СКАЗКА О ТОМ, КАК ПОП РОДИЛ ТЕЛЕНКА

 

Был‑жил поп да попадья. У них был батрак по имени Ванька, только житье у них батраку было не очень‑то хорошее, сильно жадна попадья была. Вот однажды поехал поп с батраком за сеном верст за десять. Приехали, наклали воза два. Вдруг пришло к сену стадо коров. Поп схватил хворостинку и давай за ними бегать, прогнал коров и вернулся к батраку весь в поту. Быстро вместе закончили работу и поехали домой. Было темно.

– Ванька, – сказал поп, – не лучше ли нам ночевать в деревне, хоть у Гвоздя, он мужик добрый, да у него и двор‑то крытый.

– Хорошо, батюшка, – отвечал Ванька. Приехали в деревню, попросились ночевать у того мужика. Батрак вошел в избу, помолился Богу, поклонился хозяину и сказал:

– Смотри, хозяин, когда станешь садиться ужинать, то скажи: «Садитесь все крещеные», а если скажешь попу: «Садись, отец духовный!», то он рассердится на тебя и не сядет ужинать: он не любит, когда его так называют.

Поп выпряг лошадей и пришел в избу, тут хозяин велел жене собрать на стол, и когда все было готово, сказал:

– Садитесь, все крещеные, ужинать!

Все сели, кроме попа, он сидел На лавочке думал, что его хозяин особенно просить станет, но этого и не произошло. Отужинали. Хозяин и спросил попа:

– Что, отец Михаил, не садился с нами ужинать?

А поп отвечал:

– Мне не хочется есть.

Стали ложиться спать. Хозяин отвел попа и его батрака в скотницу, потому что в ней было теплее, чем в избе, поп лег на печь, а батрак на полати. Ванька сейчас уснул, а поп все думает, как бы найти что‑нибудь поесть. А в скотной ничего не было, кроме дежки с закваской. Поп стал будить батрака.

– Что, батюшка, надо?

– Батрак, мне есть хочется.

– Ну, так что не ешь, в дежке тот же хлеб, что и на столе, – сказал Ванька и сошел с полатей, наклонил дежку и говорит:

– Будет тебя! Ешь.

Поп начал лакать из дежки, а Ванька как будто невзначай толкнул ее и облил попа закваской. Поп, налакавшись досыта, лег опять и скоро заснул. В это время отелилась на дворе корова и стала мычать, хозяйка услыхала, вышла на двор, взяла теленка, принесла в скотную и пихнула его на печь к попу, а сама ушла. Поп проснулся ночью, слышит: кто‑то лижет его языком, схватил рукою теленка и стал будить батрака.

– Что опять понадобилось? – сказал Ванька.

А поп:

– Ванька, ведь у меня на печи‑то теленок, и не знаю, откуда он взялся.

– Да как же это так могло получиться? – спрашивает поп.

– Вот еще что выдумал! Сам родил теленка да и говорит: не знаю, откуда взялся.

– А вот как: помнишь, батюшка, как мы сено клали, мало ли ты бегал за коровами! Вот теперь и родил теленка.

– Ванька, как бы сделать, чтобы попадья не узнала?

– Давай триста рублей, все сделаю: никто не узнает!

Поп согласился.

– Смотри же, – говорит батрак попу, – ступай теперь тихонько да надень вместо сапог мои ботинки.

Только что ушел поп, батрак тотчас к хозяину:

– Ах вы, ослы, ведь не знаете того, что теленок попа съел, оставил только одни сапоги: ступайте – посмотрите.

Напуганный мужик обещал батраку триста рублей, чтобы обделал дело так, чтобы никто про это не узнал. Ванька все обещался сделать, взял деньги, сел на лошадь и поскакал за попом. Нагнал его и говорит:

– Батюшка! Теленка‑то хозяин хочет привезти к попадье да сказать, что ты его родил!

