирательства своих жен, а жены — в известной степени охотничьей добычей мужей. Могло существовать даже некоторое общесемейное имущество, скажем, тюленьи шкуры, служившие для покрытия жилищ у огнеземельцев. Семья, кроме того, выполняла свои функции в социализации детей: заботу о них проявляла не только мать, но и отец. Но все эти функ­ции в парной семье были еще зародышевыми, так как семья не составляла самостоятельной, противостоящей общинной организа­ции ячейки. Как уже отмечалось, мужчины и женщины по большей

масти трудились раздельно и раздельно же пользовались продуктами своего труда; при этом они чаще кооперировались и делились со своими сородичами, нежели с родственниками по браку. Имущест­во, если оно уже начинало наследоваться, тоже переходило к бли­жайшим сородичам. Общесемейная собственность существовала скорее как исключение. Таким образом, семья была в основном дис-экономичной. Дети, как только они немного подрастали, воспитыва­лись не только и даже не столько родителями, сколько всей близкой родней. Вообще, каждый из супругов и их дети продолжали оста­ваться членами в первую очередь не своей семьи, а всей группы.

Общинная организация

Важнейшими ячейками рассматриваемой эпохи долго считались община и род. Какую роль играла каждая из этих ячеек и как они между собой соотносились? Социальная организация племен низ­ших охотников, рыболовов и собирателей, по которой обычно восстанавливается жизнь раннего первобытного общества, создает впечатление ведущей роли общины. Но вспомним еще раз, что это племена мезолитического облика, и возможно, что в позднем пале­олите, по крайней мере в приледниковых областях Евразии, род имел относительно большее значение. Поэтому и в данном случае в науке высказываются различные взгляды, что в значительной мере связано с расхождениями во взглядах на начальные формы брач-но-семейных отношений.

Раннепервобытная община, которую называют также локальной группой, состояла из группы или групп родственных семей, к кото­рым могли примкнуть семьи свойственников, друзей и т. д. Если та­кая группа была одна, общину называют однородовой, или компакт­но-родовой, если их было несколько — многородовой, или дисперс­но-родовой. Среди этнологически изученных общин преобладали многородовые. Община вела хозяйство в пределах определенной территории, осваивая ее в зависимости от сезонных условий то в полном составе, то небольшими группами-вплоть до отдельных се­мей. Соответственно варьировали кооперация труда и порядки рас­пределения добычи. Но независимо от этого раннепервобытная об­щина (или временами ее части) была реальным производственным коллективом. Именно такие общины, или локальные группы, обна­ружены у аборигенов Австралии, огнеземельцев, лесных педдов, бушменов и в других обществах этой стадии развития. Со своей сто­роны, археологические данные по Евразии свидетельствуют об уменьшении с конца позднего палеолита размеров раннепервобыт-ных общин, усилении их подвижности и общей атомизации.

Гипотетически реконструируемый некоторыми исследователями (число их убывает) ранний род, как и всякий род, был коллективом людей, осознававших свое родство по одной линии и связанных обычаем экзогамии. Родство в нем было не предковым, или вер­тикальным (возведение себя к общему родоначальнику), а гори­зонтальным. Предполагается, что первоначально горизонтальное родство осознавалось только в форме связи с общеродовым покро­вителем — тотемом (см_г о нем дальше). Люди рождались в опреде­ленном коллективе, имевшем общий тотем, и поэтому были сродни друг другу. Родство было явлением не столько биологическим, сколько социальным: не естественная, кровная близость определяла общность интересов, а наоборот. Однако уже вскоре стала осозна­ваться связь с этим коллективом через одного из родителей, и гори­зонтальное родство приняло форму филиации.

Даже самые ранние из известных этнологии родов не были еди­ными производственными коллективами: ведь значительная часть сородичей в силу обычая экзогамии уходила из своей общины в дру­гие. Очень часто именно это не лишало род большого экономиче­ского значения. Род, а не раннепервобытная община, считаася соб­ственником промысловой территории. Связи между сородичами, жившими вместе, были теснее, чем их связи с другими членами ран-непервобытной общины. В частности, об одной из групп аборигенов Австралии в конце XIX в. сообщалось, что сородичи в ней вместе живут и едят, ссужают друг другу своих женщин и держатся солидар­но. О социальном значении рода говорить не приходится: именно он был носителем экзогамного начала, сплачивавшего коллектив и под­держивавшего его связи с другими коллективами.

Сопоставляя эти данные, одни ученые пришли к выводу, что в об­щинно-родовой организации преимущественное значение имели ро­довые связи, другие — общинные. Первые полагают, что, поскольку собственность на земельную территорию была, как правило, родовой, основной ячейкой на раннем этапе первобытности был род, в своем полном составе образовавший социально-экономический коллек­тив — общину, и таким образом на данном этапе производственные связи совпадали с родовыми. Но как же род с его экзогамией мог оста­ваться целиком локализованным экономическим коллективом? Сто­ронники этой точки зрения видят ответ в реконструируемой ими пер­воначальной дислокальности брака, при которой раннепервобытная община и род совпадали. Вторые указывают, что поскольку гипотеза первоначальной дислокальности брака не более чем гипотеза, основ­ной ячейкой на любом этапе первобытности была община, род же лишь регулировал брачно-семейные отношения. Но если род не был

экономическим коллективом, почему же он обычно являлся собствен­ником основного условия производства — промысловой территории? На это сторонники второй точки зрения малоубедительно отвечают, что род был только номинальным собственником, фактическим же собственником была раннепервобытная община.

