Глава 35 Рождество отменяется

 

 

Каждое утро в одно и то же время Сэди выходила из дому. Она клала в сумку спортивный костюм и кроссовки, но так ни разу и не зашла в тренажерный зал. Она считала, что там грязно и неуютно, к тому же страшная духота и все как на подбор агрессивны. Она садилась в автобус и ехала в город, где прогуливалась по магазинам и покупала себе всякие мелочи. Новые шерстяные перчатки, или любовный роман, или нарядные, разрекламированные упаковки чипсов. В обеденное время она шла в чайную «У Малдуна» на Малберри-стрит. Она сидела за своим обычным столиком в совершенном одиночестве и с чистой совестью наслаждалась вкусной едой. В специальное, рождественское меню Дэниел ввел сэндвич на поджаренном хлебе с фаршированной индейкой, который пользовался большой популярностью. Не меньший спрос был и на его «рождественскую тарелку», которая включала в себя сладкий пирожок, кусок глазированного фруктового кекса и большую чашку кофе со свежими сливками.

Сэди прочесала все магазины города, в которых продаются подсвечники, пока не отыскала Патрисию. Коварная соблазнительница Арнольда с недовольным выражением на раскрашенном лице стояла за прилавком и обслуживала покупателей. Наверное, у них не хватает персонала, подумала Сэди. Она наблюдала, как Патрисия обругала испуганную молодую помощницу за то, что та приклеила неправильную цену на партию керамических цыплят. Сэди поглубже вдохнула, надела темные очки, схватила первую попавшуюся стеклянную вазу и встала в очередь к кассе.

— Тридцать девять девяносто девять! — рявкнула Патрисия. Никакого намека на «пожалуйста».

— Милая вазочка, — сказала Сэди.

— Да, да.

— Как раз то, что я искала.

Патрисия сунула вазу в пакет и протянула руку за деньгами.

— Простите, ради бога, но не могли бы вы завернуть ее в оберточную бумагу? Как бы мне не разбить ее в автобусе, — извиняющимся тоном попросила Сэди.

— Давайте, — ответила Патрисия и, вздохнув, взяла пакет.

— Огромное спасибо, — поблагодарила Сэди. — Понимаете, у меня на Рождество будет большой праздник. Надо же, на дворе уже ноябрь. Все родственники мужа соберутся у нас. Вот я и хочу, чтобы дом выглядел безупречно. Я заполню вазу ароматизированными сосновыми шишками и поставлю на журнальный столик. Как я люблю Рождество! А вы?

Кажется, вопрос Сэди вывел Патрисию из себя. Ее красные губы сжались в тонкую линию.

В тот день, когда Морис и Дейзи должны были прилететь в Белфаст, Арнольд взял на работе выходной и отмыл машину так, что она засияла. Их самолет прибывал в шесть вечера. Он надеялся, что дни безумств теперь позади.

— Чем скорее эти двое приедут и чем скорее жизнь в нашем доме вернется в свое привычное русло, тем лучше, — говорил Арнольд, полируя капот до зеркального блеска.

— Дорогой, зайди-ка в дом на минуточку, — позвала его Сэди с переднего крыльца. — Твой отец хочет поговорить с тобой по телефону.

У Арнольда побелело лицо, когда он услышал новости. Смертельно побелело. Морис и Дейзи вложили все свои сбережения в аренду небольшой квартирки на острове. Это дельце они обтяпали с местным бизнесменом, но, как уверял сына Морис, все по закону, чин-чином. Они поживут там с Дейзи «какое-то время» (под этим выражением Морис обычно подразумевал «пока не умрем»), а затем бизнесмен получит свою квартиру обратно. Конечно, деньги уже потрачены и назад их не вернешь, но у них не было другого способа получить роскошную квартиру, три стороны которой выходят окнами на море. Честно говоря, им это не по карману. Ну да не беда, у них ведь еще остались деньги от продажи старого дома, так что на жизнь хватит. Слава богу, они их не тронули, когда пять лет назад переехали к Арнольду и Сэди.

Морис сказал, что жить там можно очень дешево. Еда читай дармовая. А еще они обналичили свои страховки. Пошли в торговый центр и на распродаже накупили кучу летней одежды. Еще они завели новых друзей, и не только среди британцев и бывших ирландских эмигрантов, но и среди местных жителей. Все отлично между собой ладят, живут одной дружной семьей. Никакой национальной розни. Словом, в Белфаст они не вернутся. Никогда.

