Четверг, 19 июня – воскресенье, 29 июня

 

Следующие два дня Микаэль по‑прежнему изучал материалы и с нетерпением ждал известий о состоянии Хенрика Вангера. Он постоянно контактировал с Дирком Фруде. В четверг вечером адвокат заявился к нему и сообщил, что кризис на данный момент, похоже, миновал.

– Он еще слаб, но сегодня мне уже позволили с ним немного поговорить. Он хочет как можно поскорее повидать вас.

Накануне праздника летнего солнцестояния, около часа дня, Микаэль поехал в больницу Хедестада и отыскал отделение, где находился Хенрик Вангер. Здесь он застал раздраженного Биргера Вангера, который преградил ему путь и официальным тоном заявил, что Хенрик не принимает посетителей. Микаэль продолжал спокойно стоять, разглядывая муниципального советника.

– Не может быть. Хенрик Вангер только что передал мне сообщение, что хочет сегодня встретиться со мной.

– Вы не член семьи, и вам тут нечего делать.

– Вы правы, я действительно не член вашей семьи. Но я подчиняюсь Хенрику Вангеру и действую согласно его распоряжениям.

Дело чуть не дошло до бурной перепалки, но в этот момент из палаты Хенрика как раз вышел Дирк Фруде.

– А вот и вы! Хенрик только что спрашивал про вас.

Адвокат открыл дверь, и Микаэль мимо Биргера прошмыгнул в палату.

За эту неделю Хенрик Вангер, казалось, постарел на десяток лет. Он лежал с полузакрытыми глазами, из носа торчала кислородная трубка, а волосы были более всклокочены, чем обычно. Медсестра взяла Микаэля за руку и предупредила:

– Две минуты, не больше. И не волнуйте его.

Микаэль кивнул и сел на стул для посетителей так, чтобы видеть лицо Хенрика. Он почувствовал неожиданный для себя и внезапный приступ нежности, протянул руку и осторожно дотронулся до бессильной кисти старика. Вангер с трудом выговорил:

– Есть новости?

Микаэль кивнул:

– Я полностью отчитаюсь, как только вам станет немного лучше. Конечно, загадку я пока не разгадал, но обнаружил новый материал и проверяю некоторые обстоятельства. Через одну или пару недель я смогу сказать, куда ведут эти следы.

Хенрик сделал попытку кивнуть – скорее даже, моргнул в знак того, что все понял.

– Мне придется уехать на несколько дней.

Хенрик нахмурил брови.

– Нет, я не покидаю корабль. Мне надо поехать, чтобы продолжить свои расследования. Я договорился с Дирком Фруде о том, что буду отчитываться ему. Вы не против?

– Дирк… мой поверенный… во всех отношениях.

Микаэль снова кивнул.

– Микаэль… если я не… выкарабкаюсь… я хочу, чтобы ты закончил… работу в любом случае.

– Обещаю.

– Дирк имеет все… полномочия.

– Хенрик, я очень хочу, чтобы вы поправились. Я чертовски разозлюсь, если вы вздумаете умереть как раз тогда, когда я так серьезно продвинулся вперед.

– Две минуты, – сказала медсестра.

– Мне пора. Когда я приду в следующий раз, мы сможем пообщаться с вами подольше.

 

В коридоре его поджидал Биргер Вангер. Когда Микаэль вышел, тот остановил его, положив руку ему на плечо:

– Я хочу, чтобы вы больше не беспокоили Хенрика. Он тяжело болен, и его нельзя тревожить и волновать.

– Я понимаю ваше беспокойство и разделяю его. Я не буду волновать Хенрика.

– Все понимают, что Хенрик нанял вас, чтобы вы помогли ему… Ох, уж это его хобби… Насчет Харриет. Дирк Фруде сказал, что перед тем, как у Хенрика случился инфаркт, он очень разволновался во время одной из бесед с вами. Дирк сказал, что вы считаете себя виновником инфаркта.

– Нет, я так больше не считаю. Оказалось, что у Хенрика Вангера серьезное обызвествление сосудов. Он мог бы получить инфаркт после посещения туалета, например. Вам ведь это сейчас тоже известно.

– Я должен иметь полную информацию обо всей этой вашей ерунде. Ведь вы копаетесь в делах моего семейства.

– Как уже было сказано, я работаю на Хенрика, а не на ваше семейство.

Биргер Вангер явно не привык к тому, чтобы его так бесцеремонно отшивали. Он свирепо, как ему казалось, посмотрел на Микаэля, но на самом деле вовсе не напугал его, как ему хотелось бы. Просто он стал похож на надутого лося. А потом развернулся и прошел в палату Хенрика.

