Чиновник и бизнес. Практика лихоимства

До сих пор мы знакомились лишь с тем минимальным ры­ночным пространством, где происходят сделки, инициирован­ные самими чиновниками: предприниматель здесь выступает в скромной роли покупателя товаров (прав) первой необходи-

[104]

мости, без которых невозможно начать и вести бизнес. Вместе с тем наши собеседники неоднократно указывают на слу­чаи, когда инициатива исходит от самих бизнесменов, предла­гающих представителям власти взаимовыгодные сделки в обход закона. В подобных случаях, видимо, следует говорить уже не о мздоимстве, но о злонамеренном лихоимстве. Употребляя это слово, мы и будем иметь в виду такую форму коррупции госу­дарственных служащих, при которой они вступают в сговор с заведомыми нарушителями действующих юридических норм и помогают им совершить правонарушение или уйти от ответ­ственности за уже совершенные деяния, получая при этом оп­ределенное вознаграждение.

На первый взгляд, действия чиновника, который соучаству­ет в преступлении или покрывает преступника, по своей эко­номико-правовой сути мало чем отличаются от практики "ко­пеечной" торговли разрешениями и лицензиями - за пару автомобильных колес или за автомагнитолу. Действительно, в обоих случаях мы имеем дело с теневой "приватизацией" и пос­ледующей продажей прав, которые чиновнику не принадлежат. Однако есть и существенная разница. Если в первом случае речь идет просто о коррупции, то во втором - о коррупции, сочетающейся с теневым бизнесом, в котором коррупционер выступает партнером предпринимателя на правах владельца и инвестора административного капитала.

И все же мздоимство и лихоимство - не разнородные явле­ния, но лишь разные сегменты одного теневого рынка, четкую границу между которыми провести чрезвычайно трудно. Их органическая близость и существенные различия хорошо про­являются в некоторых переходных, промежуточных вариантах, с которыми знакомят нас наши собеседники. Об одном из них повествует ростовчанин В.Ю., заместитель директора частно­го производственного предприятия.

"У нас установилось своеобразное «сотрудничество» со служ­бой занятости, - начинает он свой обстоятельный рассказ. -Некоторые предприятия города и области участвуют ежегодно

[105]

в тендере на трудоустройство новых работников на своем пред­приятии - по сути, речь о создании новых рабочих мест. Для этого нужно заручиться поддержкой высоких чинов городско­го или районного начальства. Этот конкурс - конкурс только на бумаге, а реальный конкурс заключается в том, кто из ру­ководителей предприятий больше даст чиновнику, который распределяет эти средства. Чиновник пишет бумагу о том, что «мы (администрация) не против того, что данному предприя­тию будут перечислены средства на создание рабочих мест». Контроль в данном случае возлагается на органы милиции, которым нам также приходится кое-что «отстегивать», для того чтобы не приезжали с проверками, сколько реально у нас лю­дей работает, и кто они. Мы им платим, например, строймате­риалами.

Подобный тендер, - продолжает наш собеседник, - это льгот­ный, очень льготный кредит, для того чтобы создать новые рабочие места. Он, как правило, дается на год, и наш руководитель должен отчитываться за использованные средства. Для нас этот кре­дит - от пятисот тысяч до миллиона рублей на год. Его дают по частям. Казалось бы, обернуть этот кредит в свою личную пользу сложно - отчетность серьезная. Поэтому мы, например, укрепляем «периметр» предприятия - или попросту забор, улуч­шаем подъездные пути... (респондент имеет в виду, что создается видимость работы, для чего избираются такие виды деятель­ности, результаты которых с трудом поддаются объективной оценке. - Авт.). Мы отчитываемся за средства, а потом нам могут передать деньги на увеличение мощностей, на средние и капитальные ремонты. Естественно, есть каналы для обна­личивания денег в свой карман. Например, можно покупать официально новый двигатель, а можно отремонтировать ста­рый, а разницу положить себе в карман. Можно покупать какие-то материалы, необходимые для обустройства завода (железо, шифер и пр.), а можно использовать те же матери­алы, которые мы получаем по бартеру за кирпич. Способов много".

