Два более поздних случая, имеющие некоторое сходство

Очевидная слабость этого случая состоит в том, что он абсолютно зависим от неподтверждённых воспоминаний самой Генриетты Рус. Неизменность описания ею своих опытов в течение всех 30 лет после нашего знакомства несколько сглаживает этот недостаток, но не удаляет его.

Если мы примем перевоплощение как наилучшее объяснение этого случая, тогда он станет одним из немногих, в которых у нас есть свидетельство о переносе из одной жизни в другую таланта, в данном случае к рисованию, поскольку и Росарио Вейсс, и Генриетта продемонстрировали эту свою способность ещё в детстве.

 

Таблица 3. Краткий обзор опытов и черт Леокадии Вейсс, Росарио Вейсс и Генриетты Рус

 

Пункты, отмеченные звёздочкой, были освещены в книге д’Орса о жизни Гойи (1928) – значит, Генриетта Рус узнала об этом обычным способом ранее, чем она ответила на вопросы о себе.

 

Я знаю только ещё два случая, когда художники утверждали, что они писали, находясь под воздействием личности, лишённой тела. Это случаи Фредерика Томпсона и Огюстена Лесажа.

Случай Фредерика Томпсона скрупулёзно исследовал Дж. Г. Хислоп, который опубликовал о нём обстоятельный доклад (1909), а также более короткий рассказ (1919). Исследуемый был американским гравёром, почти не имевшим интереса и способностей к рисованию и никогда не учившимся этому. Тем не менее в 1905 году он неожиданно начал регулярно испытывать сильное желание рисовать. Ему казалось, что побуждения к этому приходили к нему от довольно известного художника Роберта Свейна Гиффорда. Томпсон знал о Гиффорде немного; ему не было известно о том, что он умер примерно за шесть месяцев до того, как он почувствовал желание рисовать.

«Побуждаемый Гиффордом», Томпсон начал писать картины с завидным мастерством, удивившим не только его самого, но и других людей. Он сделал несколько эскизов и картин, все они были выдержаны в жанре сельского пейзажа. Этот внутренний зов приводил его в отдалённые уголки Новой Англии, где он писал различные сцены, которые, как он узнал позже, любил писать Гиффорд. У этих пейзажей Томпсона есть близкое сходство с работами Гиффорда, и всё же он отрицал какие-либо ранее существовавшие у него знания об этих работах или возможность получения их обычным способом. После длительного исследования Хислоп сделал вывод о том, что этот случай менее всего объясняется наличием сверхъестественной связи, установленной кем-то с Томпсоном, и что довод о посланиях умершего Гиффорда для объяснения этого случая состоятелен не более, чем любой другой.

Справедливое суждение по этому случаю можно сделать только после изучения обширных отчётов Хислопа. Здесь я просто хочу обратить ваше внимание на форму некоторых переживаний Томпсона. Со временем у него появились определённые зрительные и слуховые галлюцинации, но поначалу он испытывал только простые впечатления и побуждения. Рассказывая о себе, Томпсон писал:

 

…Я помню, что в то время, когда я делал набросок, у меня возникало впечатление, будто я и есть сам господин Гиффорд. Перед тем как приступить к работе, я говорил себе, что господин Гиффорд хочет сделать набросок, хотя тогда я не знал о том, что он умер в начале года [Hyslop, 1909, p. 32].

 

Описания Томпсоном его побуждений к рисованию очень похожи на сообщения некоторых исследуемых в случаях, связанных с телепатической передачей информации (Stevenson, 1970a). Они часто рассказывают о нарастающей силе, толкающей их вернуться к какому-то человеку или в какое-то место; при этом они чувствовали, что там стряслась беда. Переживания Томпсона отличались от них тем, что он приписывал их умершей личности, несмотря на то, что, по его словам, когда они стали возникать, он не знал о том, что Гиффорд умер. Влечение Томпсона к занятиям живописью сохранялось у него несколько лет, что также отличает его случай от тех, где телепатическая передача информации происходит с участием живых агентов: там продолжительность побуждений к действию гораздо меньше.