Микаэлю стало смешно, но он сдержался. Было бы неприлично смеяться в больничном холле рядом с палатой, где Хенрик, возможно, обретет свое последнее пристанище. Микаэль вдруг вспомнил книжку Леннарта Хюланда[81] со стихами о буквах алфавита: в 1960‑е годы ее читали для детей по радио, и он, по какой‑то непостижимой причине, запомнил ее наизусть, когда учился читать и писать. В памяти всплыла строфа о букве «Л». Там были стихи о лосе, который очутился один посреди леса и улыбался.

 

У выхода из больницы Микаэль столкнулся с Сесилией Вангер. Он много раз набирал номер ее мобильного телефона после ее возвращения из прерванного отпуска, но она не отвечала. Каждый раз, когда он звонил к ней в дверь, ее не оказывалось дома.

– Привет, Сесилия, – сказал он. – Поверь мне, я очень переживаю насчет Хенрика.

– Спасибо, – ответила она и кивнула.

Микаэль пытался уловить ее настроение, но не почувствовал с ее стороны ни тепла, ни холода.

– Нам надо поговорить, – сказал он.

– Извини, что я захлопнула перед тобой дверь. Я понимаю, что ты злишься, но сейчас я совершенно сама не своя.

Микаэль удивленно заморгал, но потом понял, на что она намекает. Он поспешно взял ее за руку и улыбнулся:

– Подожди, ты меня неправильно поняла. Я вовсе не сержусь на тебя. Я надеюсь, что мы можем оставаться друзьями, но если ты не хочешь со мной общаться… если ты так решила, то я готов подчиниться.

– Я не умею оставаться друзьями, – сказала Сесилия.

– Я тоже. Давай выпьем кофе? – Блумквист кивнул в сторону больничного кафетерия.

Она чуть было не согласилась, но потом взяла себя в руки:

– Нет, не сегодня. Я хочу навестить Хенрика.

– Ладно. Но мне все‑таки необходимо с тобой поговорить. Это важно.

– О чем? – насторожилась она.

– Помнишь, когда мы впервые встретились, ну, когда ты пришла ко мне в январе? Я сказал, что наш разговор не предназначен для печати и что, если мне придется задавать тебе серьезные вопросы, я скажу об этом заранее… Так вот, это касается Харриет.

Лицо Сесилии Вангер внезапно перекосилось.

– Ах ты, чертова ищейка!

– Сесилия, я обнаружил вещи, о которых мне просто необходимо с тобой поговорить.

Она отступила на шаг.

– Неужели ты не понимаешь, что вся эта охота за призраком проклятой Харриет для Хенрика просто имитация бурной деятельности? Ты хоть понимаешь, что он там сейчас, может быть, умирает? И последнее, в чем он нуждается, так это в том, чтобы его снова волновали и внушали ему напрасные надежды… – Она умолкла.

– Возможно, для Хенрика это и хобби, но я сейчас обнаружил больше нового материала, чем остальные вместе взятые накопали за последние тридцать пять лет. Появились вопросы, на которые нужно найти ответы, и я работаю над ними по заданию Хенрика.

– Если Хенрик умрет, всему твоему чертовому расследованию моментально придет конец. Тогда тебя сразу же отсюда выпрут, – сказала Сесилия Вангер и прошла мимо него.

 

Все было закрыто. Хедестад практически полностью опустел – наверное, все разъехались по своим летним домикам отмечать праздник летнего солнцестояния. Наконец Микаэль все же нашел работающее кафе на террасе городской гостиницы. Там он смог заказать кофе с бутербродом и почитать вечерние газеты. Но в мире за это время ничего важного не произошло.

Блумквист отодвинул от себя газеты и задумался о Сесилии Вангер. Он так и не сообщил ни Хенрику, ни Дирку Фруде о том, что в тот роковой день окно в комнате Харриет открывала именно она. Он боялся навлечь на нее подозрения, и меньше всего ему хотелось навредить ей. Но рано или поздно этот вопрос все же придется задать.

Просидев в кафе с час, Микаэль решил отложить все проблемы в сторону и посвятить праздник летнего солнцестояния чему‑нибудь, не связанному с семейством Вангеров. Его мобильник молчал. Эрика куда‑то уехала и, вероятно, развлекалась со своим мужем, и поговорить ему было не с кем.

Он вернулся на остров около четырех часов пополудни, приняв твердое решение – окончательно бросить курить. Со времен службы в армии Микаэль не переставал тренироваться – посещал спортзал и совершал пробежки по южному берегу озера Меларен, но забросил тренировки, когда начались проблемы с Хансом Эриком Веннерстрёмом. Только в тюрьме Руллокер он снова начал тренироваться, просто так, без особого фанатизма, но после того как вышел на свободу, опять все забросил.

