Безопасность теневого рынка и его операторов

Еще недавно неведомое русскому сельскому жителю ино­странное слово "рэкет" теперь прочно вошло в его обиходный словарь. Почти все наши собеседники, которым приходилось самим торговать на рынках, подчеркивают, что рыночный про­давец беззащитен перед незаконными поборами со стороны уголовников. Ниже мы приводим несколько типичных историй, рассказчики которых постоянно выезжают на рынок со своим товаром и, соответственно, так же постоянно сталкиваются с практикой "теневого налогообложения", чем в некотором смысле и является рэкет.

"Чтобы продать хотя бы молоко на рынке - это ведь тоже проблема... Я должна заплатить за место на базаре, за провер­ку каждого вида молочной продукции - отдельно. Становишь-

[74]

ся уже торговать, а там к тебе рэкет подходит и требует день­ги, угрожает... До того, чтобы они сделали что-то, у нас не доходило. Но представьте: к вам подходит человек в два мет­ра ростом и весом в 140-160 кг, тут от одного вида испугаешь­ся. Платят все. Это у нас как будто бы уже и узаконено" (Л.П., домохозяйка, бывший колхозный бухгалтер, Ростовская обл.).

"Вот последний раз на рынке было следующее. Вид у меня -пенсионера - немного затрапезный. Подходит ко мне на шахтинском рынке молодой, стриженый парень, морда большая. Говорит мне: "Привет". А я ему говорю: "Мы что - ровня?". Я повысил голос. А он мне говорит: "Платить-то надо". Я ему ответил в особых выражениях, нецензурных. Ну, он и отстал. Потом подошел к соседней женщине, и та ему заплатила. В основном все платят. Потому что они могут и машину соляр­кой облить: угрожают поджечь" (Ф.Г., пенсионер, Ростовская обл.).

Рэкет является настолько существенным фактором в жизни мелкого сельского предпринимателя, что его даже приходится учитывать при выборе своей хозяйственной стратегии, - по­добно тому, как исправный налогоплательщик учитывает, ка­кой вид продукции или какие хозяйственные операции в большей степени облагаются налогом, а какие - в меньшей. Например, один из наших новгородских респондентов рассказал, что от­казался от производства мяса и целиком сосредоточился на молоке и молочных продуктах, поскольку на том рынке, где он обыч­но торгует, рэкетиры берут поборы с мясных рядов и почему-то не трогают молочные. Надо полагать, что дело тут не столько в сумме этого "уголовного налога", который в процентном выражении, видимо, не так уж велик, чтобы отказываться от бизнеса, сколько в самом унижении и чувстве незащищеннос­ти, которое испытывает человек при столкновении с рэкетом.

С уголовниками-рэкетирами по части поборов конкурирует милиция. Здесь как раз уместно говорить именно о конкурен­ции - скорее даже робкой, чем активной, - а иногда и о коопе­рации, но уж никак не о противоборстве. С хорошим чувством юмора об этом рассказывает уже знакомый нам ростовчанин Н.К., бывший судовой механик, теперь ведущий активный бизнес по производству овощей и посредническим услугам в их про­даже:

"Менты, рэкет - это уже в порядке вещей. Не успеешь из района выехать, так тебя на каждом мосту или при въезде в какой-нибудь город начинают тормозить, проверять. То в на­глую бензинчика попросят отлить, то помидоров отсыпать. У тебя, говорят, много. Ну я, как правило, сиротой прикидыва­юсь, говорю: дети голодные сидят, жене операцию делать нужно. Ну эти, гаишники или как их там - гибэдэдэшники - и не на­стаивают.