[106]

На этом примере отчетливо видно, как элементарное, "про­стодушное" мздоимство бюрократии сочетается уже с теневы­ми манипуляциями значительными общественными ресурсами. На первый взгляд, предприниматель за взятку выкупает у пред­ставителей власти лишь свое законное право на кредит (как ранее, возможно, выкупил законное право на регистрацию фирмы). Но в рассматриваемой ситуации право это данному предприя­тию изначально не принадлежит - его надо выиграть в борьбе с конкурентами. И в результате сделки с чиновником предпри­ниматель покупает уже не только и не столько законное пра­во, но некую привилегию, возможность отстранить конкурен­тов, получить монополию на кредит. Чиновник же, решая, куда направить общественные ресурсы, руководствуется не интересами общества, но лишь собственной частной выгодой и принима­ет решение в пользу того, кто готов заплатить за него дороже и во всех отношениях является наиболее надежным партне­ром. Понятно, что при этом бизнес, который не вовлечен в операции на теневом рынке кредитов, оказывается в проигры­ше.

На представленную нашим респондентом теневую практи­ку интересно посмотреть и в ракурсе контрактного права. Не­сомненно, что акт получения взятки объединяет коррупционе­ра и взяткодателя определенными взаимными обязательствами, которые далеко не исчерпываются в момент подписания доку­ментов о предоставлении кредита. Раз ступив за рамки зако­на, участники сделки уже не могут (да и не стремятся, навер­ное) быстро вернуться в границы правового поля. Замечание респондента о строгой отчетности явно противоречит им же предъявленным фактам вольного обращения с кредитными суммами. Между тем эти факты кажутся вполне закономерны­ми при толерантном отношении контролирующих чиновников: по-видимому, взятка обязывает их быть терпимыми и по отно­шению к последующему разворовыванию кредита. Указание же на то, что в эту систему теневого контрактного права могут быть вовлечены и правоохранительные органы (что, как

[107]

увидим в дальнейшем, подтверждается и другими многочис­ленными свидетельствами), лишь укрепляет нас в мнении о прочности и долговременности этого криминального союза.

Нетрудно понять, почему наши собеседники-предпринима­тели к фактам лихоимства относятся даже более благосклон­но, чем к практике мздоимства: ведь они в данном случае вы­купают не собственные законные права, которыми еще только предстоит выгодно воспользоваться, а право на теневую дея­тельность, выгода от которой очевидна и осязаема. Причем это терпимое отношение к лихоимству должностных лиц прояв­ляется и тогда, когда последние навязывают свои услуги, по­нуждая предпринимателя проявлять активность в поиске не­легальных контактов с представителями государственных органов. "Чуть что, все ищут знакомых, - рассказывает о своем опыте москвичка Ж.В., ведущая розничную торговлю. - Если тебя взяли за жопу – ОБЭП1, налоговая, участковый, - надо искать какие-то подходы, иначе оберут, как липку. Если же насчет тебя уже есть договоренность, то ты пишешь объяснительную: чек не пробит, потому что кассовый аппарат был неисправен - не было электричества. Накладных не было, потому что они были у директора и т. п. И получается, что тебя просто можно по­ругать и предупредить, ну, для острастки оштрафовать (по документам - на две тысячи, а реально - на пять, но ты все равно рад, потому что иначе надо было бы заплатить десять). В общем, это соотношение соблюдается: через посредников платишь половину суммы. Везде люди работают, они предпо­читают получить «на лапу», а не перечислять на какой-то рас­четный счет".

Первое, что привлекает наше внимание в этом рассказе, -ситуативность теневых сделок, отсутствие устоявшихся инсти­туциональных рамок. Возможно, это связано с незначитель­ностью масштабов бизнеса - речь идет об индивидуальном

1 Отдел по борьбе с экономическими преступлениями. - Прим. ред.

[108]

частном предприятии. Не исключено, однако, что в случаях ли­хоимства институционализация развита не столь широко, как при мздоимстве. Да, здесь мы тоже обнаруживаем знакомую фигуру посредника. Но в рассказе Ж.В. он выглядит не столько организатором порядка, сколько агентом безопасности, причем обоюдной - предприниматель в данном случае заинтересован в ней ничуть не меньше, чем чиновник. При столь очевидном двустороннем нарушении закона перевод функционально-без­личных отношений в лично-доверительные особенно важен. Поэтому, может быть, и посредники, берущие на себя эту миссию, здесь не постоянные, а разовые.