Теперь пора вернуться к занятиям. Микаэль решительно надел тренировочный костюм и совершил медленную пробежку по дороге до домика Готфрида, а потом свернул к Форту. Отсюда он уже набрал скорость и побежал по пересеченной местности. Микаэль не занимался ориентированием со времен армии, но ему всегда больше нравилось бегать по лесу, чем по ровным дорожкам. Шагая вдоль изгороди хозяйства Эстергорд, он вернулся обратно в селение. На последних шагах к своему домику Блумквист уже тяжело дышал и чувствовал себя совершенно разбитым.

Около шести он принял душ, отварил картошку и вынес на колченогий столик возле дома селедку в горчичном соусе, зеленый лук и яйца. Затем налил рюмку водки и, поскольку находился в полном одиночестве, выпил за свое здоровье. Затем открыл детектив Вэл Макдермид «Песни сирен».

В семь часов к нему пришел Дирк Фруде и тяжело опустился на садовый стул напротив него. Микаэль плеснул ему немного водки.

– Вы сегодня кое‑кого вывели из себя, – сказал Фруде.

– Я это понял.

– Биргер Вангер – кретин.

– Я знаю.

– Но Сесилия Вангер вовсе не глупа, а она просто в бешенстве.

Микаэль кивнул.

– Она требует, чтобы я проследил за вами. Она не хочет, чтобы вы продолжали копаться в семейных делах.

– Понимаю. И что же вы ответили?

Дирк Фруде посмотрел на рюмку с водкой и одним махом осушил ее.

– Я ответил: Хенрик дал четкие инструкции относительно ваших изысканий. Пока он их не изменил, вы работаете согласно подписанному нами контракту. Я надеюсь, вы сделаете все ради того, чтобы выполнить свою часть условий контракта.

Микаэль кивнул и взглянул на небо – надвигались грозовые облака.

– Да уж, погода не балует, – сказал Фруде. – Если будет слишком сильно штормить, я вас поддержу.

– Спасибо.

Они немного помолчали.

– Можно мне еще рюмку? – спросил адвокат.

 

Всего через несколько минут после того, как Дирк Фруде отправился домой, перед домиком Микаэля затормозил автомобиль Мартина Вангера и припарковался у обочины. Мартин подошел к нему и поздоровался, Микаэль пожелал ему веселого праздника и спросил, не налить ли ему рюмочку.

– Нет, мне лучше воздержаться. Я заехал только переодеться, а потом поеду обратно в город, чтобы провести вечер с Эвой.

Микаэль молчал, ожидая, что будет дальше.

– Мы разговаривали с Сесилией. Она сейчас немного взволнована – они с Хенриком очень близки. Надеюсь, вы простите ее за то, что она вам наговорила.

– Я очень хорошо отношусь к Сесилии, – ответил Микаэль.

– Я понимаю. Но с ней бывает нелегко. Я только хочу, чтобы вы знали: она категорически возражает против того, что вы копаетесь в прошлом нашей семьи.

Микаэль вздохнул. Теперь уже все в Хедестаде догадались, для чего Хенрик его нанял.

– А вы?

Мартин Вангер махнул рукой:

– Хенрик буквально помешан на этой истории с Харриет, вот уже несколько десятилетий. Я не знаю… Харриет – моя сестра, но прошло столько лет, и столько воды утекло за это время… Дирк Фруде сказал мне: ваш контракт составлен так, что расторгнуть его может только сам Хенрик. Но боюсь, что в его теперешнем состоянии это скорее навредит ему, чем пойдет на пользу.

– Значит, вы хотите, чтобы я продолжал?

– А вам удалось продвинуться?

– Извините, Мартин, но если я что‑нибудь расскажу вам без ведома Хенрика, то нарушу условия нашего договора.

– Я понимаю. – Мартин улыбнулся. – В Хенрике есть черты конспиролога‑теоретика. Но мне бы не хотелось, чтобы вы зря его обнадеживали.

– Это я могу обещать. Я излагаю ему лишь факты, которые могу подтвердить документально.

– Что ж, хорошо… Кстати, а ведь у нас с вами имеется другой контракт, о котором тоже не следует забывать. Поскольку Хенрик заболел и не может выполнять свои обязанности в правлении «Миллениума», я обязан его заменить там.

Микаэль выжидающе смотрел на него.

– Нам, наверное, придется созвать правление и обсудить сложившуюся ситуацию.

– Неплохая идея. Но, насколько я знаю, уже решено, что следующее заседание правления состоится только в августе.

– Вот именно. Но нам, скорее всего, придется созвать его пораньше…

Микаэль изобразил вежливую улыбку:

– Возможно, но вы обращаетесь не по адресу. Я ведь сейчас не вхожу в правление «Миллениума». Я покинул журнал в декабре и не имею никакого влияния на решения его руководства. Так что вам лучше всего обратиться к Эрике Бергер.

