СВАДЕБНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ РЫЦАРЯ КУРТА

 

 

Полон страсти, полон пыла,

Рыцарь Курт вскочил в седло:

«В путь скорее, к замку милой,

Время свадьбы подошло!»

Враг его, пылая злобой,

Средь угрюмых ждал теснин.

За мечи схватились оба,

Слов не тратил ни один.

 

Долго длился спор с судьбою,

Наконец свершился рок,

И со славой с поля боя

Удалиться рыцарь мог.

Он въезжает в лес шумящий.

Что ж мелькает там сквозь тьму?

Девушка бредет из чащи

И дитя несет ему.

 

«Что спешишь? В душе несытой

Не найдешь ли ты чего

Для красотки позабытой,

Для ребенка своего?»

Льется в сердце голос кроткий,

Тут недолго до греха:

С новой силою к молодке

Потянуло жениха.

 

Но трубит в свой рог глашатай…

Вновь спешит к невесте он

И по ярмарке богатой

Бродит, думою смущен,—

Ведь дары — к заветной цели

Лучшая из всех дорог…

Тут ростовщики насели,

Давний требуя должок.

 

И пошли суды, взысканья;

В нетерпении жених,

Нет жесточе наказанья,

Не избавишься от них…

Скоро ль кончатся напасти?

Скорбна рыцарей стезя —

От врагов, долгов и страсти

Уберечься им нельзя.

 

1802?

 

КРЫСОЛОВ

 

 

Певец, любимый повсеместно,

Я крысолов весьма известный,

И в этом городе с моим

Искусством впрямь необходим.

Хоть крыс тут водится — дай боже,

Да и хорьков как будто тоже,—

Мне стоит только заиграть,

И вам их больше не видать.

 

Певец, хвалимый повсеместно,

Я также детолов известный.

Под лютню запою, и вмиг

Стихают детский плач и крик!

И как мальчишки ни резвятся,

И как девчонки ни дичатся —

По струнам проведу рукой,

И все они бегут за мной.

 

Певец, честимый повсеместно,

К тому ж я женолов известный.

Такого городишка нет,

Где мною не оставлен след.

Пускай девицы боязливы,

Молодки чинны и спесивы —

Все покоряются сердца

Искусству пришлого певца.

 

 

_{(Сначала)}

 

1802/1803

 

 

СВАДЕБНАЯ ПЕСНЯ

 

 

В сказаньях и песнях был нами не раз

Владетельный граф прославляем.

У внука его мы на свадьбе сейчас

Едим и вино распиваем.

Граф долгие годы неверных разил,

Немалую славу в походах добыл,

Когда ж он у дома с коня соскочил —

Родное гнездо пустовало,—

Ни слуг, ни пожитков не стало.

 

Ты дома, наш рыцарь, вот замок родной.

Как все запустело с годами!

Сквозь окна врывается ветер шальной

И хлопает где-то дверями.

«Что делать? Осенняя ночь холодна,

А впрочем, я худшие знал времена,

Дождаться бы только утра. Вот луна

Проглянула вдруг — так покуда

Охапку соломы добуду».

 

Усталый, едва он на ложе прилег,

Вдруг слышит — скрипят половицы.

«Что шаришь здесь, крыса? Какой в этом прок?

Здесь нечем тебе поживиться».

Но что там такое? Под лунным лучом

С фонариком крохотным маленький гном,

Брадатый, речистый, с тревожным лицом,

У ног его вырос нежданно,

И сон убегает желанный.

 

«Пустующий замок ночною порой

Служил нам приютом доселе;

Не зная, что ты возвратился домой,

Мы свадьбу тут справить хотели.

Коль нас не страшишься, не станешь нас гнать,

Пображничать здесь мы желаем опять,

В честь милой невесты и петь и плясать…»

Сквозь сон, словно скован недугом,

Граф молвил: «Все к вашим услугам!»

 

Три всадника тут появились; они

За ножкой кровати скрывались.

Такие ж фигурки, мелькая в тени,—

За ними вослед показались.

Съезжаются гости в каретах своих,

Глаза разбегаются, глядя на них,

Под стать королям разъезжать в таких,

А вот и жених с нареченной

В карете сидит золоченой.

