Прорыв, в который устремились сотни тысяч человек

 

25 и 26 июля 1938 года шесть ди­визий, находившихся под коман­дованием полковника Модесто и разбитых на три армейских корпу­са — V под командованием Листера, XV под командованием Тагуэньи и XII, дислоцировавшийся на реке Сегре, под командованием Веги, — стремительным маневром заняли территорию в 800 кв. киломе­тров — 20 километров в глубину и 40 в ширину — на правом берегу ре­ки. И это несмотря на то, что фор­сирование Эбро в двенадцати пунк­тах произошло отнюдь не с предус­мотренной в плане операции син­хронностью.

В течение ночи и на рассвете 25 июля, то есть в первые же часы сра­жения, Народная армия проявила в наступлении ту же боеспособность, какой она обычно отличалась лишь в обороне. Верховное командова­ние не ошиблось, делая ставку на моральный дух и боевые качества войск, на которые была возложена задача форсировать Эбро у ее за­падной излучины.

Те, кто задумал это наступление, содержавшее, как и любое челове­ческое начинание, элементы риска, следили за его развитием в атмос­фере напряженности и тревоги.

В этой связи генерал Рохо рас­сказывает: «В нескольких киломе­трах от реки, где на возвышенно­сти находился командный пост, с которого просматривалась буду­щая зона операции, мы, а было нас двенадцать или пятнадцать, молча­ли, охваченные тревогой... считая минуты. Напрягая слух и зрение, стараясь проникнуть взглядом в густой мрак, мы ловили малейший шум, доносившийся до нас. Но ночь, спокойная, темная, была не­проглядной, а тишина все более на­пряженной. Кто-то из нас нарушил молчание и бросил идущую от сердца фразу: „То, что мы ничего не слышим, — лучшее доказательство, что все идет хорошо”. Никто ему не ответил. Наконец мы полу­чили первое известие из XV корпу­са. Телефонист передал нам доне­сение командира части, находив­шегося на правом берегу реки, всего несколько слов: „Операция началась, все идет хорошо”.

Сообщение было как нельзя бо­лее ясным, но лаконичным. Наша любознательность не была им удо­влетворена, мы хотели знать боль­ше. Как раз в этот момент слева от командного пункта, на участке, где расположился V корпус, прозвучали первые пулеметные очереди. За­стали ли наших врасплох при пере­праве через реку или же началось сражение на другом берегу? Мы попытались узнать это, попросив связать нас по телефону с V корпу­сом. Но это оказалось невозмож­но: связь была прервана. Мы пре­бывали в неведении относительно происходящего.

Но вот вскоре раздались первые орудийные залпы вражеской ар­тиллерии, которая с этой минуты палила без устали. Судя по всему, форсирование реки было обнару­жено противником, и началось сра­жение. Не могло быть иначе.

Необходимо было узнать, где и в каких условиях шел бой. Куда су­мели проникнуть наши силы? Скольким удалось переправиться на другой берег? Лишь два часа спустя [после начала битвы — Ж. С] начали поступать сообще­ния: такой-то батальон перешел реку; в одном из мест форсирова­ния лодки были обнаружены, но, хотя по ним открыли огонь, они продолжали продвигаться, ведя бой, и, несмотря ни на что, высадка была произведена; несколько ко­мандиров бригад уже находились на правом берегу, форсирование реки не удалось лишь в одном (из двенадцати) предусмотренных пунктов, снаряд ударил по судну...

Не заставили себя ждать и дру­гие сообщения, подтверждавшие успешный исход. Многие сторо­жевые охранения противника были захвачены врасплох... Войска мя­тежников отступали в направлении селений. Бой шел в окрестностях Миравета и Фликса, но наши аван­гарды достигли цели. Когда рас­свело, мы поняли, что победили».