Такого ответа Мартин не ожидал. Немного подумав, он встал.

– Безусловно, вы правы. Я с нею поговорю.

На прощание он похлопал Микаэля по плечу и направился к машине.

Блумквист задумчиво смотрел ему вслед. Ничего конкретного сказано не было, но в воздухе словно повисла угроза. Мартин Вангер положил на чашу весов «Миллениум».

Через некоторое время Микаэль налил себе еще водки и снова взялся за книжку Вэл Макдермид.

Около девяти появилась пятнистая кошка и потерлась о его ноги. Он поднял ее к себе на колени, почесал за ушами и сказал:

– Что ж, будем с тобой скучать вдвоем в праздничный вечер.

Когда на землю упали первые капли дождя, Микаэль вошел в дом и лег спать. Кошка осталась на улице.

 

Лисбет Саландер извлекла из подвала свой «Кавасаки» и весь праздничный день потратила на его детальную проверку. Ее легкий и маневренный байк с двигателем в сто двадцать пять кубов был, возможно, и не самым козырным мотоциклом на земле, но он принадлежал ей, и уж она‑то знала, как с ним обращаться. Саландер собственноручно перебрала его – гайку за гайкой – и добилась полного ажура, и даже чуть больше.

После обеда она надела шлем и кожаный комбинезон и отправилась в клинику в район Эппельвикена[82], где провела вечер в парке вместе с матерью. Ей все время казалось, что она виновата перед матерью. А та казалась еще более рассеянной, чем обычно. За те три часа, которые мать и дочь провели вместе, они обменялись лишь несколькими фразами, и у Лисбет сложилось впечатление, что мать не понимает, кто сейчас перед нею.

 

Микаэль потратил не один день на то, чтобы идентифицировать автомобиль с маркировкой «АС». Он очень долго возился, и только после того, как в конце концов проконсультировался с бывшим автомехаником из Хедестада, ему удалось установить марку машины: «Форд Англия» – бюджетная модель, о которой он прежде и не слышал. Затем Блумквист связался со служащим из бюро регистрации автотранспорта и попробовал заказать список всех «Фордов Англия», которые в 1966 году ездили с регистрационными номерами «АС3» и дальше еще что‑то. Ему ответили, что подобные археологические раскопки в реестре, скорее всего, возможны, однако потребовали бы слишком много времени; к тому же подобная информация является фактически закрытой для публичного пользования.

Только через несколько дней после праздников Микаэль вновь взял «Вольво» и двинулся в северном направлении по дороге Е‑4. Он никогда не любил быстрой езды и вел машину сдержанно. Перед самым хернёсандским мостом журналист остановился и выпил кофе в кондитерской Вестерлунда.

Следующую остановку Микаэль сделал в Умео[83]; там он заехал в мотель, съел бизнес‑ланч и купил атлас автомобильных дорог. Затем продолжил свой путь до Шеллефтео, а оттуда свернул налево, к Нуршё. К шести часам Блумквист был на месте и остановился в гостинице «Нуршё».

Он начал поиски с самого раннего утра. В телефонном справочнике деревообрабатывающая фабрика не числилась, а девушка лет двадцати, сидевшая за стойкой администратора, никогда не слыхала о таком предприятии.

– А кто мог бы знать?

На секунду девушка смутилась, но потом ее осенило, и она сказала, что позвонит отцу. Через две минуты она вернулась и сообщила, что деревообрабатывающая фабрика в Нуршё закрылась в 1980‑е годы. Если Микаэлю хочется поговорить с кем‑нибудь, кто знает о предприятии больше, он может обратиться к некоему Бурману, который работал там мастером; он живет на улице Сульвендан.

 

Нуршё оказался маленьким городком, с главной улицей под названием, разумеется, Стургатан, то есть Большая улица, которая действительно была его основной артерией. На ней размещались магазины, а на параллельных улицах – жилые дома. На въезде в Нуршё с восточной стороны находились небольшой промышленный район и конюшня. На западном выезде располагалась живописнейшая деревянная церковь. Микаэль отметил, что и у миссионеров, и у пятидесятников были в городке свои храмы. Афиша на доске объявлений автобусной остановки рекламировала Музей охоты и лыжного спорта. Судя по еще одной афише, на праздниках тут пела какая‑то Вероника. Путь из конца в конец городка занял бы примерно двадцать минут пешком.

Улица Сульвендан находилась в пяти минутах ходьбы от гостиницы, и на ней в основном расположились частные дома. На звонок Микаэля Бурман дверь не открыл. Было половина десятого, и Блумквист решил, что хозяин либо ушел на работу, либо – если он на пенсии – просто отправился по своим делам.

Следующий визит Микаэль нанес в хозяйственный магазин на Стургатан: он вполне трезво рассудил, что сюда время от времени приходят все жители Нуршё. В торговом зале было два продавца; Микаэль выбрал того, что постарше, на вид лет пятидесяти.