Криминал основной на рынке. Приглядываться они начина­ют, как только ищешь, куда машину поставить возле рынка. Обычно подсылают молодых сопляков, лет по 18-20. Вот не­давно в Твери подходят ко мне двое - прилично одеты, лица не бандитские, нормальные - и спрашивают: «Ты к нам на­долго?». Я им отвечаю: «Пока не продам». Они мне: «Уста­нешь. Может, по-хорошему договоримся? Ты нам по такой-то цене отдашь, и езжай в свою Кисляковку». А я им отвечаю: «Я в этой Кисляковке по такой же цене и купил, чтоб сюда привезти». А они: «Ну, тогда делиться надо. Ты же знаешь, все так делают». А я им: «С вами что ли, с малолетками?». Ну, тут начинаются наезды: «А ты Юру Гвоздя знаешь?». Я говорю: «Это которого убили в прошлом году?». Они злиться начинают, так и перебрехиваемся. Они говорят: «Юра Гвоздь тут все держит. Если ты такой умный, то назад машину на себе потащишь». Они могут скаты проткнуть. На стекло лобовое кирпич уронят. Вон моему знакомому машину соляркой поли­ли среди бела дня и обещали поджечь. Ну чего тут поделаешь -приходится откупаться, дашь полтинник - нормально... Иног­да после этих «хозяев рынка» участковые подбегают с папка­ми, начинают всякую туфту нести про регистрацию и прочее. Я им говорю: «А вы у Гвоздя спросите, насколько я приехал,

[76]

зачем. Я ему за это плачу». Ну менты потрутся-потрутся и к кому-нибудь другому цепляются. Обязательно с кого-нибудь или деньжат поимеют или сумку продуктами набьют".

Еще более разительные примеры того, как милиция не только не выполняет свои функции защиты предпринимателя от уго­ловного насилия, но и сама выступает в роли наиболее нагло­го и жестокого рэкетира, приводит ростовский фермер Е. "Все властями делается так, чтобы даже мент-сержант какой-нибудь мог из себя начальника строить, - рассказывает этот предпри­ниматель, имеющий кроме своего фермерского хозяйства еще и несколько торговых точек. - Один раз такой «начальник» говорит моей продавщице в ларьке: «Либо давай мне две бутылки пива, либо вечером сегодня выйдешь и мы с тобой "погуляем". Иначе протокол составлю (придумает за что), и тебя должны будут уволить». Мне это девки рассказали - все в слезах. Я сходил к начальнику райотдела, поговорил об этом случае. Через неко­торое время девчата-продавщицы мне говорят: опять этот «на­чальник" приходил, ругал за то, что мы пожаловались на него, и грозил, что они (менты) будут нас «давить»... Но бывают и просто чудеса. Мои торговые точки на трассе Ростов - Элиста находятся. Проезжих много с различными документами (ФСБ, МВД и пр.). Заехали как-то такие в ларек, а девки мои чек не пробили на кассовом аппарате. Они представились (какие-то «органы») и говорят: сейчас оштрафуем минимум на 10 окла­дов за непробитый чек. Либо, говорят, отоварьте нас рублей на 200. Что делать? Отоварили... Деньги фальшивые как-то какой-то чужой майор милиции менял у нас... У меня дважды грабили ларек, а один раз я выследил воров, увидел их маши­ну, схватил ружье и погнался. Мне помогли знакомые мужики -поймали одного из воров, связали и в РОВД отвели. Я тоже туда пришел, написал заявление и жду, когда очную ставку будут Проводить. А следователь стал юлить и через некоторое время сказал, что его выпустят за недоказанностью улик. Но я же свидетель! И машину их определили. Ну, думаю, дождусь, когда

[77]

будут выпускать этого вора, - разберусь на месте. Дождался. Выпускают его, а кругом менты. Он идет, улыбается и сразу в машину. Машина уехала - и с концами. А мне потом говори­ли, что за это «дело» ребята откупились 093-й (автомобиль ВАЗ-21093)... Я, конечно, мог обратиться в Ростове к «крутым», но подумал, что этого вора-то накажут, а я потом у этой новой «крыши» буду под контролем. Плюнул на все в итоге".

Незащищенность сельского предпринимателя нельзя объяснить лишь коррумпированностью низовых структур МВД, уголов­ными нравами, царящими в милицейской среде (характерно, что милицейский шантажист-насильник не только не потерял службу, но даже и не был наказан), или прямой смычкой ми­лиции с уголовниками. Основой для шантажа и насилия ока­зываются действующие административные и юридические нормы: "участковые с папками" или "мент-сержант какой-нибудь" всегда выступают от имени закона.

