Причины одного и того же выбора

Поворот, предопределивший битву на измор, был неизбежным. Неизбежным он был и для Франко, и для Негрина, и для Рохо, считав­ших, что у них не было иного выбора.

Почему он был таким для каудильо?

Генерал Кинделан, командовав­ший военно-воздушными силами франкистов, в своих «Записях во­енных лет» дает следующее разъяс­нение. Анализируя положение, сло­жившееся к началу августа 1938 года, то есть именно к тому момен­ту, когда подразделения армии Эбро укрепились на подходах к Гандесе и Вильяльбе (взять их в первые дни наступления они не смогли из-за нехватки соответ­ствующей боевой техники), он указывает, что для Франко перед лицом той ситуации, с которой ему пришлось столкнуться, существо­вали три возможных выхода.

Первый сводился к тому, чтобы «оставить за республиканцами» 800 кв. километров завоеванной

207

Председатель совета министров Хуан Негрин (слева) и генерал Висенте Рохо, начальник генштаба Народной армии (в центре) во время посещения фронта.

ими территории и «уйти с музы­кой», с тем чтобы бросить свои силы на другой объект, как он это сделал в 1937 году во время насту­пления на Бельчите в Арагоне. Вто­рой — попытаться спрямить новую линию фронта, то есть урезать часть «мешка на Эбро», как это бы­ло сделано в 1937 году во вре­мя битвы под Брунете. И третий — восстановить фронт в его «преж­нем виде» и использовать успех для последующей большой опе­рации.

Генерал Кинделан ошибался в своем анализе ситуации. Помимо трех возможных выходов из ситуа­ции был и четвертый. В чем он заключался?

Ответ на этот вопрос дает Ма­нуэль Тагуэнья, командовавший XV корпусом армии Эбро, в своей уже упоминавшейся книге.

«Самым простым делом для на­ших противников, — пишет он, — бы­ло бы оставить нас там [на правом берегу реки — Ж. С] и сосредото­чить главный удар в направлении Лериды-Барселоны, не прекращая давить на нас, чтобы воспрепятствовать отводу наших резервов. Путь, ведущий к сердцу Каталонии и к ее оккупации, был свободен, и, если бы армия на Эбро не перешла бы немедленно реку в обратном на­правлении, она была бы окруже­на... а наши противники, таким образом, одержали бы победу зна­чительно раньше и тысячи их сол­дат не встретили бы смерть на дне бесчисленных оврагов, которые они вынуждены были перехо­дить, атакуя наши позиции под непрерывным огнем нашего ору­жия».

Из четырех возможных для него ответных ударов Франко, как из­вестно, в конце концов выбрал третий.

Мы говорим «в конце концов», потому что, когда «генералисси­мус», не предусмотревший насту­пления, начатого республиканцами 25 июля 1938 года, склонился в пользу третьего решения, это вы­звало глухое недовольство части ведущего командного состава его войск. Как начальник его главного штаба генерал Вигон (мы знаем это по его воспоминаниям), так и генерал Ягуэ живо воспротивились этому решению. А генерал Аранда пришел в такую ярость, что «ударом кулака сломал стол».

Что касается генерала Рохо, то он считал, что, поскольку насту­пление утратило свою первона­чальную стремительность, не было другого выхода, как «сопроти­вляться» на месте.

«Сопротивляться, — пишет он, — значит развить до конца общий за­мысел операции, имевшей двойной аспект — военный и политический».

В конечном счете, как мы видим, каждый из двух противоборствую­щих лагерей избрал добровольно битву на измор.

Франко — для того чтобы поддер­жать свой престиж не только в своем окружении, но и среди своих зарубежных покровителей, Гитле­ра и Муссолини, находившихся под впечатлением форсирования Эбро армией в 100 тысяч человек (по то­му времени выдающийся подвиг).

Негрин и Рохо, помимо страте­гического успеха, на который они возлагали надежды, считали, что, чем дольше удастся затянуть со­противление на фронте, где дей­ствовали великолепно обученные войска, тем больше они будут сковывать противника, нанося ему в жестоких сражениях тяжелые по­тери.

Битва на измор, длившаяся с 3 августа по 15 ноября 1938 года в из­лучине Эбро (взятой республикан­цами), была самой жестокой, самой кровавой из всех битв войны в Испании.