На ковре в холле Арнольду пришлось опуститься на колени, но не для того, чтобы молить Сэди о прощении за интрижку с Патрисией Колдуэлл, а для того, чтобы перевести дух. Его наследство исчезло — как и румянец с лица.

— Аренда! Швырнуть все деньги на пожизненную аренду! Нищими теперь помрут. Ты во всем виновата! — орал он, пока Сэди накрывала к ужину стол. — Это же ты отправила их на этот проклятый остров! Просто в голове не укладывается, как такое может быть.

— А что с их страховками?

— Они их обналичили. Для непредвиденных трат!

— Надо же, какой Морис сообразительный, — удивилась Сэди.

Она действительно так думала. Она знала, что Дейзи и Морис смогут о себе отлично позаботиться, если только дать им хотя бы небольшой шанс.

— Немудрено, ведь Морис был когда-то хорошим бухгалтером, — добавила она.

— Черт побери! На эти деньги я сам собирался жить на пенсии.

Полное осознание случившегося придавило Арнольда, как бетонная плита. Удача отвернулась от него, целое состояние ушло на капризы полоумного папаши. Арнольд мог бы потратить эти деньга с таким вкусом и размахом… Дорогие заграничные отели, персонал которых знает, как нужно обслуживать дорогих гостей. Патрисия на пляже то в одной стране, то в другой, то в таком бикини, то в эдаком. Да и не только Патрисия. Другие, действительно красивые женщины. Ужины в ресторанах, в самых лучших ресторанах, знаменитости, с которыми он на короткой ноге. Он повязывал бы шейный платок… Голос

Слонихи Сэди ворвался в его мечтания как Лох-несское чудовище.

— Я думаю, это они отлично придумали, — утешала она мужа. — Здорово, что они все еще полны жизни, разве нет? Я ужасно буду по ним скучать.

— Наглая ложь! Ты терпеть не могла их обоих.

— Неправда. Они милые старички.

— Ну да, гоняли тебя целыми днями. Тебе ж присесть некогда было, — возмутился Арнольд.

— Вовсе нет. Я только рада была им помочь, — возразила она простодушно, а сама торжествовала: признал-таки правду!

— Я не буду как последний дурак терпеть такое! Я добьюсь, чтобы этих самодуров признали слабоумными, вернули домой и заморозили все их счета. Проклятие! Как позвонить их врачу?

— Арнольд, милый, они разумные взрослые люди и могут делать все, что им вздумается. А в Грецию они потому и поехали, что их счета уже были заморожены. — Она начала хихикать. — И пожалуйста, прекрати ругаться и успокойся.

— Я не успокоюсь!

— Хочешь, чтобы подскочило давление? Ты уже не молоденький. Заработаешь себе сердечный приступ. В последнее время ты выглядишь ужасно. Ходишь бледный как смерть.

Надеюсь, ты не сердишься, что я говорю тебе такие вещи?

Она подошла к мужу и погладила его по голове.

— Но деньги! Они потратили уйму денег! Выбросили на какую-то аренду. Я даже думать об этом спокойно не могу. А может, в контракте есть пункт о расторжении договора. Я полечу туда, сегодня же.

— Мой дорогой, по-моему, тебе не следует этого делать. Кроме всего прочего, ты же не хочешь, чтобы люди подумали, будто тебе нужны от родителей только их денежки и ты дождаться не можешь, когда они сыграют в ящик. Ты же у меня не такой?

Арнольд счел за лучшее промолчать.

Патрисия уже не проявляла столько пылкости, как в начале их отношений. Она сказала, что простила его за то, что он натворил в Париже, но ее чувства к нему были уже не те. Журналы, которые Арнольд привез тогда, заставили ее взглянуть на себя иначе. Раньше она считала себя роскошной, страстной любовницей, а теперь выглядела в собственных глазах как разукрашенная дешевка. Она перестала носить кружевные трусики-стринги и пояса для чулок и выбросила в мусорное ведро капроновую повязку на глаза.

