Глава 16 Удача улыбается Генри

 

 

Генри вышел из дому, сжимая в руках свернутую газету. Он бесцельно прошелся по Мэлоун-роуд и Лисберн-роуд. По привычке свернул на Малберри-стрит и в конце концов оказался возле чайной «У Малдуна». Он частенько забредал сюда, когда чувствовал себя одиноко. Вошел. За стойкой стояла Пенни.

— Что для вас, Генри? Я смотрю, вы приуныли, вам просто необходимо чем-нибудь себя порадовать. Могу предложить пирожные с заварным кремом и фирменную курицу.

Генри улыбнулся в ответ, но заказал только кофе и сэндвич. Он сидел, уставившись в окно, и раздумывал, как жить дальше. «Ничего, как-нибудь справлюсь, — думал он, — нужно справиться, раз Аврора так счастлива».

— Что бы вы сделали, реши ваш муж потратить все сбережения на перестройку дома? — поинтересовался Генри у Пенни, когда она принесла заказ.

— Я бы опустилась на колени и целовала ему ноги, — ответила Пенни. — И я не преувеличиваю.

— Боже праведный! — только и смог вымолвить Генри. Он всегда полагал, что Пенни понятия не имела о том, какой запущенной и убогой выглядит чайная. Теперь понятно: в том, что касается перестройки дома, сочувствия он от нее не дождется.

— Как продвигается строительство? — спросила Пенни.

— Начнется со дня на день, — обреченно ответил Генри. — Осталось уладить некоторые формальности.

— Не волнуйтесь, — попыталась подбодрить его Пенни. — Что-нибудь хорошее из этого да выйдет.

Генри помешал кофе и выглянул в окно. Изящная женщина с длинными рыжими волосами вышла из цветочного магазина напротив и стала вынимать цветы из коробок. Когда она выпрямилась, солнечный луч коснулся ее медных волос, и они вспыхнули огнем. Генри и раньше замечал ее, но сегодня он почему-то увидел ее в новом свете. У женщины было бледное, очень красивое лицо и белые лодыжки. На ней было красное платье с «индийским» узором, черный свитер и красные, в цвет юбки, высокие ботинки. Увидев эту женщину, ее бледное лицо, белые лодыжки, красное платье и букет лилий в руках, Генри вдруг почувствовал себя сразу молодым и старым. Он определенно ощутил желание.

Женщина зашла обратно в магазин. Генри все продолжал сверлить взглядом пустой дверной проем. Он явно представил, как целует ее, но не сладострастно, а ласково. Нежно. Держа ее маленькое красивое личико в своих мужественных руках. Он не часто одаривал поцелуями Аврору. Уже и забыл, когда в последний раз это было. Боялся, что она примется оценивать его старания по десятибалльной шкале. Нелегкое дело — соперничать с вымышленными героями, гарцующими на диких жеребцах по вересковым пустошам Йоркшира и в дождь, и в слякоть.

— Что-нибудь еще, Генри?

Генри понял, что Пенни все стоит возле его столика.

— Пожалуй, я все-таки съем пирожное с заварным кремом, — ответил он, улыбнувшись.

— Вот и славно. Я не сомневалась, что настроение у вас улучшится, — сказала Пенни.

Разделавшись с сэндвичем, Генри направился к цветочному магазину через дорогу. Он объяснял сам себе, что хочет купить Авроре роскошных лилий, чтобы извиниться за скандал, который он устроил из-за оранжереи. Но на самом деле он хотел снова увидеть красивую женщину с рыжими волосами. Сердце забилось сильнее, когда он входил в магазин, где царила темнота и прохлада.

А вот и она. Подбирает листья и лепестки с пола. Она посмотрела на него своими узкими зелеными глазами. Ее лицо было усыпано сотнями розовых веснушек. Она была намного его моложе. Наверное, немного за тридцать.

Она улыбнулась и поздоровалась.