Казалось бы, перед нами неразрешимое противоречие. С одной стороны, род с присущей ему экзогамией не мог быть единым эко­номическим коллективом. С другой стороны, основа экономических отношений — отношения собственности — по большей части связа­на именно с родом. Однако это противоречие неразрешимо только тогда, когда род и раннепервобытная община искусственно разрыва­ются и жестко противопоставляются друг другу

Положение о том, что ранний род был не только бранно-регули­рующей, но и экономической организацией, совсем не требует обя­зательного допущения дислокальности брачного поселения. Даже и при унилокальном дуально-родовом браке приблизительно три четверти всей раннепервобытной общины составляли сородичи — взрослые, не ушедшие по браку в другую общину, и их дети. Это бы­ла локализованная часть рода, составлявшая вместе с тем и основное ядро, костяк древнейшей раннепервобытной общины. Но важно и другое: насколько органичным было включение в ее состав чуже­родцев, пришедших сюда по браку? Выше мы уже видели, что, хотя парная семья имела некоторые хозяйственные функции, экономи-черкие связи в ней были слабыми и непрочными. Следовательно, интеграция одного из супругов в общину другого была далеко не полной. Все это позволяет считать, что поначалу род и раннеперво­бытная община, родовые и производственные отношения были не тождественны, но в основном совпадали друг с другом. При этом ни род в целом, ни раннепервобытная община в целом не были основ­ной экономической ячейкой эпохи. Часть сородичей, вступая в брак в других общинах, в определенной степени утрачивала связь с ро­дом, а часть общинников, приходя по браку со стороны, лишь отчас­ти включалась в свою новую общину Строго говоря, такой ячейкой была только локализованная часть рода, являвшаяся в то же время костяком, ядром раннепервобытной общины. Именно поэтому тер­мины'«первобытная община» и «родовая община» могут употреб­ляться и очень часто употребляются в одном значении.

Организация власти

В раннепервобытной общине действовал принцип народовлас­тия, при котором определяющее значение имела коллективная воля всех ее взрослых членов. При этом, естественно, особый авторитет

имели зрелые» умудренные опытом люди, очень часто — старшее по­коление группы. Из их среды обычно выходили главари, руководив­шие повседневной хозяйственной, общественной и идеологической жизнью коллектива, однако конкретный характер потестарнои орга­низации мог принимать различные черты. В частности, главари мог­ли быть молчаливо признанными или выборными, а их деятель­ность — относительно самостоятельной или направляемой другими органами власти.

Простейшая организация власти отмечена у яганов и алакалуфов, у которых старшие по возрасту члены общины руководили другими общинниками. К этому близка организация, описанная у части ка­надских эскимосов. Их общины возглавлял старший из трудоспо­собных мужчин, который принимал решения, лишь посоветовав­шись со всеми взрослыми охотниками. В то время как он руководил охотниками, его жена ведала распределением охотничьей добычи. Несколько более сложной была организация власти у аборигенов Австралии, у которых существовали советы старших мужчин, выдви­гавшие из своей среды «больших мужчин» — старейших. Главарем обычно был самый старший, но если он не обладал нужными качест­вами или дряхлел, то создавалось нечто вроде двоевластия номи­нального и фактического главаря. Наряду с «большими мужчинами» имелись «большие женщины», руководившие женской частью об­щины. Бывало, что в раннепервобытной общине имелось несколько главарей, например, глав сезонных хозяйственных групп, на кото­рые периодически распадалась община, или отдельных родов в мно­городовой общине. В этих случаях кто-нибудь из них мог выделяться своими личными качествами и авторитетом, но формального сопод­чинения, как правило, не было.

Власть главаря или совета старейших основывалась на их опыте, примере образцовых действий, интеллектуальном и эмоциональном превосходстве, умении убеждать, иначе говоря, на их индивидуаль­ном или групповом авторитете. Формально она не имела обязатель­ной силы, но редко случалось, чтобы к советам или распоряжениям главаря не прислушались. Важнейшей заповедью, внушавшейся мо­лодежи во время инициации, являлось послушание старшим. Еще важнее другое: власть главаря служила интересам всей группы и, по существу, была конкретным повседневным воплощением ее воли. Поэтому она могла быть поддержана реальными действиями груп­пы. В отношении аборигенов Австралии хорошо известно, что ос­лушника, если он не успевал скрыться, ждала расправа. У андаман-цев, как сообщал о них их исследователь А.Р. Рэдклифф-Браун, не­покорному пришлось бы иметь дело с большинством туземцев, в том