Смитфилд: предательство и убийство

 

Субботним утром 15 июня 1381 г. король Ричард и его двор поднялись в мрачном, нервозном состоянии, какое нередко предшествует неприятному и опасному делу. Ведь если хоть что-нибудь пойдет не по плану, если подозрение или ненависть спровоцируют гнев народа, то никто из них, возможно, не доживет до конца дня. Поэтому готовились они не как посланцы на мирную встречу, а как воины, собирающиеся на жестокий бой. Обычно на переговоры никогда не одевали боевых доспехов, за исключением короткого меча или кинжала, считавшихся привычными атрибутами одежды, — иная экипировка сразу же вызвала бы подозрение. Но на этот раз придворные надели на себя самые прочные латы, полностью скрыв их под длинными, свободно ниспадавшими накидками.

Знать не пожалела усилий на то, чтобы заслужить священное одобрение планируемому предательству и обману. С видом отрешенной обреченности простившись со своими женами, сестрами и матерями, они отправились к усыпальнице Эдуарда Исповедника* в Вестминстерском аббатстве, где их встретила процессия босых монахов с огромным, усыпанным драгоценными камнями серебряным распятием.

* Эдуард Исповедник - последний король англосаксонской династии, правивший с 1042 по 1066 г. После его смерти герцог Нормандии Вильгельм (вошедший в историю Англии как Вильгельм Завоеватель) высадился в Англии с огромным по тем временам войском (по некоторым источникам, до 60 тыс. человек) и 14 октября 1066г. при Гастингсе разгромил английскую армию. 25 декабря того же года он был провозглашен королем Англии. При Вильгельме и его преемниках в стране усилился феодальный гнет, и имя Эдуарда Исповедника совершенно незаслуженно получило ореол последнего "народного" короля, якобы радевшего о нуждах простых англичан.

 

Все спешились, король поцеловал крест и в сопровождении свиты прошел в святилище — там все они склонились в молитве вокруг священной гробницы причисленного к лику святых короля Эдуарда. Из заветных хранилищ принесли драгоценные реликвии и пустили по кругу для всеобщего обозрения, восхищения и целования. Как сообщают летописцы, в молитвенном экстазе они рыдали и били себя в грудь. Затем, подобно приговоренным к смерти, все приступили к исповеди. В аббатстве пребывал некий отшельник, при жизни прославившийся своей святостью; уже много лет не выходил он из своей кельи, проводя дни и ночи в посте и молитвах. У него и исповедался сам король, получив тем самым прощение грехов и благословение церкви. Из аббатства обновленная, освященная и духовно укрепленная королевская процессия в количестве 200 человек направилась в Смитфилд. Чуть позади короля скакал мэр Лондона Уильям Уолворт.

В те времена Смитфилд являл собой обширное открытое пространство к западу от городской стены, где еженедельно проводился рынок лошадей и крупного рогатого скота, а ежегодно - ярмарка св.Варфоломея. На восточной стороне был расположен большой приорат св.Варфоломея и больница, основанная этим монастырем более 200 лет тому назад. На территории больницы была еще одна небольшая церквушка, называемая св.Варфоломей-меньший. На западной стороне Смитфилд ограничивала река Флит, в наши дни протекающая под землей. Для встречи было назначено время церковной вечери - час, когда солнце опускается за верхушки деревьев, а туман с реки еще больше сгущает предвечерний мрак.

Повстанцы подошли к восточной части городской стены как раз тогда, когда в воздухе уже повисли сумерки, и расположились лагерем неподалеку от больницы. Легкий ветерок колыхал знамена св.Георгия; тут и там в передних рядах развевались штандарты, данные народу в Майл-Энде в ознаменование доверия и защиты короля. Представители короны остановились на западной стороне Смитфилда. В быстро наступавшей темноте оба лагеря казались друг другу смутной бесформенной массой.

К повстанцам подскакал посланец короля, протрубил сигнал приглашения и ускакал назад. Из толпы на низкорослом коне выехал Уот Тайлер в своем обычном одеянии: капюшон со свешивающимся канатом, просторная туника, чулки и ботинки; на поясе, как всегда, висел короткий кинжал. Сопровождал его всего один знаменосец, держащий над головой символ королевской власти — тот самый, который им вручил не кто иной, как сам король.

О том, что затем произошло на самом деле, летописцы дают довольно противоречивые отчеты, поэтому ниже излагается суть происшедшего и наиболее вероятная последовательность событий.

