Глава 8 дом, который построил Карл

О, строитель дома, ты видишь! Ты уже не построишь дома! Все твои стропила раз­рушены, конек на крыше уничтожен. Ра­зум на пути к развеществлению достиг ис­чезновения желаний.

Дхаммапада

Символическое зна­чение: Значимые атрибуты:

Репрезентация личности.

Вид спереди и сзади, двери и окна, «этажность», комнаты, подвал и чердак, шкафы, наличие людей, зеркала, старые вещи и книги.

Стандартный вари­ант: Основная последо­вательность: Отражение дисба­ланса:

Бревенчатый дом, одноэтажный жилой, но в данный момент внутри никого нет. Посмотреть со всех сторон — найти дверь и войти — обойти и осмотреть все комна­ты, чердак и подвал, шкафы и сундуки.

• Многоэтажный дом, замок, дворец, крепость, хижина, грязь в доме и т. п.

• Нельзя войти в дом (нет двери, дверь заперта, дом чужой и клиент стесня­ется войти и т. п.).

• В доме темно, нет света (или страш­но в темноте).

• В доме есть какие-то люди или су­щества.

• В какие-то части дома (чаще подвал) страшно зайти.

Дом представляет собой один из самых интересных и слож­ных символических мотивов, который содержит большое ко­личество различных «визуальных подсистем». С одной сторо-

ны, эти подсистемы являются интуитивно понятными для со­знания (в жилом доме всегда есть комнаты, окна, двери, пол и потолок, различные предметы), а с другой — обладают повто­ряющимся спектром символических значений. В норме дом обычно представляет собой одноэтажное деревянное строение, с несколькими комнатами, подвалом и чердаком; дом жилой, но в данный момент хозяев, как правило, в нем нет. В дом мож­но войти и осмотреть все его помещения, которые обычно хо­рошо убраны; если где-то есть непорядок, его можно довольно легко устранить (например, подмести пол или протереть пыль).

 

 

Вид дома снаружи — одно­этажное деревянное строе­ние, вокруг могут расти де­ревья. Дом, хотя и деревян­ный, но достаточно проч­ный и обжитой.

Кухня и очаг, обычно есть стол, на котором стоит посуда, какая-то еда, цветы и др.

 

 

 

Кровать застелена, на ней две подушки. Сама спальня светлая и просторная, с большими окнами.

На чердаке или в чулане можно найти детские игрушки, иногда это игрушки или одежда самого клиента.

Если требуется, то в какой-нибудь комнате можно провести небольшую уборку. Мотив дома часто содержит боль­шое количество фиксированных образов, одним из самых серьезных является по­стоянное присутствие внутри какого-то человека, что свидетельствует о «симби-отическом»1 характере межличностных отношений применитель­но к данной фигуре. Довольно часто наличие такой фигуры свя­зано с сильными детскими

фрустрациями — в этом случае фигура обычно подвергается различным динамическим метамор­фозам в процессе прибли­жения к ее исходному об­лику (то же самое проис­ходит, конечно, и на фоне других мотивов — таких, например, как опушка леса, погружение в море или болото).

Образ дома представляет собой различные уровни души. Фасад означает внешний об­лик человека: его личность или его маску. Значение этажей определяется вертикаль­ной и горизонтальной символикой. Крыша и верхний этаж соответствуют голове и разу­му, а также сознательному развитию само­контроля. Подвал, естественно, ассоцииру­ется с бессознательным и инстинктами (по­добно сточным трубам в городской симво­лике). Кухня, где происходит превращение пищевых продуктов, означает место или момент духовных трансмутаций в алхими­ческом смысле.

X. Керлот. Словарь символов

Так, у 20-летнего молодого чело­века с личностной акцентуаци­ей постепенно проявляется (на фоне выраженной возрастной регрессии) вызывающий чувство сильного страха образ одетой в черное старухи с ножницами в руках (при полной сознательной неосведомленности пациента о таких неблагозвучных вещах, как «комплекс кастрации»).

. ' В психоаналитической литературе (и не только) симбиотическая зависимость обозначает низкий уровень зрелости Эго, соответствующий одной из возрастных ста­дий развития ребенка, на которой значимый объект не воспринимается как отдельный.