Однако при всей ситуативности реакций и процедур в дей­ствиях персонажей просматривается вполне определенная си­стемная логика: все игроки готовы придерживаться заранее известных им единых правил, и ход событий для каждого из них легко предсказуем. Хотя, на первый взгляд, непосредственным инициатором сделки здесь выступает наша собеседница, заметим все же, что за помощью она обратилась лишь после того, как была поймана на правонарушении, - именно этот момент и следует считать началом данной теневой операции. Зафиксировав на­рушение закона, чиновники оставляют предпринимателю вы­бор: или официальные штрафные санкции, или неофициаль­ный, теневой платеж. Причем очевидная готовность, с какой они (впрочем, действуя через посредника) вступают в сделку, дает некоторые основания полагать, что само их служебное рвение, приведшее к раскрытию правонарушения, как раз и было продиктовано надеждой, что "взятый за ж..." предприниматель не будет платить по официальным каналам, но придет к ним и расплатится наличными по теневым налоговым ставкам. Про­сто потому, что ему это выгоднее: по собственным подсчетам нашей собеседницы, ставка платежа снижается при этом вдвое. Таким образом, мы видим, как параллельно официальной на­логовой системе возникает и действует система теневого фискала, одинаково выгодная как предпринимателю, так и конкрет­ному представителю власти. И можем лучше понять, почему,

[109]

по словам уже упоминавшегося в начале этой главы О.В., за­интересованный чиновник всегда знает состояние фирмы луч­ше любого аудитора.

Есть в рассказе Ж.В. и еще одна деталь, наталкивающая на размышления. Эта наша собеседница - едва ли ни единствен­ная среди предпринимателей, которая вскользь проговорилась о неуплате налогов. И это понятно: бизнесмену признаваться в собственных финансовых правонарушениях - все равно, что чиновнику объявлять о том, что он берет взятки. Но если так, то тогда, быть может, слабая институционализация теневых сделок у нашей собеседницы определяется все же не особенностями лихоимства и сопутствующими ему рисками, а микроскопическим масштабом ее бизнеса, в котором штатного посредника и со­держать накладно, да и делать ему особенно нечего? Быть может, и институционализация мздоимства, о которой так охотно и подробно рассказывали наши респонденты, - это одновремен­но и институционализация лихоимства, о чем они, не желая рисковать, почли за лучшее умолчать? Во всяком случае, у нас нет оснований для полной уверенности в том, что персональ­ные посредники и посреднические фирмы не обслуживают одновременно и теневые операции самих бизнесменов, действу­ющих в союзе с чиновником-лихоимцем.

Для этого нет оснований, потому что наряду с рассказом о "цивилизованных" и "законных" отношениях с теми же тамо­женниками у нас есть и свидетельства совсем иного рода. "Бумаги на ввоз товаров в Россию можно оформить и пошлины взи­мать по-разному, - рассказывает уже знакомый нам менеджер коммерческой фирмы Ю.Н. - Дорогие грузы (лекарства, сига­реты, компьютеры, видеотехника и пр.) оформляются под ви­дом продуктов питания, какой-нибудь ваты или барахла. Та­моженникам выплачиваются значительные суммы за то, что они не будут досматривать груз по всем правилам, а пропустят его по поддельным документам. Таким образом, пошлина с барахла в десять раз меньше, чем с партии лекарств. Так же дело об­стоит и с автомобилями, которые перегоняются из-за рубежа.

[110]

Существует гигантское количество «липовых» справок, по ко­торым беспошлинно ввозятся дорогие иномарки... Таможен­ники закрывают глаза на «нарисованные» документы и за мзду пропускают машины и в дальнейшем пошлину с машин взи­мают копеечную".

Однако и эта картина, при всей ее выразительности, нис­колько не расширила наши представления о степени и спосо­бах институционализации чиновничьего лихоимства. Мы ви­дим, что не все на таможне обустроено так "цивилизованно", как нам рассказывали, но нам ведь и не говорили о ввозе в страну контрабандных товаров. Так что высказанное выше предположение о том, что практика лихоимства может обслу­живаться теми же структурами, что и практика мздоимства, остается всего лишь предположением. Тут у нас по-прежнему больше вопросов, чем ответов. А вот что касается экономи­ческой природы описываемого явления, то полученные от рес­пондентов свидетельства дают основания для вполне опреде­ленных выводов.