Потребовалось не менее 7 насту­плений, растянувшихся на 103 дня, чтобы пространство, завоеванное за неделю 100 тысячами бойцов ар­мии Эбро, шаг за шагом отходило бы к атакующим, численность ко­торых превышала 240 тысяч и которые располагали не менее чем 350 истребителями и бомбардиров­щиками, почти постоянно находив­шимися в действии в течение дня, и более чем 300 орудий всех калиб­ров. Никогда ранее, ни под Бруне­те, ни во время Теруэльского сра­жения и разгрома в Арагоне, фран­кисты не имели такой ударной силы, сосредоточенной на столь ограниченном участке.

Нет историка, в какую бы сторо­ну ни склонялись его симпатии, не признавшего бы, что стойкость, сплоченность и героизм, про­явленные республиканскими сила­ми, достигли своего апогея в сра­жениях в излучине Эбро.

Будучи свидетелем этого жесто­кого, этого нескончаемого испыта­ния, несмотря на прошедшее с той поры время и его губительное воз­действие на память, я сохранил в самой глубине своего существа це­лую сокровищницу образов, ко­торые возникают, как при щелчке

208

затвора, достаточно мне услышать слово «Эбро».

Среди насилия неистовствующей техники — люди, напряженные, с во­сковыми лицами, настороженным взглядом, подобием улыбки на гу­бах и внезапно идущей из самой глубины их существа точностью движений, требуемых битвой. Люди, побеждающие страх перед пы­лающим небом, прочеркиваемым пикирующими штурмовиками, беспощадно устремленными к на­земным целям, а с середины авгу­ста — истребителями, описывающи­ми перед схваткой широкие круги, рыча моторами и оглушая отрыви­стой дробью пулеметов.

В такие моменты мне часто при­ходила в голову мысль, что, если бы люди вкладывали в свои мирные дела хотя бы частицу того неистовства, какое они проявляют, когда смерть гонится за ними по пятам на поле боя, многие за­тяжные проблемы разрешались бы быстрее.

Сейчас, по истечении времени, становится явным, что если бы во­енный механизм Народной армии к концу сентября 1938 года мог бы восполнить свою ударную силу самолетами, орудиями (все они уже сильно пострадали), исход битвы на измор был бы иным, чем тот, что уже тогда можно было предвидеть с учетом неравенства в вооружении.

В своей книге «Героическая Ис­пания» генерал Висенте Рохо ка­сается вплотную этой проблемы. В частности, он пишет: «Начальные успехи операции и вызванное ими упорное сопротивление повлекли за собой столь значительное увеличение помощи, получаемой про­тивником из-за рубежа, что испы­тываемое нами неравенство в си­лах значительно возросло». И он добавляет: «В битве на Эбро не бы­ло победы боевой техники над не­опытными и раздробленными войсками, равно как не было мораль­ного превосходства противника. Но зато проявило себя в полной мере страшное несоответствие во­енно-технического потенциала той и другой стороны. Что касается боевого духа, по существу своему необходимого для того, чтобы ве­сти любую борьбу и одержать по­беду, тут еще раз подтвердилось, что одного его было недостаточ­но, чтобы закрепить совершенное нами завоевание [территории — Ж. С.]. Поэтому рано или поздно битва на Эбро должна была завер­шиться нашим отходом, отходом, на который рассчитывал [против­ник] с первых дней августа и который произошел три с половиной месяца спустя, когда он стал непре­ложной необходимостью».

Но прежде, чем перейти к этому, нам следует рассмотреть этапы противоборства, встревожившего покровителей каудильо (Гитлера и Муссолини) в такой степени, что дуче, обращаясь к своему зятю графу Чиано, министру иностран­ных дел, в приступе гнева сказал ему: «Запиши в свой дневник [Чиано, как известно, вел дневник, сохра­нившийся и опубликованный на не­скольких языках — Ж. С]. Сегодня, 29 августа, я предсказываю пора­жение Франко. Этот человек не умеет вести войну или не хочет ее вести. Вот красные — те дерутся, а Франко — нет!»

Следует отметить, что дуче не впервые высказывал свои сомнения относительно военных талантов каудильо. Для нас эта сцена пред­ставляет интерес не только в си­лу своей пикантности. Интересна она тем, что, несмотря на все вооружение, посланное им Франко, сам Муссолини громогласно кон­статировал, что больше месяца после начала республиканского на­ступления военное равновесие между армией Франко и Народ­ной армией все еще не было на­рушено.