А тут еще такая неприятность — все наследство Арнольда испарилось на греческом острове, превратившись в какую-то аренду. Он все говорил и говорил об одном и том же. Денежные накопления, страховой полис, деньга от продажи дома — все исчезло. Потеряно безвозвратно. Наверное, у греков очень хорошие юристы. Видно, не все они там официанты да пастухи. Как скучно было его слушать! И Патрисии вовсе не хотелось этого слышать. У нее были свои планы на «Фонд Сушеных Сморчков», как она выражалась.

Она начала выдумывать предлоги, чтобы не встречаться с ним: то головная боль, то семейные проблемы, то конференция по менеджменту…

Какой-то голос в подсознании нашептывал Арнольду, что Патрисия охладела к нему, увидев, как его денежки уплывают на помощь греческой экономике, но он отказывался в это верить.

Сэди забросила домашнее хозяйство. И это тоже беспокоило Арнольда. Газоны не подстрижены, садовые дорожки заросли сорняками, кусты потеряли форму. Подоконник в ванной и его коллекция средств после бритья покрылись слоем пыли. Сэди постоянно забывала отправить его почту и забрать его одежду из химчистки. Огромная бесформенная куча неглаженого белья высилась на диване. Почти каждое утро ему приходилось самому гладить рубашку, потому что Сэди собиралась в спортивный клуб. У него не слишком хорошо подумалось, и Патрисия часто повторяла, что он выглядит так, будто спит в одежде. Никто не скатывал его носки в аккуратные шарики и не убирал в отдельный ящик. Никто не чистил его ботинки. Арнольд мало-помалу стал ценить все те мелочи, которые Сэди годами делала для него. Особенно скатанные в шарики носки. Столько времени уходит утром на поиски двух одинаковых носков! Но как он ни пилил ее, она не собиралась больше заниматься скатыванием носков. Он стал выглядеть довольно неопрятно.

— А знаешь, — сказала Патрисия однажды вечером, когда они ужинали в пабе возле собора Святой Анны, — ты определенно становишься неряхой.

Ему показалось, что, возвращаясь из туалета, он заметил, как она улыбается другому мужчине.

Наступил декабрь. Рождественские гирлянды на улицах висели уже несколько недель. Витрины магазинов по всему городу заполнили подарками, сладостями и игрушечными Санта-Клаусами с длинной белой бородой и круглыми проволочными очками. В супермаркетах играли классические мелодии и рождественские гимны. Перед городским советом установили огромную рождественскую елку и украсили мишурой и красно-желтыми фонариками. Члены городского совета сумели забыть на время о своих многочисленных разногласиях и устроить великолепный банкет. А разные общины города, обычно живущие своими интересами, наконец объединились в своем чувстве зависти к ним. Миллениум не миллениум, но этим парням из муниципалитета слишком многое сходит с рук.

После того как на обложке журнала «Ирландский дом и интерьеры» появилась оранжерея Авроры Блэкстафф с роскошной трехметровой елкой, увешанной леденцовыми гирляндами и бусами свежей клюквы, на Арнольда обрушился шквал телефонных звонков от домохозяек. Всем срочно подай новую оранжерею! Вот так всегда в пригородах. Женщины ставят традиционно убранную елку для удовольствия всей семьи в гостиной и еще одну, в причудливых украшениях, — в оранжерее. Для себя.

Арнольд решил, что следующий выпуск рекламного буклета фирмы нужно посвятить рождественской елке. Он послал в главный офис факс со своей идеей. Руководство фирмы пришло в полный восторг, отправило ему с обратной почтой ящик шампанского и немедленно приступило к работе над новой брошюрой. Поток новых заказов ободрил Арнольда и придал решимости разобраться со своей личной жизнью.

Он хотел, чтобы Сэди снова стала идеальной домохозяйкой, как раньше, а Патрисия опять исполняла роль добровольной сексуальной рабыни, находящейся в постоянной готовности утолять его мужские потребности. Арнольда очень расстраивал отказ сразу обеих женщин вести себя как следует. Он отправился по магазинам за подарками, намереваясь своей щедростью задобрить их. Сэди он купил электропечь для выпечки хлеба, прозрачный пылесос последней марки, электрический секатор для изгороди и еще электронные весы в ванную. Патрисии он купил флакон дорогих духов, до невозможности сооблазнительные черные подвязки и бюстгальтер, набор массажных масел и черное кожаное платье. Он принес подарки в офис, упаковал и аккуратно сложил у двери дожидаться сочельника.

