Российская Федерация, Московская область, аэродром в Жуковском.

На летном поле аэродрома в Жуковском в один ряд, как на параде, были выстроены боевые самолеты. А так же те машины, которые сопровождавший их немолодой авиационный генерал называл ударными и транспортными вертолетами.

– В отличие от наших коллег‑танкистов, – говорил он, медленно идя вместе с гостями вдоль этой авиавыставки, – номенклатура предлагаемой нами авиатехники ограниченна. Во‑первых, при переводе на хранение она очень быстро приходит в негодность, во‑вторых, еще быстрее фатально устаревает.

Также, по причине высокой стоимости и небольшой механической прочности дюралюминия, разделка авиатехники куда как менее трудоемка и более выгодна, чем разделка, к примеру, танков. Танковую броню еще разрежь… А с самолетом все просто – гидравлическими ножницами чик, чик, чик… Короче, ломать – не строить.

Из того что осталось мы сможем предложить СССР десять‑пятнадцать восстановленных дальних бомбардировщиков Ту‑95. Еще до конца неясно, сколько из них пригодно к снятию с хранения. Но десять единиц мы сможем гарантировать точно. Каждая такая машина способна доставить двадцать тонн боевой нагрузки на расстояние шести тысяч пятисот километров. Ее плюсом является то, что она вполне может быть освоена советскими пилотами из состава авиации дальнего действия, минусом – потребность в трехкилометровой бетонированной посадочной полосе первого класса. Кстати, в паре с летающим танкером Ил‑78, радиус действия такого самолета с территории СССР становится неограниченным.

– Вы имеете в виду применение этих ваших спецбоеприпасов, – спросил генерал Захаров, – Ведь в противном случае даже две сотни тонн бомб не являются особо выдающимся средством поражения.

– Это вы зря, Георгий Нефедович, – парировал возражение хозяин, – Во‑первых, решение о применении спецбоеприпасов принимает первое лицо государства, и не нам это обсуждать. Во‑вторых, двести тонн – это боевая нагрузка почти двух дивизий АДД, вооруженных самолетами ДБ‑3Ф. В‑третьих, полет эти самолеты выполняют на высоте десяти‑двенадцати километров, что делает их неуязвимыми для противодействия зенитной артиллерии и истребительной авиации. И, в‑четвертых, кроме обычных фугасных и зажигательных авиационных боеприпасов, применяются еще и высокоточные бомбы, в том числе кассетные и объемно‑детонирущие, единичной массой до пяти тонн, которые мало чем уступают ядерным, и в тоже время совсем не раздражают международную общественность.

– Опять я вас не понимаю, Константин Николаевич, – вздохнул Захаров, – что значит высокоточные и объемно‑детонирующие, поясните, пожалуйста.

– Высокоточные – это те, что имеют управляемую траекторию падения, – ответил Захарову сопровождающий, – такие бомбы поражают не среднеарифметическую площадь, а какую‑то конкретную цель. Чем меньше круговое отклонение от намеченной точки, тем точнее боеприпас. Если вы способны уложить в круг радиусом метр, бомбу способную пробить пятьдесят метров бетона и гранита, и взорваться в самой сердцевине вражеского центра управления, то значит, что вы этим самым получаете возможность достигать стратегических целей единичными ударами.

То же самое ОДАБ, то есть боеприпас, снаряженный вместо обычной взрывчатки, ну, к примеру, бензином. Первый, внутренний детонатор, вызывает распыление горючей смеси в воздухе, а несколько внешних, закрепленных на корпусе, сработав с задержкой в одну‑две секунды, вызывают ее воспламенение. Процесс напоминает работу поршневого двигателя, лишь с той разницей, что энергия взрыва канализуется не в работу мотора, а в создание ударной и термической волны. Ударная волна настолько мощная, что единичной бомбы попавшей в здание германского Рейхстага или Вестминстерского аббатства хватит для того, чтобы эти сооружения превратились в кучу мелкого щебня высотой в полтора – два метра. Искать человеческие тела под руинами будет полностью бесполезно, ибо эти боеприпасы превращают их в фарш.

– Ну да, – вздохнул Захаров, – война дело страшное. Кстати, а это что за громила, – он указал на стоящий сразу за Ту‑95 Ан‑22, ‑ тоже бомбардировщик?