Принимая решение, противоречащее закону (например, ре­шение пропустить за определенную плату контрабандный груз, выдать кредит или освободить правонарушителя от санкций), чиновник рассчитывает свою собственную выгоду и поступа­ет рационально. Он принимает во внимание вероятную при­быль, которую получит потребитель его решения, и соответ­ственно определяет свою долю. В том, что дело обстоит именно так, можно удостовериться, познакомившись с рассуждения­ми М.И., занимающего высокий пост в кабинете министров Республики Башкортостан. Он поведал нам об одной несосто­явшейся сделке (надо полагать, именно потому и поведал, что она не состоялась). "Сегодня пришел ко мне человек, предло­жил 30 тысяч рублей за определенные услуги, - рассказывает М.И. - Я его отправил обратно, потому что то, о чем он просил, я сделать не могу, - это невозможно на сегодняшний день, никто этого не сделает. И деньги его, естественно, не взял. А если бы от меня что-то зависело, тут мог бы быть другой раз-

[111]

говор. Это нормальная практика. Потому что, предлагая мне 30 тысяч, он сам при этом рассчитывает заработать 300 ты­сяч". Такой видится "нормальная практика" из кресла высоко­поставленного должностного лица, и он не опасается сказать об этом совершенно незнакомому ему интервьюеру.

Размах теневых операций, на который указывают многие респонденты, свидетельствует о том, что во всех предъявлен­ных случаях вероятность применения юридических санкций к участникам теневых сделок весьма невелика. И это является одной из важных причин того, что духом лихоимства оказыва­ется проникнута вся повседневная практика субъектов хозяй­ственной деятельности в России. Причем возможности для коррупции открываются тем большие, чем теснее увязывают­ся рыночные интересы чиновника и предпринимателя. Схемы подобных теневых сделок могут быть приняты самые разно­образные, но суть их всегда одна: чиновник, который по дол­гу службы распоряжается неким общественным благом - зако­ном, государственными материальными ресурсами, кредитами, -по своему произволу наделяет этим благом частное лицо, из­влекая при этом и собственную частную выгоду.

Смычка административного аппарата с бизнесом в деле не­легального распределения общественных ресурсов становит­ся еще более тесной в тех случаях, когда чиновники сами вы­ступают в качестве фактических (хотя формально, может быть, лишь косвенных) учредителей коммерческих предприятий. Анализируя теневую экономику деревни, мы уже сталкивались с фактом организации крупной агропромышленной фирмы "с подачи" и под патронажем районной администрации, работ­ники которой, по мнению наших собеседников, имеют от ее деятельности свою частную выгоду. Такого рода предприятия возникают и в городах. "В Ростове в последнее время взялись за укладку плитки-брусчатки, - повествует многократно упо­минавшийся нами менеджер Ю.Н. - Дело хорошее, и теперь можно спокойно ходить по тротуарам. Но подряд в городе отхвати-

[112]

ла фирма «Тандем», которую никто из строителей и не знал раньше, потому что ее создали и сейчас контролируют город­ские чиновники. Эта фирма не только укладывает плитку, но и производит ее, причем производят ее в ростовских тюрьмах, естественно, нелегально. Чиновники имеют суперприбыль, потому что ни один налоговый инспектор не сунется с проверкой в эту фирму. Хотели некоторые строители ранее получить зака­зы на укладку такой плитки, но им сказали в районных адми­нистрациях о том, что вначале нужно поработать, как говорится, в аванс. Но люди-то знают, что поработав какое-то время бес­платно на администрацию, можно в итоге вообще денег не получить за такую работу. Просто чиновники «кинут» тебя веж­ливо, и попробуй потом в суде объясни свои права".

Это, конечно, взгляд не изнутри, а со стороны, и насколько он объективен и точен, мы судить не можем. Но мы вправе утверждать, что в представлениях некоторых наших респон­дентов, основанных на жизненных наблюдениях, рыночные интересы бюрократии смыкаются с интересами криминально­го бизнеса. Говоря иначе, практика лихоимства закономерно и неизбежно тяготеет к созданию криминальных корпораций, которые, опираясь на административную власть, осуществля­ют контроль над рынками, становятся, по сути дела, их моно­польными распорядителями. Теоретически этот контроль ад­министративного аппарата над рыночными отношениями можно рассматривать как внешнюю, неэкономическую (политическую или юридическую) помеху нормальному функционированию экономики. Но рынок помех не терпит. Любые политические или юридические препятствия, мешающие рациональному эко­номическому поведению человека, рано или поздно коммер-Циализуются, становятся товаром и с наклеенным на них цен­ником вовлекаются в рыночный оборот. Именно этот процесс и интересовал нас в первую очередь при рассмотрении нынешних взаимоотношений бизнеса и чиновничества, и он же будет в Центре нашего внимания в дальнейшем.