Командующий армией Эбро Хуан Модесто в своем первом офи­циальном сообщении, подводя итоги, писал:

«Все те, кто должен был перейти, перешли; те, кто поначалу столк­нулся с помехами, переправились через соседние участки; Миравет и замок были взяты; наши пере­довые отряды достигли своих первых намеченных объектов; все пешеходные мостки были спу­щены... переход наших сил в целом начался. Вновь был дан приказ не задерживаться у очагов сопроти­вления на (правом) берегу реки и продолжать двигаться вперед, к более отдаленным объектам; на нашем левом фланге противник от­чаянно сопротивляется; на правом фланге была перерезана дорога, связывающая Мекиненсу с Файоном, и были захвачены артилле­рийские орудия; наши потери неве­лики; в плен нами взято 150 чело­век».

Что стояло за этим сообщением, переданным в телеграфном стиле, если попытаться раскрыть его? Все очень просто.

Операции, с помощью которых

201

осуществлялся главный удар, по­зволили силам XV и V корпусов проникнуть в глубину на правом берегу Эбро. Что же касается от­дельных операций, имевших вспо­могательное значение, то одна из них удалась частично (в направле­нии Файона), а другая, в направле­нии Ампосты, полностью сорва­лась, в силу чего им не суждено было сыграть отведенной им роли: задержать противника к северу и югу от фронта, чтобы отвлечь его от наиболее важных направлений удара.

То, чего не было в первом сооб­щении командующего армией Эбро, поскольку он еще не распо­лагал информацией, так это изве­стия о жестоких и яростных боях, завязавшихся повсюду, как только прошел эффект внезапности.

В действительности наступление не было военной прогулкой, как можно было бы предположить, чи­тая некоторых прореспубликанских авторов. В своей книге «Битва на Эбро» Жоан Льарк (Joan Llarch), рассказывая о главных со­бытиях 25 июля с точки зрения франкистов, отмечает жестокость схваток, которые позволили респу­бликанцам прорваться к Файону, небольшому населенному пункту.

«В час ночи, — пишет он, — [респу­бликанцы] открыли себе путь на Флике. Силы националистов задер­жали их продвижение интенсивным оружейным огнем... Наступавшие продвигались в темноте, стреляя перед собой. Ночной мрак был про­шит огнем минометов, освещав­шим округу. Пулеметы в свою оче­редь выбрасывали языки пламени, разгонявшие мрак, в то время как пехота продвигалась ползком, па­ля из автоматов, чтобы защитить себя от стрельбы националистов... Со всех сторон раздавалась стрель­ба, но натиск республиканских войск позволил им прорваться до заводских зданий... Сопротивление продолжалось до 14 часов 25 ми­нут, когда гарнизон исчерпавший свои боеприпасы, сдался.

Неподалеку оттуда, в Рибаррохе, части XV корпуса, беспрепятствен­но форсировавшие реку, были встречены на подходах к городу интенсивным огнем. Начальник гарнизона, не располагая доста­точными силами, чтобы удержать городок, вооружил милицию (ФЭТ и ХОНС *) и продлил сопротивле­ние до 5 часов 30 минут утра. Не­много погодя он вынужден был сдаться из-за нехватки боеприпа­сов».

Дальше к северу от излучины Эбро франкистам удалось задер­жать продвижение 42-й дивизии, входившей в XV корпус, у самых стен местечка Файон, так и остав­шегося в их руках.

Что касается операции, начатой в направлении Ампосты, то есть в южной части фронта, возложенной на 14-ю интернациональную брига­ду, она окончилась полным разгро­мом интербригадовцев. Огромные потери понесла группа пловцов из батальона «Вайян-Кутюрье»; пере­биравшиеся вплавь, они были встречены интенсивным огнем из автоматов еще до того, как ступи­ли на правый берег. Не больше по­везло и батальону «Андре Марти». Его лодки были преждевременно обнаружены, часть из них была по­топлена, а часть обороняясь, по­вернула назад. Только батальону «Парижская Коммуна» удалось установить на правом берегу пред­мостное укрепление длиной при­мерно в 400 метров.

Позже Марсель Санье, командо­вавший 14-й интербригадой, выну­жден был констатировать, что «причины нашей неудачи были взаимосвязаны, и их было несколь­ко. Прежде всего, наши лодки при­были с опозданием из-за аварии, случившейся с перевозившими их грузовиками. Затем телефонная связь оказалась просто-таки никудышной. Может быть, сыграло свою роль и то, что мы все с само­го начала ждали молниеносного успеха... Мы слишком понадеялись на фактор внезапности. А в резуль­тате — недостаточная подготовлен­ность, не все сумели предусмо­треть...»