Огюстен Лесаж был французским шахтёром. В возрасте 35 лет (в 1911 году) он вдруг взялся рисовать, хотя прежде не испытывал никакого интереса к этому занятию и никогда не обучался ему (Bondon, 1947; Dubuffet, 1965; Osty, 1928). Он писал маслом и, как правило, на очень больших холстах. Сначала он рисовал только довольно своеобразные схемы, с множеством мелких деталей и без различимых людей или предметов. Позже он начал изображать людей, животных и предметы на своих картинах, в тематике которых к тому времени уже проявился древнеегипетский или какой-то иной восточный лейтмотив. И хотя картины Лесажа пестрели различными сценами, типичными для Востока, от этого они не становились образцами какого-то определённого стиля в искусстве, будь то восточного или западного. Некоторые из его более поздних картин содержали египетские иероглифические символы. Чаще всего эти символы просто точно воспроизводились по отдельности и не упорядочивались каким-либо осмысленным образом, то есть Лесаж, очевидно, писал эти символы, не понимая их, по сохранившимся в его уме воспоминаниям. Несмотря на то, что живопись Лесажа удостоилась некоторого благосклонного внимания со стороны художественных критиков Франции между 1920 и 1940 годами, его картины можно рассматривать только как пример незрелого, или примитивного, искусства. Я упоминаю их здесь только потому, что Лесаж называл себя рисующим медиумом и верил, что его картины создавались под влиянием людей, лишённых телесной оболочки. Однако в его случае, в отличие от случаев Фредерика Томпсона и Генриетты Рус, ничто не указывает на наличие сверхъестественных явлений.

Комментарий

В сообщениях о других случаях я часто обращал внимание на какие-то проявлявшиеся исследуемым того или иного случая чувства, имевшие параллели с обстоятельствами жизни умершего человека, которую вспомнил исследуемый, и, в особенности, с эпизодом его смерти. Самые обычные чувства для человека во всех этих случаях – это мстительность (по отношению к тем, кто ответствен за его смерть в прошлой жизни) и страх в виде боязни предмета или места, связанного с его гибелью (Stevenson, 1990). В случае Генриетты Рус мы видим признаки фобии, которая, возможно, берёт начало в прошлой жизни.

Может быть, важнее всего в этом случае то, что в нём мы находим подтверждение постоянства другой эмоции, благодарности. Если полученные нами данные по этому случаю проще всего объяснить как свидетельство того, что Генриетта Рус была перерождённой Росарио Вейсс, то они же объясняют нам чувство благодарности, которое испытывал Гойя (возможно, уже за гранью смерти), сохранявшееся у него дольше века. (Он умер в 1828 году, а опыт Генриетты в Париже имел место ориентировочно в 1936 году.) Как мы увидели, Гойя был благодарен Леокадии и Росарио Вейсс при жизни; на смертном одре он, по-видимому, хотел ради них вписать какие-то условия в новое завещание, но его отговорили от этого. Таким образом, он, вероятно, умер с чувством благодарности, а также с чувством неоплаченного долга.

IV. Общее обсуждение

Никто из людей, прочитавших эту книгу, не станет отрицать, что случаи, указывающие на возможность перевоплощения, встречаются и в Европе. К сожалению, мы не знаем, насколько распространены подобные случаи, а очень хотелось бы это знать. Мы можем предполагать, что родители зачастую замалчивают некоторые такие случаи из-за своих традиционных религиозных убеждений, считая прошлые жизни и перерождение делом немыслимым. По этой причине они полагают, что ребёнок, заговаривающий о прошлой жизни, либо обманывает их, либо высказывает безумные фантазии. В других случаях ребёнок может держать это в себе, поскольку его родители не дают ему парадигму, в рамках которой он мог бы поместить и тем самым постичь образы событий из прошлой жизни. Случаи Джузеппе Косты и Георга Нейдхарта показывают растерянность маленьких детей, у которых возникают подобные образы. Иные случаи исследовать невозможно, поскольку их фигуранты не имеют сведений об опытных исследователях, не говоря уже об их адресах. Из 32 исследованных случаев этой книги сам я узнал только о семи, получив сведения от исследуемого или от кого-то из родителей исследуемого.