Тайлер и знаменосец остановились перед королем Ричардом. Знать расположилась в форме вытянутого полумесяца, концы которого были направлены на повстанцев; в центре его находился король. Тайлер спешился и преклонил колено. Король протянул ему руку для поцелуя, однако Тайлер вместо этого пожал ее, как если бы это была рука равного или друга.

"Брат", — сказал он. Брат — королю! Для Тайлера это, без сомнения, была наивысшая и наиболее уважительная форма обращения, но у придворных это неслыханное оскорбление королевской особы вызвало ропот возмущения.

"Брат, — улыбаясь, повторил Тайлер, — возрадуйся, ибо скоро ты получишь от народа свою пятнадцатину, и мы станем добрыми друзьями". (Тайлер имел в виду традиционный налог, который крестьяне сами решили вновь выплачивать королю. Возможно, он заметил нервозное состояние Ричарда и решил этими словами его немного успокоить.)

В ответ король спросил, почему повстанцы все еще находятся в Лондоне и по-прежнему вооружены, если все их желания удовлетворены. Тайлер ответил, что они дали клятву не слагать оружия до тех пор, пока не будут выполнены их последние требования, и, медленно оглядевшись вокруг, добавил, что, если они встретят отказ, знати придется несладко. Затем он громко прочел эти требования, заключавшиеся в следующем:

"...чтобы в Англии не было иного закона, кроме Винчестерского статута*; чтобы судьи и чиновники ни одного человека не ставили вне закона; чтобы ни один человек не претендовал на господство над простым людом; чтобы во всей Англии был только один епископ (ибо нас угнетает великое множество епископов и чиновников); чтобы собственность церкви была по справедливости распределена между членами приходов после того, как будут удовлетворены насущные нужды ныне здравствующих монахов и духовенства; чтобы в Англии больше не было вилланов, а все люди были свободны и равны".

* Винчестерский статут был принят в конце XIII в. при короле Эдуарде I; он гарантировал безопасность личности всем свободным людям, но не распространялся на крепостных. Таким образом, объективно будучи актом прогрессивным, этот статут как бы подчеркивал и ранее бесправное положение крепостных. Прим. ред.

Незатейливая фразеология этих требований не помешала им стать, пожалуй, наиболее радикальными, из когда-либо выдвигавшихся перед правительством за всю историю Англии. Смитфилдская программа, по сути дела, была новым законом, подразумевавшим повсеместное распространение винчестерского статута, введенного Эдуардом I примерно до лет назад. Среди его многочисленных положений простому люду более всего импонировало то, что ответственность за поддержание закона и отправление правосудия возлагалась на них самих - а ведь именно ради этого они в конечном итоге и взялись за оружие. Страшное наказание — объявление вне закона, столь часто использовавшееся против крестьян, — по сути означало, что с юридической точки зрения человек как бы переставал существовать: он не имел права на собственность и полностью лишался какой-либо защиты со стороны закона, в силу чего любой мог его безнаказанно ограбить, унизить и даже убить. Для того времени поистине революционным было требование об экспроприации церкви и проведении в ней определенных реформ, так как этим подрывались самые основы феодальной системы отношений. А требование, "чтобы все люди были свободны и равны", в сочетании с известными нам результатами переговоров в Майл-Энде по сути означало введение принципиально новой формы общества и государства.

Однако король спокойно сидел на коне и кивал головой, как будто его просили о какой-то незначительной милости. Эти полные глубокого политического содержания требования, казалось, ничего для него не означали. В тот момент он или не понимал их истинного значения, или просто не обращал на них внимания, зная, что любые его обещания все равно будут пустым обманом, и помня о решении совета соглашаться на что угодно.

Постепенно напряжение этого важного события начало сказываться и на Тайлере, стоявшем в окружении своих заклятых врагов всего с одним соратником. Он был единственным пешим среди 200 всадников, и от пыли, взбиваемой копытами лошадей, у него пересохло горло и слегка закружилась голова. Он попросил воды и эля, подождал, пока их принесут, прополоскал рот водой и с бесцеремонностью простолюдина выплюнул ее на землю - "в грубой крестьянской манере", как отмечалось в благовоспитанной "Анонимной хронике". Затем поднял кружку с элем, приветствовал ею короля и выпил всю до дна. Почувствовав себя лучше, он вскочил на коня и снова повернулся к Ричарду.

