Суббота, 12 июля – понедельник, 14 июля

 

Около пяти часов утра Микаэль проснулся и тут же начал хвататься за шею, чтобы стянуть с себя удавку. Лисбет зашла в спальню и схватила его за руки, пытаясь успокоить. Блумквист открыл глаза и посмотрел на нее отсутствующим взглядом.

– Я не знал, что ты играешь в гольф, – пробормотал он и снова закрыл глаза.

Она посидела возле него несколько минут, пока не убедилась, что он опять заснул. Пока он спал, Лисбет снова навестила подвал Мартина Вангера и обследовала место преступления. Помимо орудий для пыток она нашла огромную коллекцию порнографических журналов со сценами насилия и множество полароидных снимков, вклеенных в альбомы.

Никакого дневника она не нашла, зато обнаружила две папки формата А4 с паспортными фотографиями и записями женщин. Она захватила папки с собой, уложив их в нейлоновую сумку вместе с лэптопом Мартина Вангера, который нашла на столе в холле этажом выше. Когда Микаэль снова заснул, она продолжила изучать свои находки. В начале седьмого Лисбет выключила лэптоп, закурила сигарету и задумчиво прикусила нижнюю губу.

Некоторое время назад вместе с Микаэлем Блумквистом они начали охоту за тем, кого считали серийным убийцей былых времен. Но нашли они нечто совершенно другое. Лисбет даже и представить себе не могла, какие ужасы разыгрывались в подвале Мартина Вангера, посреди идиллической атмосферы его дома.

Это надо было осмыслить.

Мартин Вангер начал убивать женщин в 1960‑е годы. На протяжении последних пятнадцати лет он делал это методично и регулярно, по одной или две женщине в год. Он был невидим и неуловим. Ему удавалось продумать все до мелочей, до деталей. И никто даже не подозревал, что где‑то рядом затаился маньяк и серийный убийца. Но как ему это удавалось?

Ответ на этот вопрос можно было найти в папках.

Его жертвами становились женщины без имени и положения, зачастую недавно приехавшие иммигрантки, без друзей и знакомых в Швеции. А еще – проститутки и социально уязвимые женщины, злоупотреблявшие алкоголем и наркотиками. Или женщины с другими проблемами.

Поскольку Лисбет Саландер уже изучала психологию сексуального садизма, то она знала, что маньяки часто коллекционируют вещи своих жертв, используя их как сувениры, которые помогают им вспомнить и вновь частично пережить испытанные ощущения.

Мартин Вангер вел настоящую хронику смерти. Он каталогизировал своих жертв и проставлял им оценки. Он описывал и комментировал их страдания, он документировал свои преступления, запечатлевая их на видеопленках и фотографиях.

Он ставил перед собой цель насиловать и убивать. Но Лисбет пришла к выводу, что на самом деле страстью Мартина Вангера была охота. В его лэптопе она наткнулась на базу данных, включавшую сотни женщин. Среди них встречались служащие концерна «Вангер», официантки ресторанов, которые он часто посещал, администраторы отелей, работницы страховых компаний, секретарши знакомых бизнесменов и многие другие. Казалось, Мартин регистрировал и подробнейшим образом описывал буквально каждую женщину, которая попадалась ему на пути.

Конечно, он убил лишь крохотную часть этих женщин, но все, кто оказывался поблизости от него, становились потенциальными жертвами – он заносил их в базу данных и начинал изучать. Это занятие приобрело характер активного хобби, которому Вагнер наверняка уделял огромное количество времени.

Каков ее семейный статус – она замужем или одиночка? Есть ли у нее дети и семья? Где она работает? Где живет? На какой ездит машине? Какое у нее образование? Какой у нее цвет волос? А цвет кожи? Как она сложена?

Лисбет пришла к выводу, что, собирая персональные сведения о потенциальных жертвах, Мартин Вангер давал волю своим сексуальным фантазиям. Так что он прежде всего был охотником, а уж потом убийцей.

Лисбет обнаружила в одной из папок маленький конверт, откуда извлекла два выцветших полароидных снимка. На первом снимке за столом сидела молодая брюнетка в темных брюках; верхняя часть ее тела с маленькими острыми грудями была обнажена. Девушка отвернула лицо от камеры и вроде бы поднимала руку, чтобы защититься, словно фотограф достал аппарат неожиданно для нее. На втором снимке она была уже полностью обнажена и лежала на животе на кровати с голубым покрывалом, отвернувшись от камеры.

Лисбет спрятала конверт с фотографиями в карман куртки. Потом отнесла папки к железной печке и чиркнула спичкой. Когда они догорели до конца, она разметала золу. Потом, невзирая на сильный дождь, сходила к мосту и утопила там лэптоп Мартина Вангера.