Аврора любила лилии. Хотя и шутила, что лилии ассоциируются со смертью и похоронами. Ну и пусть, а ей лилии нравятся. И аромат они источают изумительный. Она тут же простила Генри. Арнольду Смиту дали знать, что работу можно начинать без промедления, разрешение на переустройство получено. Приехали рабочие, и теплица Генри вместе с отчаянно раскачивающимися в ней из стороны в сторону горшками с душистыми травами и редкими цветами отправилась на свалку. В тот день, когда выкорчевали араукарию его дядюшки, Генри почувствовал, как острая боль пронзила его сердце, и, не в силах больше оставаться дома, пошел прогуляться. По возвращении он получил еще три письма с отказом от разных издателей.

Строительные работы полностью поглотили их жизнь и наполнили ее прорвавшимися трубами, перебоями с электричеством, объяснениями с соседями, недовольными шумом и пылью. Аврора взяла отпуск на работе, чтобы следить за строительством. Генри все больше времени проводил в магазинчике и все чаще бывал в чайной «У Малдуна». Авроре было не до него, она сидела в недостроенной оранжерее, рассматривая заявки от желающих вступить в «Общество почитателей Бронте» и изобретая наряд для съемок в документальном фильме Би-би-си: черное платье с капюшоном и нижними юбками и белый кружевной капор.

Дэвид Кроппер позвонил снова и пригласил Аврору и Генри поужинать. Он и правда загорелся снять фильм, тем более что получил «добро» на его производство от генерального директора Би-би-си. Место на канале Би-би-си-2, поздно вечером, фильму обеспечено, заверил Дэвид Аврору. Аврора приняла приглашение не раздумывая, однако Генри привлекать не стала. «Его наш проект не интересует, — оправдывала она себя. — Будет только сидеть и мучиться оттого, что ему нечего сказать. Или еще того лучше — выложит мистеру Кропперу все, что думает о „Почитателях Бронте"». Поэтому она сказала Генри, что ее позвали на ужин с киногруппой Би-би-си. Все ужасные зануды, но Генри вовсе не обязательно присутствовать. В конце концов, зачем заставлять мужа ревновать, когда для ревности совершенно не было повода.

Но когда Дэвид Кроппер позвонил в дверь и Аврора впервые увидела его, ее убежденность несколько поколебалась. Он был великолепен, и Аврора пожалела, что убрала волосы в тугой пучок и надела чопорный пиджак с высоким воротничком, красноречиво свидетельствующий о ее возрасте. Она бормотала что-то невразумительное, как глупая школьница, которая только и способна что на жалкий лепет о погоде. Однако она ему, кажется, понравилась. Они спустились по ступенькам, рука об руку, он открыл перед ней дверцу своей машины и аккуратно закрыл ее, убедившись, что она удобно устроилась на пассажирском сиденье.

Он привез ее в милый ресторанчик на Линенхолл-стрит, и они чудесно поужинали — омар, салат и две бутылки белого вина. На Аврору огромное впечатление произвели картины на стенах, вежливое и сдержанное обслуживание, но еще больше — сонные карие глаза Дэвида и его безупречный костюм. Даже темные, с проседью, волосы не старили его, а придавали вид человека образованного, принадлежащего к элите общества. В меру охлажденное вино сделало свое дело, и Аврора и Дэвид окончательно расположились друг к другу. Он на лету подхватывал любую упомянутую ею цитату. Это было изумительно!

И уж совсем Аврора растаяла, когда в ресторан зашла компания с телевидения, и Дэвид встал, чтобы представить ее своим коллегам, и потом все долго жали друг другу руки и расцеловывались. Вновь прибывшие сели за отдельный столик, но раз-другой посылали напитки

Дэвиду и его спутнице, и Аврора почувствовала, что теперь она приобщилась к избранному (и очень узкому) сообществу белфастских интеллектуалов. Вечер еще не закончился, а ей казалось, будто знает Дэвида всю жизнь.

Ну да, она, мягко говоря, слегка захмелела, сама себе признавалась Аврора, вспоминая свои откровения за столиком в ресторане. Под шоколадный пудинг она поведала ему, как близка ей Эмилия Бронте и как однажды ей даже показалось, что Эмилия говорит с ней, когда Аврора навещала ее дом в Хоуорте. Желание нести людям любовь к литературе было для нее своего рода призванием. Она должна продолжать великое дело, начатое Бронте. Дэвид слушал, не сводя с нее глаз и даже не моргнув ни разу. В какой-то момент он положил свою изящную руку Авроре на запястье и тихонечко сжал его.