– Здравствуйте, я разыскиваю пару, которая, по всей видимости, жила в Нуршё в шестидесятых годах. Муж, возможно, работал на деревообрабатывающей фабрике. Их имена я не знаю, но у меня есть две фотографии, снятые в шестьдесят шестом году.

Продавец долго и внимательно изучал снимки, но в конце концов покачал головой, заявив, что не узнает ни мужчину, ни женщину.

Подошло время обеда, и Микаэль перекусил хот‑догом в киоске у автобусного вокзала. Он решил не ходить в магазины и посетил муниципалитет, библиотеку и аптеку. В полицейском участке никого не оказалось, и журналист начал наудачу опрашивать пожилых людей. Часа в два ему встретились две молодые женщины, которые, конечно, не знали пару на снимке, но высказали логичную мысль:

– Если снимок сделан в шестьдесят шестом году, этим людям сейчас должно быть около шестидесяти. Вы можете навестить дом для престарелых возле Сульбакки и пообщаться там с пенсионерами.

В канцелярии богоугодного заведения Микаэль представился женщине лет тридцати и объяснил ей, что его интересует. Вначале она отнеслась к нему настороженно, но под конец поддалась уговорам. Микаэль проследовал за ней в гостиную, где в течение получаса показывал фотографии многим обитателям дома в возрасте от семидесяти и старше. При всем своем желании помочь, никто из них не смог опознать пару, сфотографированную в Хедестаде в 1966 году.

Около пяти Блумквист снова вернулся на улицу Сульвендан и позвонил к Бурману. На этот раз ему повезло больше. Супруги Бурманы, оба пенсионеры, только что вернулись домой. Его пригласили на кухню, где жена тотчас поставила варить кофе, а Микаэль тем временем изложил суть своей проблемы.

Но в этот день ему вообще не везло. Раскурив трубку, Бурман почесал в затылке и немного погодя заявил, что пара на снимке ему незнакома. Супруги говорили друг с другом на местном диалекте, и Микаэль порою даже не понимал их.

– Но вы совершенно правы, что это логотип нашей фабрики, – сказал Бурман. – Молодец вы какой, что углядели его… Беда только в том, что им пользовались все кому не лень – транспортники, покупатели и поставщики древесины, ремонтники, машинисты и многие другие.

– Надо же, найти эту пару оказалось сложнее, чем я думал…

– А зачем они вам нужны?

Микаэль решил, что если его спросят, он расскажет все как есть. Любые попытки фальсифицировать какие‑нибудь истории о людях, изображенных на снимке, звучали бы неправдоподобно и могли бы только помешать.

– Это долго рассказывать. Я расследую преступление, совершенное в Хедестаде в шестьдесят шестом году, и есть вероятность, хоть и крохотная, что люди на снимке могли видеть что‑то важное. Их ни в чем не подозревают, и, скорее всего, они и сами знать не знают, что обладают информацией, способной помочь раскрыть это преступление.

– Преступление? Что за преступление?

– Простите, но я ничего не могу больше добавить. Я понимаю, что все это выглядит очень странно. Кто‑то вдруг появляется – спустя почти сорок лет и пытается разыскать каких‑то людей… Но преступление осталось не раскрыто, и только в последнее время вдруг появились новые факты.

– Понимаю… Да, дело ваше действительно довольно необычное.

– Сколько людей работало на фабрике?

– Обычно в штате насчитывалось сорок человек. Я работал там с семнадцати лет, с середины пятидесятых, и до самого закрытия фабрики. Потом стал товар перевозить.

Бурман немного подумал.

– Могу сказать лишь, что парень на снимке у нас на фабрике никогда не работал. Возможно, он был перевозчиком, хотя я бы его тогда узнал… Но есть и другая возможность. Например, на фабрике мог работать его отец или кто‑то из родственников. Или это просто не его машина.

Микаэль кивнул:

– Я понимаю, что есть множество версий. А как вы думаете, с кем бы я еще мог поговорить? У вас есть какие‑нибудь идеи на этот счет?

– Есть, – кивнув, сказал Бурман. – Приходите завтра с утра. Мы съездим и пообщаемся с несколькими стариками.

 

Лисбет Саландер пришлось решать важную методологическую проблему. Она считалась экспертом по сбору информации о ком угодно, но свои поиски всегда начинала с имени и персонального идентификационного номера конкретной личности.

Если объект присутствовал в компьютерной базе данных – а там, как правило, присутствуют все без исключения, – то он быстро попадал в ее паутину. А уж если человек имел компьютер, подключенный к Интернету, адрес электронной почты и, возможно, даже собственный сайт – а почти все персонажи, которые становились объектами ее исследования, имели таковой, – ей не составляло особого труда выведать его самые страшные тайны.