[113]

Чиновник и рядовой гражданин: "проблема безбилетника'" (рынок освобождений от воинской обязанности)

Мы не располагаем достаточно обширным материалом, ко­торый позволил бы провести детальный анализ теневых взаи­моотношений между чиновником и рядовым гражданином или, как иногда принято говорить, "физическим лицом". Наемные работники предприятий и фирм, служащие бюджетной сферы, пенсионеры, составляющие большинство наших респондентов, в своей повседневной жизни, судя по их интервью, редко стал­киваются с какой бы то ни было необходимостью обращаться к чиновнику. Социальная позиция этих граждан, как правило, прочно фиксирована, доля каждого из них при распределении прав и прочих общественных благ остается неизменной в дол­госрочном периоде, что сводит взаимный интерес этих групп населения и чиновничества к минимуму. Понятно, что респон­денты, относящиеся к данным социальным группам, весьма редко говорят о личном участии в коррупционных сделках с госу­дарственными служащими. Более того, некоторые наши собе­седники упоминают о таких сделках как раз в связи с неучас­тием в них и, соответственно, в связи с упущенными возможностями, как это делает, например, жительница Уфы В.Д., работающая программистом. "Мы с мужем, честно говоря, люди непрактичные, - сетует она. - Нам иногда просто невдомек, что надо сделать подарок, сунуть что-то. И из-за того, что мы такие «несообразительные» в вопросе о подарках, мы стоим на очереди на квартиру уже много лет, все вокруг уже давно получили. А у меня муж такой, он, знаешь, не пробивной. Он просто этого не умеет. Мне потом сказали, что все что-то кому нужно давали. А мы - нет... И до сих пор живем в общежи­тии. То же с получением путевки в санаторий для ребенка: пока не заинтересуешь кого следует, ничего тебе не дадут".

Впрочем, и представители более активных социальных слоев (легальные или теневые предприниматели и др.) в личном пла­не - как "физические лица" - видимо, обращаются к чиновни-

[114]

кам достаточно редко и лишь тогда, когда обстоятельства жизни требуют позаботиться об изменении доли общественных благ, которую человек имел прежде (например, бесплатно получить муниципальную квартиру или добиться каких-то иных льгот). Если такое перераспределение происходит вне закона (а именно это нас и интересует), то мы сталкиваемся с "проблемой без­билетника", к которой современная экономическая теория от­носит случаи, когда человек стремится незаконным путем уве­личить свою долю потребления общественных благ или уменьшить свой вклад в их формирование.

В полученных нами материалах "проблема безбилетника" представлена, как уже отмечалось, незначительным количеством разрозненных упоминаний о сделках с чиновниками в различ­ных сферах распределения общественных благ (квартиры, пу­тевки, выдача заграничных паспортов и т. п.). Исключение со­ставляет, быть может, и не слишком обширная, но все-таки дающая основание для некоторых умозаключений информация, отно­сящаяся к распространенной практике уклонения от воинской обязанности. Ее мы и рассмотрим несколько подробнее - тем более, что проявляющаяся в ней схема теневых взаимоотно­шений позволяет составить определенное представление об общем характере нелегальных сделок между рядовым гражданином и чиновником.

На существование теневых способов уклонения от военной службы наши собеседники указывают неоднократно - даже и те, кто прямого касательства к воинскому призыву никогда не имел. "С военкоматами я напрямую не сталкивался, - сообща­ет И.П., вузовский преподаватель из г. Иваново, - но слышал о взятках в подобных учреждениях от друзей. Как мне гово­рили, основная проблема в том, чтобы найти подход к военко­му через знакомых или как-то еще, чтобы он поверил, что ты не подставной, и взял у тебя деньги".

Однако при достаточно частом упоминании фактов корруп­ции в государственной системе призыва на воинскую службу технические детали операций на этом теневом рынке никем

[115]