Конечно, потом, когда волшебные чары вина стали улетучиваться, она принялась извиняться. Дэвид поспешил заверить ее, что она просто восхитительна. Правильнее сказать «обворожительна», добавил он. Заказав два кофе по-ирландски, он доверительно сообщил ей, что между ними не иначе как пробежала искра. Они настроены на одну волну. Вместе они всему миру покажут, что Белфаст значит гораздо больше, чем многие привыкли думать. Белфаст — это не только взрывы, протесты, флаги и политическая истерия.

Говори, не останавливайся, прекрасный искуситель, мысленно гипнотизировала его Аврора. Но внешне она никак не выказала своего возбуждения, лишь сдержанно улыбнулась и, когда они уходили, взяла со стойки маленький коробок спичек с логотипом ресторана. На память.

Пока они ехали обратно, Дэвид — на вид трезвый как стеклышко — рассказал Авроре, как планируется снимать фильм. Должно быть, он привык к деловым ужинам, думала Аврора, изо всех сил пытаясь не клевать носом. Ее охватило неодолимое желание где-нибудь прилечь, и она сама не понимала, в чем причина: то ли вино так на нее подействовало, то ли карие глаза Дэвида Кроппера. Они обсудили сметы и рабочие графики. Аврора заметила, как сверкнули его глаза, когда она объясняла, что для нижних юбок ей потребуется не один ярд белого хлопка, — и она тут же смущенно примолкла и поспешила сменить тему.

Время пролетело до обидного быстро, и вот они уже подъехали к дому. Аврора вышла из старенькой машины Дэвида и, стоя на тротуаре, глядела ему вслед, пока машина не скрылась за углом и совсем не исчезла из виду. Какой привлекательный мужчина, думала она — и на минуту представила, что и он тоже может счесть ее привлекательной. Но тут же сама над собой посмеялась. Стара она уже заводить романы. А если голова немного закружилась, так это от неожиданного предложения участвовать в телевизионном фильме.

Она вошла в дом, стараясь не задеть цветочные горшки, которыми Генри заставил крыльцо. Уж больно их тут много. Когда все растения в цвету, пройти вообще невозможно. Нужно сделать ему замечание, только погодя, пусть пока оправится после потери сада.

Генри лежал на диване, потягивая красное вино, и просматривал каталог семян. От одного его вида настроение у Авроры испортилось: разлегся тут, в мятых штанах и старом джемпере. Мог бы прибраться в доме. Мог хотя бы пропылесосить, ей-богу!

— По-моему, необходимость изучать каталоги теперь отпала, — выпалила Аврора прежде, чем успела сообразить, что лучше было этого не делать.

— Полагаю, ты права. Но мне нравится рассматривать фотографии. Как тебе ужин? — поинтересовался он добродушно. В его голосе не было и намека на ревность или подозрения. — Ты долго. Где вы были?

— В «Кристис Брассери», там потрясающе, — ответила она. — Соус к омару выше всяких похвал. Ума не приложу, как они его готовят. Обстановка тоже очень приятная. Странно, почему мы сами там никогда не бывали. — Поразительно, как легко было врать Генри. Все внимание мелким деталям — вот главный секрет первосортного лжеца. — А ты сам что-нибудь себе приготовил?

— Сходил в кафе «У Малдуна» и поужинал рыбой с жареной картошкой, — ответил он. — Изобретать что-то для себя одного неинтересно. Еще взял банановый десерт.

— Тебе не помешало бы следить за своим питанием, Генри. Так и растолстеть недолго, — упрекнула мужа Аврора, вспомнив плоский, как доска, пресс Дэвида Кроппера, серебряную пряжку на черном кожаном ремне его брюк. Потом она заспешила наверх приготовить себе горячую пенную ванну: ей не терпелось поскорее уйти от Генри — отчасти потому, что от выпитого вина у нее немного кружилась голова, а отчасти потому, что она чувствовала себя перед ним виноватой.

Когда несколько дней спустя мисс Уилкинсон объявила о своем уходе и Аврору назначили директором школы, она в душе возликовала. Первый, кому она позвонила из учительской сообщить радостную весть, был Дэвид. Он сердечно поздравил ее и взял с нее слово, что они снова куда-нибудь сходят отпраздновать это событие.