Различные признаки затрудненности проживания людей в доме обычно отражают также и личностный дисбаланс, в той или иной мере осознаваемый. Например, 23-летняя женщина, находящаяся в состоянии реактивной депрессии из-за неожи­данной и очевидной (в прямом смысле слова) измены мужа видит дом, в котором никто не живет: внутри лежат доски и другие стройматериалы, дом ремонтируется или строится, а пока «жить там нельзя»². Так, у женщины 44 лет с реактивной деп­рессией вследствие внезапной смерти мужа мотив дома рассы­пается на слабо структурированный конгломерат черно-белых образов:

«Серый, тяжелый песок... мокрый, на берегу реки или озера... Зелень проблескивает. Где-то солнце, но я его не вижу. Все тем­неет, очень темно и как-то зябко... Рубленый дом. Угол дома изгибается. Где-то вроде что-то или светит или горит, не вижу, скорее, ощущаю, чем вижу. Странная старинная мебель из чер­ного дерева... очень старая, там никого и ничего нет. Сплошная чернота.

Странная картина — белые серебряные круги, раскрываются крылья на фоне темноты... Подушка, белая кровать, застелено все чистое, прохладное, белое... много белых простыней... Белое белье перед глазами... В огромную бутыль наливают молоко, ввер­ху и внизу темно... Многогранник серебристого цвета, перехо­дит в какие-то пружины... Совершенно нереальный мир... Угол кисета или тетради шелестит... Кто-то дует на уголки... Зак­рывается тяжелой темной обложкой и сдавливается. Очень старые книги, ветхие переплеты... на старых столах черного и коричневого цвета... Белое пятно вырастает... Очень высокое окно, стекла чистые. За окном солнечная погода, как в марте. Круги из фольги, труба, неясно. Раскаленная печь, белая... Ос­татки угля или дров. Старая стена, сыплется побелка. Что-то коричневое, непонятное — коричневый купол вращается. Сле­ды на песке, вмятины странной формы, песочница какая-то. Черный кран, стальные трубы, сменная система труб, они пе­реплетаются, а черный кран один. Какое-то колесо, большое колесо. Обугленный кусок дерева... он уже истлел...

² Подобное часто встречается у женщин в ситуации психологического кризиса при серьезных супружеских проблемах: дом может быть пыльным и грязным; кровать в спаль­не тоже обычно далека от совершенства.

Странная фигура — как застывшая свеча или что-то замерз­шее. Перед глазами что-то белое, плавно перемещается, плава­ет волнообразно. Губы... нет, не губы, странные формы — земля красного цвета, теперь коричневого...

Постройка, кладка кирпичная... не пойму... губная помада, блестя­щая, маслянистая, втягивается в тюбик... Пуговица багрового цве­та... чернеет. Черные пятна, как в автобусе, стекла забрызгива­ются грязным дождем... Старый, облезлый дом, угол дома, пожух-лая, сухая трава, рассыпается от прикосновения в пепел, тлен... Полуподвальное окно... свет за занавеской. Тянет туда спус­титься, окно не открывается... свет тускнет... Начинает бо­леть голова, руки и ноги плавают... Сердце колотится... страх сковывает... во рту сухо».

(Вынужденное переключение на бесконфликтный образ и временный выход из опасной зоны.)

Мотив дома не так-то просто исчерпать — он содержит до­вольно много различных комнат, подвал и чердак, шкафы и сун­дуки. Бывает полезно посмотреть на него сзади, и с этой пози­ции он может сильно отличаться от вида спереди. Как прави­ло, дверь бывает не заперта, и в дом можно войти. Иногда, прав-. да, пациент утверждает, что дом чужой, и в него неудобно заходить или дверь может быть закрыта на ключ. Обычно в та­ких случаях «разрешения» ведущего (явного или неявного) бы­вает достаточно, и эти препятствия удается обойти.

В доме, как правило, бывает несколько комнат, подвал и чердак; некоторые из этих внутренних пространств затемнены; иногда клиенту бывает страшно заходить в какие-то из них (осо­бенно в темные), а в некоторых случаях полезно использовать символическую стратегию очищения — провести уборку поме­щения. Приведем пример — фрагмент работы с клиенткой (Л., женщина 29 лет, проблемы в общении, низкий уровень эмпа­тии и межличностной сензитивности):

— Лодка принесла меня к дворцу... Дворец — ну прямо как в сказ­ке... Сады, фонтаны, цветы везде.

— А как попасть туда?

— Вот какой-то мужчина ходит по саду, похож на лакея. Если я вежливо попрошу его проводить меня во дворец, думаю, он мне не откажет...

— Как он одет?

— Он одет во все светлое.

— Какое впечатление он производит на тебя?