 

Когда в половине восьмого утра Дирк Фруде распахнул дверь, Лисбет сидела за кухонным столом, пила кофе и курила сигарету. Лицо адвоката обрело пепельно‑серый цвет, и, судя по виду, его разбудили, чтобы сообщить ему страшное известие.

– Микаэль?.. – спросил он.

– Он еще спит.

Дирк Фруде опустился на стул. Лисбет налила кофе и протянула ему чашку.

– Мартин… Мне сообщили, что ночью он разбился на машине.

– Очень жаль, – сказала Лисбет Саландер и отпила кофе.

Дирк Фруде поднял взгляд и сначала посмотрел на нее с явным непониманием, но потом его зрачки расширились:

– Что?..

– Он попал в аварию. Печально.

– Вам известно, что произошло?

– Он направил машину прямо на грузовик. Решил покончить с собой. Пресса, стрессы и плачевное финансовое состояние – слишком много для одного человека. По крайней мере, я подозреваю, что массмедиа именно так преподнесут это событие.

Казалось, что самого Дирка Фруде сейчас разобьет паралич. Он быстро встал, прошел к спальне и открыл дверь.

– Дайте ему поспать, – строго сказала Лисбет.

Фруде взглянул на спящего Микаэля. Он разглядел синяки на лице и кровоподтеки на туловище, потом заметил багровую отметину на горле – след от удавки. Лисбет дотронулась до его руки и снова закрыла дверь. Фруде отступил и медленно опустился на диван.

 

Саландер поведала о том, что случилось ночью. Она подробно описала, как нашла Микаэля с удавкой на шее и директора концерна, стоявшего перед ним; и как выглядела «комната страха» Мартина Вангера. Потом она рассказала о том, что обнаружила накануне днем в архиве концерна, и о том, как установила связь отца Мартина с убийствами, по крайней мере, семи женщин.

Дирк Фруде ни разу не прервал ее. Когда она закончила, он несколько минут сидел молча, а потом тяжко выдохнул и медленно покачал головой.

– Что нам теперь делать?

– Ко мне это не имеет никакого отношения, – сказала Лисбет с безразличием.

– Но…

– Что до меня, то и ноги моей никогда не было в Хедестаде.

– Я не понимаю…

– Я ни при каких обстоятельствах не хочу фигурировать в полицейском протоколе. Я тут совершенно ни при чем. Если мое имя начнут упоминать в связи с этой историей, я стану отрицать, что была здесь, и не отвечу ни на один вопрос.

– Я не понимаю. – Дирк Фруде внимательно посмотрел на нее.

– А вам и не обязательно понимать.

– И что же мне тогда делать?

– Это вы решайте сами, а нас с Микаэлем оставьте в покое.

Дирк Фруде побледнел как полотно.

– Считайте, что вам известно лишь о гибели Мартина Вангера в автокатастрофе. Вы понятия не имеете о том, что он был маньяком‑убийцей, и никогда не слышали о камере пыток в его погребе.

Лисбет бросила ключ на стол.

– У вас есть время, пока кто‑нибудь не станет выносить вещи из подвала Мартина и не обнаружит там все эти дела. Это произойдет не сразу.

– Мы должны сообщить обо всем в полицию.

– Не мы. Вы можете идти в полицию, если хотите. Это ваше решение.

– Но такое невозможно утаить.

– Я и не предлагаю это утаивать, я просто хочу, чтобы нас с Микаэлем ни во что не втягивали. Когда вы обнаружите ту комнату, вы сами решите, кому захотите об этом поведать.

– Если то, что вы говорите, правда, значит, Мартин похищал и убивал женщин… Наверняка есть семьи, отчаявшиеся найти своих детей… Мы не можем просто…

– Согласна. Но есть одна загвоздка. Трупы не обнаружены. Возможно, вы найдете паспорта или удостоверения личности в каком‑нибудь ящике. Не исключено, что некоторые жертвы можно опознать по видеозаписям. Но ведь вам необязательно принимать решение сегодня. Обдумайте все хорошенько.

У адвоката началась паника.

– О господи! Для концерна это будет конец. Сколько семей потеряют работу, если станет известно, что Мартин…

Он метался взад‑вперед, мучимый моральной дилеммой.

– Но это еще не всё. Я полагаю, что наследницей Мартина станет Изабелла. Думаю, будет не слишком хорошо, если она первой узнает о хобби Мартина.

– Мне нужно пойти и посмотреть…

– Я считаю, что вам не следует ходить туда сегодня, – строго сказала Лисбет. – У вас масса хлопот. Вам надо сообщить об этом Хенрику, и вы должны созвать экстренное заседание правления – и вообще сделать то, что вы сделали бы, если бы ваш генеральный директор погиб при обычных условиях.