Три вышеупомянутые причины (замалчивание из-за родителей, замалчивание по собственной инициативе и незнание об исследователях, интересующихся этими явлениями) влияют на предание подобных случаев гласности; однако они ничего не скажут нам о подлинном масштабе этого явления. Не думаю, что крайняя малочисленность таких случаев, ставших известными нам, можно объяснить лишь тем, что для них не находится слушателей. В первой части я приводил результаты опросов 1990-х годов, показавшие, что в некоторых европейских странах более 25 % опрошенных верили в перевоплощение. Родители в этой группе, вероятно, были готовы внимательно выслушать любого ребёнка, пожелавшего заговорить о прошлой жизни. Что касается остальных 75 % родителей, то мы можем обратить внимание на то, что строгие внушения от них нередко получают и индийские дети, но они, очевидно, не могут поколебать желание ребёнка описать воспоминания о прошлой жизни (Stevenson and Chadha, 1990). Из этого я заключаю, что истинный масштаб таких случаев в Европе невелик – вероятно, он намного меньше, чем в Индии и в других странах. Если я прав в этом отношении, то я не могу объяснить различие в масштабе этих явлений между Европой и, скажем, Индией. В одной из своих более ранних книг я сделал предположение о том, что это различие может проистекать из глубоких и всё ещё малопонятных различий между культурами этих двух регионов (Stevenson, 1987/2001).

Теперь я оставлю эту трудноразрешимую проблему и обращусь к сходствам и различиям в том, что касается особенностей европейских случаев и случаев из других стран. Почти 20 лет назад я и мои коллеги исследовали главные особенности 856 случаев из шести разных стран: Бирмы (теперь Мьянмы), Индии, Ливана, Шри-Ланки, Таиланда и Соединённых Штатов Америки (в этом списке не представлены европейские случаи). Мы обнаружили четыре особенности, имевшие место во всех шести культурах: ранний возраст (обычно между двумя и четырьмя годами) исследуемого, когда он впервые заговорил о прошлой жизни; чуть более старший возраст (обычно между пятью и семью годами), когда исследуемый прекратил по собственной инициативе говорить о прошлой жизни; высокая вероятность насильственной смерти в прошлой жизни; частые упоминания в заявлениях ребёнка о том, как именно он умер в прошлом рождении (Cook et al., 1983). Эти особенности столь регулярно встречались в случаях из различных культур, что я иногда называл их универсальными. Процент других особенностей широко варьировал от одной культуры к другой. Примеры таких различных процентных соотношений особенностей между культурами встречаются в тех случаях, где заявлена перемена пола в следующей жизни, и в тех случаях, где исследуемый и предшествующая ему личность принадлежали к одной семье. Вместе с тем словосочетание «универсальные особенности» указывает на мою чрезмерную уверенность, поскольку мы исследовали случаи только в нескольких странах. Нам нужно было изучить случаи и в других культурах. Мы располагаем сведениями о случаях, пусть и немногих, в Европе, что даёт нам возможность проведения подобных сравнений.

В таблице 4 приведены данные из 22 европейских случаев с детьми в сравнении с 668 случаями из Индии, Ливана, США (не индейцев) и Канады^[101]. У каждой особенности в этих случаях отсутствуют какие-то данные, но и тех, которые были доступны, оказалось достаточно для достоверных результатов сравнений.

Таблица 4. Сопоставление четырёх параметров случаев, имевших место в Европе, и случаев, имевших место в других странах (в Индии, Ливане, США и Канаде)

 

Ознакомившись с особенностями в таблице 4, читатели, конечно, согласятся с тем, что в европейских случаях проявляются главным образом те четыре особенности, или параметра, которые мы уже нередко встречали и в случаях из других культур.