— Я к нему совершенно безразлична, есть он и есть. Он вежливо проводит меня в замок. В замке прекрасные залы, на стенах кар­тины, портреты, высокие потолки, хрустальные люстры. Стол посередине зала, он пустой.

— Накрой его, у тебя ведь все есть... и фрукты, и вино, и мно­гое другое...

— Я накрываю стол и приглашаю этого человека покушать. Он ест вместе со мной. Теперь он предлагает посмотреть другие комнаты. Я согласна, и он немного по-другому себя чувствует, спокойнее и увереннее. Мы идем дальше. Другие комнаты тоже красивые.

— В этой комнате должна быть дверь.

— Да, есть... она странная. Смотрю в замочную скважину — темно...

— Мужчина уйдет, оставив тебя одну на некоторое время, а ты открой дверь и посмотри, что там...

— Это чулан, даже окон нет... Много старых платьев, висят они на гвоздях... Грязный пол, везде паутина, пыль, сальные обои...

— А как ты отнесешься к идее убрать этот хлам?

— А зачем?.. Я не понимаю, зачем мне это надо?

— Это важно и необходимо.

— Мне не хочется это делать. Неужели это надо сделать?

— У тебя на руке кольцо, если надо, то ты увидишь слово «ДА», а если слово «НЕТ», то можешь выходить.

— «ДА»— Придется убирать, так не хочется... Мою полы, уби­раю паутину, выношу эти старые платья... Комната стала светлой, много света, как я люблю. Свет льется сверху, теперь появились стеклянные потолки... Приходит этот мужчина... он доволен, что я сделала дело, до которого у него не доходили руки... Он помогает мне, и мы сжигаем эту ненужную одежду...

— Теперь тебе пора уходить. Какое чувство у тебя к этому че­ловеку?

— Мне не хочется с ним расставаться, он мне стал ближе... Он спокоен и прощается со мной, как с давним другом... Он не пы­тается остановить меня, знает, что я еще приду. Я ухожу.

В доме мы можем столкнуться с различными «заряженны­ми» объектами (чаще всего в подвале, а иногда и на чердаке) и

О таких домах не слыхали мы, Долго жить впотьмах привыкали мы, Испокон веков в зле да шепоте, Под иконами в черной копоти. В. Высоцкий

попробовать вытащить их из теневого регистра, где они на­ходились до сих пор. Так, жен­щина 34 лет с тревожно-деп­рессивным состоянием видит на чердаке письменный стол и тетрадь, в которой она пишет послания для себя самой, а затем на столе появляется старая книга (конечно, под названием «Книга жизни»)³ с прогности­чески позитивными иллюстрациями: вначале шторм, затем ко­рабль в штормящем море, и наконец, корабль в более спокой­ном море под управлением штурмана (конечно, самой клиент­ки). Ни один шторм не может длиться вечно: эту метафору не нужно даже полностью озвучивать — достаточно дать образу раскрыться.

В некоторых случаях дом сначала выгля­дит как ветхая развалина, глиняная ма­занка или шалаш, как на рисунке жен­щины 42 лет с фобическими расстрой­ствами на фоне астенического состоя­ния. Однако эта хижина без стен содержала сильный ресурсный образ — сосуд для омовения с темно-красной жидкостью (конечно, затем превратив­шейся в кровь) — процесс очищения произошел достаточно легко, хотя и пришлось пройти через эмоции страха и отвращения.

В доме мы нередко встречаемся с метафорическим образом неудовлетворенности, зафиксированной на «оральном» этапе. Это какая-то еда (часто молоко и хлеб), которую клиент ком­пульсивно съедает. Оптимальная стратегия в данном случае обычно заключается в мягком подталкивании его к более куль­турному «пищевому поведению» — как на уровне символичес­ких образов, так и в обычной реальности (в то время как пря-

³ Впоследствии эта женщина сама стала использовать книгу для получения психо­логического «прогноза погоды», научившись извлекать из нее значимую информацию, иногда достаточно неожиданную — что-то вроде работы с образом «внутреннего на­ставника» (Rossman, 1992).

мые внушения типа «не спеши», «прожевывай лучше», «не чи­тай за едой» чаще всего могут привести лишь к усилению за­щитного поведения)⁴.

Присутствие в доме какого-то человека чаще встречается у детей и обычно указывает на проблемы, связанные с отноше­ниями с родителями (компульсивная привязанность или дефи­цит заботы), причем уровень психологического дисбаланса может быть значительно ниже, чем у взрослого с такими же образами внутри дома. У так называемых социально неблаго­получных детей, конечно, в имаго-доме гораздо чаще можно встретить какой-нибудь персонаж, как, например, у 12-летнего мальчика, воспитанника детского дома.