Дирк Фруде обдумывал ее слова. У него колотилось сердце. Он был опытным адвокатом, который знает и умеет решать самые разные проблемы. От него ждали, что именно он всегда знает, как следует действовать при самых разных нестандартных обстоятельствах. Но сейчас он был в полной растерянности и не знал, что делать. Он вдруг понял, что сидит и ждет инструкций от какой‑то девчонки. В каком‑то смысле она сейчас лучше его разбиралась в ситуации и предлагала ему решения, которые ему самому сейчас даже не приходили в голову.

– А Харриет?

– Мы с Микаэлем еще не во всем разобрались. Но вы можете передать Хенрику Вангеру, что мы сделаем это.

 

Когда в девять часов Микаэль проснулся, все новостные программы уже твердили о безвременной кончине Мартина Вангера. Сообщалось, что глава концерна по неизвестным причинам ехал ночью на большой скорости и вылетел на встречную полосу.

Он ехал один. В сообщениях и комментариях местного радио высказывались опасения за будущее концерна «Вангер», оценивались последствия для предприятия, которые повлечет за собой эта смерть.

Поспешно скомпонованный новостной блок Телеграфного агентства Швеции был озаглавлен «Мы в шоке». Здесь перечислялись животрепещущие проблемы концерна «Вангер»: ни для кого не было секретом, что только в Хедестаде три тысячи человек из города с населением в двадцать одну тысячу работали в концерне или каким‑либо иным образом зависели от его процветания. Генеральный директор концерна «Вангер» погиб, а его предшественник – старец, которого сразил инфаркт. А настоящего наследника как не было, так и нет. И все это тогда, когда концерн переживает самый глубокий кризис за всю свою историю…

 

Микаэль Блумквист имел возможность поехать в полицию Хедестада и сообщить о том, что произошло ночью, но у Лисбет Саландер был свой сценарий. К тому же, поскольку он не позвонил в полицию сразу, по свежим следам, сделать это с каждым часом становилось все труднее. Утро журналист провел на кухонном диване в мрачном настроении. На улице лил дождь, небо заволокло тяжелыми тучами. Около десяти утра разразилась еще одна сильная гроза, но к обеду дождь прекратился и ветер утих. Микаэль вышел на улицу, протер садовую мебель и уселся за стол с кружкой кофе. На нем была рубашка с поднятым воротником.

Смерть Мартина, естественно, повлияла на дневной распорядок жизни Хедебю. К дому Изабеллы Вангер без конца подъезжали машины с членами семьи Вангеров, чтобы выразить соболезнования. Лисбет хладнокровно наблюдала за этой процессией. А Микаэль сидел, словно воды в рот набрав.

– Как ты себя чувствуешь? – наконец спросила она.

Блумквист даже не знал, что ответить.

– Мне кажется, я еще не оправился от шока, – сказал он. – Я был беспомощен. Несколько часов я пребывал в убеждении, что скоро мне предстоит умереть. Я с ужасом ждал смерти и ничего не мог предпринять.

Он протянул руку, положил ей на колено и сказал:

– Спасибо тебе. Если бы не ты, он бы меня убил.

Лисбет усмехнулась.

– Хотя я и не могу понять, как ты рискнула отправиться сражаться с ним в одиночку. Я лежал там на полу и только молил Бога о том, чтобы ты увидела фотографию, сообразила и позвонила в полицию.

– Если бы я дожидалась полиции, ты, вероятно, не выжил бы. Я не могла позволить этому подонку тебя убить.

– Но почему ты не хочешь общаться с полицией? – спросил Микаэль.

– Я не общаюсь с властями.

– Почему?

– Даже не буду отвечать на этот вопрос. Но я не уверена, что твоя карьера журналиста не пострадала бы потому, что тебя раздевал Мартин Вангер, одиозный серийный убийца. Тебе не нравится кличка Калле Блумквист; а теперь представь себе, какие новые эпитеты к ней добавились бы…

Микаэль строго посмотрел на нее, но решил больше не муссировать эту тему.

– Нам предстоит решить одну задачу, – сказала Лисбет.

Микаэль кивнул.

– Что случилось с Харриет?

Лисбет положила перед ним на стол два полароидных снимка и рассказала, где нашла их. Блумквист внимательно изучил фотографии, а потом посмотрел на Лисбет.

– Это может быть она, – сказал он. – Поклясться я не могу, но, судя по фигуре и прическе, я уже видел ее на фотографиях.

Микаэль с Лисбет еще час сидели в саду и обсуждали все детали. Они приближались к разгадке с разных сторон – и пришли к выводу, что именно Мартин Вангер и был недостающим звеном во всей цепочке их поисков.