Итак, время для претворения предательского плана знати настало. В сгущающемся сумраке, на достаточном удалении от повстанцев фланги строя знати начали медленно смыкаться, окружая Тайлера и еще больше скрывая его от глаз соратников. Откуда-то из-за спин всадников раздался высокий голос одного из пажей, нервно выкрикнувшего, что этот виллан Тайлер известен всему Кенту как вор и обманщик (обвинение было явно надуманным, ибо Тайлер был родом из Эссекса, в Кенте же до восстания его вообще мало кто знал). Тайлер немедленно потребовал, чтобы юноша вышел к нему, признанному советнику короля и представителю народа, и объяснился. Упирающегося пажа вытолкнули вперед, и затем, судя по всему, последовало бурное объяснение, в ходе которого на Уота посыпались бесчисленные угрозы и оскорбления, направленные на то, чтобы спровоцировать его вытащить из ножен кинжал — предание смерти на месте за обнажение оружия в присутствии королевской особы считалось делом законным и справедливым. Но Уот держал руки на поводьях, хотя уже заметил, что путь к отступлению отрезан. Внезапно мэр Уолворт без повода бросился к Тайлеру, положил руку на его плечо и прокричал: "Ты арестован!" Тайлер сбросил его руку и инстинктивно схватился за кинжал. Уолворт только этого и ждал. Он мгновенно обнажил свой кинжал и дважды ударил им Уота — в шею и голову. Тайлер нанес ответный удар, но его клинок, пронзив мантию Уолворта, наткнулся на железные латы. Только теперь Тайлер понял — его предательски заманили в западню, чтобы убить прямо под знаменем, дарованным ему королем.

И вот Тайлера стремятся поразить уже десятки мечей. Истекая кровью, он из последних сил пришпоривает коня, пытаясь вырваться из кольца и вернуться к повстанцам, но под ударами клинков падает с седла*. До нас не дошло достоверных сведений о судьбе его знаменосца, но вряд ли можно надеяться, что ему удалось спастись.

* "Как только он упал, они сгрудились над ним, и соратники Тайлера не могли, его видеть". — Froissart. Chronicles.

Убийство Уота Тайлера
(с сайта www.historie-fr.com)

 

Итак, первая часть предательского плана удалась — Тайлер уничтожен.Теперь очередь за второй, наиболее опасной частью. Уолворт без промедления ускакал за подмогой. Король Ричард перекрестился, пробормотал короткую молитву и никем не сопровождаемый медленно двинулся по направлению к толпе повстанцев.

В рядах ожидавших крестьян уже ощущалось некоторое смятение. Никто из них не мог с уверенностью сказать, что происходило на другом конце поля, однако кое-кому показалось, что они видели блеск обнаженной стали. Но вот из вечерних сумерек выплыла фигура одинокого всадника. Наступила тишина, ибо все полагали, что это возвращается Тайлер, однако, ко всеобщему изумлению, повстанцы увидели самого короля, приближающегося к ним без свиты и с поднятой в знак мира рукой.

Судя по всему, в тот момент среди повстанцев не было никого из руководителей восстания (во всяком случае, Болла там явно не было, ибо он, скорее всего, находился на пути в Ковентри), поэтому неожиданность возникшей ситуации еще больше усилила общее чувство неуверенности. Часть крестьян по привычке преклонила колена, другие же, наоборот, вставили стрелы в луки или обнажили мечи. Король остановился и громко выкрикнул: "Господа! Все ваши желания удовлетворены. Более того, отныне я сам буду вашим вождем!" В толпе раздались нестройные приветствия, но затем послышались громкие голоса: "А где Уот Тайлер? И почему мы видели блеск стали?" На это Ричард прокричал: "Я посвятил Тайлера в рыцари. Вы видели блеск моего меча во время церемонии посвящения. Следуйте за мной. Я приведу вас к нему". Он повернул коня, жестом человека, привыкшего повелевать, приказал толпе следовать за ним и тронул поводья.

Вызвали ли эти слова у повстанцев особые сомнения? Вряд ли. Ведь теперь давший им свободу молодой король Ричард сам станет их вождем! К тому же, посвятив Тайлера в рыцари, он отдал дань уважения всему народу. И нет ничего странного в том, что он приглашает их пойти и поприветствовать теперь уже сэра Уота Тайлера. Стрелы были убраны в колчаны, мечи спрятаны в ножны. Первые ряды медленно двинулись за королем, за ними последовали остальные. Подведя крестьян к монастырю св. Иоанна, король остановился и приказал им собраться внутри его стен, на пшеничном поле; проходя мимо юного Ричарда, повстанцы выкрикивали приветствия и подбрасывали вверх шапки, он же в ответ милостиво кивал головой. Затем король повернул коня, во весь опор поскакал через Смитфилд, где к нему присоединилась свита, назад, в Королевскую гардеробную. Там его встречала мать-королева, уже знавшая об успешном завершении плана.