не раскрываются: респонденты указывают лишь, что все сделки тщательно законспирированы. Даже тот, кто дал взятку и го­тов в этом признаться, о подробностях все-таки предпочитает помалкивать. Это, видимо, связано с тем, что при огласке "по­требителю" (взяткодателю) в данном случае грозит не мень­шая, если не большая опасность, чем "продавцу" (взяточни­ку). И дело не только в возможных юридических санкциях. Если сделка расстроится, то молодой человек отправляется служить в армию, что, по общепринятому мнению, даже в мирное время представляет едва ли не большую угрозу его здоровью, а то и самой жизни, чем тюрьма. Вот почему наши собеседни­ки, включая и тех, кто сам становился непосредственным уча­стником подобных сделок, весьма скупо говорят об их дета­лях, а иногда и вообще не осведомлены о них. "Военный билет я покупал, потому что в вузе, где я учился, нет военной ка­федры, - чистосердечно признается К.А., молодой работник частного торгового дома из Ростова-на-Дону. - После школы я учился в техникуме, когда его закончил, мне уже было 19 лет. А нужно было продержаться до поступления в институт. Лег в больницу, отлежался там; потом оформили за деньги отсрочку по медицинским показаниям. В военкомате непосредственно тоже пришлось платить, но подробности, как это все дела­лось, - не знаю, родители занимались этим".

И все-таки, познакомившись с некоторыми свидетельства­ми наших респондентов, мы можем получить хотя бы самое общее представление о характере операций на рынке освобож­дений от воинской обязанности. Прежде всего следует отме­тить, что на этом теневом рынке, видимо, в большей степени, чем на всех прочих, никакая сделка невозможна без услуг про­межуточного теневого оператора, который знает, как, где и когда обеспечить связь между "потребителем" и "поставщиком" ис­комой услуги. Об этом, собственно, и говорит цитированный нами преподаватель И.П. из Иваново. Но если он знает о сделках с работниками военкоматов понаслышке, то москвичка Ж.В. имеет в данном отношении свой собственный опыт: "У нас,

[116]

конечно, нет еще такого, чтобы я пришла в военкомат, а мне там говорят: «Или тысяча баксов - и твой сын служит в Со­кольниках, - или Чечня», - рассказывает она. - Так не делает­ся. Если ты готовишь ребенка в армию, ты уже заранее ко­пишь деньги. Но мало накопить - нужно еще найти, кому их дать. Организуется все через посредника. Лучше всего с по­мощью тех родителей, кто уже прошел через это. Между взят­кодателем и взяткополучателем обязательно должно быть про­межуточное звено. Крупные чиновники сами не берут деньги, чтобы не подставляться. Берет мелкая сошка, и у него в кар­мане что-то оседает, небольшая сумма. Мне лично найти по­средника помогла моя подруга, поэтому я не боялась, что меня кинут. Мы же с пеленок друг друга знаем. Мне это обошлось в тысячу долларов, когда доллар стоил шесть рублей. Мне было все равно, кому эти деньги заплатить: Ивану Ивановичу, Пет­ру Петровичу или в кассу государства. Если бы была офици­альная такса, я бы с удовольствием эти же деньги отдала. Вы поймите - я же плачу за безопасность моего ребенка и за соб­ственное спокойствие".

Из этого рассказа мы практически ничего не узнаем о том, как именно "производится" услуга освобождения от воинской повинности. Упоминание фигуры посредника лишь дает нам основание предположить, что для данного теневого рынка ха­рактерна некая внутрикорпоративная упорядоченность, при которой между чиновниками устанавливаются фиксированные ролевые зависимости. Упорядоченная система конспиративных отношений значительно снижает, наверное, потенциальные издержки, связанные с высокой степенью рисковости опера­ций, хотя вряд ли снимает их вовсе. Но это, пожалуй, и все, что мы можем сказать о характере производства интересую­щей нас услуги. А вот информация о тарифах, действующих на данном теневом рынке, заслуживает более внимательного Рассмотрения.

Сумма денег, уплаченная нашей собеседницей за "безопас­ность ребенка", видимо, и показывает примерный уровень цен -

[117]

щих рынках - например, на рынке нелегальных медицинских услуг, где можно купить фиктивный диагноз (и об этом уже упоминалось), или на том рынке, где приобретается возмож­ность поступить в вуз и, соответственно, получить отсрочку или освобождение от службы в армии (более подробное зна­комство с этим рынком нам еще предстоит). Но цены, по ко­торым работники военкоматов продают свои услуги, сравни­тельно низки не только потому, что у военкоматов есть конкуренты, но и потому, что в конкуренции они проигрыва­ют, ибо гарантировать надежность и качество услуг не в со­стоянии. "За деньги работники военкоматов могут «отмазать» от службы, - сообщает двадцадвухлетний ростовский студент А. - До кризиса можно было 1500 долларов дать военкоматовским работникам, чтобы выдали или военный билет, где бы значилось, что ты отслужил, либо «белый» билет. «Белый» билет лучше, потому что тебя на всю жизнь оставляли в по­кое. Но я слышал, были случаи, когда люди жаловались в органы на то, что здоровым парням выдавали такие документы, а потом была повторная медкомиссия и они все-таки «загремели» в армию".