А Лисбет так и не заметила оставленную Микаэлем на столе фотографию. Она решила, что Микаэль совершил какой‑то промах, после того как изучила снимки камер наружного наблюдения. Она подошла к дому Мартина Вангера со стороны набережной, заглянула во все окна, но не встретила ни единой живой души. Потом осторожно потрогала все двери и окна на первом этаже. Под конец залезла в дом через открытую балконную дверь второго этажа. Она потратила массу времени на то, чтобы проверить все помещения в доме – комнату за комнатой, но в конце концов обнаружила лестницу в погреб. Мартин совершил оплошность: он оставил дверь в камеру пыток приоткрытой. И Лисбет поняла, что происходит.

Микаэль спросил, слышала ли она все, что говорил Мартин.

– Нет, не все. Я пришла туда, когда он спрашивал тебя о том, что произошло с Харриет, перед тем как подвесить тебя на удавке. Я оставила вас на минутку, чтобы поискать оружие наверху. В гардеробе нашлись клюшки для гольфа.

– Мартин Вангер не имел ни малейшего представления о том, что случилось с Харриет, – сказал Микаэль.

– И ты ему поверил?

– Да, представь себе, я ему поверил, – решительно ответил журналист. – Мартин Вангер вел себя как бешеный хорек… И откуда мне приходят в голову такие сравнения?.. Но он признался во всех совершенных убийствах. И говорил вполне откровенно. Мне кажется, он хотел мне понравиться. Но что касается Харриет, он столь же отчаянно, как и Хенрик Вангер, хотел узнать, что же на самом деле с ней произошло.

– Ну… и какой из этого вывод?

– Мы знаем, что первую серию убийств, между сорок девятым и шестьдесят пятым годами, совершил Готфрид Вангер.

– Вот как. И он научил Мартина.

– Стало быть, у них была деструктивная семья, – сказал Микаэль. – Так что у Мартина не было ни единого шанса развиться в нормального человека.

Лисбет Саландер бросила на Микаэля удивленный взгляд.

– Мартин рассказал мне – правда, по частям, – что отец учил его этому с тех пор, как он достиг половой зрелости. В шестьдесят втором году он присутствовал при убийстве Лии в Уддевалле. Ему тогда было четырнадцать лет. Он участвовал в убийстве Сары в шестьдесят четвертом, и на этот раз был не просто зрителем, а соучастником. Ему было шестнадцать.

– И?

– Мартин сказал, что он не гомосексуалист и никогда не дотрагивался до мужчины, за исключением своего отца. И я подумал, ну, просто сам по себе напрашивается вывод, что отец его насиловал. Половое принуждение, по всей видимости, продолжалось довольно долгое время. Его, если можно так сказать, воспитал собственный отец.

– Какая чепуха! – сказала Лисбет Саландер.

Ее голос вдруг стал холодным как сталь. Микаэль изумленно смотрел на нее. В ее взгляде не было ни капли сочувствия.

– Мартин, как и все остальные, мог отказаться. Он сам сделал свой выбор. Он убивал и насиловал, потому что ему это нравилось.

– Ладно, пожалуй, я не буду возражать. Но Мартин был слабовольным юношей и подпал под влияние отца, так же, как и Готфрид. Ведь того в свое время сформировал его отец, нацист.

– Вот как! Значит, ты исходишь из того, что у Мартина не было собственной воли и что люди становятся такими, какими их воспитывают.

Микаэль осторожно улыбнулся:

– Это что, уязвимое место в моей теории?

В глазах Лисбет Саландер вдруг вспыхнула ярость.

Микаэль поспешно продолжил:

– Я не утверждаю, что на людей влияет только воспитание, но считаю, что воспитание играет большую роль. Отец Готфрида избивал сына на протяжении многих лет. Такое не проходит бесследно.

– Чушь, – повторила Лисбет. – Готфрид – не единственный ребенок, которого жестоко избивали. Это не дает ему права убивать женщин. Этот выбор он сделал сам. То же самое и с Мартином.

Микаэль поднял руку:

– Давай не будем ссориться.

– Я не ссорюсь. Просто мне кажется, что очень уж патетично получается – каждый подонок всегда может найти себе оправдание.

– Хорошо. Конечно, каждый из них сам выбирал свою стезю. Готфрид умер, когда Мартину исполнилось семнадцать лет, и в лице отца он потерял наставника. Он решил пойти по стопам отца. Февраль шестьдесят шестого года в Уппсале.

Микаэль потянулся к пачке Лисбет за сигаретой.

– Я даже не собираюсь вдаваться в подробности, зачем Готфрид все это делал и как он сам оценивал содеянное. Его мозги были забиты библейской абракадаброй, связанной с наказанием и очищением, в которой, вероятно, смог бы разобраться только психиатр. Но нам не до деталей. Он был серийным убийцей.