Первое занятие

Поляна. Трава — желтая. Деревья рядом — сосна и кусты, лес белый, в лесу овраг. Старые ветки, деревья в овраге поднялись вверх. Видно небо. Светлое солнце светит, но не греет, как ран­ним утром. Тропинка ведет к ручью, вода мутная, холодная, впадает в реку. Вода темно-синяя, берег песочный, торчат ро­гатки рыбацкие. Рядом лес, поляна и сарай; вагон закрыт. Са­рай синий, внутри доски, рядом стройка — строят котлован под дом. От стройки дорога в гору приводит в деревню. Дом кра­сивый, высокий, зеленый, окна белые. В доме старушка у печки. Попросил воды, вкусная, прохладная. Поляна без изменений.

Второе занятие

Поляна. Трава зеленая. Большая роса. Очень красивая. Небо го­лубое, без облаков. Солнце утреннее, яркое. Рядом дорога, ездят машины, тракторы не мешают. Рядом деревня, дом маленький с темными окнами — посветили фонариком. Печь, стол, на сто­ле чайник и коробочка. В доме старичок и бабушка. Попросил попить; вода вкусная, сладкая, прохладная, чистая. Зашел в дру­гой дом, большой и светлый, красивый. Внутри большая печь, две кровати, одна застеленная, другая нет. Вышел из деревни по дороге к лесу; лес березовый, светлый. Маленькое болотце, ря­дом следы трактора, вывозили деревья, выходит на вырубку. Пеньки, между ними посажены маленькие елочки, очень краси-

⁴Так, у одного молодого человека сильное детское внушение «когда я ем, я глух и нем» сформировало компульсивную привычку к чтению за едой (идеальное выполне­ние родительских заветов).

вые. Ветки мягкие, очень приятно трогать, пахнут смолой. На поляне трава подросла, роса высохла, трава стала мягче. Яркое теплое солнце, небо безоблачное.

Ребенок вырастает и уходит из дома родителей, создает свой собственный дом, формируя собственную личность, относи­тельно независимую от родительских скриптов. Но иногда этот дом бывает заселен различными сущностями; в имаго-доме они живут в жилых комнатах и кухнях, в подвалах и на чердаках, в зеркалах и старых книгах.

Например, как эта пугающая фигура в окне дома у 11 -летней девочки (повышенный уровень тревожности) — символичес­кий медиатор биполярных оп­позиций «взрослый — ребе­нок», «сексуальный — асексу­альный», «правое — левое».

Или же это могут быть разные мистические персонажи из от­цовского регистра, как у девуш­ки 16 лет, с детства включенной в систему оккультных метафор, особенно уязвимых для чувства вины и других «наездов» со сто­роны жесткого и ригидного внутреннего самозванца⁵.

Иногда это очень интересные сущности, как, например, у женщины 28 лет, в доме-дворце которой медленно танцует ос­вещаемая бликами многорукая синтетическая сущность, подоб-

⁵ Вообще, освободиться от такого персонажа обычно довольно сложно — ведь это всегда культовая фигура — иногда можно только пригласить какого-нибудь менее кро­вожадного варяга.

ная древнеиндийскому божеству, объединяющая в себе деспо­тичную мать, мужской образ и молодую женщину и символи­зирующая доминирование жесткого материнского программи­рования. Эта фигура постепенно сдвигается из центра динами­ческого образа, но так полностью и не интегрируется в систему личной метафоры (три пары на последнем рисунке: монах с вазой; сексуальные партнеры и центральная пара — медиатор тем эроса и аскезы):

— Какой-то свет... медленно танцующая женщина, очень большая и толстая, по пояс раз­детая... Груди такие... И у нее очень странное лицо...

— Лицо?

— Такое впечатление... без кос­метики, не подкрашена... У нее длинные волосы и три головы... На одной голове в пучок собраны волосы и закреплены костяной булавкой... У нее такое восточ­ное лицо... Похоже, что все час­ти ее тела... как бы не поладили друг с другом, руки натыкаются друг на друга, а ноги совершают осознанные движения...

 

—Хорошо... Что еще?

— Два других лица спрятаны, вижу только затылок у одной... У нее длинные волосы, и она как-то украшена, на шее бирюзовые бусы и фиолетовые прозрачные камни... И вот туловище уже отделяется... Вся украшена браслетами... спокойная, женствен­ная, но не может вырваться из этого своего тела... Она пыта­ется тоже совершать какие-то движения...