– Нет, Георгий Нефедович, – ответил сопровождающий, – это Ан‑22, военно‑транспортный самолет. Способен доставить 60 тонн груза на три тысячи километров, и на той же заправке вернуться обратно. Не нуждается в бетонированных площадках, достаточно полутора километров просто ровного поля. В двухпалубном варианте способен перевезти до семисот человек без экипировки. Имеющиеся в нашем распоряжении двенадцать единиц мы хотим предложить в качестве средства обеспечения связи находящихся в рейде Ударных Армий с Большой Землей. Туда боеприпасы, топливо, медикаменты, людское пополнение, обратно наши раненые и ценные пленные. Один два рейса в день в зависимости от удаленности маршрутов…

Генерал Захаров переглянулся с Ильюшиным и Поликарповым, потом кивнул, – Спасибо, Константин Николаевич, мы доложим по команде… – а Ильюшин добавил, – все возможно, если цена при этом не будет чрезмерной.

– Не будет, – усмехнулся их экскурсовод, – но это уже не наш с вами вопрос, на это товарищ Косыгин есть, у него голова большая пусть она за цену и болит. Кстати, товарищ Ильюшин, обратите внимание, штурмовик Су‑25, в какой‑то мере наследник вашего знаменитого Ил‑2. Бронированный, скорость до девятисот километров в час, боевая нагрузка до четырех с половиной тонн. Дадим Георгию Нефедычу на нем полетать, и если будет добро, предложим к поставке до 150 единиц.

На этом товарищи извините с готовыми самолетами все, вся прочая авиатехника нашего времени, даже фронтовая, требует бетонных аэродромов и срока освоения превышающего год, а значит – не является предметом нашего сегодняшнего обсуждения. Но, разговор на этом не закончен, товарищи, у нас еще есть предмет для обсуждения. Прошу пройти в то здание…

 

Там же,

 

Полчаса спустя.

В небольшой комнате гостей из СССР ожидало несколько человек самых разных возрастов. Человек, сопровождавший их по комплексу летно‑испытательного института, сначала представил Поликарпова, Ильюшина, и Захарова, а потом сказал, – Товарищи, когда руководство страны обратилось к нам с просьбой составить аналитический обзор на тему того, что можно было бы изменить в советских ВВС и авиационной промышленности с помощью современной России, мы попросили заняться этим делом группу наших молодых, но уже проявивших себя сотрудников. Товарищи Поликарпов и Ильюшин, попрошу вас не обижаться, на своего рода претензии, и внимательно отнестись к предложениям. На стороне этих молодых людей свежий взгляд и знание основных путей развития авиатехники. Кто будет докладывать? Ты, Евгений? Прошу.

– Итак, – вышел вперед один из людей инженерного вида, – начнем с главного – с двигателей. Единственным удачным поршневым мотором, на который до нашего времени сохранился полный набор конструкторской документации, является АШ‑82Т мощностью в 1.900 лошадиных сил, известный товарищам под именем М‑82. После передачи всей документации его производство может быть развернуто на советских заводах в самые кратчайшие сроки. Кроме того, на наших базах хранения, в качестве ЗИПов к уже снятых с вооружения самолетов и вертолетов, находится около 1200 таких новых, что называется «в масле» моторов. АШ‑82 без переделки конструкции может быть установлен на бомбардировщики ТБ‑7, Ер‑2 и Ту‑2, а также истребитель И‑180…

– Не пойдет, – покачал головой Поликарпов, – М‑82 на 200 килограммов тяжелее штатного М‑88. Центровка будет нарушена необратимо, не так ли?

– Николай Николаевич, – ответил российский авиаинжинер, – я ждал этого вопроса. Ребята, тушите свет! Проектор!

В наступившем полумраке, на побеленной стене нарисовался прямоугольник проекционного экрана, на котором появилась продольная схема И‑180.

Итак, – сказал Евгений, – мы забираем М‑88 и устанавливаем М‑82… ‑ на экране один мотор сменился другим, и появилась большая синяя стрелка тянущая нос самолета вниз, – вроде бы Николай Николаевич прав, и наш уродец никогда не взлетит. Но! У АШ‑82Т форы в мощности над М‑88 в восемьсот лошадей, товарищи, то есть, почти вдвое.

Сначала у нас возникла мысль утяжелить хвостовую часть самолета для восстановления баланса, полусотни килограмм под костыль вполне бы хватило. А потом мы подумали – а зачем самолету таскать мертвый вес?! – при этих словах кабина пилота вдруг опоясалась бронеэкраном, – Шесть миллиметров авиаброни, общим весом сто семьдесят‑двести килограмм восстановят центровку, и надежно прикроют летчика и кабину от пуль винтовочного калибра, направленных с хвостовых курсовых углов. Это как раз тот случай, когда одним выстрелом мы убиваем двух зайцев.