Он сделал секундную паузу и затем продолжил:

– Готфрид хотел убивать женщин и маскировал свои злодеяния некими псевдорелигиозными убеждениями. Но Мартин даже не притворялся и не искал себе оправдания. Он действовал методично и убивал регулярно. К тому же он мог инвестировать в свое хобби немалые деньги. И он был сообразительнее отца. Каждый раз, оставляя после себя труп, Готфрид рисковал, что кто‑нибудь нападет на его след. К тому же каждый раз, когда полицейские приступали к расследованию, они вполне могли бы вычислить, что все преступления ведут к одному убийце.

– Мартин Вангер построил свой дом в семидесятых годах, – задумчиво сказала Лисбет.

– Хенрик, кажется, упоминал, что это было в семьдесят восьмом. Вероятно, Мартин заказал надежный погреб для хранения важных архивов или чего‑то подобного. Так что ему построили комнату с усиленной звукоизоляцией, без окон и со стальной дверью.

– И он орудовал в ней целых двадцать пять лет…

Они ненадолго замолчали, и Микаэль задумался о том, какие кошмарные события, должно быть, происходили на острове Хедебю, в идиллической атмосфере, на фоне всеобщего благоденствия. И так в течение четверти века.

А Лисбет даже и не пришлось размышлять об этом – она видела коллекцию видеофильмов. Она отметила, как Микаэль непроизвольно дотронулся до шеи.

– Готфрид ненавидел женщин и учил сына ненавидеть женщин, при этом сам же его и насиловал. Но при этом он придерживался собственной идеологии… Мне кажется, Готфрид мечтал о том, чтобы его дети придерживались, мягко говоря, его извращенных взглядов на мир. Когда я спросил Мартина о Харриет, его собственной сестре, тот сказал: «Мы пытались убедить ее. Но она оказалась самой обычной стервой. Она собиралась рассказать обо всем Хенрику».

Лисбет кивнула:

– Да, я слышала. Примерно в это время я как раз спустилась в погреб. Так что теперь, следовательно, мы знаем, о чем она намеревалась рассказать Хенрику.

Микаэль наморщил лоб.

– Не совсем.

Он сделал паузу.

– Все дело в хронологии. Мы не знаем, когда Готфрид начал насиловать сына, но он взял Мартина с собой, когда убивал Лию Перссон в Уддевалле в шестьдесят втором году. А утонул он в шестьдесят пятом. До этого они с Мартином пытались побеседовать с Харриет. Какой отсюда следует вывод?

– Готфрид насиловал не только Мартина. Он насиловал и Харриет.

Микаэль кивнул.

– Готфрид был наставником. Мартин – учеником. А кем же была Харриет? Игрушкой?

– Готфрид заставлял Мартина совокупляться с сестрой.

Лисбет показала на полароидные снимки.

– По этим фотографиям трудно понять, как она к этому относится, поскольку не видно лица, но она пытается заслониться от камеры.

– Предположим, все началось, когда Харриет исполнилось четырнадцать, в шестьдесят четвертом году. Она сопротивлялась – «она не смирилась со своим долгом», как выразился Мартин. Об этом‑то Харриет и угрожала рассказать. Мартин тогда не возражал, он просто подчинился отцу. Они с Готфридом заключили своего рода… пакт и попытались провести обряд посвящения с Харриет.

Лисбет кивнула:

– Ты записал в своих заметках, что Хенрик разрешил Харриет переехать к нему зимой шестьдесят четвертого года.

– Хенрик видел, что в ее семье не все ладно. Он считал, что всему виной ссоры и разборки между Готфридом и Изабеллой, и перевез ее к себе, чтобы она могла спокойно сосредоточиться на учебе.

– Такой поворот событий явно не вписывался в планы Готфрида и Мартина. Отныне они не могли так легко добираться до нее и контролировать ее жизнь. Но где же они совершали свои гнусные делишки?

– Скорее всего, в домике Готфрида. Я почти уверен, что эти снимки сделаны там, – это легко проверить. Домик расположен просто идеально – изолированно и далеко от селения. Потом Готфрид в последний раз напился и утонул.

Лисбет задумчиво кивнула:

– Отец Харриет занимался или пытался заниматься с ней сексом, но, скорее всего, не посвящал ее в свою тайную жизнь убийцы.

Микаэль решил, что это – самое уязвимое место в их логической цепочке. Харриет записала имена жертв Готфрида и сопоставила их с библейскими цитатами. Но интерес к изучению Библии она проявила только в последний год, после смерти Готфрида. Микаэль пытался найти этому объяснение.