Но работа, которую поручил ей Микаэль Блумквист, требовала совершенно других навыков и качеств. Иными словами, нужно было идентифицировать четырех человек, опираясь на крайне скудные сведения. Кроме того, речь шла о событиях, которые происходили несколько десятилетий назад, а, следовательно, ни в каких компьютерных базах данных этих личностей и в помине не было.

Основываясь на деле Ребекки Якобссон, Микаэль выдвинул версию, что и она, и другие женщины стали жертвами убийцы. То есть они должны были упоминаться в разных незаконченных полицейских расследованиях. Сведения о том, когда и где эти убийства были совершены, отсутствовали; известно лишь, что трагедии произошли до 1966 года. Ситуация требовала от Лисбет применить какие‑то совершенно новые методы поиска.

«Ну и что же мне прикажете делать?» – призадумалась она. После чего включила компьютер, зашла на «www.google.com» и сформулировала запрос на тему: [Магда] + [убийство].

Как ни странно, но самый примитивный из доступных вариантов поиска, к изумлению Лисбет, дал неплохой урожай. Первая же ссылка указывала на программу передач «ТВ Вермланд» из Карлстада, которая анонсировала фрагмент из сериала «Вермландские убийства» – он демонстрировался в 1999 году. Потом она обнаружила короткий синопсис программы в газете «Вермландс фолькблад»:

 

Теперь в сериале «Вермландские убийства» очередь дошла до Магды Лувисы Шёберг из Ранмутреска – жертвы жуткого загадочного преступления, которое несколько десятилетий назад расследовала полиция Карлстада. В апреле 1960 года сорокашестилетняя жена фермера Лувиса Шёберг была обнаружена мертвой в собственном хлеву. Ее жестоко убили. Журналист Клас Гуннарс описывает последние часы ее жизни и тщетные поиски убийцы. В свое время эта смерть потрясла общественность, и высказывалось множество версий в отношении личности преступника.

В программе выступит младший родственник жертвы. Он расскажет о том, как негативно обвинение повлияло на его жизнь. Смотрите в 20.00.

 

Еще более полезную информацию она обнаружила в статье «Убийство Лувисы потрясло всех жителей края», опубликованной в журнале «Вермландскультур». Эти материалы позднее полностью выкладывались в Интернете. Здесь, как в детективном романе, очень увлекательно и интригующе описывалась эта макабрическая история. Муж Лувисы Шёберг, лесоруб Хольгер Шёберг, вернувшись около пяти часов вечера с работы, нашел свою жену мертвой. Ее подвергли грубому сексуальному насилию, нанесли ей несколько ножевых ранений, а потом убили, заколов вилами. Убийство произошло в хлеву, на ферме семьи Шёбергов, но особое внимание привлекло то, что убийца, завершив свое черное дело, поставил тело жертвы на колени в стойле и крепко привязал.

Позже обнаружилось, что одна из коров была ранена ножом в шею.

Первым в убийстве заподозрили мужа, но у него было железное алиби. Он с шести утра вместе с коллегами находился на вырубке в сорока километрах от дома. А Лувиса Шёберг в десять часов была еще жива, как утверждала соседка, которая к ней заходила. Никто ничего не видел и не слышал – хутор Шёбергов располагался примерно в четырехстах метрах от ближайших соседей.

После того как с мужа сняли подозрения, полицейские и следователи переключили внимание на племянника убитой, двадцатиоднолетнего юношу. Он не слишком‑то ладил с законом, очень нуждался в деньгах и несколько раз одалживал у своей тетки небольшие суммы. Его алиби казалось не очень убедительным, и некоторое время его продержали в тюрьме, а потом выпустили, что называется, за отсутствием состава преступления. Тем не менее в деревне многие считали виновником именно его.

Полиция проверила и другие версии. Например, некоторое время искали какого‑то загадочного коммивояжера, который вроде бы появлялся в этих местах. А потом проверяли слухи о таборе «вороватых цыган», которые совершали вроде бы «гастрольное турне» по округе. С какой стати они совершили жестокое убийство с сексуальным насилием, но так ничего и не украли, – этот вопрос напрашивался сам собой, но ответа на него получить не удалось.

В преступлении подозревали также соседа из деревни, холостяка, которого в молодости обвиняли в преступлении гомосексуального характера – в то время гомосексуальность еще преследовалась по закону. Многие считали, что этот тип не внушает доверия, потому что он «какой‑то странный». Но зачем гомосексуалисту совершать сексуальное насилие над женщиной? Этот вопрос тоже так и повис в воздухе – и остался безответным.

Так что ни одна из этих версий так и не была доказана, никого так и не задержали, обвинительный приговор никому не вынесли.

Преступление без наказания.