Канун Рождества он решил провести с Патрисией и на четыре часа дня заказал романтический обед на двоих в небольшом ресторанчике на Ботаник-авеню. Если все пойдет как надо, к половине восьмого он будет дома с Сэди, чтобы на следующий день встретить Рождество на большом семейном сборе.

Он подумал, что рождественские хлопоты — хорошая возможность заставить Сэди вернуться к домашним обязанностям. Они всегда приглашали родственников Арнольда на рождественский обед, и обычно все последние недели перед праздником Сэди надраивала дом сверху донизу, пекла кексы, пирожки и печенье и замораживала их впрок. Она всегда украшала дом свежей зеленью из сада и самодельными рождественскими звездами и ангелами, вылепленными из теста. Нужно будет поговорить с ней вечером, решил Арнольд, и прилепил на печь для хлеба большой розовый бант. Он подумал, что цвет Сэди — ярко- розовый. Как у слона из мультфильмов. Цвет герани и сахарной ваты. Цвет Патрисии — черный, цвет плаща злой колдуньи.

Вернувшись домой, Арнольд обнаружил Сэди перед телевизором. Она даже не взглянула на мужа, когда он спросил, как идет подготовка к празднику.

— Я больше не могу заниматься всей этой ерундой, — сказала она.

Она полулежала на диване, положив подушку под ноги.

— Что-о? — не поверил своим ушам Арнольд. — Рождественская индейка, гусь, фруктовый торт…

— Ведь никто этого по-настоящему не ценит, разве не так? Ты, как проклятая, целый день печешь торт, потом еще целый день его украшаешь. Нет уж! Куплю в супермаркете каких-нибудь сосисок в тесте, разных готовых закусок и разогрею все в духовке. Готовые салаты с макаронами, картофельные крокеты из морозилки.

— Надеюсь, ты шутишь.

— Фуршет вполне сойдет. Главное, чтоб выпивки хватило, и все будут счастливы.

Знаешь, твои родственнички — просто шайка алкашей. А теперь тихо, я смотрю детектив. Мой любимый.

— Сэди, я настаиваю…

— Смотри, пришел убийца, а она и не догадывается. Ну какая же ты дуреха! У него нож в кармане, осторожно!

— Сэди, выключи эту ерунду. Ты хочешь сказать, что не будешь готовить традиционный обед с индейкой? Ты сошла с ума?

— Арнольд, ты отстал от жизни. На нашей улице уже никто не готовит индейку. Миссис Келли из соседнего дома заказывает в кулинарии лосося под соусом. А ее подруга Джессика везет всю семью на обед в гольф-клуб.

— Какое мне до них дело. Я хочу индейку.

— Если честно, тебе нужно слегка расслабиться. Ты раньше времени превращаешься в старика. Знаешь, в чем твоя беда? У тебя нет воображения.

— Хочу обед с индейкой!

— А я хочу влезать в сорок шестой размер. Но этому не бывать.

— Какое неслыханное безобразие…

— Ну-ка, потише, я ничего не слышу. Джон Нетлз просто неотразим, правда? Вот бы мне получить его в подарок на Рождество. Быстренько сняла бы с него обертку.

— Прекрати болтать непристойности. Ты бы не знала, что с ним делать.

— Не сомневайся, знала бы. Во всяком случае, я бы попыталась.

— Сэди, а как же украшения? — спросил он без надежды на успех. — Где твои ангелочки из теста?

— Поставлю большую стеклянную вазу с ароматизированными сосновыми шишками и свечами. Минимализм: просто и элегантно. Сейчас так модно. Не собираюсь я больше выворачиваться наизнанку.

Арнольд пошел в сарай и сел в шезлонг возле искусственной елки. У Сэди не было времени ни на него, ни на елку. Она выбросила их как вышедших из моды. Она купила большой горшок с несколькими прутиками ивы и собиралась повесить на них пять звезд из стекляруса. Вот такая у них будет теперь рождественская елка. Какие-то прутья и звезды! И ваза со свечками! И это все, чем они украсят дом на праздник.