—А ее лицо?

— Лицо... классическая красота, красивые глаза... Она уронила камни и не может их поднять, для этого нужно, чтобы все тело наклонилось, и она пытается наклониться, но это туловище ей не дает...

—А третья фигура?

— Третья прячет­
ся... Это мужская
атлетическая фи­
гура, очень рельеф­
ные мышцы и та­
туировка на спине
цветная... Волосы
длинные...

В процессе занятия происходит постепенное рассоединение «склеенных» фигур, начинают всплывать и новые персонажи.

—А его лицо?

— Лицо... Сейчас попробую посмот­реть... Лицо такое приятное, но недо­брое... Это мужское тело, оно жутко раздражено при­сутствием двух женских, но это все одно целое...

—А что он делает?

— Он. пытается не двигаться... Пыта­ется опереться на что-то невидимое, но не может, потому что ничего нет.

Разъединившаяся фигура по­степенно превращается в три отдельные пары, каждая из ко­торых проявляет разные аспек­ты базисной биполярной оси бессознательного: мужское/ женское и связанные с ним (правое и левое, земля и вода, влияние и принятие, солнце и тень, гора и пещера и др.). Кро­ме того, один элемент остается униполярным — архетипичес-кий образ Великой Матери, пока еще почти не прояснен­ный, хотя и несколько утратив­ший свою силу.

Видимый мир понимается как та­нец Шивы. Шива танцует то в оди­ночку, то со своей супругой Парва-ти. Он танцует в окружении пламе­ни, от которого отбрасываются лучи, языки, огонь, энергия. Шива задает себе ритм с помощью бара­бана, сделанного из двух черепов, обтянутых кожей. Этот барабан по­нимают иногда как поле извечного напряжения между мужским и жен­ским полюсами бытия. С. Головин. Энциклопедия символов

Символическое значение мотива дома как репрезентации структуры личности отмечал и Юнг, описывая одно из своих собственных сновидений:

«Несколько лет подряд я ви­дел во сне мотив, в котором я «открывал» в своем доме жи­лые пространства, о которых и не подозревал. Иногда это были комнаты, в которых жили мои давно умершие родители, в которых мой отец, к примеру, оборудовал лабораторию и изучал там сравнитель­ную анатомию рыб, а мать содержала отель для посетителей-призраков... Сам дом являл символ моей личности и область ее сознательных интересов, а неизвестная пристройка пред­ставляла собой предвосхищение новой области интересов и поисков, о которых сознание в тот момент ничего не ведало».

Еще два примера весьма проблемных домов из практики Лейнера:

19-летний юноша с личностной акцентуацией, проблемами в общении представляет большой дом белого цвета, арабского типа, с небольшим количеством маленьких окон, с высокой баш­ней, окошками-бойницами и крестом на вершине. Внутри он ви­дит очень большой вестибюль, который кажется ему холодным. Некоторые комнаты совершенно пусты, некоторые заперты; внутри оборонной башни тоже ничего нет. В погребе грязно; все стены в паутине. На одной из стен пациент видит портрет сво­ей матери. Топором он прорубает дверь в запертую комнату. В комнате, поделенной на две секции, все перевернуто; на посте­ли грязное покрывало; на стене висит распятие, которое как бы доминирует в комнате. Здесь пациент вспоминает мать и ее приятеля, с которым она жила после смерти его отца.

Наверное, излишне пояснять значение башни и бойниц: защитные механизмы подавления доминируют как в структуре

Бог всезнающий милость к тебе проявил, Сто заветных дверей пред тобой отворил. Только двери в свой мир показать отказался, Чтобы лоб ты случайно о них не разбил. Джами

личности пациента, так и в символическом поле. Метафору гряз­ной спальни («измена» матери) можно встре­тить еще в шекспировском «Гамлете» — этой квинтэссенции многих (явно не «терапевтических») метафор — историй нераз­деленной любви-симбиоза Матери и Ребенка. В некоторых слу­чаях дом становится совершенно неотличимым от горы. Такая детская попытка вломиться на небеса, базирующаяся на оппо­зиции абсолютного добра и зла, часто приводит к детскому «простому решению» этой противоположности (например, сек­та, наркотики или самоубийство). Второй пример Лейнера:

19-летняя студентка личностной акцентуацией видит много­этажный дом, поднимающийся выше облаков. Несколько стро­ителей, среди которых и сама пациентка, продолжают стро­ить его все выше. Он такой высокий, что раскачивается на вет­ру. Где-то сбоку видны горные пики, которые уже ниже дома; с другой стороны видно море и корабли. Она продолжает возво­дить строение все выше и, наконец, попадает на небеса — через автоматические стеклянные двери. Страж не пускает ее; она упрашивает его; он куда-то звонит (по-видимому, самому Богу). Появляется женщина в белых одеждах, в венке из роз, черново­лосая и голубоглазая и проводит пациентку куда-то дальше по коридорам. Вся обстановка напоминает картины из научно-фантастических фильмов и производит впечатление холода и какой-то безжизненности. Однако женщина кажется доволь­но приветливой и доброй. Им встречается повозка, которую везут обритые наголо заключенные. В повозке сидит дьявол, внешне похожий на волка, но с рогами и копытами, как у лоша­ди. Женщина, увидев его, падает на колени. Дьявол выходит из повозки — огромный, страшный и очень надменный — и пыта­ется заставить пациентку тоже опуститься на колени. Она отказывается, ее бьют по лицу и по животу; повозка удаляет­ся. Женщина перевязывает пациентку, но та может дальше передвигаться только на костылях. Навстречу им едут воен­ные колесницы с римскими воинами («ужасно гордыми и воин­ственными»).

После смерти моей жены я ощутил некую внутреннюю потребность стать тем, кто я есть, стать самим собой. Если перевес­ти это на язык домостроительства — я внезапно понял, что срединная часть, та­кая маленькая и незаметная между дву­мя башнями, выражает мое «я». Я строил дом частями, следуя всегда нуждам мо­мента. Можно сказать также, что я стро­ил его как бы во сне. Лишь после я увидел то, что получилось: некий образ, полный смысла: символ душевной целостности. К. Г. Юнг. Воспоминания, сновидения, размышления

Как мы уже видели, часто в имагомире интер­претировать вроде и нече­го — все достаточно оче­видно. Основное направ­ление работы заключает­ся прежде всего в поиске продуктивных (ресурс­ных) элементов индиви­дуальной версии транс­персонального мифа. Этот поиск осуществляет­ся как в измененном (трансовом, или «правополушарном») состоянии на уровне те­рапевтической метафоры-образа, так и в обычном состоянии, которое может включить другие, «левополушарные» поисковые механизмы (интерпретация и другие формы «оцифровки» обра­за, к сожалению, неизбежно ведущие к значительным потерям информации). В обоих случаях основная задача ведущего состо­ит именно в ведении, то есть в формировании зоны ближайшего развития с помощью недирективного стиля общения и набора постепенно раскрывающихся терапевтических метафор. В про­цессе работы дом, построенный в имагомире, в итоге может стать нормальным жилым домом, а некоторые люди могут даже попро­бовать воплотить эти строительные идеи как, например, Юнг, а до него — строители пирамид, Стоухенджа или Иерихона.

Застройщик из Цюриха

1. Дом обычно символизирует структуру личности в систе­ме межличностных и природных отношений, представ­ляя собой некоторый системный образ основных лично­стных «направляющих».

2. Как правило, обладает значительным количеством эмо­ционально заряженных символических атрибутов, кото­рые постепенно можно «разрядить».

3. Присутствие в доме людей обычно отражает наличие сим-биотических «детских» зависимостей.

4. Содержит два особо выделенных участка (чердак и под­вал), предоставляющих особые возможности для выявле­ния вытесненных объектов влечений и связанных с ними страхов и запретов.

Глава 9 ЛЕС, ПОЛЯНА...

Символическое зна­чение: Значимые атрибуты:

Стандартный вари­ант:

Основная последо­вательность:

Отражение дисба­ланса:

Вырубите лес, а не одно дерево. Из леса появляется страх. Вырубив и лес и чащу, вы станете свободными.

Дхаммапада

• ближний теневой регистр;

• позитивный социум.

 

1. Фигуры (люди, животные и др.), вы­ходящие из леса, их действия, внешний вид и отношение к клиенту.

2. Деревья, почва и растения, животные и другие обитатели леса.

 

1. Из леса на поляну выходят неагрессив­но настроенные животные, незнакомые дружественные или нейтральные фигу­ры, ребенок, сказочные существа (обыч­но у детей).

2. Лес светлый (или не очень темный), могут появиться животные-помощники, избушка в глубине леса.

 

1. Встать на небольшом расстоянии — подождать, когда кто-то появится из леса, — попробовать войти в контакт.

2. Вход в лес — путешествие по лесу — столкновение с пугающим'образом — нахождение «объектов силы».