Лисбет Саландер считала, что в телефонной книжке Харриет Вангер, несомненно, речь шла именно об этом преступлении. Библейская цитата из Третьей книги Моисеевой, глава 20, стих 16 гласила:

 

«Если женщина пойдет к какой‑нибудь скотине, чтобы совокупиться с нею, то убей женщину и скотину: да будут они преданы смерти, кровь их на них».

 

То, что хозяйку хутора по имени Магда обнаружили мертвой в хлеву, помещенной в стойло и привязанной, не могло быть случайностью.

Но почему Харриет Вангер записала имя Магда вместо имени Лувиса? Ведь в быту жертва пользовалась только им… Если бы в аннотации к сериалу не было приведено ее полное имя, Лисбет едва ли смогла бы наткнуться на этот случай.

Но, разумеется, самым главным оставался вопрос, имеется ли связь между убийством Ребекки в 1949 году, убийством Магды Лувисы в 1960‑м и исчезновением Харриет Вангер в 1966‑м. И откуда Харриет могла узнать об этих делах?

 

Бурман вместе с Микаэлем совершили субботнюю прогулку по Нуршё, но результат оказался неутешительным. До обеда они посетили пятерых бывших работников фабрики, которые жили относительно неподалеку: трое в центре городка, а двое – на окраине, в Сёрбюн. Все угощали их кофе, изучали фотографии – и мотали головами.

После обеда на скорую руку у Бурманов они взяли машину, чтобы нанести визиты тем, кто обитал подальше, и посетили четыре селения в окрестностях Нуршё, где жили бывшие работники деревообрабатывающей фабрики. В каждом из домов хозяева тепло приветствовали Бурмана, но помочь ничем не могли. Микаэль уже начал отчаиваться и думать, что зря он затеял эту поездку в Нуршё и что этот след ведет в тупик.

Около четырех часов Бурман привез Микаэля в окрестности селения Нуршёваллен, расположенного к северу от Нуршё. Здесь он остановил машину возле хутора с типичным для Вестерботтена темно‑красным домом и представил гостя Хеннингу Форсману, бывшему мастеру столярного цеха.

– Да ведь это же сынок Ассара Бреннлунда, – сказал Хеннинг Форсман, как только Микаэль показал ему фотографию.

Вот она, удача!

– Вот как, сынок Ассара? – переспросил Бурман и, обращаясь к Микаэлю, добавил: – Он был закупщиком.

– Где я могу его увидеть?

– Этого парня? Ну, для этого вам придется заняться археологическими раскопками. Его звали Гуннаром, и он работал на фирму «Булиден». Погиб при взрыве в середине семидесятых годов.

Вот черт!

– Но жена его жива, вот эта, что на снимке. Ее зовут Милдред, и она живет в Бьюрселе.

– Что такое Бьюрселе?

– Надо проехать примерно милю по дороге на Бастутреск. Она живет в продолговатом красном домике, по правую сторону, как въедешь в деревню. Третий дом. Я довольно хорошо знаю эту семью.

 

Здравствуйте!

Меня зовут Лисбет Саландер, и я пишу диссертацию по криминологии о насилии над женщинами в XX веке. Я бы хотела посетить полицейский участок Ландскруны[84] и ознакомиться с документами одного дела 1957 года. Я имею в виду убийство сорокапятилетней женщины по имени Ракель Лунде. Известно ли вам, где сейчас находятся эти документы?

 

Деревня Бьюрселе выглядела как на рекламной картинке сельской местности Вестерботтена. Она состояла примерно из двадцати домов, выстроившихся компактным полукругом вдоль оконечности озера. В центре деревни находилась развилка с указателями – на Хемминген, 11 км, и на Бастутреск, 17 км. Возле развилки располагался маленький мост через речку – как предположил Микаэль, здесь находился тот самый плес – «сель» – на речке Бьюр, в честь которого и назвали деревню. Сейчас, в разгар лета, эти виды можно было фотографировать на почтовую открытку.

Микаэль припарковался во дворе перед закрытым магазином «Консум», через дорогу от третьего домика по правой стороне. Он позвонил в дверь, но дома никого не оказалось.

После этого Блумквист совершил часовую прогулку по дороге на Хемминген, добрался до того места, где плес сменялся бурлящими порогами, встретил двух котов, понаблюдал за косулей и вернулся обратно, так и не увидев ни единого человека. Дверь Милдред Бреннлунд по‑прежнему оставалась запертой.

На столбе возле моста Микаэль обнаружил потрепанную афишу от 2002 года, приглашавшую посетить ЧБУА, что расшифровывалось как Чемпионат Бьюрселе по укрощению автомобилей. «Укрощение» автомобиля, явно бывшее популярным зимним развлечением, заключалось в том, что транспортное средство доводили до состояния негодности, гоняя его по скованному льдом озеру. Микаэль задумался, разглядывая афишу.