– Каким‑то образом Харриет все‑таки обнаружила, что Готфрид не только предавался инцестуальным утехам, но что он – еще и маньяк и серийный убийца, – сказал он.

– Мы не знаем, когда она узнала про убийства. Возможно, непосредственно перед тем, как Готфрид утонул. А может быть, уже после этого, если он вел дневник или хранил газетные статьи об убийствах. Что‑то натолкнуло ее на след.

– Но, скорее всего, она не об этом грозилась рассказать Хенрику, – предположил Микаэль.

– А о Мартине, – сказала Лисбет. – Ее отец умер, но Мартин не оставлял ее в покое.

– Вот именно, – кивнул Микаэль.

– И потребовался целый год, чтобы она решилась.

– А что бы ты сделала, если бы вдруг обнаружила, что твой отец – серийный убийца, к тому же насилующий твоего брата?

– Я бы убила этого ублюдка, – сказала Лисбет.

Она произнесла эту фразу таким трезвым и холодным тоном, что Микаэль подумал – она шутит.

Ему вдруг вспомнилось ее лицо, когда она предприняла атаку на Мартина Вангера. Он печально улыбнулся.

– Предположим. Но Харриет не хватало твоей решимости. Готфрид умер в шестьдесят пятом году, прежде чем она успела что‑либо предпринять. Это укладывается в логику наших рассуждений. После смерти Готфрида Изабелла отправила Мартина в Уппсалу. Он, скорее всего, проводил дома Рождество и приезжал на каникулы. Но весь следующий год он встречался с Харриет не слишком часто. Они оказались на большом расстоянии друг от друга.

– И она начала изучать Библию.

– При этом вовсе не обязательно ею двигали религиозные причины, если исходить из того, что нам теперь известно. Возможно, Харриет просто хотела понять своего отца, проанализировать его деяния. Девушка размышляла вплоть до карнавального шествия в шестьдесят шестом году. Там она вдруг увидела своего брата и поняла, что он вернулся. Мы не знаем, состоялся ли у них разговор и сказал ли Мартин ей что‑нибудь. Но что бы там ни произошло, Харриет приняла спонтанное решение немедленно отправиться домой, чтобы поговорить с Хенриком.

– А потом она исчезла.

 

После того как они восстановили всю цепь событий, они уже смогли предположить, как должен выглядеть последний фрагмент мозаики.

Микаэль и Лисбет упаковали вещи. Перед отъездом Блумквист позвонил Дирку Фруде и заявил, что им с Лисбет придется на некоторое время уехать, но перед отъездом он непременно хотел бы повидаться с Хенриком.

Микаэлю хотелось бы знать, что Фруде рассказал Хенрику. У адвоката был такой измученный голос, что журналист даже начал за него беспокоиться. В конце концов Фруде объяснил, что сообщил Хенрику лишь о гибели Мартина в результате аварии.

Пока Микаэль парковался у больницы, снова прогремел гром и небо опять затянули мрачные дождевые облака. Он поспешно пересек стоянку как раз в тот момент, когда уже начинал накрапывать дождь.

Хенрик Вангер, одетый в халат, сидел в своей палате у окна. Болезнь, несомненно, отразилась на нем, но цвет его лица стал значительно лучше, и старик явно шел на поправку. Они пожали друг другу руки. Микаэль попросил сиделку оставить их на несколько минут.

– Давно тебя здесь не было, – сказал Хенрик.

Микаэль кивнул.

– И не случайно. Ваши родственники не хотят, чтобы я тут появлялся, но сегодня они все собрались у Изабеллы.

– Бедняга Мартин, – сказал Хенрик.

– Хенрик! Вы поручили мне докопаться до истины о том, что случилось с Харриет и куда она исчезла. Вы не боитесь, что правда может оказаться очень горькой?

Хенрик Вангер пристально посмотрел на него. Потом у него расширились зрачки:

– Мартин?

– Он – участник всей этой истории.

Хенрик закрыл глаза.

– А сейчас я хочу задать вам один вопрос.

– Какой?

– Вы по‑прежнему хотите узнать, что произошло? Даже если правда причинит вам боль и окажется гораздо страшнее, чем вы предполагали?

Вангер посмотрел на Микаэля пытливым взглядом, а потом кивнул:

– Да, я хочу знать. Иначе ради чего я тебя нанимал?

– Хорошо. Мне кажется, я знаю, что произошло с Харриет. Однако мне не хватает последнего кусочка пазла.

– Будь добр, расскажи.

– Нет. Не сегодня. Я хочу, чтобы вы еще немного окрепли. Доктор говорит, что кризис позади и что вы идете на поправку.

– Но послушай, Микаэль, я ведь не ребенок.