Увидев своего сына, короля, она радостно воскликнула: "О мой ненаглядный сын, если бы вы только знали, какую боль и страдания я претерпела сегодня, думая о вас". В ответ король произнес: "Мадам, я в этом ничуть не сомневался, но теперь возрадуйтесь и возблагодарите Бога, ибо час уже пробил. Сегодня я вернул себе наследство и трон Англии, которые я едва было не потерял

 

Разгром и репрессии

 

Прискакав в город, новоявленный магнат, некогда содержатель притонов, а ныне мэр Лондона Уильям Уолворт незамедлительно разослал во все стороны гонцов. По его зову из богатых особняков "торговый князей" к монастырю св. Иоанна потянулись сотни вооруженных слуг и воинов. Туда же был направлен еще один отряд из 5—8 тыс. наемников, во главе которых стоял капитан сэр Роберт Ноллис. Обманом заманенные на ограниченное стенами монастыря пшеничное поле повстанцы вдруг увидели, что выход оттуда полностью блокирован рядами вооруженных воинов и что они оказались в положении, "подобном тому, как в загоне содержат овец, пока хозяин не решит, кого из них выпустить на пастбище, а кого прирезать". Повстанцев охватило смятение. Никто не понимал, что происходит. При них были хартии с королевскими печатями и дарованные королем знамена. Но где же Тайлер? И зачем здесь все эти воины? Ответ им вскоре предстояло узнать.

Два дружески настроенных по отношению к повстанцам ольдермена Сибли и Хорн наблюдали за ходом встречи в Смитфилде с городской стены. Будучи людьми более искушенными в коварстве дворцовых интриг, чем простые крестьяне, они заподозрили неладное и подняли тревогу, призывая лондонцев закрыть все ворота. Но, увы, слишком поздно. Вооруженные отряды знати уже вышли из города.

Отправив воинов к монастырю св. Иоанна, Уолворт со своими людьми поскакал в Смитфилд за телом Тайлера. Место, где он был предательски убит, оказалось пустым, но кровавый след и примятая трава привели их к больнице св. Варфоломея, где они и нашли Тайлера. Объясняется это тем, что несколько соратников Тайлера, отделившись от других повстанцев, нашли его истекавшим кровью, принесли сюда и уложили на кровать настоятеля. Но приспешники Уолворта, ворвавшись в больницу, вытащили еще живого Тайлера на улицу и отрубили ему голову, которую торжествующий мэр тут же водрузил на конец своего копья.

Плотные ряды пеших и конных воинов полностью блокировали повстанцев. Наемникам Ноллиса не терпелось поскорее начать резню, и старому графу Солсбери с трудом удавалось удерживать их порыв. Ведь даже загнанные в безвыходное положение вооруженные повстанцы еще были грозной силой, и атака, особенно если она окажется неудачной, могла только прибавить им решимости сражаться до конца.

Тем временем спустилась ночь, и в тусклом мерцании множества факелов перед повстанцами появился их заклятый враг Уолворт, на копье которого была насажена окровавленная голова их любимого вождя. Это страшное зрелище окончательно лишило повстанцев присутствия духа. Большинство их с плачем и стенаниями бросились на колени посреди вытоптанных колосьев пшеницы. Вперед выехал граф Солсбери и объявил, что, поскольку все желания повстанцев удовлетворены, они должны с миром последовать за рыцарями, которые отведут их от Лондона, а затем спокойно разойтись по своим деревням и манорам. И повстанцы пошли между сомкнутыми рядами вооруженных воинов, прижимая к груди королевские хартии и размахивая дарованными королем знаменами.

Избавившись от основной массы вооруженных крестьян, воины Уолворта, которого за оказанные услуги король уже посвятил в рыцари, вместе с наемниками Ноллиса приступили к "чистке" Лондона. В городе воцарился террор. Опасности лишиться жизни подвергался любой, хоть чем-либо похожий на крестьянина. В Чипсайде была сооружена импровизированная плаха, и скоро камни его мостовых покраснели от крови. Всю ночь туда доставляли всех подозреваемых в участии в восстании и без какого-либо намека на суд или законное разбирательство обезглавливали. Там же были казнены и некоторые из захваченных в городе лидеров восстания — Джэк Строу, Джон Керби, Аллан Тредор и другие. (Если бы они вместе со всеми присутствовали на смитфилдской встрече, исход ее мог бы быть совсем иным.) Утром, Хотя и с некоторым запозданием, городские глашатаи объявили, что всем, постоянно не проживающим в Лондоне по меньшей мере один год, предписывается под страхом смерти покинуть город в течение 12 часов.