Те участки фронта, где продви­жение республиканцев не встрети­ло сопротивления, обороняла 50-я дивизия армейского корпуса ма­рокканцев, которая, даже по свиде­тельству Рамона Саласа Ларрасабаля (в уже цитировавшейся книге), вела себя, как он говорит, «посред­ственно».

Буквально взятые врасплох и ох­ваченные паникой, подразделения этой дивизии обратились в беспо­рядочное бегство. Потеряв голову, марокканцы стреляли куда попало и причинили немалый ущерб своим собственным рядам.

Части XV корпуса использовали сложившуюся обстановку для ши­рокого (около 50 километров) про­рыва рубежа, удерживаемого фран­кистами. Продвигаясь в очень бы­стром темпе к возвышенностям Фатарельи и Сьерра-де-Кабальс, наступавшие беспрепятственно овладели этим горным районом. Решающая роль в этом броске принадлежала 35-й дивизии Народ­ной армии, включавшей три интер­национальные бригады (11-ю, 13-ю, 15-ю).

Мануэль Тагуэнья рассказывает в этой связи: «13-я бригада под ко­мандованием поляка майора Эдварда форсировала Эбро на своих лодках в месте слияния с Рио-де-ла-Торре. Действия этой части действительно могут слу­жить примером. Ее стремительное продвижение, подобное удару кин­жалом, нанесенному в самое серд­це диспозиции противника, яви­лось главным фактором успешного

_________

* Фашистские национал-синдикалист­ские объединения, ХОНС входил в Испан­скую фалангу. — Прим. перев.

202

наступления армии Эбро в целом. В два часа ночи первый батальон этой бригады уже находился на правом берегу, и остальные после­довали за ним».

В своей книге «Битва на Эбро» Э. Торрес также подчеркивает стремительность этого продвиже­ния. Предоставляя слово свидете­лю и действующему лицу этой па­мятной ночи, он дает нам картину, достоверность которой делает излишними какие бы то ни было прикрасы.

«Мы вошли в деревню Ла-Фатарелья [расположенную в самом сердце гористого массива — Ж. С.], когда она еще была залита элек­трическим светом. Все магазины были открыты, но в них не было ни души... Каталонские солдаты ниче­го не тронули... Что же до нас, мы занялись поисками табака в этой покинутой всеми деревне, куда мы вошли без единого выстрела... Чтобы противник не мог выявить наш численный состав, мы везде погасили свет».

В соответствии с планом опера­ций предполагалось, что победо­носный XV армейский корпус сде­лает бросок по прямой до Вильяльба-де-лос-Аркоса, затем свернет к югу, соединится с силами V корпу­са, который к тому времени перейдет Эбро у Бенифалета и Миравета и возьмет в клещи город Гандесу, стратегическое значение кото­рого определялось не числом жите­лей, а тем, что он являлся важным дорожным узлом.

Но вопреки всем ожиданиям в Вильяльба-де-лос-Аркосе дальней­шему продвижению частей V кор­пуса помешали остатки разбитых марокканских войск, после пере­группировки слившихся с другими частями.

Почему силы V корпуса, столь великолепно проявившие себя в действии, допустили сбой в ритме своего продвижения, застопорив­шегося у Вильяльбы?

Были ли они истощены почти что двадцатью часами непрерыв­ных усилий? Или же почувствовали необходимость перегруппировки перед броском на Гандесу, кото­рая, по свидетельству франкистов, как раз в это время была «пол­ностью оголена» и могла быть взята без всякого усилия? Или же они снова испытали своего рода торможение, что часто происходило с Народной армией, когда сле­довало развить успех до конца, за­воеванный в сражении? Можно не сомневаться, что тут было всего понемногу.

Но непосредственным след­ствием данной совокупности фак­торов явилось то, что фалангист генерал Ягуэ, командовавший этим участком фронта, получил не­сколько часов для того, чтобы дви­нуть к Гандесе солидные подкрепления и организовать на подсту­пах к ней оборону, что в свою очередь позволило на следующий день сорвать попытку V корпуса овладеть Гандесой и, таким обра­зом, дало «генералиссимусу» воз­можность за несколько дней сосредоточить силы для мощного контрнаступления.