И вот еще что, товарищ Поликарпов, это я вам говорю от лица советских пилотов, которые скромные, и потому молчат. Спилите гаргрот, сделайте фонарь каплевидного типа, и дайте нашим летчикам обзор на триста шестьдесят градусов, чтоб ни одна фашистская тварь не могла подкрасться к ним с хвоста. И выкиньте к черту эти пулеметы‑спринцовки. Обидно читать воспоминания тех кто летал на пулеметных «ишаках». Тратить полный боекомплект, для того, чтобы сбить один Юнкерс или Хейнкель – это никуда не годится. Две – три пушки ВЯ‑23, или, на худой конец, ШВАК. Чтоб наши летчики могли одним нажатием пальца превратить в обломки любой вражеский самолет, хоть тот же Юнкерс, хоть «Ланкастер», хоть Б‑17… По этому вопросу у меня все!

Наступила тишина, Поликарпов внимательно разглядывал предложенную схему и не находил в ней серьезных изъянов. Запас прочности в конструкцию был заложен значительный, и после переделки нагрузки вполне укладывались в рамки нормативов.

– Скажите, молодой человек, – вдруг спросил он, – а И‑180 в вашем прошлом был принят в серию?

– В том то и дело, что нет! – воскликнул Евгений, – безредукторный двигатель М‑88 так и не удалось довести. Таким же мерворожденным оказался и ваш И‑185 из‑за проблем с мотором М‑71. Пока мы тут разговариваем, заводы продолжают гнать вал по устаревшим И‑16. Мы знаем, что И‑180 может сменить его в производстве без смены оснастки, а в частях, без переучивания летчиков.

– Тогда надо попробовать, – сказал Поликарпов, – только вот у нас на заводе это будет сделать сложновато. В последнее время там творится прямо какой‑то саботаж в отношении этой машины…

Человек, который привел в эту комнату гостей из СССР прокашлялся, – Товарищ Поликарпов, я думаю что в течении одного‑двух дней, мы сумеем решить вопрос о передаче нам одного экземпляра самолета И‑180 и летчика‑испытателя, к примеру Степана Супруна. Тем более, что полеты на И‑180 еще не запрещены. Модернизацию проведем на наших мощностях, и покажем товарищу Сталину уже готовую машину. Евгений, – повернулся он к докладчику, – у тебя было еще что‑то к товарищу Ильюшину?

– Да, – ответил тот, – по штурмовику Ил‑2. Но это наскоро лучше не объяснять, там переделки должны быть куда серьезнее, и не все так однозначно. Была мысль установить ему под капот вместо АМ‑38 тот же АШ‑82Т, или наш ВК‑2500. В первом случае, придется кардинально менять форму бронекорпуса, но все прочее останется «как есть». Во втором, случае бронекорпус остается прежним, мы будем иметь выигрыш в мощности в 1000 коней, и экономию в тонну массы, а это вам не комар чихнул.

Тут при перецентровке листом брони не обойдешься, тут получается фатально задняя центровка. А значит, проблема с обратным знаком. Никакой батареей пушек на освободившемся месте под капотом это не выправить. Пусть лучше сначала товарищ Ильюшин познакомится с нашими газотурбинными двигателями, а потом сам решает, стоит ли городить огород. А мы, если что, поможем.

По остальным самолетам я уже сказал: одна модель истребителя И‑180, одна модель штурмовика Ил‑2, одна модель фронтового бомбардировщика Ту‑2, и одна модель тяжелого бомбера ТБ‑7, он же, Пе‑8. Бомбардировщики, или с моторами АШ‑82Т, или с нашими ВК‑2500… Во втором случае надо проводить усиление центроплана, чтобы брать на борт бомбы особых калибров. Три тонны для Ту‑2, и семь тонн для Пе‑8. Вот теперь в принципе все.

 

Февраля 2017 года,

 

18:15. Российская Федерация, Московская область, резиденция Премьер‑министра РФ.

Разговор между премьер‑министром Российской Федерации Дмитрием Олеговичем Рогозиным и будущим председателем Совета Министров СССР Алексеем Николаевичем Косыгиным был лаконичным и конкретным.