Он прождал до десяти вечера, а потом поехал обратно в Нуршё, где съел поздний ужин и улегся в постель дочитывать детектив Вэл Макдермид. Финал книги оказался кошмарным.

 

В десять вечера после долгих сомнений и многочасовых размышлений Лисбет Саландер прибавила к «списку Харриет Вангер» еще одно имя.

Лисбет искала факты окольными путями. Статьи о нераскрытых убийствах публиковались регулярно, и в воскресном приложении к одной из вечерних газет она обнаружила статью 1999 года под заголовком «Многие убийцы женщин по‑прежнему разгуливают на свободе». В этом материале суммировались некоторые сведения, и там она нашла имена и фотографии нескольких жертв громких преступлений, в частности, Сольвейг из Норртелье, Аниты из Норрчёпинга, Маргареты из Хельсингборга и еще нескольких женщин.

В обзоре упоминались убийства, совершенные в 1960‑е годы, и ни одно из них не соответствовало данным, полученным ею от Микаэля. Но один случай все‑таки привлек внимание Лисбет.

В июне 1962 года тридцатидвухлетняя проститутка Леа Перссон из Гётеборга поехала в Уддеваллу[85], чтобы навестить свою мать и девятилетнего сына. Лия провела с родными несколько дней, а потом воскресным вечером обняла мать, попрощалась и уехала, чтобы сесть на поезд и вернуться обратно в Гётеборг. Через два дня ее обнаружили за старым контейнером на заброшенном промышленном пустыре. Ее изнасиловали и с исключительной жестокостью надругались над телом.

Убийство Леа, конечно, не прошло незамеченным. Газета все лето, из номера в номер, публиковала о нем материалы, но убийцу так и не нашли. В списке Харриет Вангер Леа не упоминалась. И убийство не соответствовало ни одной из отобранных ею библейских цитат.

И все же одна деталь заставила Лисбет немедленно отреагировать. Примерно в десяти метрах от тела Лии был обнаружен цветочный горшок, а внутри его – голубь. Кто‑то обвязал шею голубя веревкой и пропустил ее в дырочку на дне горшка. Затем горшок поместили на маленький костер, устроенный между двумя кирпичами. И вроде бы издевательство над птицей не имело никакого отношения к убийству Лии. Вполне возможно, что какие‑то дети просто играли в летние садистские игры, но пресса почему‑то окрестила этот эпизод «Убийством голубки».

Вообще‑то Лисбет Саландер Библию не читала, и у нее даже не было своего экземпляра. Но этим вечером она прогулялась в церковь Хёгалид и после некоторых усилий смогла ее одолжить. Затем она уселась на скамейку в парке перед церковью и начала читать Третью книгу Моисееву. Добравшись до главы 12, стиха 8, она вздрогнула. 12‑я глава повествовала об очищении рожениц.

 

«Если же она не в состоянии принести агнца, то пусть возьмет двух горлиц или двух молодых голубей, одного во всесожжение, а другого в жертву за грех, и очистит ее священник, и она будет чиста».

 

Леа вполне могла значиться в телефонной книжке Харриет Вангер как «Леа – 31208».

И тут до Лисбет Саландер наконец дошло, что ни одно из проведенных ею ранее исследований по масштабу не может сравниться с нынешним.

 

Около десяти утра в воскресенье Микаэль Блумквист вновь появился у дома Милдред Бреннлунд, по второму мужу Милдред Берггрен, и постучал в дверь. На этот раз хозяйка открыла. Женщина была теперь почти на сорок лет старше и примерно на столько же килограммов тяжелее, но Микаэль сразу же узнал ее по фотографии.

– Здравствуйте, меня зовут Микаэль Блумквист. Вы, вероятно, Милдред Берггрен?

– Да, верно.

– Прошу прощения, что явился без предупреждения, но я уже некоторое время разыскиваю вас… Это связано с делом, которое в двух словах не объяснишь. – Микаэль улыбнулся. – Позвольте мне войти? Я отниму у вас немного времени.

Муж и тридцатипятилетний сын Милдред были дома, так что она без колебаний пригласила Микаэля на кухню. Он пожал всем руки. За последние несколько суток Блумквист выпил больше кофе, чем когда‑либо, но к этому моменту он уже усвоил, что в Норрланде считается неприличным отказываться. Наполнив всем чашки, Милдред уселась и спросила, чем она может ему помочь. Микаэль с трудом понимал местный диалект, и она перешла на государственный вариант шведского языка.

Журналист набрал в грудь воздуха:

– Это долгая и очень запутанная история. В сентябре шестьдесят шестого года вы вместе с тогдашним мужем, Гуннаром Бреннлундом, приезжали в Хедес