Дело обстояло так, что с вечера 25 июля ставка каудильо пустила в ход все, чтобы остановить насту­пление противника; одновременно во все газеты франкистской зоны, начиная с севильской «АВС» (в но­мере от 26 июля), давались сооб­щения о том, что «вооруженным бандитам удалось проникнуть в район Файона и Аско при пособни­честве красного населения этого района» (sic!). Само количество принятых мер указывало на значе­ние этого молниеносного прорыва, который писаки из "АВС" относи­ли за счет «вооруженных банд» и «пособничества красного населе­ния этого района».

Первой из этих мер явилась рез­кая приостановка наступления на Валенсию, которую ставка Франко намеревалась взять 25 июля. Вто­рой был отвод с Валенсийского фронта (и всех прочих фронтов) всех сил, какими можно было располагать (от пехоты до авиации и включая танки), с тем чтобы бро­сить их на театр военных действий.

Что касается армии Эбро, она с новыми силами возобновила на­ступление.

26 июля V корпус под командова­нием Листера начал продвижение к Гандесе, но встретил неожиданное сопротивление, так как обороняв­шие город, к которым присоедини­лись войска генерала Баррона, при­бывшие ночью, при поддержке зна­чительных сил авиации перешли в контратаку, причем контратаки следовали одна за другой.

У республиканцев оставалось все меньше шансов взять Гандесу. Они были весьма незначительными, по­скольку, с одной стороны, танки, бронемашины и артиллерия армей­ского корпуса еще не были пере­правлены через Эбро и поскольку для монтажа деревянных и метал­лических мостов, могущих выдер­жать такие тяжести, требовалось время. А с другой стороны, по при­чинам, по сей день неясным, республиканская авиация, в боль­шинстве своем сосредоточенная на фронте Леванта, не была перебро­шена в зону Эбро.

Объяснение относительно без­действия авиации в первые дни на­ступления, которое дается в прореспубликанских мемуарах и сви­детельствах, выглядит лишь напо­ловину убедительным.

Оно сводится к тому, что, если бы истребители и бомбардировщи­ки, оборонявшие подходы к Вален­сии до вечера 24-го, были бы пере­брошены с фронта Леванта на фронт Эбро, это послужило бы тревожным сигналом для ставки франкистов и привлекло бы их вни­мание к подготовке форсирования реки. Тем самым был бы сведен на нет фактор внезапности.

203

Довод приемлем. Но перестаешь понимать, когда встает вопрос, что же все-таки произошло, почему 26-го, в то время как франкистская авиация уже действовала над Эбро, республиканская авиация продол­жала дислоцироваться на Восточ­ном фронте, лишая вплоть до 2 ав­густа 100 тысяч человек армии Эбро ударной силы, поддержки, которую представляла авиация.

Могли ли республиканские силы, брошенные на Гандесу, взять ее и перерезать коммуникационные ли­нии противника без поддержки танков, большей части республи­канской артиллерии и истребитель­ной и бомбардировочной авиации? Несмотря на проявленную ими до­блесть, это не удалось войскам, на которые была возложена эта опе­рация, длившаяся четыре дня и стоившая им тяжелых жертв.

35-я дивизия в составе трех ин­тернациональных бригад (11-й, 13-й, 15-й), входившая в XV армей­ский корпус под командованием Тагуэньи, пострадала в такой степени, что пришлось ее сменить, чтобы дать ей передышку.

Что касается частей V корпуса, пытавшихся взять Гандесу с тыла, подойдя к городу с юга через Сьерра-де-Пандольс, то они потерпели неудачу, хотя моментами казалось, что чаша весов склоняется в их сторону.

И, подводя итог, если Гандеса осталась в руках франкистских войск, это произошло не только потому, что республиканские тан­ки, артиллерия и авиация вступили в действие с большим запозда­нием, причем по своей вине, но и потому, что франкистское коман­дование, использовав это чрезвы­чайно неблагоприятное обстоя­тельство, открывало несколько раз шлюзы на плотинах Тремпа и Камарасы, откуда вода хлынула в Эбро, подняв ее уровень и увеличив скорость течения.