Отсутствие гарантий и заставляет некоторых потенциаль­ных потребителей данного рынка искать альтернативные спо­собы получения искомой услуги. Интересен в этом смысле рассказ уже хорошо знакомого нам московского предпринимателя М.Ю.: "В военкомат пришел, сказал: «Сын перенес менингит». Справки У меня не было. Тетки потребовали историю болезни или справку, что сын состоит на учете. Тогда я пошел к военному комен­данту и спросил: «Надо приносить справку?». Он сказал: «А зачем? Все равно возьмут. Это повлияет только на род войск, например, или место службы». Поэтому пришлось его просто увозить из страны". Не так уж важно, почему наш собеседник избрал именно такой вариант. Важнее другое: на рынок, где продают услуги работники военкоматов, он не пошел, хотя при его доходах и связях выйти на этот рынок для него не соста­вило бы никакого труда. И если он этого не сделал, то, навер-

[119]

ное, отнюдь не из-за моральной или правовой щепетильности, но только с целью избежать излишнего риска. Он выбрал ме­нее рискованный путь, более надежное вложение своих денег.

Свидетельства М.Ю. и других респондентов дают нам не­которые косвенные основания для того, чтобы прочертить при­близительные социальные границы, за которыми, по-видимо­му, сделки по освобождению от воинской обязанности не проводятся. Очевидно, что на этот рынок не выходят люди, не располагающие доходом, который позволил бы им уплатить взятку в тысячу долларов и выше. С другой стороны, на него не выходят и потребители, которые способны уплатить более значительные суммы денег за более надежные способы, по­зволяющие им или их детям избежать военной службы (на­пример, три-четыре тысячи долларов за поступление и, как мы еще увидим, весьма дорогостоящее обучение в течение пяти-шести лет в вузе). Таким образом, можно предположить, что наиболее вероятными потребителями рынка освобождений от воинской обязанности являются люди, принадлежащие к тому слою современного российского общества, который социоло­ги обычно называют низшим средним классом (в отличие от высшего среднего). Видимо, уровень благосостояния этого слоя в конечном счете и определяет тарифы на теневые услуги во-енкоматовских чиновников1.

Закачивая обзор тех немногих свидетельств об операциях на рынке освобождений от воинской обязанности, которые

1 Некоторое подтверждение нашим предположениям находим в интер­вью военного комиссара г. Москвы М. Сорокина, опубликованного под весьма содержательным заголовком "Служить пойдут больные, бедные и негра­мотные". Среди прочего г. Сорокин замечает: "Сейчас даже в Москве при­зываем много полностью безграмотных ребят. В основном из неблагопо­лучных семей, до 30% - сыновья матерей-одиночек" (Коммерсантъ. 2000. X» 173. 16 сентября.) Очевидно, что речь идет о семьях, никак не способ­ных купить своим детям освобождение от воинской обязанности на тене­вом рынке.

[120]

оказались в нашем распоряжении, мы не можем не процити­ровать еще одного нашего собеседника, который указывает на то, что нелегальные возможности освободиться от военной службы вовсе не исчерпываются теневыми взаимоотношения­ми с военкоматами или медицинскими комиссиями при них. Оказывается, что определенный сегмент этого рынка действу­ет и непосредственно в армии. "Чтобы комиссоваться, челове­ку необходимо дать взятку в несколько сот долларов за нуж­ный диагноз, - считает уже хорошо знакомый нам двадцатисемилетний ростовчанин Ю.Н., менеджер коммерческой фирмы. - Врачи делят между собой деньги, кто-то готовит нужные анализы, кто-то готовит медкомиссию и пр. Поэтому человек порой со 100% здоровьем может уволиться из армии по бо­лезни. За деньги можно также и пристроиться при штабе или служить в гарнизоне хорошего города, а не на далекой «точ­ке». И все это происходит в действующей армии. Один мой товарищ, который собирался в отпуск, не заплатил командиру за него и был по надуманной причине посажен на гауптвахту суток на двенадцать. Там у него забрали новую форму, обря­дили в старую и немного искалечили. И все из-за того, что не дал денег. Раньше мой товарищ привозил взятки регулярно, а в последний раз не привез. Вот и получил".