Хотя товарищ Косыгин в то время был еще молод – всего 36 лет, и занимал сравнительно скромную должность среди высшей советской госпартноменклатуры, но опыт работы у него уже был немалый. Недаром уже на третий день войны Сталин назначил его заместителем Председателя Совета по эвакуации при Совнаркоме. А если учесть тот факт, что главой этого Совета был товарищ Каганович – фигура, скорее, политическая. И молодой нарком текстильной промышленности фактически возглавил важнейшее мероприятие, проводимое руководством СССР – эвакуацию заводов и фабрик из прифронтовой полосы в глубокий тыл, для создания там новых экономических районов.

Вот и сейчас, немного хмурый и малоразговорчивый он сразу же приступил к делу. Косыгин достал из портфеля стопку отпечатанных бумажных листов, и вопросительно посмотрел на российского Премьера.

– Ну что, товарищ Рогозин, приступим? – спросил он, – Для начала я назову те виды товаров, в которых нуждается экономика СССР и которые мы хотели бы получить от вас, а вы мне скажете, что из запрашиваемого нами вы сможете поставить и в каких объемах.

Рогозин поставил на стол свой ноутбук, открыл крышку, включил и, щелкнув несколько раз «мышкой», приготовился отвечать на вопросы своего советского визави.

– Как мне сказали, поставки боевой техники и боеприпасов, не моя забота, – сказал Косыгин, – этот вопрос находится в компетенции наших военных и именно им его решать. Поэтому мы с вами поговорим в первую очередь об интересующих нас промышленных товарах, оборудовании, металлах и сырье.

Прежде всего СССР интересуют цветные металлы – алюминий, медь, олово. Вот список и объем поставок, которые мы бы хотели получить, – Косыгин протянул премьер‑министру Российской Федерации лист бумаги с колонкой цифр.

Тот внимательно прочитал переданную ему бумагу, пощелкал мышкой, задумался, а потом утвердительно кивнул головой, – Алексей Николаевич, все вами перечисленное может быть поставлено в трехмесячный срок. Причем, половину запрошенного вами мы можем отгрузить немедленно, немного потревожив фонды Госрезерва.

– У вас в Госрезерве лежит металл? – удивленно спросил Косыгин.

– А почему бы и нет? – пожал плечами Рогозин, – металл у нас в значительной степени идет на экспорт, мировой рынок, а там разные коллизии встречаются – то спрос упадет, то производство где‑нибудь не в меру вырастет. Цены падают, наши предприятия не могут продать свою продукцию, и несут убытки. Чтобы этого не было, мы скупаем у них металл и помещаем его в Госрезерв. А потом или продаем, когда цена восстановится, или используем для государственных нужд, как сейчас. Мы, знаете ли, благодаря советскому прошлому, а конкретно вам, уважаемый Алексей Николаевич, производим металла значительно больше, чем может поглотить внутренний рынок.

– Да, очень интересно, – сказал немного ошарашенный Косыгин, и протянул Рогозину следующую бумагу, – А это список необходимых нам машин и оборудования для развития железнодорожного транспорта, – сказал нарком, – мы предполагаем, что в начальный период войны наши железные дороги могут быть разрушены в результате налетов вражеских бомбардировщиков, а подвижной состав выйдет из строя. В случае же, если планы, которые строят наши и ваши военные успешно осуществятся, и Красная Армия пойдет на Запад, ту же самую проблему придется решать на освобожденных от немецкого фашизма территориях, поскольку наши летчики тоже будут массово бомбить железнодорожные узлы в вражеском тылу, и охотиться за эшелонами противника. Да и колея у них другая, придется ее перешивать, чтобы гнать к фронту эшелоны с техникой, боеприпасами и военным снаряжением. А это значит, что будут нужны рельсы, костыли, накладки и прочее.

Премьер‑министр перечитал, взял со стола желтый маркер, и отчеркнул на листке несколько строчек. – Уважаемый Алексей Николаевич, – сказал Рогозин, – насчет рельсов, и условно говоря, вагонов – вопросов нет. То же самое могу сказать и об оборудовании для ремонта и восстановления железнодорожного полотна. Но паровозов у нас нет. Точнее, есть некоторое количество, стоящее на длительной консервации. Я не совсем уверен в их сохранности – ведь прошло столько лет. Мы, конечно, можем их вам уступить, за совершенно символическую цену, но это количество не покроет и сотой части вашей заявки. Взамен могу предложить разместить на наших заводах заказ на магистральные и маневровые тепловозы. Впрочем, давайте, я отложу эту бумагу, и немного позже посоветуюсь со специалистами. Точный ответ вы получите в течении трех дней.