Итак, Лондон снова возвращен королю. Его совет, не медля ни часа, рассылает гонцов во все близлежащие графства к баронам и землевладельцам, прятавшимся со своей челядью в лесах, и уже через несколько дней в Блэкхите собирается целая армия вооруженных воинов*. Там и был разработан детальный план "охоты" на рассеявшиеся отряды крестьян.

* По мнению Уолсингхэма, там собралось 40 тыс. человек — "... больше, чем когда-либо ранее". По-видимому, эта цифра преувеличена.

Сам король Ричард во главе крупного отряда выехал на усмирение Эссекса и 22 июня стал лагерем у Уолтхэма, где его уже ожидали делегаты многочисленной группы повстанцев, находившейся в Биллеркее. По правилам войн тех лет, этим людям, бывшим герольдами, посланцами, нельзя было ни чинить препятствий, ни приносить вред; они лишь передавали сообщение и должны были беспрепятственно уйти с ответом. Поэтому делегаты смело предстали перед юным королем, предъявили ему хартии с его собственными печатями и потребовали подтвердить их делами, поскольку теперь его королевской волей они являлись людьми свободными и равными любому господину.

Подготовленный членами совета (они повсюду сопровождали короля) ответ, который король лично объявил делегатам, гласил:

"Ничтожные люди, отверженные и морем и землей, вы, мнящие себя равными господам, недостойны жить... Поскольку вы явились сюда посланцами, оставайтесь в живых, дабы передать наш ответ своим сообщникам... Отныне ваша рабская зависимость будет несравненно более суровой. Ибо до тех пор, пока мы живы и божьей милостью правим этой землей, мы не пожалеем ума, сил и здоровья на то, чтобы ужас вашего рабского положения стал примером для потомков".

Услышав ответ, повстанцы задумались, что же теперь делать: рассеяться и каждому по отдельности заботиться о собственной безопасности (что было вполне возможно) или вместе драться за вновь обретенную свободу и умереть непокоренными людьми. Они решили дать бой, послали за подкреплением в близлежащие деревни, выбрали позицию в лесу и укрепили ее, как могли. 28 июня королевское войско приступило к штурму, пешим и конным строем давя слабую оборону повстанцев. После долгого и ожесточенного сопротивления плохо вооруженные и, разумеется, не имевшие лат крестьяне были вынуждены оставить позиции. Потеряв в бою 500 своих товарищей, они организованно отступили в гущу леса. Не зная, что отряд Джона Врэйва уже разгромлен, они направились на соединение с ним в Сэдбери, дали там свой последний бой, но были наголову разбиты, рассеяны и захвачены в плен. Впереди их ждала страшная казнь на рыночной площади.

Вскоре вся Южная Англия покрылась виселицами и плахами. Верховный судья лорд Трессильян выносил так много смертных приговоров, что виселиц просто не хватало, и нередко на одной перекладине висело девять или десять человек. Террор и ужас свирепствовали целое лето. То тут, то там отдельные крестьянские формирования еще продолжали вооруженную борьбу, заявляя, что действуют от имени и по велению короля, и подтверждая это королевскими хартиями. Поэтому Ричард издал официальный указ, отменяющий все его хартии и лишающий их какой-либо юридической силы. "Рабами вы всегда были, рабами навсегда и останетесь", — говорилось в указе. Резня продолжалась. Руководителей восстания обычно вешали не до полного удушения, потрошили и четвертовали; остальных просто вешали или обезглавливали.

Гриндкобба заманили в западню и схватили в Сент-Олбансе. Для судебного разбирательства его дела была назначена комиссия из избранных жителей города, которым было приказано узнать у него имена всех горожан, принимавших активное участие в восстании. Однако они "не смогли никому предъявить обвинение... ибо все являлись верными подданными короля; иных среди них не было".

Лично председательствовавший в суде Трессильян предложил Гриндкоббу свободу и жизнь, если тот уговорит своих сообщников вернуть хартии и прочие бумаги аббатству. Но он отказался и вместе с 15 другими руководителями повстанцев был предан традиционной мучительной казни "за измену".