Все шло наперекосяк. Как раз этим утром Патрисия заявила, что, по ее мнению, им нужно на время расстаться. Молодость уходит, сказала она. И она устала быть любовницей. Для разнообразия ей хотелось бы побыть женой. Ей нужен большой дом, который бы она украшала к Рождеству и куда бы приглашала друзей и родственников. Она устала жить в своей однокомнатной дыре, ожидая телефонного звонка. Ее миленькая квартирка вдруг превратилась в дыру.

Морис и Дейзи справляли Рождество в Греции. Арнольд позвал их на праздники в Белфаст, но они ответили, что не вынесут столпотворения в аэропорту. Сначала они пойдут с друзьями на обед в ресторанчик поблизости, а потом организуют небольшую вечеринку у себя дома. Морис подготовил записи мелодий пятидесятых годов. Дейзи для такого случая купила новое платье. Она предвкушала, как чудесно будет встретить Рождество с людьми их возраста, с такими же, как у них, интересами. Арнольд чувствовал себя опустошенным.

Сыновья прислали большую поздравительную открытку и сообщили, что остаются в Австралии и идут со своими подружками на вечеринку у бассейна. Арнольд внимательно рассмотрел присланную с открыткой фотографию, на которой его сыновья загорали на пляже вместе с полуголыми девицами. Уговаривать их приехать домой было бы напрасной тратой его иссякающей энергии.

Ну ничего, утешал он себя, будет и у него праздник — вечеринка на работе. Где его объявят лучшим продавцом года.

Сэди потирала руки в восторге от результатов своей разрушительной кампании, но работа еще не была закончена. Самоуверенность Арнольда таяла на глазах. Он постепенно сдувался, как старый воздушный шар. Следующая часть ее плана касалась репутации Арнольда Смита. Из уголка зеркала в холле торчало новенькое белоснежное приглашение на вечеринку в его офисе.

 

УЭЛЛИ

ЭЛИТНЫЕ ОКНА

И ОРАНЖЕРЕИ

 

УВАЖАЕМЫЙ г-н Арнольд Смит!

ПРИГЛАШАЕМ ВАС

НА ПРАЗДНОВАНИЕ РОЖДЕСТВА,

КОТОРОЕ СОСТОИТСЯ

21 декабря 1999 года

В 20.00 В ОТЕЛЕ «ЕВРОПА».

 

Официальная форма одежды.

Приглашение на два лица

 

Сэди собиралась нарядиться в ярко-розовый брючный костюм и босоножки с «бриллиантами», на ремешках. Она выкрасила несколько прядей волос в красный цвет и купила новую сумочку, расшитую розами. Она задумала выждать, когда Арнольд подойдет к микрофону, чтобы получить награду за свои трудовые успехи. Вот тут-то она и выступит!

 

 

Глава 36 «Счастливого Рождества, Николас Кейдж!»

 

 

Бренда наслаждалась одной из «Рождественских тарелок» Дэниела и писала письмо, не замечая капельки сливок на верхней губе.

 

14 декабря 1999 г.

Дорогой Николас!

Как у тебя дела? Ты уже украсил к Рождеству свой особняк? Повесил вокруг бассейна электрическую гирлянду с белыми огоньками? Наверняка повесил.

Мама купила мне красивую раму для выставки. Я пока не решила, для какой картины она подойдет.

Сегодня у меня счастливый день. Утро началось со звонка из галереи в Голуэе. Если точнее — «Голубой осел". Говорят, у них все готово к моей завтрашней презентации. Они заново покрасили стены и напечатали груду рекламных открыток. Все приглашенные обещают прийти.

Может быть, художники из Белфаста, в конце концов, входят в моду. Если ты получил картину, которую я тебе посылала, не выбрасывай ее. Не исключено, что в один прекрасный день она будет стоить кучу денег.

Я подготовила к выставке шестьдесят девять работ. У всех моих подрамников широкие боковины, их я тоже записала, поэтому картины необязательно вставлять в рамы. Это очень современно, как ты понимаешь. И экономно.

Местные музыканты будут исполнять на открытии медленные ирландские баллады, а гостям предложат изысканные закуски. Ради такого события я купила новое платье и туфли на шпильках. Все, что мне сейчас осталось сделать, это упаковать работы в ящики. И в путь.

Пожелай мне удачи. С Рождеством!