Поп еще больше испугался и набавил Ваньке сотню: только обделай все тихонько.

– Ступай себе, все сделаю, – сказал и поехал опять к мужику.

– Ведь попадья сойдет с ума без попа, тебе худо будет!

Этот простофиля дал казаку еще сотню.

– Только обмани попадью да никому не говори.

– Хорошо, хорошо, – сказал батрак, приехал на погост, содрал с попа денежки, отошел от него, женился и стал себе поживать да добра наживать.

 

ПОП И ЗАПАДНЯ

 

В одной деревне был мужик, промыслом мясник: бил он скотину да продавал говядину, а мясо‑то хранил в сарае. Только в этом сарае было окно, и повадились туда лазить собаки и кошки таскать мясо. Вот мужик и поставил в окне капкан: прибежала попова собака и попала в капкан да и сдохла. Жалко попу собаки, а делать нечего, купил другую и боится:

– Как бы и эта не попала.

Думал‑думал, как бы позабыть горе да отомстить мужику. И надумал: пришел к сараю, скинул штаны, влез на окно и ну срать в капкан, а капкан как спустится да как схватит попа за муде – закричал он благим матом. Прибежал мужик.

– Ах, мать твою разэдак, какой черт тебя занес сюда? Уж впрямь дурья порода!

Сбежался народ, кое‑как отцепили попа, а он тут же и сдох, так и повалился!

 

ПОРОСЕНОК

 

Жил‑был в одном селе поп, толоконный лоб, у него была дочка, да такая уродилась прекрасная, что любо‑дорого посмотреть. Вот и нанял поп себе батрака: детина здоровенный! Живет у попа месяц, и другой, и третий. На ту пору у богатого мужика в деревне родила баба: приехал мужик и зовет попа крестить младенца:

– Да милости просим, батюшка, пожалуйте вместе с матушкой, приходите!

А поповская порода на чужое добро завистлива, за чужим угощеньем обосраться рада. Вот поп запряг кобылу и уехал с попадьей на крестины, а батрак остался дома вместе с поповною. Захотелось батраку есть, а в печи‑то у попадьи было припасено два жареных поросенка.

– Послушай, что я скажу, – стал говорить он поповне, – давай съедим этих поросят, ведь попа с попадьей дома нет!

– Конечно, давай!

Он сейчас достал одного поросенка, и съели его вдвоем.

– А другого, – говорит он поповне, – я запрячу тебе под подол, чтоб наши не нашли, да после сами и съедим! А когда поп с попадьей спросят про поросят – заодно скажем, что кошка съела!

– Да как же ты под подол спрячешь?

– Уж не твое дело. Я знаю как.

– Ну, хорошо, спрячь.

Он велел ей нагнуться встать раком, поднял подол да и давай прятать своего сырого ей в пизду.

– Ах, как хорошо ты прячешь, – говорит поповна. – Да как же я его оттуда выну?

– Ничего, помани только овсом, он и сам выйдет!

Таким манером уважил ее батрак так удачно, что она сразу и сделалась беременною. Стало у ней брюхо расти, стала она поминутно на двор бегать: у нее в брюхе шевелился‑то ребенок, а она думает – поросенок. Выбежит на крыльцо, поднимет ногу, а сама сыпет на пол овес да зовет:

– Чух, чух, чух! – авось выйдет.

Раз как‑то и увидал это поп и стал с попадьей думать.

– Ведь непременно дочь‑то брюхата, давай‑ка спросим у нее?

Призвали дочку.

– Аннушка, поди сюда! Что это с тобой? От кого ты беременная?

Она смотрит в оба и молчит. О чем, думает, они меня спрашивают.

– Ну скажи же, от кого ты забеременела?

Поповна молчит.

– Да говори же, глупая! Отчего у тебя пузо растёт?

– Ах, маменька, ведь у меня в животе поросеночек, мне его батрак засадил! Тут поп ударил себя в лоб, кинулся за батраком, а того и след давно простыл.