Косыгин кивнул, и вытащил из своей папки очередной документ. – Еще один вопрос, который требует решения – это продовольствие, – сказал нарком. – Мы надеемся на свои силы, но война требует мужчин, которые трудятся в сельском хозяйстве. Их надо кормить. К тому же у нас еще очень плохо поставлено дело с переработкой сельскохозяйственной продукции. Не везде и не всегда есть возможность длительно хранить продукты питания. Холодильников в частях, находящихся вне гарнизонов, нет. Поэтому было бы желательно, чтобы вы поставили нам те продукты, которые могли бы храниться длительное время в обычных походных условиях. Я уже знаю, что у вас уже достигнуты большие успехи в этом деле. Поэтому, вот перечень продуктов питания, которые мы хотели бы от вас получить. Это мясные и рыбные консервы, яичный порошок, животные жиры, сгущенное молоко, галеты… В общем, здесь все написано. – Косыгин протянул российскому Премьеру еще одну бумагу.

Тот перечитал список, кивнул, и снова защелкал мышкой. Потом почесал свою, уже начавшую лысеть голову, и сказал, – Не беспокойтесь, товарищ Косыгин, поможем. На первых порах потрясем склады Госрезерва. Возможно, кое что подкупим за границей. Но Красную армию едой обеспечим. – Рогозин отложил бумагу в сторону и побарабанил пальцами по столу, – У меня к вам, Алексей Николаевич, встречное предложение. Насколько я знаю, когда у нас зима, у вас там лето. На долгую перспективу мы можем установить взаимовыгодное предложение. Ту часть своего урожая, которую вы не можете переработать самостоятельно, перерабатывайте у нас. Тут как раз будет межсезонье и недогруз мощностей. Мука, макароны, выпечка, растительное масло, свекловичный сахар… Да, те же самые мясо и рыба пойдут на переработку в консервы. Если рассчитывать на более длительный срок, то давайте договариваться о поставках соответствующего оборудования.

– Я передам ваши предложения товарищу Сталину, – ответил Косыгин, – они хотя и очень интересные, но далеко выходят за пределы моих полномочий. Думаю, что, в конце концов, этот вопрос будет решен к взаимному согласию.

– Теперь об обмундировании, – продолжил он, – Чтобы одеть и обуть тех, кто будет мобилизован первой очередью, имеющихся в наличии запасов у нас на складах Наркомата Обороны хватит. Но, как вы знаете, во время войны обмундирование и обувь изнашиваются быстро. Нам бы хотелось, чтобы вы помогли нам в их изготовлении. Тем более что наши военные специалисты уже высказывали мысль о необходимости переодеть бойцов действующих частей Красной Армии в форму нового образца, в определенной степени приближенную к вашей.

Мы можем развернуть производство новых образцов обмундирования и обуви на наших швейных и обувных фабриках. – Косыгин заглянул в одну из своих бумаг, и прочитал непривычное для него слово, – так называемые «камуфляжку» и «берцы». Я бы попросил вас прислать специалистов и образцы материалов, чтобы помочь наладить это производство у нас.

А так же нам нужны соответствующие выкройки и ТУ. Все это нужно сделать в кратчайшие сроки, поскольку к первому мая тысяча девятьсот сорок первого года, два миллиона комплектов нового летнего обмундирования, должно быть уже передано в войска приграничных округов и роздано в частях.

Российский премьер кивнул, и забегал пальцами по клавиатуре своего ноутбука. Потом он взглянул на Косыгина, и кивнул, – Алексей Николаевич, мы сделаем то, что вы просите. Только переход на новую форму надо как‑то залегендировать… Необходимо распространить слух, что ее изготовляют для частей, дислоцированных на Дальнем Востоке или в Средней Азии… Впрочем, я думаю, что это будет поручено соответствующим компетентным органам – это как раз их задача решать подобные вопросы.

– Разумеется, – кивнул Косыгин и продолжил, – Так же будет необходимо изготовить для бойцов новое соответствующее снаряжение, – он снова посмотрел на лежащий перед ним листок, – «разгрузку». Тут вопрос аналогичный с изготовлением обмундирования – мы просим прислать специалистов, образцы материалов и выкройки. Думаю, что это тоже решаемо?

– Вполне, Алексей Николаевич, – ответил российский Премьер, – как и с другими элементами обмундирования, которые вы хотите заимствовать у нас. Думаю, что надо выделить этот швейно‑обувной вопрос в особую тему, и назначить соответствующих профильных специалистов, которые будут им непосредственно заниматься.