Европейские случаи также имеют некоторые другие особенности, часто наблюдаемые в случаях из других культур. У пяти детей была фобия, соответствующая событиям из заявленной предыдущей жизни. Шесть из них демонстрировали необычное поведение, отражающее заявления ребёнка. В четырёх случаях ребёнок говорил, что в прошлой жизни он был противоположного пола; речь идёт о двоих мужчинах и двух женщинах. В пяти случаях рождение исследуемого, по-видимому, предсказали сновидения, а в одном случае – голос. В шести случаях свидетели сообщали о том, что исследуемые демонстрировали окружающим определённые навыки, которые им не прививались, или другие неожиданные знания. У троих исследуемых были врождённые дефекты, проистекавшие, возможно, из жизней, на которые ссылались исследуемые. В целом складывается впечатление, что европейские случаи относятся к тому же типу, что и случаи из других культур, в которых я и мои коллеги изучали подобные случаи.

Затем мы должны рассмотреть степень, до которой европейские случаи свидетельствуют о неких сверхъестественных процессах. Если мы будем в своей оценке опираться исключительно на заявления детей, то не сможем избежать разочарования. Среди этих 22 случаев семь неразрешённых, а среди оставшихся 15 случаев все, кроме трёх (Глэдис Декон, Вольфганг Нойрат и Гельмут Крауз), – из разряда «одна семья». В случаях одной семьи мы никогда не сможем получить достаточной гарантии того, что исследуемый не получил никаких сведений обычным способом об умершем члене семьи, имеющем отношение к делу. То же самое мы могли бы сказать и о случае Вольфганга Нойрата, в котором две фигурирующие в деле семьи были соседями. Я так и не добился независимой проверки в остальном весьма впечатляющего и внушающего доверие случая Глэдис Декон. Исключив его, мы получаем только случай Гельмута Крауза как единственный разрешённый и прошедший независимую проверку (среди случаев, где всё началось в раннем детстве), в котором семьи, имеющие отношение к делу, не были никак связаны друг с другом. К нему мы можем, пожалуй, добавить случай Рупрехта Шульца, отчасти берущий начало в раннем детстве.

Вдобавок к названным недостаткам в свидетельствах мы должны ещё помнить о том, что взрослые рассказчики, возможно, неправильно вспоминали или искажали то, что говорил ребёнок. Родители умершего ребёнка имеют особую склонность к таким ошибкам. В семи случаях мы можем признать возможное влияние страстного желания того, чтобы умерший член семьи возвратился. Однако в противоположность этим случаям мы можем учесть семь других случаев, в которых заявления детей удивляли и озадачивали их родителей. Я не вижу никаких причин думать, что они поощряли подобные заявления, не говоря уже о том, чтобы провоцировать их.

Мы не избежали бы разочарования в европейских случаях, если бы считали благоприятными для толкований в пользу сверхъестественности происходящего только те заявления, которые мало того что были проверены, так ещё и имели условием отсутствие у ребёнка возможности узнать что-либо о рассматриваемом умершем человеке обычным способом. Мы, однако, не настолько ограничены. Наша оценка этих случаев должна включать в себя и поведение детей, которое, во-первых, является необычным в семье ребёнка, а во-вторых, согласовывается с тем, что ребёнок говорит о прошлой жизни. Если мы учтём фобии, склонности, навыки, которые ребёнку не прививали, и другие знания, которые он не мог приобрести, то 16 из 22 детей продемонстрировали такое необычное поведение. Продолжая эти исследования, я пришёл к мысли о том, что необычное поведение, продемонстрированное большинством этих детей, должно иметь столь же большое значение в оценке сверхъестественности, как и заявления ребёнка и любые родинки или врождённые дефекты, какие только могут быть обнаружены. В некоторых европейских случаях – например, в случаях Карла Эдона, Дэвида Льювелина, Тару Ярви, Гедеона Хэйча и Теуво Койвисто – необычное поведение детей казалось даже более значимым, чем сделанные ими заявления. Оно было иногда чужеродным и противоречащим ожиданиям и ценностям семьи этого ребёнка. Не думаю, что такое поведение можно объяснить генетикой или влиянием семьи на ребёнка.