 

• никто не выходит из леса;

• выходят чудовища, агрессивные фи­гуры;

• очень темный, нельзя войти в него (болото, чаща, пугающие образы, тревожное настроение).

Образ леса часто возникает самостоятельно, еще при рабо­те с мотивом луга; или же мы можем спросить клиента, не ви­дит ли он где-нибудь поблизости лес или поляну. Например, можно сказать что-то вроде: «Посмотрите и, может быть, сей­час Вы увидите невдалеке лес». Затем можно попросить его по­дойти поближе и остановиться на некотором расстоянии от леса, из которого вскоре может кто-нибудь выйти.

Этот мотив отличается от рассмотренных нами прежде все­го тем, что здесь мы впервые начинаем целенаправленно вы­зывать духов (хотя и без помощи «ловца духов», как пытался делать Карлос-младший). Здесь мы впервые активно пробуем вывести в сознание символические фигуры из «регистра тени». Вспомним базисный трансперсональный символизм образа — Это темный лес, область бессознательного, расположенная (по сравнению, например, с мотивом морских глубин) несколько «ближе» к сознанию. В лесу, как известно из сказок и мифов, живут разные теневые субъекты — разбойники и хищные зве­ри, леший и людоед, темные эльфы и гворны, и поэтому на пер­вых занятиях заходить в лес надо очень осторожно; может быть, вначале лучше постоять и посмотреть. Заметим, что как в има-гомире, так и в волшебных сказках, бывает, что лес не имеет устрашающего вида, во всяком случае, если не забираться слиш­ком глубоко¹. В этом случае лес всегда не очень густой и доста­точно светлый и отражает скорее символику «отдельно взятых» деревьев (позитивный социум, родители), чем леса как психо­логической экосистемы, связанной с опасными диссоцииро­ванными объектами.

Вторым аспектом символического значения этого мотива является его объектный уровень — выходящие из леса фигуры могут быть связаны с референтными фигурами (отец, мать, учи­тель и др.), иногда принимающими неузнаваемый облик, осо­бенно у лиц с серьезными невротическими проявлениями и сильными защитами. Однако довольно часто (особенно у за­висимых личностей) эти фигуры появляются в своем настоя­щем облике. Так, у женщины 36 лет с тревожно-депрессивным

¹ Даже заяц, как известно, бежит в лес только до середины леса, а потом уже бежит из леса.

синдромом и сверхзависимым поведением по отношению к мужу на опушке сразу появляется он, любимый; после него она видит свою мать, отношения которой с дочерью характеризо­вались выраженным сверхконтролем и эмоциональной холод­ностью.

Довольно часто (особенно у детей и подростков) в этом мо­тиве происходят сильные разрешающие события: например, у мальчика 12 лет с невротическим заиканием из леса выходят немецкие солдаты, с которыми он сражается вместе с другими бойцами, и, побеждая страх, выполняет важное задание и спа­сает своих боевых друзей².

Опушка леса — это граница, переход в новый мир, мир бес­сознательных значений, готовых к появлению на уровне созна­ния. Иногда этот переход проявляется в виде затягивающей силы, способной поглотить Эго, и тогда в лесу обычно встре­чаются различные пугающие образы.

Е., мужчина 30 лет, астенический невроз. Вход в чащу. Тихо. Наверное, все замерло. Беззвучно появля­ется раскрытая пасть чего-то.

² Эго, конечно, случай пятнадцатилетней давности — в наше время в лесу преобла­дают немтыри отечественного происхождения.

Порой «черные» метафоры распада и смерти, проявляющи­еся в этом мотиве, раскрывают выраженный дефицит личност­ных ресурсов и саморазрушающую агрессию (Т., учащаяся, 16 лет, наркотическая зависимость). В таких случаях уже первые попытки работать с символами леса (как бессознательных ре­сурсов «верхнего эшелона») часто встречают сильное сопротив­ление со стороны деструктивных субличностей:

Где умный человек прячет лист? В лесу. Если леса нет, то он сажает лес. А если ему нужно спрятать мерт­вый лист, он сажает мерт­вый лес. Г. Честертон. Сломанная шпага

— Вхожу в лес, в лесу тропинка. Прохожу несколько метров и вижу сгоревшие стволы, лес сгорел давным-давно... Поворачи­ваю назад, стволы уже со всех сторон...

—Попробуем пройти это место. Что будет дальше?

— Дальше все сгорело. Это мое место, я его знаю... Если хоти­те, я пойду.