Теперь кивнул Косыгин, продолжая перебирать лежащие перед ним бумаги. Вот он выудил из стопки еще одну, и положил на стол перед собой.

– Товарищ Рогозин, – сказал советский нарком, – для развертывания производства новых видов вооружения нам понадобятся дополнительные мощности. Нам будут необходимы станки, оборудование для заводов, инструменты, сверла, резцы, способные обрабатывать бронелисты, словом, – Косыгин протянул Рогозину очередную бумагу, – здесь все изложено.

Премьер‑министр России внимательно изучил документ, взял маркер и сделал на нем несколько пометок, – Алексей Николаевич, – сказал он, – помимо того, что вы запрашиваете у нас, мы хотим предложить вам новые технологии и новые инструменты и станки. Они способны во много раз увеличить производительность труда и более качественно изготовлять детали. К примеру, роторные линии для производства боеприпасов к стрелковому вооружению. На тех же площадях производство можно будет увеличить сразу на порядок. Или оборудование для электродуговой сварки, в том числе корпусов кораблей и подводных лодок, что в несколько раз сократит производственный цикл на советских судостроительных заводах. И еще, в вашей заявке не упомянуто об электростанциях. Небольших, но мобильных и очень мощных, в которых, я уверен, у вас будет большая нужда. Ну, и многое другое, – российский премьер сложил полученные от Косыгина листы бумаги аккуратной стопочкой, – Вы здесь не последний день, и мы в любой момент сможем вернуться к любому вопросу, а окончательные корректировки внесем во время финальной правки всех документов.

В ответ на это предложение, товарищ Косыгин кивнул, дав знать, что не возражает. Потом разговор зашел о поставках в СССР каучука – в ответ Рогозин предложил изготовлять камеры и покрышки в России XXI века. Косыгин запросил о возможности поставок некоторых легированных сталей и материалов, производимых в Советском Союзе в крайне недостаточных количествах – в ответ Рогозин пощелкал мышкой, и сказал что некоторые из этих материалов уже не производятся, но можно подобрать их аналоги того же назначения, но более высокого качества.

Потом настала очередь российского Премьера задавать вопросы. Он достал из пластиковой папки листы бумаги с отпечатанным на принтере текстом, и предложил Косыгину с ними ознакомиться. Это был список сырья и товаров, который он назвал «встречными поставками».

В списке фигурировали некоторые виды пищевого сырья, экологически чистые продукты, в общем, все то, что производилось в СССР 40‑х годов XX века, и имело реальную ценность и в начале века XXI. Косыгин изучил список, после чего заявил, что он, с точки зрения экономии золотого запаса, в общем, считает его вполне приемлемым. Но окончательное решение, разумеется, может принять лишь товарищ Сталин.

Российский премьер, прекрасно зная, какая жесткая вертикаль власти была в СССР в предвоенные годы, поэтому не стал возражать, и кивком согласился с Косыгиным.

На этом первый тур торговых переговоров между СССР 1940‑го года и Российской Федерации 2017‑го года можно было считать законченным. Стороны расстались, как говорят в подобных случаях, довольные друг другом.

 

Февраля 2017 года,

 

10:15, Республика Абхазия, Гудаута, аэродром в пос. Бомбора в составе 7‑й военной базы ВС РФ.

Одинцов Павел Павлович.

Итак, мы выступаем. Основные силы, включая конское поголовье для группы контроля района, прибыли. Стационарный портал смонтирован и подключен. От Сочи к Сухуму вдоль берега моря ударными темпами тянут новую ЛЭП‑500. Официально для дальнейшего развития курортных зон, но все знающие люди понимают, что основным потребителем этого немереного количества электроэнергии, станет некий российский военный объект в Гудауте. Тогда мы сможем вагонами переправлять грузы в Каменный век эшелонами. Насколько мне известно, многократно более мощные порталы, как раз с железнодорожными переходами, собираются устанавливать в Санкт‑Петербурге, Москве и Минске. С одной стороны можно будет быстро перебрасывать неограниченный объем грузов из сталинского СССР и обратно. А с другой стороны, какие‑то умные головы придумали использовать ледниковый щит прошлого в качестве источника чистейшей пресной воды. По сравнению с талой водой ледника километровой толщины, Байкал – это просто грязная лужа. В водопровод эту воду, разумеется, никто не пускает, но вот производители напитков, особенно алкогольных, ее берут на ура. Вот и потек первый денежный ручеек на благо Проекта.