Тем не менее европейские случаи в целом значительно уступают в плане аргументации в пользу сверхъестественных явлений более обоснованным в этом смысле случаям, обнаруженным в Азии, особенно в Индии и на Шри-Ланке. Такер (2000) разработал шкалу сильных сторон случаев (Strength of Case Scale), которая определяет или отвергает пункты в соответствии с различными особенностями случая, что позволяет судить о сверхъестественности происходящего. Он исследовал 799 случаев из шести разных стран (три четверти случаев приходится на Индию, Турцию и США). Разброс оценок уместился в пределах от низкого значения – 3 до высокого 49. Общее среднее было 10,4, срединное значение – 8. Средний балл для европейских случаев (22 детских и случай Рупрехта Шульца) составлял только 6,4, срединное значение – 5. Только в 5 европейских случаях из 23 отметка превышала 10 (среднее значение для случаев из других стран). Случай Рупрехта Шульца получил отметку 23, что в европейских случаях бывает крайне редко.

В завершение я прокомментирую случаи с яркими и повторяющимися снами. Сновидения дают нам непреднамеренные наглядные образы, когда мы спим; какое-либо вербальное содержание присутствует в них нечасто. Усилия, которые мы иногда прикладываем для того, чтобы описать сцены сновидения словами, крайне редко могут дать абсолютную точность. Поэтому не стоит удивляться тому, что рассказ сновидца о его повторяющемся сне каждый раз звучит по-разному.

Мы также не должны придавать большого значения прилагательным, которые может использовать человек, рассказывающий о своём сновидении, – например, «яркий» и «реалистичный». Однажды я чисто для себя изучил 125 сновидений, считавшихся вещими (Stevenson, 1970b). В 45 % этих случаев сновидец при описании этих снов использовал слова «яркий» и «реалистичный». Вообще-то такие эпитеты могут указывать на сверхъестественность того, что происходит, но не могут быть доказательством оной. Подтверждение может иметь место лишь в том случае, если сновидение заключает в себе проверенные знания, которые сновидец не мог приобрести обычным способом. Если смотреть на вещи подобным образом, то немногие сновидения можно будет назвать яркими или реалистичными. Из семи сновидений я включил в эту работу два сна, Трауде фон Хуттен и Луиджи Джоберти, которые оказались почти ничего не стоящими после того, как были тщательно изучены. Сновидения двух других исследуемых, Томаса Эванса и Уильяма Хенса, не поддавались проверке. Однако остальные три сновидца оставили меня в уверенности в том, что их сновидения отчасти были сверхъестественной природы. Это Дженни Маклеод, Уинифред Уайли и Джон Ист. Они могли вспомнить о прошлой жизни во время сновидения. По меньшей мере у 13 исследованных в азиатских случаях были подтверждённые воспоминания прошлой жизни во время бодрствования, а также сны, обычные или кошмарные, отчасти заключавшие в себе содержание воспоминаний наяву^[102]. Поэтому мы можем быть уверенными в том, что некоторые люди могут видеть сны о прошлой жизни, не вспоминая о ней в бодрствующем состоянии.

Я неоднократно использовал словосочетание «сверхъестественное явление» и теперь должен сказать о том, какого рода явлению я отдаю предпочтение в случаях, указывающих на перевоплощение. Альтернативой перевоплощению может быть восприятие ясновидцем сведений, доступных живым людям. Это предполагает способность к экстрасенсорному восприятию, которая детьми в этих случаях никоим образом не проявляется, если не считать заявления и необычное поведение, указывающие на прошлую жизнь. Этим также не объяснишь почти поголовную амнезию, стирающую предполагаемые воспоминания, которая возникает в более позднем детском возрасте. Сверхъестественное восприятие также не объясняет стремление детей выдать себя за кого-то другого через совершение тех или иных действий.

Второе возможное объяснение этих явлений чем-то сверхъестественным – «одержимость» исследуемого умершим человеком, способным влиять на живых людей из загробного царства. Я убеждён в том, что случаи, которые лучше всего объясняются как примеры одержимости, иногда имели место. Я отдаю предпочтение этому объяснению для живописи Генриетты Рус, образец которой приведён на рисунке 18. Другие примеры можно найти в случаях Джасбира и Сумитры Сингхов. Однако такие случаи заметно отличаются своими особенностями от случаев маленьких детей, которые, по-видимому, помнили прошлые жизни. Идея одержимости не объясняет амнезию в более позднем детском возрасте, которая почти всегда присутствует в случаях детей, утверждающих о том, что они помнят прошлые жизни. Она также не объясняет врождённые аномалии, соответствующие ранениям или другим телесным следам из предыдущей жизни. (Среди случаев этой работы таковых, по общему признанию, мало.)