—Хорошо, попробуй.

— Ноги начинают увязать в болоте, все хлюпает...

—Какое время дня? Погода?

— Наверное, 4 часа дня, но здесь нет времени, здесь все одинаково. (Начи­нается сильная тревога, не знает, как выйти, начинает бежать. Резкое уча­щение дыхания. Обессиленно падает, лежит, не поднимая го­ловы.)

— Я вижу здание, которое окружено бетонными плитами. Там деревья зеленые. (Обходит по кругу, чтобы попасть внутрь. Ви­дит в щель, что начинается листопад.) Только что было лето, а сейчас уже осень. (Лезет через забор, но падает — очень высо­ко. Начинает рыть руками под бетонной плитой — попадает внутрь.) На душе становится спокойно. Это заброшенный пан­сион. Все в запустении. Темнеет на глазах. Со скрипом откры­вается входная дверь: там горит свет. Меня там встретит мед­сестра в одежде, которую носили до революции. Здесь никого нет. Все презирают тех людей, которые там, — они убогие, не­излечимо больные. Как бы я хотела поговорить хоть с кем-ни­будь из них. Эти люди не виноваты, что с ними случилось.

—А чем они больны?

— Не знаю. Они все старые, очень старые, молодых неизлечимо
больных тут нет. Одни дряхлые старики... Здание одноэтаж­
ное, но длинное. Но когда заходишь, то внутри оно очень ма-

ленькое... коридор и два кабинета. То ме­сто, где лечили боль­ных, его не стало. В кабинете очень убо­го, истертый корич­невый линолеум, в протертых местах зеленые полосы. На окне занавески. Здесь все умерли.

— Что, даже врачи?

— Больных здесь
нет, они умерли и похоронены здесь... Вижу кладбище в тумане.
Раньше было очень ухоженное, а теперь все покосилось... На мо­
гилах обрывки надписей, только отдельные слова, больше ничего
нельзя прочесть. На выходе кованые старинные ворота. (Идет
по тропинке в лес, там сгоревшие стволы.)

Опушка леса, ждет кого-то на опушке. Я чувствую, кто-то дол­жен появиться. Из леса выскакивает лошадь и начинает бегать по кругу на поляне, как на цирковой арене.

— Угости ее за выступление.

— Она необузданная. На ней нет седла. Ее будет очень трудно остановить. Хотя я знаю, как можно взять под уздцы: у нее есть сбруя. Она меня бесит. (Бежит к ней, хватает под уздцы; ло­шадь вырывается и ударяет копытом. Пациентка чувствует не­стерпимую боль в груди; обхватывает себя руками.) Хочу на нее вскочить, сажусь... лошадь сильно взбрыкивает, но я удер­живаюсь... У меня есть плетка... (Плетка превращается в меч, который сам управляет ею. Она хочет ударить плеткой и бьет мечом. Пытается выдернуть меч, но он застревает, все в кро­ви. Становится жалко, нужно обмыть рану. Находит родник

— он бьет из грязного места, но воду можно набрать. Видит, что у лошади туловище лошадиное, а верхняя часть тела — красивая женщина, которая пытается соблазнить ее. Белые мягкие волосы, пышная грудь, ожерелье из драгоценных кам­ней.)

— Предложи ей выпить воды.

— Она пьет и превращается в грубого и тупого мужика... Лун­ная ночь... дорога к замку. Замок на горе, вокруг замка ров с во­дой. Тревожное ощущение... У замка очень мощные стены, непо-

нятно, для чего такие стены — даже если бы были в 5 раз тонь­ше, никто не мог бы проникнуть. Замок в немецком стиле, его назначение — оборона. Там нет красивых построек, они грубые. Иду туда пешком, поднимаюсь вверх; меня обгоняет всадник в плаще, похожий на хозяина замка. Он не протянет руку помо­щи человеку, которому плохо, хотя это достаточно воспитан­ный человек, он наделен благородными чертами, воспитанный. Его плащ — это покрытие, чтобы не видеть того, что происхо­дит. Дальше — навесной мост на цепях... Я глупо смотрюсь, мне нужна хотя бы лошадь... (Подходит к воротам, такая малень­кая, ничто по сравнению с огромным миром этого замка. До­стала гребешок, причесала волосы и превратилась в прекрас­ную даму, одетую в бархат пурпурного цвета.) Вхожу в ворота. Еще один мост через обрыв. Это уже красивый резной мостик. Здесь живет граф Дракула... Холодная роскошь; огромные ка­менные своды, как в храмах, к