Гриндкобб встретил смерть мужественно и благородно. Уже с петлей на шее он обратился к собравшейся толпе с такими словами:

"Друзья! Вы, после стольких лет гнета и бесправия увидевшие крохотный лучик свободы, будьте тверды, и пусть моя смерть вас не устрашит. Умирая за дело свободы, я счастлив, что ухожу из жизни, как мученик".

Джон Болл попал в плен в Ковентри (чем, по всей видимости, и объясняется его отсутствие на встрече в Смитфилде) и был перевезен в Сент-Олбанс, чтобы предстать перед судом Трессильяна. Он ничего не отрицал, соглашаясь со всеми обвинениями без жалоб или сожалений, и был горд тем, что может открыто свидетельствовать в пользу своих убеждений и отдать за них жизнь. Его, конечно, приговорили к немедленной смерти, однако лондонский епископ отсрочил казнь на два дня в надежде, что сумеет уговорить его раскаяться в измене и тем самым спасти душу. Ожидания эти оказались напрасными, и 15 июля Джон Болл был повешен не до полного удушения, выпотрошен и четвертован; части его тела были прибиты гвоздями в "четырех углах Англии".

В Восточной Англии подавлением восстания руководил нориджский епископ Генри Спенсер. Надев под сутану латы и вооружившись огромным двуручным мечом, он лично повел своих закованных в броню всадников на окончательный разгром отряда Джона Листера у Норт-Уолшема, близ Нориджа. Говорят, они убивали поверженных крестьян, как безумные, никого не жалея и не щадя; сам же епископ с пеной у рта разил и крушил своим страшным мечом, "подобно дикому медведю". Плененному Листеру сохранили жизнь только для того, чтобы судить и предать публичной казни. После суда Генри Спенсер снова, как священник, принял у Листера исповедь и дал ему отпущение грехов. Части тела Листера были прибиты гвоздями к воротам городов Харидж, Ярмут и Линн, а также к дому, служившему его штаб-квартирой в Норидже.

После чудовищных жестокостей начального периода подавления восстания, подобных которым не было ни раньше, ни позже за всю историю Англии, страна вновь вернулась к видимости законности, и теперь приговоры подозреваемым в участии в восстании выносились только после судебного разбирательства. Большинству пойманных повстанцев было предложено вернуть королевские хартии и купить жизнь ценой предательства своих товарищей. Однако, насколько нам известно, всего лишь один из них избрал этот путь — священник Джон Врэйв из Сэдбери. Но и ему предательство не принесло особых выгод; его повесили спустя год.

Несмотря на кровавые репрессии, еще многие и многие месяцы в различных частях страны вспыхивали новые волнения: вооруженные крестьяне собирались в лесах, совершали дерзкие налеты на небольшие отряды знати и яростно сопротивлялись, когда их загоняли в безвыходное положение. Сейчас трудно точно определить количество простого люда, погибшего на поле брани или лишенного жизни на виселице и плахе. По данным историка Дж. Р. Грина, их число доходило до 7 тыс. (при этом необходимо учитывать тот факт, что население страны в то время составляло всего около 2,5 миллиона человек).

Следует отметить, что заметное влияние на ограничение репрессий после разгрома восстания оказал фактор нехватки рабочих рук. В ноябре король созвал парламент, который объявил полную амнистию всем, кроме 287 известных повстанцев, все еще находившихся на свободе, и жителей ряда городов, в свое время официально заявивших о солидарности с восставшими.

 

Размышления о восстании

 

Итак, крестьянское восстание было подавлено, и Англия снова вернулась к старым порядкам под властью короля Ричарда П. Оставшиеся в живых отправились по домам, чтобы оплакивать погибших, трудиться, платить старые долги и исполнять волю своих господ. Казалось, мало что изменилось: несколько недель отчаянной борьбы, возвышенная мечта о стране свободных людей, живущих в братстве и не разделенных классовыми, кастовыми или иными различиями, смерть многих благородных людей - а в результате все осталось по-прежнему.

И тем не менее крестьяне одержали важную победу, ибо будущее принадлежало им, а не королю и его совету. В действие вступали силы, намного большие, чем у короля Ричарда, — законы экономического развития. На смену крепостному рабству и феодализму уверенной поступью шла система капиталистических отношений, при которой потомки средневековых крестьян стали неимущими наемными работниками. У истории свои темпы развития. По словам Джека Линдсея, Оливеру Кромвелю спустя 260 лет было суждено завершить то, что начал Уот Тайлер — ликвидировать последние остатки феодального государства.