Европейские случаи с детьми, которые, по всей видимости, ясно помнили прошлую жизнь, не дают самых веских из известных нам аргументов в пользу перевоплощения. И всё же я делаю вывод о том, что для некоторых из этих случаев перерождение – наилучшее объяснение, хотя и не единственное.

Об авторе

Ян Претимэн Стивенсон (1918–2007) – канадско-американский биохимик и психиатр, посвятивший большую часть своей жизни изучению феномена перерождения, исследуя случаи наличия у детей и взрослых информации о жизни людей, живших и умерших до их рождения (что, по мнению Стивенсона, доказывало возможность реинкарнации, или перевоплощения).

Стивенсон полагал, что концепция реинкарнации, или перевоплощения, могла бы помочь современной медицине понять различные аспекты развития человека и его поведения, дополняя данные о наследственности в условиях внешней среды. Вплоть до своей отставки в 2002 г. профессор Стивенсон возглавлял Отдел перцептивных исследований в Медицинской школе Виргинского университета.

В 1960 году Стивенсон опубликовал первую работу, посвящённую этой теме, привлекшую внимание Честера Карлсона, изобретателя светокопировального аппарата и основателя всемирно известной компании Xerox, который изъявил готовность финансировать первую экспедицию Яна Стивенсона на Шри-Ланку. В 1968 году Честер Карлсон скоропостижно скончался. После оглашения его завещания Стивенсон был немало удивлён, узнав, что тот отдельно оговорил в нём выделение гранта в размере одного миллиона долларов на учреждение соответствующей профессорской должности в Виргинском университете и дополнительный грант в один миллион долларов лично Яну Стивенсону, чтобы он мог продолжить свои изыскания, исследуя случаи, свидетельствующие о возможном перерождении людей.

Щедрый дар Честера Карлсона позволил Яну Стивенсону основать Отдел перцептивных исследований в Медицинской школе Виргинского университета – единственную в мире научную кафедру, посвящённую изучению воспоминаний о прошлых жизнях, околосмертных переживаний и прочих паранормальных феноменов. Доктор Стивенсон много путешествовал по странам Юго-Восточной Азии, Южной Америки, Западной Африки и Ливану, в поисках достойных исследования случаев. В период с 1966 по 1971 год он проезжал в среднем по 88 тысяч километров в год. Большая часть описанных им случаев происходили из культур, так или иначе верящих в реинкарнацию.

Хотя большинство его маленьких пациентов родились в Индии и Шри Ланке, он также работал с детьми из Средней Азии, Европы, Африки и обеих Америк. К 1987 году в архивах доктора Стивенсона собралось около трёх тысяч описаний случаев подобного типа, и чуть больше половины этих случаев считаются «доказанными» (т. е. воспоминания ребенка о прошлой жизни получили вполне весомое подтверждение). Несмотря на изначальный скептицизм, Стивенсону удалось собрать детальные описания сотен случаев, объяснить которые могла только теория реинкарнации.

Исследования профессора Стивенсона основаны на тщательной проверке любых входных данных и строгих научных доказательствах взаимосвязей между конкретными фактами текущей и предполагаемой прошлой жизнями испытуемых. Все данные подтверждены, задокументированы и официально опубликованы. То, что они не получили широкой огласки, говорит о недостаточной разработке общей методологии исследований глубинной природы человека, о страхе религиозных институтов потерять власть над людьми, об инерции корпоративных интересов ведущих исследовательских центров и о редукционистской атомистической основе большинства программ обучения в мировой системе образования.

Другие книги Яна Стивенсона

• Двадцать случаев предполагаемой реинкарнации (Twenty Cases Suggestive of Reincarnation, 1974)

• Дети, которые помнят предыдущие жизни: поиск реинкарнаций (Children Who Remember Previous Lives: A Quest of Reincarnation, 1987)

• Реинкарнация и биология (Reincarnation and Biology, 1997)

Приложение