С любовью,

Бренда

Р. S. Пожалуйста, пришли мне свою фотографию с автографом.

Я твоя преданная поклонница.

 

Бренда тут же отправила письмо. Она не сомневалась, что Николас вскоре ответит ей. Даже звезда такого уровня, как Николас, может найти время для одной открытки, так ведь? Только не напрасно ли она написала в конце «С любовью, Бренда»? Да, ладно! На дворе Рождество. Остаток утра она провела, укладывая в деревянные ящики свои драгоценные полотна и набивая промежутки между ними полистироловыми шариками.

Красивое платье с серебристо-голубой бисерной отделкой, купленное в интернет-магазине «Монсун», она повесила на обтянутую поролоном вешалку, сделанную из рейки для картин. Бренда отдала за это платье целое состояние, хотя продавалось оно со скидкой. Она проверила, не остались ли на новых туфлях наклейки с надписью «уценка», и поставила их на пол, рядом с платьем. Ей не хотелось появиться на выставке с огромной желтой наклейкой на каждой подошве, сообщающей о том, что туфли стоили ВСЕГО 4,99. Такое с ней уже случалось. Дважды. Волосы она покрасила в цвет воронова крыла, отдавая дань уважения Сейлору Рипли, герою Николаса Кейджа в фильме «Дикие сердцем». Иссиня-черное сияние сделало ее еще бледнее, чем обычно. Бледнее и интереснее, как она надеялась. Наконец все было готово. Чтобы отпраздновать завершение работ, она налила себе джина с тоником, уселась на продавленный диван и задумалась о том, как бы провести остаток дня.

У нее остался большой кусок холста. Она могла бы написать еще одну картину, может портрет самого Николаса? Странно, но она никогда его раньше не рисовала. Точно! Она натянет холст на заднюю сторону новой золотой рамы и закрепит его. Слава богу, у нее осталось достаточно скрепок в степлере. Почему ей не пришло это в голову сразу, когда мама вытащила из пакета свой сюрприз? Идея была превосходной, просто превосходной. Она нарисует обрамление в виде праздничной гирлянды и назовет картину «Счастливого Рождества, Николас Кейдж!». К тому же в этом году у нее в квартире для вдохновения стояла чудесная елка. (Украшения принесла миссис Браун.)

Бренда хранила целый альбом открыток, рецензий и вырезок из журналов. Она выбрала фотографию, где Николас, одетый в пиджак из змеиной кожи, пристально смотрит в камеру своими большими задумчивыми глазами — кадр из фильма «Дикие сердцем». Углем она сделала набросок на холсте. Закончив рисунок, плеснула себе в бокал еще джина с тоником, снова уселась и задумалась. Она решила выполнить портрет в полном цвете, а не в обычной своей, серо-голубой, гамме. Из кухни она принесла банку с кистями и из большого ящика для инструментов, который стоял на полу в гостиной, достала необходимые тюбики с краской. Все это она аккуратно разложила на журнальном столике и некоторое время рассматривала благородные черты Николаса. Прежде чем взяться за дело, она налила себе еще.

— Мы им всем покажем, Николас, — обратилась она к холсту. — Ты и я, мы вместе. Таланты, объединяйтесь! Мы спасем мир, мы всем им покажем, что превыше всего искусство, и музыка, и кино, и любовь. И все перестанут ссориться друг с другом и спорить по пустякам, и в мире воцарит совершенство.

Она улыбнулась. Ей уже было хорошо после четырех коктейлей. Она взяла большую зеленую бутылку джина с каминной полки, заново наполнила стакан и выбрала абсолютно новую кисть.

— Да будут благословенны добрые старые кредитные карты! — И с этими словами она начала рисовать.

В пять часов портрет был готов и получился очень хорошо. Может, это была лучшая работа в ее жизни. Абсолютное сходство. Она плюхнулась на диван полюбоваться картиной. Ей так хотелось выставить портрет в галерее, но к утру краска еще не высохнет.

Ну ничего, утешила она себя. На завтрашней выставке мир узнает, каким необыкновенным талантом обладает Бренда Браун. И потом все галереи, которые отвергли ее, начнут локти кусать от досады. Они униженно будут просить позволения выставить ее работы, но она с чувством глубокого удовлетворения ответит им, что, к сожалению, переезжает в Ирландскую Республику и больше в Северной Ирландии выставляться не будет.