 

ДУХОВНЫЙ ОТЕЦ

 

Пришел великий пост надо мужику идти на исповедь к попу. Завернул он в кулек березовое полено, обвязал его веревкою и пошел к попу.

– Ну, говори, свет, в чем согрешил? А это у тебя что такое?

– Это, батюшка, белая рыбица, тебе на поклон принес!

– Ну, это дело хорошее! Небось замерзла?

– Замерзла, все в погребе лежала.

– Ну, когда‑нибудь растает!

– Я пришел, батюшка, покаяться: раз стоял за обеднею да бзднул.

– Что это за грех? Я и сам один раз в алтаре перднул. Это ничего, свет! Ступай с Богом.

Тут начал поп развязывать кулек, смотрит, а там березовое полено.

– Ах ты, бздун проклятый! Где же белорыбица‑то?

– Хуя не хочешь ли, пердун эдакий.

 

ПОП И МУЖИК

 

В некотором царстве, в некотором государстве, а по правде сказать, в том, где мы живем, был‑жил мужик, у него была молодая жена; вот муж‑то пошел на заработки, а жена осталась дома беременная. А попу давно она приглянулась. И думает он, как бы умудриться, да мужику в карман насрать. Дождался он, пришла баба к нему на исповедь.

– Здравствуй, Марья, – говорит поп, – где твой муж теперь?

– Пошел на работу, батюшка!

– Ах он мошенник! Как же он тебя‑то оставил? Ведь он заделал тебе ребенка, да не доделал. Родишь теперь какого‑нибудь урода, безрукого или безногого! И пойдет про тебя худая слава на целый уезд!

Баба была очень глупая.

– Что же мне делать, батюшка? Нельзя ли помочь этому горю?

– Похлопотать‑то можно, только разве для тебя, а для твоего мужа ни в жисть бы не согласился!

– Похлопочи, батюшка! – просит его баба со слезами.

– Ну, так и быть, я тебе ребенка доделаю! Приходи уж вечером к нам в сарай. Я пойду за кормом скотине, там тебе и доделаю.

– Спасибо, батюшка! Пришла баба вечером к попу в сарай.

– Ну, ложись, голубушка, хоть на солому.

Легла баба и ноги растопырила: поп отвалял ее разов шесть и говорит:

– Ступай домой с Богом! Теперь все будет благополучно.

Баба стала попу кланяться да благодарить его.

Вот вернулся домой мужик, а баба сидит и губы надула – такая сердитая.

– Что ты рыло‑то воротишь? – спросил мужик. – Смотри, как бы я тебе не утер его!

– Конечно, по‑другому ты не можешь. Твое дело только гадить: ишь пошел из дому, а ребенка так и оставил недоделанным! Спасибо, поп уж смиловался – доделал, а то родила бы тебе урода!

Видит мужик, что поп насрал ему в карман. Погоди же, думает, и я тебе навалю. Пришло время, родила баба мальчишку; поехал мужик звать попа на крестины. Собрался поп, окрестил младенца и сел за стол да стал попивать водочку.

– Эка славная водка! – говорит поп хозяину. – Ты бы послал кого‑нибудь за попадьею, и она б выпила.

– Я сам пойду за ней, батюшка!

– Поди, свет!

Пришел мужик и зовет попадью.

– Спасибо, что нас не забываешь! Сейчас оденусь, – говорит попадья. Стала одеваться да наряжаться, положила на лавку золотые серьги, а сама принялась умываться; только смочила глаза водою – а мужик взял и спрятал к себе серьги. Умылась попадья и давай искать серьги – нет нигде.

– Не ты ли, мужичок, взял? – спрашивает она у мужика.

– Как можно, матушка! Я хоть и видел, куда они запропастились, да сказать стыдно.

– Ничего, сказывай!

– Ты, матушка, на скамью‑то села, а пизда их и съела!