 

Тут мигом для каждого дело нашлось,

Все в бешеной пляске смешалось,

Скакало в галопе и в вальсе неслось,

И каждому дама досталась.

Все вертится, кружится, воет, поет,

Беснуясь, волнуясь, качаясь, плывет,

Скрежещет, пиликает, стонет, орет,—

И рыцаря, точно больного,

Трясет от веселья такого.

 

И топот, и грохот, и хохот кругом,

На стулья, на скамьи скорее…

Всем надо местечко найти за столом,

Сесть рядом с красоткой своею.

Жаркое, и рыбу, и птицу несут,

Свисают сосиски с дымящихся блюд,

И чаши, конечно, по кругу идут…

Так пило и пело все это,

Под песню растаяло где-то…

 

Коль бражники песню дослушать не прочь,

Пусть петь и шуметь перестанут.

Кто малое ласково встретил в ту ночь,

Тот будет в большом не обманут.

Фанфар и тимпанов приветственный хор,

И свадебный поезд въезжает во двор.

Сияет от счастья приветливый взор,

И замок весь полон гостями…

Все это и ныне пред вами.

 

1802

 

ГОРНЫЙ ЗАМОК

 

 

Вон замок стоит на вершине

Среди гранитных скал.

Под сводами башен высоких

Он рыцарей встарь укрывал.

 

Но рыцари спят в могилах,

А башни врагом сожжены.

Я проникаю свободно

В проломы ветхой стены.

 

Здесь погреб с вином драгоценным

Лежал в былые года.

Прислужница больше не сходит

С кувшином тяжелым туда.

 

И в зал не спешит, как бывало,

Гостей обнести чередой.

Попу не наполнит бокала

Для трапезы в праздник святой.

 

И дерзкому пажу отведать

Не даст, пробегая, вина.

И тайной награды не примет

За тайную щедрость она.

 

Затем, что и стены, и своды,

И лестницы — все сожжено,

Рассыпалась, рухнув, капелла

И в прах обратилась давно.

 

Но в день жизнерадостно-яркий,

Когда на вершине крутой

Стоял я с бутылкой и лютней,

С подругой моей молодой,

 

В развалинах все заблистало,

Наполнились жизнью они,

И шумно и празднично стало,

Как в добрые старые дни.

 

И мнилось, нарядные гости

Въезжают во двор чередой,

И мнилось, из прошлого мира

Мы входим счастливой четой.

 

И ждет нас в капелле священник,

И вот поднялись мы туда,

И он вопрошает: «Согласны?» —

И мы улыбаемся: «Да».

 

И радостно песнь зазвучала,

Как юное сердце, чиста,

И ей не толпа отвечала,

Но звонкого эха уста.

 

Меж тем надвинулся вечер,

Он шум и веселье унес,

И вот заходящее солнце

Убрало багрянцем утес.

И дамой служанка блистает,

И паж точно рыцарь одет,

И щедро она угощает,

И он не скупится в ответ.

 

1802

 

ВЕРНЫЙ ЭККАРТ

 

 

«О, только б скорей добежать нам домой!

Уже окружает нас морок ночной,

Слетаются Страшные Сестры.

Они уже тут, и они нас найдут,

Чтоб выхлебать пиво, которое ждут

Так долго родители наши».

 

Так шепчутся дети и к дому бегут…

Но дюжий старик появляется тут:

«Эй, тихо ребятушки, тихо!

Сестрички с горячей охоты летят;

Пусть в глотки зальют себе сколько хотят.

Они вам добра не забудут».

 

И в ту же минуту их морок догнал.

Бесплотен и сер, он от жажды стонал,

Однако хлебал он отменно.

И выпито пиво — такая беда!

И дикая дальше несется орда

Куда-то в долины и горы.

 

Детишки бегут, и от страха их бьет.

Но дюжий старик от них не отстает:

«Эй, птенчики, ну-ка, не хныкать!»

«Нас выбранит мать, и прибьет нас отец…»

«Молчите, как мышки, и делу конец —

Пойдет у вас все как по маслу.