Действительно, предприниматель, особенно предпринима­тель мелкий, опутан таким количеством запретов и ограниче­ний в своей деятельности, что милицейскому шантажисту ни­когда не составляет труда придумать, по какому поводу "составить протокол". При этом шантажист рассчитывает, что предпри­ниматель непременно ведет операции в теневой сфере, и как раз и претендует на свою часть от нелегальных доходов. Речь идет именно о доле от нелегальных доходов, поскольку от ле­гального бизнеса, где на учете находится любое движение ре­сурсов, так просто кусок не отщипнешь. В теневой же сфере предприниматель перед угрозой рэкета оказывается практически беззащитен. Более того, действующее формальное законодатель­ство и необходимость вести теневые операции по сути дела прямо отдают его в руки шантажиста.

Наши соображения подтверждаются тем, что, будучи обы­денным явлением в жизни мелких сельских предпринимате­лей, уголовный или милицейский рэкет довольно редко упо­минается в рассказах фермеров и руководителей коллективных

[78]

хозяйств. Даже когда эта тема возникает, речь скорее идет о том, что крупное хозяйство все-таки защищено от прямых уголов­ных "наездов": "Рэкет нами не интересуется, поскольку мы -государственное предприятие, - рассказывает К.П., директор госптицесовхоза (Новгородская обл.)- - Был случай, приезжа­ли выколачивать долги. В Новгороде фирма такая была - «Нива», мы ей и задолжали. Зашел ко мне парень, спрашивает: «У вас КАМАЗы есть?». Я говорю: «Нет». Он: «А трактора?». «Трак­тора есть, старенькие». «А коровы есть?». Я говорю: «Есть». «Ну вот и хорошо: вы должны 130 тысяч - когда можно маши­ну пригонять за коровами?». Я отвечаю: «Да в любое время пригоняйте, только вместе с решением суда. Мы же госпредп­риятие, поэтому без решения суда я вам ничего отдать не могу». Он сразу все понял. А были бы мы акционерным обществом -они бы у нас и забрали, так они и делают. Потом я с этим долгом рассчитался маслом"1. Этот случай, пожалуй, интере­сен тем, что показывает рэкет как некий механизм теневой юстиции, которая возникает как естественная составляющая всей системы теневых экономических отношений.

Руководители крупных коллективных хозяйств, редко под­вергаясь шантажу и вымогательству со стороны рэкетиров,

1 Впрочем, одно характерное свидетельство все же стоит привести: '"Мя­сом пытались торговать на Выползовском рынке, там на нас «наехали». По­требовали денег. Там даже к частникам сразу подходят и требуют платить. Там большой поселок и военный городок рядом. В Валдае весь рынок под контролем чеченцев и других кавказцев. Мясо заставляют продавать и сами скупают за копейки" (председатель кооператива, Новгородская обл.).

Один из наших респондентов поведал об интересном случае сотрудни­чества с бандитами: "Был у нас старый долг и неграмотно заключенный до­говор с энергетиками, от старого председателя остался. Они передали его бандитам. Приезжали ребята с золотыми цепями, пытались угрожать. Я им на это передал свой долг (были тут мне должны, не скажу, кто). В общем, остались друзьями. Сказали: будут проблемы - обращайтесь к нам. Но пока бог миловал, обращаться не приходилось" (СВ., директор кооператива, Нов­городская обл.).

[79]

оказываются, впрочем, совершенно открыты для поборов со стороны непосредственного административного начальства: здесь процветает особенный, административный рэкет и шантаж: мы помним характерный случай (о нем поведал нам А., Рос­товская обл.), когда некий начальник, столкнувшись с фактом сокрытия части посевных площадей под подсолнечником, ни к каким оргвыводам не прибег, но попросту потребовал отгрузить часть полученного теневого урожая в свою пользу.

По мнению некоторых респондентов, теневые отношения между районным руководством и руководителями отдельных хозяйств складываются на основе еще прежних, советских связей и имеют, так сказать, исторический характер: "Связи между районным руководством и руководством колхоза сохранились, -рассказывает наша собеседница Н., учитель труда и черчения в сельской школе (Ростовская обл.). - Это старые связи. Наш председатель СХТ (сельхозтоварищество) раньше был предсе­дателем колхоза. Потом, когда колхоз стал распадаться на от­дельные товарищества, он стал руководителем одного из них. У него были старые связи, и его СХТ развернулось. А другие два распались, потому что у них не было связей, не было по­мощи. А помощь заключается в том, что наш председатель может брать кредиты. Там могут быть и незаконные дела какие-то, которые районное руководство покрывает. Вообще нашего пред­седателя районный глава администрации контролирует. Через своих людей узнает, сколько и чего собрали на полях, сколько начислили людям за работу, где чего утаили, припрятали. А потом использует эту информацию, чтобы держать председа­теля на коротком поводке. И если наш председатель укрывает часть продукции, сдает ее налево и не делится с районными шишками, то когда кредиты дают хозяйствам, так ему в райо­не напоминают о его делах, и никуда не денешься, приходит­ся подчиняться району. Какие там кредиты и куда идут - мы не знаем...".