Чтобы его усилить и углубить, Росстандарт собирается ужесточить требования к качеству воды, предназначенной для бутилирования и изготовления напитков. Все для блага народа, так сказать. Вода то и в самом деле замечательная, с нее ни камни в почках не появятся, ни суставы не заскрипят. А то, что новым стандартом будет отсечена большая импорта аналогичной продукции, так кто же им виноват.

По мере выработки шахт, из которых добывается лед, выдолбленные полости будут использовать в качестве кладовых Росрезерва. Вечные минус двадцать пять, природный холодильник держит их с точностью до миллионной доли градуса, и это без единого ватта энергии. Процесс монетизации технологии перемещения во времени набирает обороты, надеюсь, никто не додумается организовывать сафари на мамонта, или пещерного льва за двадцать или более лямов условных единиц. Ведь это не менее круто, чем слетать в космос. Хотя, после завершения операции и снятия с дела грифа секретности, почему бы и нет? Почему бы немного эксклюзивно не обобрать западных богатеньких буратин? И ведь сами принесут деньги и сами положат – куда скажем, ибо, очень хочется.

А пока мы ускоренно готовим площадку под базовый лагерь, местом дислокации которого мы выбрали то самое бывшее стойбище, так любезно освобожденное для нас. Сегодня утром в присутствии отца Никодима человеческие кости были аккуратно извлечены из мусорной кучи, и захоронены выше по течению реки. Священник освятил эту землю, и сказал, что будет думать и молиться, и если Богу будет угодно, на этом месте надо будет поставить часовню.

Прочий же мусор был без лишних церемоний захоронен в вырытой «рачком» яме. И пусть археологи рыдают – ибо нефиг. Излучина реки приобрела цивилизованный, какой‑то умытый вид, украсившись сборными деревянными домиками, а возле мусорного могильника появились сооружения с надписью «М» и «Ж». Чуть в стороне, на каменной отмели, техники, с любопытством поглядывая по сторонам, монтировали лопасти винтов нашего разъездного Ми‑171, только что доставленному на базу. Егерские группы, сформированные из погранцов и спецов, кроме одной оставленной в лагере, разошлись веером по горным ущельям, а также вдоль берега в сторону будущих Сухума и Сочи. Заросли на месте взлетной полосы аэродрома Бомбора уже были размечены к вырубке и выкорчевке. Аэродром должен, по возможности, геометрически повторять своих собратьев в 2017‑м и 1940‑х годах. Именно тут будет одна из тренировочных авиабаз. Короче, жизнь кипела ключом.

Вернувшись в наше время, я застал весьма интересную компанию в помещении, оборудованном под комнату отдыха. Матушка Пелагея в расстроенных чувствах восседала на диване. По одну сторону от нее был подполковник Юринский. Впрочем, сейчас на нем поверх формы был накинут белый халат, а значит, сейчас он пребывает в своей второй ипостаси профессора медицины. С другой стороны сидит мадам Славина, и что‑то объясняет матушке Пелагее. На ковре перед ними, перекликаясь птичьими голосами, ползали Тата, и еще трое ее ровесников из числа тех подкидышей, которыми нас одарило местное племя, когда оно решилось очистить от себя нужную нам территорию.

Разговор, очевидно, шел о ней. Матушке тихо и популярно объясняли, чем метаболизм неандертальцев отличается от метаболизма современных людей, и почему устроить Тате пост – не есть хорошая идея. А сама Тата была счастлива в обществе сверстников. Невинные радости детства, когда болезненный укол или в кровь разбитая коленка забывается через пять минут, а самым главным делом в жизни является построение башни из разноцветных кубиков.

Если верить тому, что рассказала мне мадам Славина, то в маленьких группках неандертальцев близкие по возрасту дети были редкостью. Чуть поодаль, с соседнего дивана, полковник Каморинцев и один из его ассистентов внимательно следили за детскими играми. Могу поклясться, что у них где‑то были припрятаны и скрытая камера, и микрофон.

Но, главным героем этого спектакля были все таки не маленькие дети, а Ниида собственной персоной, управляющаяся с ними не хуже заправской пионервожатой.

– Ну что, Илья Алексеевич, как успехи? – присел я рядом с ним, – Можете чем‑нибудь порадовать?