– К тому же я еще не знаю всего. Пока у меня есть только версия. Я уезжаю, чтобы найти ей подтверждение или опровержение. Когда я появлюсь в следующий раз, я расскажу вам всю историю целиком. На это мне может понадобиться некоторое время. Но будьте уверены: я вернусь, и вы обязательно узнаете всю правду.

 

Лисбет запарковала мотоцикл с теневой стороны дома и накрыла его брезентом, а сама села с Микаэлем в одолженную им машину.

Снова грянула гроза, и к югу от Евле[96] на них обрушился такой ливень, что Микаэль почти не различал дороги. Он предпочел не рисковать и свернул к бензоколонке. Дожидаясь ослабления ливня, они выпили кофе и прибыли в Стокгольм только к семи вечера. Микаэль сообщил Лисбет код входной двери своего дома и высадил ее возле Центрального вокзала.

Когда он вошел в квартиру, она показалась ему чужой.

Пока Лисбет ездила по делам к Чуме в Сундбюберг, Микаэль прошелся по квартире с пылесосом и тряпкой.

Саландер вернулась к Микаэлю ближе к полуночи и в течение десяти минут осматривала его квартиру, заглядывая во все уголки и закоулки. Довольно долго она стояла у окна и любовалась видом на Шлюз.

Спальный отсек был отделен от квартиры широкими шкафами и книжными стеллажами из магазина «ИКЕА». Лисбет с Микаэлем разделись и несколько часов поспали.

 

На следующий день, около двенадцати часов, они приземлились в Лондоне, в аэропорту Гатвик. Лондон встретил их дождем. Микаэль заказал номер в отеле «Джеймс» возле Гайд‑парка. Это был просто роскошный вариант, если сравнивать с отелем «Бейсуотер», где он обычно останавливался во время своих прежних визитов в Лондон. Все их расходы оплачивал Дирк Фруде со своего текущего расходного счета.

В пять часов дня, когда они стояли в баре, к ним подошел мужчина лет тридцати. Он был почти лысый, со светлой бородой, в мешковатом пиджаке, джинсах и мокасинах.

– Оса? – спросил он.

– Троица? – ответила она.

Они кивнули друг другу. Как зовут Микаэля, незнакомец не спрашивал.

Напарник Троицы представился как Боб Дог. Он ждал их за углом в старом автофургоне «Фольксваген». Они залезли через раздвижные дверцы и уселись на привинченные к стенкам откидные сиденья. Пока Боб пытался преодолеть лондонские пробки, Оса с Троицей обсуждали свои планы.

– Чума сказал, речь идет о crash‑bang job[97].

– Надо взломать один комп, чтобы перехватить почту и прослушать телефон. Все может получиться сразу, а может, и займет пару дней, в зависимости от конкретных обстоятельств. То есть от него, – Лисбет показала в сторону Микаэля. – Справитесь?

– А ты сомневаешься? – вопросом на вопрос ответил Троица.

 

Анита Вангер жила в маленьком таунхаусе в уютном пригороде Сент‑Олбанс, примерно в часе езды к северу от столицы. Из автофургона они зафиксировали, что она пришла домой около семи часов вечера и открыла дверь. Они дождались, пока она примет душ, поест и сядет перед телевизором. После этого Микаэль позвонил в дверь.

Женщина, открывшая дверь, оказалась почти точной копией Сесилии Вангер. Лицо ее выражало вежливое недоумение.

– Здравствуйте, Анита. Меня зовут Микаэль Блумквист. Хенрик Вангер просил меня передать вам привет. Полагаю, вы уже слышали новости о Мартине.

Удивление на лице женщины сменилось настороженностью. Услышав имя гостя, она сразу поняла, кто такой Микаэль Блумквист. Конечно, Анита общалась с Сесилией Вангер, которая, вероятно, не скрывала своего негативного отношения к Микаэлю. Однако имя Хенрика, упомянутое им, вынудило ее впустить гостя. Она пригласила Микаэля в гостиную и предложила сесть. Журналист огляделся. Дом Аниты Вангер был обставлен со вкусом, хозяйка явно располагала средствами и имела достойную работу, и при этом вела размеренный образ жизни. Микаэль отметил, что над камином, переделанным в газовый обогреватель, висит гравюра Андерса Цорна с автографом.

– Извините, что я ворвался к вам так неожиданно, но я оказался в Лондоне и пытался днем до вас дозвониться.

– Ясно. О чем, собственно, речь?

Судя по голосу, Анита приготовилась обороняться.

– Вы собираетесь ехать на похороны?

– Нет, мы с Мартином никогда не были близки. К тому же я не могу сейчас никуда отлучиться.

Микаэль кивнул. Анита Вангер старалась по возможности держаться подальше от Хедестада на протяжении тридцати лет. С тех пор как ее отец переехал обратно в Хедебю, она там практически не показывалась.