Анализ коррупции в армии изначально не входил в наши задачи: полученный нами материал позволяет затронуть это явление лишь походя. Но важность его изучения очевидна, и, надеемся, оно найдет своих исследователей.

 

[121]

Сделки с милицией

Милиция и предприниматели

К каждому из наших собеседников мы обращались с воп­росом о том, где бы он стал искать защиту, если бы его иму­ществу или жизни угрожала опасность. Ответы, которые мы получили, указывают на серьезный кризис доверия граждан к государственным структурам и к милиции в частности: явную готовность искать у них защиты выразили немногие. О поло­жительном опыте уже состоявшегося сотрудничества с мили­цией повествует лишь один респондент. Учитывая, что этот наш собеседник является предпринимателем, именно к его свиде­тельству мы и обратимся в первую очередь. "Мне самому при­ходилось иметь дело с МВД. Мы ведь на войне находимся, -повествует москвич М.Ю., как мы помним, наиболее успеш­ный бизнесмен среди наших собеседников. - Со всеми этими бандитскими наездами надо же разбираться. Мне повезло, что один из работников ОБЭП - мой старый товарищ. Мы вместе с этими ребятами спланировали определенную тактику по борьбе с бандитами. Сегодня все сколько-нибудь крупные бизнесме­ны - это выстоявшие в боях полевые командиры. Сегодня Москва здорово взята под контроль РУОПом, а несколько лет назад было просто страшно за себя, за семью. И у меня нет данных, под­тверждающих их собственную криминализированность. Я лично ничего и никогда им не платил. Правда, я пришел туда «от Ивана Ивановича», поэтому моя безопасность была взята под особый контроль".

Случай М.Ю. позволяет взглянуть на проблему как с фор­мально-юридической точки зрения, так и со стороны реаль­ной практики. Услуги по обеспечению безопасности населе­ния формально относятся к категории "общественных благ", распоряжаться которыми избирательно - по своему личному произволу и к своей частной выгоде - никто не должен; рав­ным правом на безопасность обладают все граждане без ис-

[122]

ключения. Но такова лишь формальная сторона дела. Реально же все выглядит совершенно иначе. Это очень хорошо видно на примере М.Ю., который хоть и утверждает, что "никогда не платил", однако тут же ссылается на протекцию "Ивана Ива­новича". В милицейских кабинетах, где распределяются услу­ги по обеспечению безопасности, такая протекция, по-види­мому, давала нашему респонденту существенное преимущество перед другими потребителями, и если даже он действительно не платил денег непосредственным исполнителям, это еще не означает, что в данном случае не было никаких теневых рас­четов.

Вступая в отношения с милицией, М.Ю. располагал капи­талом неформальных связей, а этому капиталу всегда можно дать более или менее определенное денежное выражение в зависимости от того, где и в каких масштабах он находит свое применение. Причем нельзя исключать и вероятность того, что капитал этот был получен в результате непосредственной сделки между потребителем услуги - нашим М.Ю. - и начальством тех милицейских "ребят", которые взяли его дела "под осо­бый контроль". В какой уж там валюте велись расчеты - в дру­жеских взаимных услугах или в наличных деньгах - для нас не имеет особого значения. Важно, что услуги по обеспече­нию безопасности могут иметь свою рыночную цену и предо­ставляться (либо не предоставляться) в зависимости от плате­жеспособности "клиента". Заметим попутно, что для М.Ю. любая форма расчетов вряд ли составит трудность: состояние этого человека позволяет ему иметь собственную виллу в Испании и держать лошадей на даче в Подмосковье.

Как же, однако, складываются взаимоотношения с мили­цией у тех предпринимателей, бизнес которых не защищен ка­питалом неформальных связей? Пользуются ли они правом на безопасность как "общественным благом" или им приходится частным образом расплачиваться с конкретными милицейски-ми работниками? Представление об этом дает рассказ моск­вича О.В., хозяина небольшой фирмы, торгующей дверями:

[123]

"Через две недели после того, как мы открыли наш мага­зин, - проверка. Человек десять в камуфляже, в масках, с ору­жием. «Всем на пол, руки за голову, ноги в стороны!» Моло­денький продавец уже с пола что-то спросил - ему сапогом в зубы. Лежим так, не знаю сколько, может десять минут, мо­жет полчаса, мордой в пол... Меня кто-то за плечо трогает: «Хозяин? Вставай!». Встаю. Майор милиции. Здесь отделение через