Однако такая система взаимных (а в представлении учитель­ницы Н. - почти приятельских) услуг все в большей степени

[80]

приобретает черты жесткого и безличного рынка теневых ад­министративных решений, непосредственно влияющих на дви­жение сельскохозяйственной продукции и других ресурсов. Причем наиболее распространенным способом контролировать как легальные, так и теневые рынки является система адми­нистративных запретов и ограничений. Например, устанавли­ваются запреты или определенные квоты на вывоз продукции из района. Чтобы преодолеть этот барьер, надо платить, при­чем, по всей видимости, теневые платежи оказываются здесь более эффективны, чем легальные. По крайней мере, теневые посредники, скупающие продукцию на месте, никаких труд­ностей с вывозом ее за пределы района (и далее, за пределы страны) не испытывают: "Вот сейчас урожай не продашь куда хочешь, а есть постановление, которое запрещает вывозить сельхозпродукцию за пределы района. Только по отдельному разрешению. Я, например, работаю с подсолнечником по экс­портным контрактам с 1992 года с одной фирмой. У нее хоро­шая цена, я имел деньги на валютном счете, платил налоги. В прошлом году в первый раз вышло это постановление - не вывозить за пределы района... А продавать на Луговую, 9. Там находится наш Ростовский элеватор. (Ростовский элеватор, по некоторым свидетельствам, гигант-монополист теневой южно­российской коммерции, связанный с административными струк­турами области и районов. - Авт.) Расплачиваются там сплошь «черным налом». И по районам наделали таких структур. А перекупщики - ничего, свободно ездят и из других областей -Договариваются с властями" (И.Д., фермер, Ростовская обл.)

Таким образом, практически все наши собеседники увере­ны, что местные административные власти района не только не заинтересованы в борьбе с теневыми отношениями, но и намеренно создают для них наиболее благоприятные условия - с тем чтобы извлечь из теневых операций максимальную выгоду для себя. " У нынешней власти один принцип руководства - дать руководителям предприятий и хозяйств немного уворовать, а потом держать их под контролем. Проворовавшиеся руководители, конечно, скорее пожертвуют всем своим хозяй­ством в пользу районной власти, чем пойдут под суд". Такова всеобщая формула современного административного рэкета, со знанием дела выраженная предпринимателем В.Ф., в прошлом руководящим работником районного управления сельского хо­зяйства.

Впрочем, было бы неправильно понимать, что местное на­чальство занимает позицию лишь пассивных потребителей те­невого рынка. Как видим из свидетельств о деятельности эле­ваторов, или о системе кредитования, или об организации новых хозяйств типа упомянутой нашими собеседниками МТС, на­чальство различных уровней, используя свои официальные статусы, стремится к постоянному расширению сферы тене­вых экономических операций. И эта агрессивная стратегия представляет определенную угрозу как для предпринимателей, так и для коллективных хозяйств. Существенный принцип та­кой политики предельно лаконично и четко выразил ростовс­кий фермер И.Д.: "Местная власть именно потому благоволит к руководителям коллективных хозяйств, что ими можно уп­равлять, и имущество колхозное - не их собственность, а зна­чит, его можно забрать". Такие далеко идущие планы состав­ляют, по мнению многих наших респондентов, основу политики властей в отношении современного сельскохозяйственного производства.

Выводы

1. Информация, полученная в ходе исследования, дает ос­нования утверждать: современное сельское хозяйство России опирается не только, а часто и не столько на легальные рынки капитала, орудий труда и рабочей силы, сколько на широко развитые теневые рынки этих факторов аграрного производ­ства. В некоторых случаях в нелегальный оборот попадает также и земля: при всем том, что ее купля-продажа законом не пре­дусмотрена вообще, в современной российской деревне существует не только теневой рынок арендных прав на мелкие уча­стки, но и теневой рынок административных решений, опре­деляющих судьбу больших земельных массивов. Судить о мас­штабах этого явления наши данные не позволяют, но наличие его явных симптомов сомнений не вызывает.