Стремление народа к свободе не смогли убить никакие репрессии. Напротив, оно все больше крепло и развивалось, изменяясь по мере того, как изменялись условия жизни, в конечном счете став краеугольным камнем национальной политической структуры. У борющегося за свое освобождение крепостного понятие свободы было одним, у свободного фермера-арендатора XVII в. — другим, у неимущего работника периода промышленной революции — третьим, в то время как у мыслящего пролетария нашего времени оно уже включает в себя принципиально новую концепцию экономической свободы, которой можно добиться только общим владением и контролем над производством, а также совместным распределением получаемого богатства и общественных благ. А это в свою очередь означает завоевание ряда основополагающих человеческих прав, например таких, как право на труд.

Если вы, читатель, войдете в Вестминстерское аббатство через западную дверь, то на одной из колонн с правой стороны вы увидите большой портрет в массивной позолоченной раме (первая из известных картин, посвященных сценам из жизни английских монархов), на котором в натуральную величину изображен Ричард II, сидящий с короной на голове и облаченный в парадные королевские одежды. Он еще юноша, лицо его отражает всю прелесть и чистоту молодости, в нем явно проглядывают черты мягкости и даже слабости. Сомневаться в правдивости этого портрета у нас нет оснований. Пройдите немного дальше в святилище, и там на его гробнице вы увидите изображение короля в бронзе. Ричард умер в возрасте 33 лет, и на этом изображении мы видим одутловатое, отекшее лицо преждевременно состарившегося человека, так и не ставшего одним из великих королей Англии, так и не сумевшего сохранить твердости и самообладания, которые он в свое время проявил в Смитфилде. Слабохарактерный, тщеславный, себялюбивый и деспотичный, он постоянно враждовал с окружающей его знатью и парламентом, тратил безумные деньги на личные прихоти, правил страной через фаворитов и в итоге был низложен своим кузеном, сыном Джона Гентского, Генрихом Болингброком, ставшим королем Генрихом IV, а затем заключен в замок Понтефракт, где его либо умертвили, либо он сам

уморил себя голодом. Именно эти последние годы его жизни описаны в известной трагедии Шекспира "Король Ричард Второй".

В Лондоне имеется немало памятников, увековечивающих монархов, воинов, государственных деятелей и войны; есть там и настенные пластинки, повествующие о том или ином историческом событии. Однако до сих пор в столице нет ничего, что напоминало бы о крестьянском восстании 1381 г., хотя оно заслуживает этой чести уже потому, что в нем погибло около семи тыс. англичан. Никаких следов этих великих событий не найти ни в Майл-Энде, ни в Роттерхите, ни в Чипсайде. Правда, в Фишмонгерс-Холл члены гильдии не без гордости покажут вам кинжал, которым Уолворт заколол Уота Тайлера. В Смитфилде, где в более поздние годы по меньшей мере 227 человек приняли мучительную смерть за свои религиозные убеждения, есть две мемориальные доски, посвященные этому знаменательному событию: одну в память о трех своих мучениках поставила небольшая протестантская секта, на другой изображена казнь Уильяма Уоллеса. Еще два столетия тому назад Томас Пейн* писал: "Если бароны заслужили памятник в Раннимиде**, то Уот Тайлер, безусловно, заслужил памятник в Смитфилде".

 

* Пейн, Томас (1737—1809) — английский буржуазный просветитель. Участвовал в войне за независимость США и во Французской буржуазной революции конца XVIII в., внес значительный вклад в развитие буржуазной идеологии США, а также Англии и Франции. Далее в работе о нем будет рассказано подробнее.

** Раннимид — долина к западу от Лондона, где английским королем Иоанном Безземельным 15 июня 1215г. была подписана Великая хартия вольностей. Там и стоит памятник, о котором упоминается в тексте. Место для подписания хартии было выбрано потому, что близ Раннимида находится древний город Уиндзор со старинным дворцом — летней резиденцией английских королей. Дворец, существующий в Уиндзоре в настоящее время, был построен во второй половине XIV в., затем неоднократно перестраивался.

Заметим, что не только левеллеры вдохновляют английских музыкантов, но и другие английские бунтари, свидетельством чего является это диск:

Однако слушать эти песни сейчас мы не будем.

Рассказ о восстании Уота Тайлера Поулсен закончил пожеланием, чтобы Уоту Тайлеру когда-нибудь был установлен памятник.

Так вот, он установлен.