 

А тот, кто вам дал этот добрый наказ,—

Он первый товарищ ребячьих проказ,

Волшебник испытанный Эккарт.

Встречали его и в лесу и в дому,

Но нет никаких доказательств тому…

А вы их в руках понесете».

 

Детишки робея подходят к крыльцу,

Порожние кружки вручают отцу

И ждут тумаков и попреков.

Но диво! Родители кружки берут,

Пригубили пиво, и хвалят, и пьют…

Пьют раз, и второй, и десятый.

 

Уж сумрак редеет, и день настает.

Тут кто-то внезапно вопрос задает:

«Что с кружками за чертовщина?»

Плутишки на все откликались молчком,

А там как пошли молотить язычком,

И тотчас же высохли кружки.

 

Ребятки, когда вам доверит секрет

Родитель, наставник иль добрый сосед,

Не выдайте тайны оплошно.

На глупый роток наложите печать:

Болтать — неразумно, полезней молчать.

Тогда наполняются кружки.

 

1813

 

ПЛЯСКА МЕРТВЕЦОВ

 

 

Пред сторожем в полночь рядами могил

Погост распростерся в молчанье

И месяц на плитах холодных застыл

В холодном и чистом сиянье.

Но вот под крестом оживает мертвец…

Где муж, где жена, где старик, где юнец

Встают в одеяниях длинных.

 

И тянутся, силясь друг друга найти,

И в круг — посредине дороги,

Всем хочется пляску скорей завести,

Да саваном стянуты ноги.

Но кто ж здесь давно от стыда не отвык?

Стряхнуть одеянья недолго — и вмиг

Все саваны сброшены в кучу.

 

Согнется колено, вихляет ступня,

Осклабится челюсть в гримасе —

Скелет со скелетом столкнется, звеня,

И снова колышется в плясе.

А сторожа корчит неистовый смех,

А бес ему шепчет, наводит на грех:

«Стяни-ка одну из одежек».

 

Схватил — и тотчас же укрыться спешит

За плотною дверью церковной…

А месяц по плитам холодным скользит

И пляской любуется словно…

Пора, и мертвец то один, то другой

Стихает; за саван хватается свой

И шасть — под землей исчезает.

 

И только последний вслепую бредет

И щупает воздух: «Здесь где-то —

Чужого из мертвых никто не возьмет»,—

Здесь саван! Он чувствует это.

Вот церковь… Как тронуть священную дверь!

Для сторожа в этом спасенье теперь,

Над ней золотое распятье.

 

Лишь в саване сон обретется в гробу,

Одежка должна отыскаться,

Он в каменный выступ вцепился, в резьбу,

Он силится наверх подняться.

Предчувствует бедный могильщик конец,

Все выше и выше вползает мертвец,

Как будто на лапах паучьих.

 

От ужаса сторож в холодном поту,

Швыряет он саван проклятый…

Но кончено все… Зацепясь на лету,

Холст виснет на глыбе стрельчатой.

Тут колокол дрогнул на башне как раз,

Приходит урочный для нечисти час,

Упав, разбивается остов.

 

1813

 

СТРАНСТВУЮЩИЙ КОЛОКОЛ

 

 

Жил мальчуган; он в божий храм,

Бывало, ни ногою;

И вечно по воскресным дням —

Шасть на поле с зарею!

 

Однажды рассердилась мать:

«Не слышишь звона, что ли?

Постой же, колокол нагнать

Тебя сумеет в поле!»

 

А мальчик думает: «Висит

Тот колокол высоко!»

И вот уж на поле бежит,

Как будто от урока.

 

Все глуше колокола звон.

Мать зря, знать, наболтала!

Вдруг — ужас! — за собою он

Услышал звон металла.

 

Качаясь, колокол идет,

От страха мальчик воет,—

Бедняжку колокол вот-вот

Безжалостно накроет.

 

Но, ловко отскочивши вбок,

Он что есть силы прямо

Чрез поле, рощу и лужок

Бежит к воротам храма.

 

С тех пор, лишь благовеста звон

Раздастся в воскресенье,

Он к службе, страхом научен,

Бежит без приглашенья.

 

1813