2. Стихийное развитие сельских теневых рынков, как показывают свидетельства, имеющиеся в нашем распоряжении, сопровождается достаточно глубокими институциональными процессами. В постсоветской деревне возникает своя теневая юстиция, складывается свое специфическое контрактное право, заявляют о себе новые, отсутствовавшие при советской власти, агенты рыночных отношений - теневые купцы, теневые банкиры, поставщики теневых производственных услуг (частные микро-МТС), теневая рабочая сила. Есть все основания утверждать, что в деревне складывается новая - рыночная по своей природе - экономическая реальность, позволяющая многим людям не просто выживать, но и достаточно успешно развивать принадлежащие им хозяйства. Поэтому любые попытки обуздать эту нелегальную рыночную стихию методом административного нажима могут принести только вред и обернуться очередным движением вспять. Зарождающийся в теневой сфере новый экономический уклад имеет значительный потенциал, однако его реализация должна быть обеспечена соответствующими юридическими нормами, которые в наибольшей степени способствовали бы его легализации.

3. Судя по высказываниям наших собеседников, новые агенты сельских стихийных теневых рынков обладают относительной - порой значительной - самостоятельностью по отношению к сохранившимся с советских времен и приспособившимся к новым условиям нелегальным бюрократическим рынкам. Однако пока Два этих рыночно-теневых сегмента составляют все же единую систему; новые игроки оказываются нередко вынужденными вступать со старыми (чиновниками) в нелегальные или
полулегальные отношения, покупая нужные им административные решения или оплачивая невмешательство чиновников в их повседневную хозяйственную жизнь. Кроме того, экономическая деятельность за пределами правового поля неизбежно обора­чивается зависимостью от правоохранительных органов, извле­кающих из этого факта определенную теневую ренту и даже более того, нередко действующих в тесном взаимовыгодном контакте с откровенным криминалом.

4. При всем том, что частный капитал проникает на сельские теневые рынки (субсидирование закупок неучтенной продукции, частное кредитование и т. п.), приток этого капитала остается относительно незначительным. При сохраняющейся в деревне практике административного управления хозяйственными процессами и отсутствии надежно гарантированных прав собственности (прежде всего на землю) крупный капитал, без которого деревне, видимо, не встать прочно на ноги, сюда не идет и не пойдет. Косвенно об этом свидетельствует практика государственных кредитных капиталовложений, которые по каналам бюрократических рынков нередко направляются в заведомо неперспективные хозяйства, чтобы затем быть списанными. Картина прогрессирующего развала таких хозяйств, процветающее в них воровство, о чем поведали наши собеседники, -
это едва ли не самые красноречивые свидетельства как заинтересованности чиновничества в сохранении административного управления сельской экономикой и сопутствующих ему теневых рынков административных решений, так и крайней расточительности и бесперспективности такого способа управления.

5. Возникновение в российской деревне параллельно с бюрократическим рынком теневых рынков различных факторов производства (капитала, труда и др.) можно рассматривать как существенные шаги в сторону свободной экономики. И все-таки их значение не следует переоценивать. Во-первых, как показывают свидетельства наших респондентов, этот рыночно-теневой сектор, будучи мелкотоварным, находится на периферии сельской экономики; возможности приложения капитала (а значит, и перспективы его роста) здесь ограничены

[84]

Во-вторых, многие индивидуальные сельские производители зависят от ресурсов коллективных хозяйств; самостоятельно выжить им было бы непросто. В-третьих (и это, быть может, самое главное), среди сельских предпринимателей и в кресть­янских хозяйствах, не испытывающих давления налогового пресса, не обнаруживается каких-либо явных симптомов, свидетель­ствующих о потребности в переходе от нынешних теневых по­рядков к порядку правовому, без которого становление разви­той рыночной экономики попросту немыслимо. В совокупности же все это означает, что без преобразования нынешних - чрез­вычайно неопределенных и запутанных - отношений собствен­ности российское сельское хозяйство имеет очень немного шансов выбраться из того промежуточного состояния между колхоз­ной и рыночной системами, в котором оно сегодня находится. Что касается теневых отношений, то они при таком состоянии скорее органичны, чем противоестественны.

[85]