Искусственно вызванные павод­ки имели опустошительные по­следствия. Впервые франкисты от­крыли шлюзы 26 июля, то есть на следующий день вслед за началом наступления.

Мануэль Тагуэнья вспоминает в своих мемуарах об этом моменте, который он именует «критиче­ским».

«В 14 часов, — рассказывает он, — уровень воды в реке начал подни­маться. Четыре часа спустя он по­высился на два метра. Хотя этот паводок и не был самым сильным из всех организованных противни­ком во время битвы, мы оказались в результате его в течение двадцати четырех часов почти полностью от­резанными от наших баз на левом берегу и он затруднил переход войск. Лишь к 28 июля, к двум ча­сам пополудни, вода в Эбро снова достигла нормального уровня. Паводком смыло остатки деревянно­го моста, уже разрушенного авиа­цией, и деятельность понтонеров полностью приостановилась на два дня. Лишь мостки на пробковых поплавках не пострадали, потому что их убрали вовремя и вытащили на берег...

На участке V корпуса вода унес­ла не только мост на опорах, но и деревянный мост, предназначав­шийся для проезда грузовиков и бронемашин. Он был смонтирован 26-го, в два часа дня, и позволил силам Листера перебросить на правый берег часть их подвижной боевой техники, включая танки и артиллерию».

Что же до генерала Рохо, то он, присоединяясь к сказанному Тагуэньей о паводках, делает ударе­ние на существеннейшем:

«Если бы все наши мосты, — пи­шет он, — были унесены этим павод­ком, мы тем не менее перебросили бы на ту сторону реки все подраз­деления, которые должны были форсировать ее, равно как и все ко­мандные посты и службы». Но он добавляет: «Наши атаки 30-го и

В числе 100 тысяч бойцов, форсировавших Эбро, было несколько тысяч добровольцев из интернациональных бригад. На снимке итальянские интербригадовцы.

204

31-го натолкнулись на такой огне­вой заслон, что он не дал возмож­ность перейти реку. Таким обра­зом, операция застопорилась».

За восемь дней наступления ар­мии Эбро удалось, хотя Гандеса и не была взята, укрепиться на пра­вом берегу реки на 40 километров в ширину и 20 в глубину. Общая пло­щадь этой передовой позиции была примерно в 800 кв. километров. Она представляла собой столь грозную операционную базу для войск франкистов, что те не успо­коились, пока мало-помалу не от­воевали ее.

Но в то время, как 100 тысяч че­ловек армии Эбро сумели занять ее в восемь дней, франкистам на это потребовалось более ста дней, и притом весы склонились в их поль­зу лишь тогда, когда они бросили на чашу 300 орудий, 450 самолетов и около 230 тысяч человек.

Полковник Модесто (слева), командующий армии Эбро, и Листер (справа), возглавлявший V армейский корпус, за изучением карты.

Хотя в целом начальная победа, одержанная армией Эбро, обо­шлась ей дорого: 12 тысяч ра­неных, убитых, пропавших без ве­сти, — тем не менее испытание было выдержано. Испанская республика и ее Народная армия сумели добиться перелома в ситуации, кото­рую именовали «необратимой», и сделали они это далеко не на по­следнем дыхании, как полагали за­падные правительства.

В своем «Дневнике» граф Чиано, зять Муссолини и министр ино­странных дел дуче, с горечью отме­чал в последние дни июля 1938 года:

«Красные перешли Эбро в двух пунктах... Горько говорить самому себе, что националисты [то есть франкисты — Ж. С] дали застиг­нуть себя врасплох и теперь выну­ждены прекратить свое наступле­ние на Валенсию».

Можно было бы помечтать, но без примеси меланхолии, что мо­гло бы произойти этим летом, если бы правительство Даладье, вместо того чтобы запереть на замок до конца 1938 года пиренейскую гра­ницу между Францией и Испанией, снова открыло бы ее, пропустив поток оружия, так необходимого республиканцам, чтобы развить свой начальный успех.