Полковник Каморинцев сосредоточенно потер переносицу, – Совершенно определенно прослеживаются, как минимум, два языка. Один, мы назвали его базовым, по звучанию напоминает языки Центральной Африки. Именно на нем болтали дети и ваша Ниида, пока Пелагея Андреевна не принесла Тату. Потом они все вдруг перешли на другой язык, куда более близкий к индоевропейским образцам. Мы предполагаем, что это не неандертальский в чистом виде, конечно, а некий язык‑посредник для межвидового и межкланового общения. Торговые сделки, территориальные переговоры и все такое… Для того, чтобы понять, как звучит чистый неандертальский, вашей Тате нужен соплеменник для беседы. А еще лучше было бы со стороны понаблюдать разговор двух взрослых.

– Наверное, скоро у вас представится такая возможность, – ответил я, – Мы начинаем перебираться на ту сторону. Но, с точки зрения практического общения, освоение торгового языка‑посредника мне кажется более важной задачей.

– Я тоже так думаю, – ответил полковник Каморинцев, – во‑первых, он проще для освоения, во‑вторых, имеет более широкое хождение. Вполне может оказаться, что при отсутствии письменности и регулярных контактов, в каждом стойбище будет по своему быстро изменяющемуся языку. Только меня беспокоит ваш, как ее называют бойцы, Гусенок. Попав в нашу языковую среду, она очень быстро учится. Сегодня утром она поздоровалась со мной в столовой. Я даже не знаю, что будет быстрее – нам выучить этот торговый язык, или обучить местных переводчиков.

Будто поняв, что разговор идет о ней, Ниида сначала посмотрела в нашу сторону, потом грациозно поднялась на ноги. И тут у меня натурально с грохотом упала челюсть, поскольку она заявила, – Ниида – гусенок, нет, Ниида – девочка, да. Ниида хочет знать, хочет понимать разговор человек Павел. Человек Павел – хорошо.

Я вздохнул и похлопал рядом с собой по дивану, – Садись, радость моя, поговорим.

На шоколадном «пушкинском» лице вспыхнула широкая белозубая улыбка, мощностью в пятьсот ватт, – Ниида – радость, Ниида – лушать, Ниида – говорить, – сказала она, усаживаясь на диван рядом со мной.

– Ниида, – сказал я, показывая на подполковника Каморинцева, – это Илья Алексеевич. Он учит ваш язык, ваш разговор. Ты можешь помочь ему выучить язык, на котором вы говорите с другими?

Тем временем Тата, заметив, что ее большая подруга покинула общую компанию, встала, подошла к дивану и забралась Нииде на колени. Этого ей показалось мало, и она прижалась щекой к тощей подростковой груди.

– Другой – это ыых? – спросила Ниида, машинально погладив Тату по голове, – Тата – это ыых. Ыых – язык трудно. Мы говори с ыых на меж язык.

– Ниида, – сказал я, – научи Илью Алексеевича меж языку.

Она совершенно естественно кивнула, потом прикрыв глаза, подумала и сказала, – Хочу Илия Лексеевич учить Нииду ваш язык. Хочу делать с человек Павел хороший разговор…

В этот момент негромкие разговоры на соседнем диване стихли, и к нам подсела мадам Славина.

– Ниида, – сказала она, – расскажи нам про ыых? Что они делают, где живут, на кого охотятся?

Посмотрев на меня и увидев мой одобрительный кивок, Ниида сказала, – Ыых живут в гора. Ыых умный – да, быстрый – нет. Ыых – хороший. Ыых – убивай, баран – да, козел – да, человек – нет. Ниида есть друг Кла – девочка ыых. Когда тепло – кушать ягода один куст. Одна сторона Ниида, другая сторона – Кла. Ниида пугайся, думай – это Р‑р‑р‑р! Это был Кла. Хорошо. Друг, – Ниида погладила Тату по голове, – Тата вырасти – стань, как Кла. Хорошо.

– Вот и рухнул миф о глупых и кровожадных неандертальцах, – с иронией сказал доктор Юринский, – А вообще, это на удивление крепкий и здоровый ребенок. Хотел бы я глянуть на ее соплеменников постарше возрастом, поскольку этот ребенок отличается от своих сверстников из нашего времени только особенностями внешности, и немного большей физической силой. Подумаешь – пятая раса – старокавказская.

– Василий Андреевич, – сказал я, – сходите на той стороне в горы – посмотрите. Уже завтра. А то мы тут засиделись, товарищи ученые. А нам дело делать надо. Базовый лагерь собран, на ту сторону переброшена одна «вертушка», а егеря установили периметр безопасности. Вперед, и с песней, товарищи, как говорят в народе…

 

Августа 1940 года,