– Я хочу знать, что произошло с Харриет Вангер. Настало время правды.

– С Харриет? Не понимаю, что вы имеете в виду.

Микаэль усмехнулся. А она неплохая актриса.

– Из всей семьи вы были ближайшей подругой Харриет. Именно вам она рассказывала обо всем, что ей пришлось пережить.

– Вы говорите как помешанный, – сказала Анита Вангер.

– Вполне возможно, вы правы, – ничуть не смущаясь, ответил Микаэль. – Анита, вы были в комнате Харриет в тот день. У меня есть доказательство – фотография, на которой вас можно разглядеть. Через несколько дней я доложу об этом Хенрику, и тогда он будет вынужден разбираться с этим сам. Почему бы вам не рассказать мне, что произошло?

Анита Вангер встала.

– Немедленно покиньте мой дом.

Микаэль тоже поднялся.

– Хорошо, но рано или поздно вам придется со мной поговорить.

– Мне не о чем с вами разговаривать.

– Мартин погиб, – многозначительно сказал Микаэль. – Вы никогда его не любили. Я думаю, что вы переехали в Лондон, чтобы избежать встреч не только с отцом, но и с Мартином. Это значит, что вы тоже были в курсе, а рассказать вам могла только Харриет. Вопрос лишь в том, как вы распорядились своими знаниями.

Анита Вангер демонстративно хлопнула дверью перед его носом.

 

Снимая с Блумквиста микрофон, который находился у него под рубашкой, Лисбет Саландер улыбнулась:

– Она подняла телефонную трубку через тридцать секунд после того, как закрыла за тобой дверь.

– Код страны – Австралия, – доложил Троица, опуская наушники на маленький рабочий столик в автофургоне. – Посмотрим, что за район… – Он затарахтел клавишами лэптопа. – Так… Она звонила на номер в городе Теннант‑Крик[98], к северу от Алис‑Спрингс[99], в Северной территории. Хотите послушать разговор?

Микаэль кивнул и спросил:

– А который сейчас в Австралии час?

– Приблизительно пять утра.

Троица запустил цифровой проигрыватель и подключил его к звукоусилителю. Микаэль услышал восемь сигналов, прежде чем на другом конце подняли трубку. Беседа велась по‑английски.

– Привет. Это я.

– Я, конечно, ранняя пташка, но…

– Я собиралась позвонить вчера… Мартин мертв. Погиб позавчера в автокатастрофе.

Молчание. Потом послышалось что‑то вроде откашливания, которое можно было истолковать как «хорошо».

– Но у нас есть проблемы. Тот гадкий журналист, которого нанял Хенрик, только что заявился ко мне. Он задает вопросы о том, что произошло в шестьдесят шестом году. Он явно что‑то пронюхал.

Снова пауза. Потом раздалась команда:

– Анита, клади трубку. Нам на какое‑то время нужно прекратить общение.

– Но…

– Пиши письма; в них и объяснишь, что случилось.

Разговор оборвался.

– Толковая тетка, – сказала Лисбет Саландер с восхищением.

Они вернулись в гостиницу ближе к одиннадцати вечера. Администратор помог им заказать билеты на ближайший рейс в Австралию, и через несколько минут у них уже были места на самолет, вылетающий на следующий день в 19.45 в Канберру, Новый Южный Уэльс.

Уладив все дела, они разделись и рухнули в постель.

 

Лисбет Саландер оказалась в Лондоне впервые, и они первую половину дня уделили прогулкам – от Тоттенхэм‑Корт‑роуд до Сохо. На Олд‑Комптон‑стрит зашли в кафе и выпили кофе латте. Около трех часов дня вернулись в гостиницу за багажом. Пока Микаэль оплачивал счет, Лисбет включила свой мобильный телефон и обнаружила, что ей пришла эсэмэска.

– Драган Арманский просил позвонить.

Она воспользовалась телефоном на ресепшен и позвонила своему шефу. Микаэль стоял немного поодаль и вдруг увидел, как Лисбет повернулась к нему с застывшим лицом. Он тут же подошел к ней:

– Что случилось?

– Умерла моя мать. Мне надо срочно ехать домой.

У Лисбет был такой расстроенный вид, что Микаэль заключил ее в объятия, но она оттолкнула его от себя.

Они взяли себе кофе в баре гостиницы. Когда Блумквист сказал, что аннулирует заказ билетов в Австралию и полетит с ней в Стокгольм, она покачала головой:

– Нет. Мы не можем сейчас бросить работу. Отправляйся в Австралию один.

Они расстались перед гостиницей и сели в автобусы, идущие в разные аэропорты.

 

Глава 26