А если не прибегать к перекройке истории с помощью гипотез, то не вызывает сомнений, что армия Эбро, уж во всяком случае, в дру­гих условиях могла бы выдержать битву на измор, навязанную Фран­ко, располагавшим всем нужным ему вооружением, как не вызывает сомнений и то, что при пассивном соучастии западных правительств, которые в сентябре капитулирова­ли перед фюрером и дуче в Мюн­хене, эта битва не могла не принять оборота, желательного для Франко.

206

Битва на измор

 

В хронологии битвы на Эбро есть несколько ключевых дат, ко­торые не следует упускать из виду, если мы хотим понять, почему на­ступление, начатое республиканца­ми 25 июля 1938 года, восемь дней спустя переродилось в битву на измор. Это даты, когда в ход были пущены главные силы, которыми располагали тот и другой лагери, силы, которые следовало учиты­вать, с одной стороны, для разви­тия наступления, а с другой — дабы воспрепятствовать тому, чтобы стратегическая потенциальность, носителем которой они были, не стала бы грозной реальностью.

Главные силы, о которых идет речь, были не более не менее как истребительная и бомбардировоч­ная авиация, танки и бронема­шины, артиллерия.

Как уже было сказано, с респуб­ликанской стороны танки и артил­лерия армейских корпусов перепра­вились через реку лишь 28 июля, то есть через четыре дня после начала операций.

Что касается авиации, то она, чтобы не будить подозрений фран­кистов, продолжала оставаться на фронте в Леванте, в то время как битва на Эбро уже началась; само­леты в количестве, могущем пред­ставлять угрозу, появились на аэродромах Каталонии лишь 2 авгу­ста.

А что происходило тем време­нем в лагере франкистов?

Авиация, находившаяся до 24 июля на театре военных действий в зоне Леванта, во второй половине дня 25 июля появляется на фронте Эбро и начиная с 26-го принимает самое активное участие в сраже­нии.

Взлетая с аэродромов Кастельона и Арагона, использовавшихся ею при наступлении на Валенсию, она бомбила места переправы че­рез Эбро, где республиканские пон­тонеры устанавливали помосты, деревянные и металлические мо­сты, предназначенные для танков и артиллерийских орудий.

А танки и артиллерия франки­стов прибыли на театр военных действий, не будучи потрево­женными республиканскими бом­бардировщиками и истребителями, которые в этот ответственный мо­мент находились на аэродромах Леванта.

В силу вот этой-то хронологии событий и произошло изменение характера наступления на Эбро, которое из операции маневренной, основанной на факторе внезапно­сти, какой она была вначале, бы­стро превратилась в нечто совсем иное.

Можно ли было избежать дли­тельного и необъяснимого промед­ления республиканской авиации до ее ввода в действие? И если бы это­го не случилось, сыграла бы она ту значительную роль, какую можно было бы ожидать теоретически тогда от нее?

Было бы абсурдным претендо­вать на ответ апостериори. Мы ограничимся констатацией, что это двойное промедление, ставшее 26 июля (негативным) фактором в развитии республиканского насту­пления, осложненным также тем, что танки и артиллерия не могли принять участия в сражениях, ко­торые шли на левом берегу, не по­зволило республиканцам использо­вать потрясающий начальный ус­пех.

Но если говорить о франкистах, то нужно отметить те же три явле­ния, но в обратном смысле: мол­ниеносную реакцию, быстроту и широкий размах отпора со стороны их авиации и наземного огня.

И заключительным звеном, предопределившим создавшуюся ситуацию, было то, что правитель­ство Даладье продолжало держать на замке франко-испанскую пире­нейскую границу начиная, мы уже говорили об этом, с 13 июня, в то время как франкистам не прекра­щаясь шел поток поставок воору­жения через порты, расположенные на атлантическом берегу и в юж­ном Средиземноморье, благодаря чему они восполняли вышедшую из строя, то есть уничтоженную в сражениях, военную технику.

Это сочетание факторов как в одном, так и в другом лагере спо­собствовало изменению характера боев, превратившему их в битву на измор, которой суждено было про­длиться более ста дней.