Почти бессознательно она подтянула за провод телефонный аппарат, стоявший на противоположной стороне ковра, и стала листать «Желтые страницы». Художественные галереи. Художественные галереи. Она нашла нужную страницу и набрала номер первой же известной ей галереи.

— Алло, — начала она. — Это я на проводе, Бренда Браун из Белфаста. Я просто хочу сообщить, что завтра у меня персональная выставка в Голуэе и я переезжаю туда насовсем. Поэтому я не смогу в будущем представить свои работы в вашей галереи. К несчастью. Мне очень жаль.

— Ну надо же! Спасибо, что предупредили, — произнес не без сарказма чей-то голос. — До свидания!

— Минуточку! Знакомы ли вы с работой Винсента ван Гога «Портрет доктора Рея», дерево/масло, тысяча восемьсот восемьдесят девятый год?

— Да, — вздохнул голос.

— А вы знаете, что Винсент подарил свою картину доктору Рею? А этот замечательный доктор закрыл портретом дыру в курятнике? И что картину спасли много лет спустя, когда гениальность Винсента была уже общепризнанна? И продали за миллионы долларов?

— Мисс Браун, вы пьяны?

— Так вот, по моему скромному мнению, все картины из вашей галереи нужно безотлагательно перевесить в курятник. И через годы они ничего не будут стоить. Они по-прежнему будут висеть на стене сарая, и вы по-прежнему будете захудалой галереей в затрапезном городишке, а я прославлюсь. И выйду замуж за известного киноактера. До свидания! — И она швырнула трубку.

Бренда не была уверена, сколько владелец галереи успел услышать, прежде чем повесил трубку, потому что изрядно напилась, однако почувствовала воодушевление. Она поставила компакт-диск «Плейсибо» и включила звук на полную катушку. Потом подлила еще джина и, обнаружив, что тоник кончился, бросила вместо него несколько кубиков льда. Бренда пробежалась взглядом по списку галерей в справочнике и нашла еще одну, где ей отказали. Она подняла трубку и набрала в легкие побольше воздуха. Почему бы не сжечь парочку мостов, пришло ей в голову. Этот город ей больше не нужен. С Белфастом покончено. Из-за орущей музыки ей приходилось кричать что есть силы, но тем не менее она сумела обзвонить семь галерей. Потом ей это надоело, и дрожащей рукой она положила трубку на место.

В шесть часов Бренда отнесла портрет Николаса Кейджа в свою спаленку и спрятала под кроватью, заботливо устроив его возле обувной коробки с письмами.

— Извини за такое неуважение, Николас, — сказала она картине. — Здесь немножко пыльно, и я бы предпочла, чтобы ты лежал в кровати, а не под ней. Ты понимаешь, о чем я. Но сейчас повсюду столько воров! А ты будешь в безопасности, никто тебя не тронет, пока я не вернусь. Если вернусь.

Наконец она улеглась на полу в гостиной около своей нарядной рождественской елки и, напевая под музыку, допила остатки джина, неразбавленного, прямо из бутылки. Она наблюдала, как в восхитительной пьяной дымке вращается комната, а огоньки в гирлянде то вспыхивают, то гаснут, то вспыхивают, то гаснут. Проспав полчаса, она внезапно проснулась от сильнейшего чувства голода. В кухонных шкафах ничего съестного не обнаружилось. Тогда она позвонила маме и напросилась на ужин. Миссис Браун только что приготовила целую кастрюлю ирландского рагу и зеленые и розовые меренги с ванильно-сливочным кремом.

— Дорогая, возьми такси. Приедешь, я заплачу. Может, останешься ночевать? Какое счастье!

Бренда выпила чашку крепкого черного кофе и причесала свои иссиня-черные волосы. Она вдруг ощутила удивительную уверенность в том, что он появится на выставке.

В девять часов она вызвала такси и, пошатываясь, пошла вниз, намереваясь провести ночь в доме матери.

— Прощай, Белфаст! — объявила она, когда за спиной захлопнулась входная дверь. — С тобой покончено! Здравствуй, Голуэй! Здравствуй, Николас Кейдж!

Возможно, Бренда и покончила с Белфастом, но Белфаст с ней не покончил.