И именем Тайлера назван ПАРК.

Глава II

УИКЛИФ, ЛОЛЛАРДЫ И ДРУГИЕ

 

В английской истории крестьянское восстание Уота Тайлера было не изолированным явлением, а одним из звеньев логически взаимосвязанной цепи из множества вспышек народного возмущения — восстаний, бунтов, актов неповиновения и других форм протеста, вырвавших у правителей страны ряд последовательных реформ, которые в конечном итоге привели к образованию современного общества. И хотя, взятые в отдельности, эти протесты, как правило, не добивались поставленных целей, каждый из них вносил свою лепту, какой бы малой она ни была, в создание таких социальных условий, при которых государство считало для себя более безопасным пойти по пути уступок и введения тех или иных реформ.

Первый из вошедших в историю Англии борцов за права простого люда, Уильям Фитц-Осберт, происходил из благородной семьи; он жил при короле Ричарде I и был более известен под именем Уильям Длинная Борода; в те времена многие люди саксонского происхождения отращивали бороды, как бы символизируя свое неприятие чисто выбритых нормандских завоевателей. "Страстный поборник справедливости и правосудия, — писал о нем летописец Роджер де Ховенден, — он стал опорой и защитником бедняков".

В 1194 г., столкнувшись с необходимостью в короткий срок собрать огромную сумму для выкупа английского короля Ричарда I, плененного герцогом Австрийским*, правительство обложило дополнительным налогом все население и прежде всего богатейший город страны — Лондон. На собрании свободных граждан у церкви св. Павла Уильям Длинная Борода публично осудил новые поборы, назвав их грабительскими и обвинив богатых купцов и ольдерменов в том, что они перекладывают свою долю на плечи трудового народа.

*Ричард I, Львиное Сердце (1157-1199) - король Англии (с 1189 г.). Возвращаясь из Палестины после завершения Третьего крестового похода (1190—1192), он был взят в плен австрийским герцогом Леопольдом. Затем Леопольд передал Ричарда I германскому императору Генриху VI. Пробыв в плену в общей сложности два года, Ричард I был освобожден в 1194 г., когда из Англии Генриху VI прислали огромный выкуп. Прим.ред.

Юстициарий (Юстициарий — верховный судья и наместник королей нормандской династии. — Прим, перев.), коим в то время являлся не кто иной, как архиепископ Кентерберийский Хьюберт Уолтер, приказал арестовать Фитц-Осберта и послал для этого вооруженный отряд. Последовала ожесточенная схватка, в которой один из солдат был убит. Длинная Борода вместе с девятью сторонниками сумел скрыться в церкви Сент-Мери-ле-Боу, получив тем самым право на убежище. Однако архиепископ не посчитался с вековой традицией и приказал поджечь церковь. Задыхающиеся от дыма Длинная Борода и его товарищи выскочили на улицу и после недолгого сопротивления были схвачены. Несмотря на тяжелое ранение, полученное Уильямом во время схватки, его привязали к конскому хвосту и протащили по каменной мостовой до Тауэра, а оттуда — после вынесения смертного приговора — в Смитфилд, где вместе с другими осужденными заковали в кандалы и повесили в присутствии множества людей. Рассказывают, что позже лондонцы унесли цепи, части виселицы и даже верхний слой земли, на которой стоял Уильям Длинная Борода, в качестве святых реликвий. Простой люд ходил на это место молиться; из уст в уста передавались сказания о происходивших там "чудесах".

Такова была участь некоторых из первых англичан, отдавших жизнь в 1196 г. во имя справедливости и простого народа. Как писал в следующем веке историк Мэтью Пэрис, "Уильям Длинная Борода погиб за правое дело защиты бедняков. Если борцов за это дело можно считать мучениками, то по справедливости никто не заслужил этой чести больше его".

Многочисленные акты неповиновения и народного протеста, без сомнения, постоянно происходили по всей стране, но они никем не регистрировались и, как правило, не выходили за пределы той или иной местности. В Англии никогда не было недостатка в "безвестном деревенском герое, бесстрашно восставшем против гнета местного тирана"3.

Память отдельного человека недолговечна; память народа живет века. Наглядным примером тому являются бесчисленные баллады, песни и повествования о Робин Гуде, дошедшие до нас в приукрашенных, изобилующих красочными домыслами и вымышленными деталями сказаниях поколений неграмотных крестьян, ремесленников и мастеровых. В них этот герой предстает перед нами как мужественный предводитель отверженных, которые, укрывшись в Шервудском