– Нельзя ли как достать их оттуда?

– Пожалуй, для тебя постараюсь!

Заворотил ей подол, запендрячил и начал валять: отделал раз‑другой, вытащил свой кляп и повесил ему на плешь одну сережку.

– Вот, достал, матушка!

Слазил на попадью еще раза два, достал и другую серьгу.

– Замучился ты, бедный, да уж потрудись еще: три года назад пропал у нас медный чугун, поищи, нет ли и его там.

Отработал ее мужик еще раза два:

– Нет, матушка, не достанешь! Чугун‑то, он тут, да повернулся дном кверху, зацепить не за что.

Вот, окончивши это дело, пришла попадья к мужику на крестины и говорит:

– А ты, батюшка, небось, заждался?

– И заждался! Тебя, – говорит мужику, – только за смертью посылать!

– Что ты, батюшка! Ведь у меня было серьги пропали, я положила их на лавку да сама‑то и села, а пизда их и съела; спасибо мужику, уж он мне достал!

Поп услыхал и надулся, сидит как сыч. Вот тебе, невестка, на отместку!

 

ХИТРЫЙ МУЖИК

 

Жил мужик с женою. Только ему пришла нужда ехать в Москву; что делать: жена беременна, а ехать надо.

– Ладно, – говорит он жене. – Я поеду в Москву, а ты живи без меня поскромнее да повоздержаннее.

Сказал и уехал. А дело‑то было великим постом. Баба говела и пошла к попу на исповедь. Баба‑то была собой хороша.

Вот поп ее на духу и спрашивает:

– Отчего у тебя брюхо большое.

– Согрешила, батюшка, жила с мужем, сделалась беременная, а теперь он в Москву уехал.

– Как в Москву?

– Да, батюшка.

– А долго ль пробудет?

– Почти с год.

– Ах он мошенник, заделал ребенка и не доделал, ведь это смертный грех! Делать нечего, я твой отец духовный и должен тебе доделать, а за хлопоты принеси‑ка три холста!

– Сделай божескую милость, – просит баба, избавь от смертного греха, доделай, а я ему, мошеннику, как приедет с Москвы, все глаза выцарапаю!

– Ну, свет, рад послужить тебе; а то грешно, если до его приезда станешь носить младенца!

Так дело‑то и обделалось.

А поп был женатый, у него были две дочери; вот он и боится, как бы попадья про его шашни не узнала. Хорошо. Приехал мужик с Москвы, а жена его уж давно родила; только что входит он в избу, баба и напустилась на него:

– Ах сукин сын, мошенник! Просил меня жить воздержаннее, а сам мне ребенка заделал, да недоделал, так и уехал! Спасибо еще, батюшка‑поп мне его доделал, а то что бы я стала делать?

Мужик догадался, что дело неладно, и говорит себе:

– Погоди, я его, длинногривого разъебая, облапошу!

Случилось это летом, поп служил обедню, а дом его был возле самой церкви. Мужик собирался ехать в поле на пашню, и понадобилась ему борона, а у попа их было три. Мужик пошел к попу в церковь и стал просить борону. Поп рад всячески ему угодить, чтоб только до попадьи не довел его шашней, боится отказать и говорит:

– Возьми хоть все три!

– Да без тебя, батюшка, не дадут; крикни попадье – то хоть из окошка, чтоб все три дали.

– Хорошо, свет, ступай.

Мужик к попадье пришел и говорит:

– Матушка! Батюшка велел вам всем трем мне дать…

– Что ты, свет, с ума, что ли, сошел?

– Спроси его хоть сама, ведь он мне сейчас приказывал.

Попадья и кричит попу:

– Поп! Ты велел нам дать мужику?

– Да, да, все три дайте!

Делать нечего, стали давать мужику по очереди; он начал с попадьи, а кончил младшей дочерью и вернулся домой. Как только пришел поп от обедни, попадья и давай его ругать:

– Ах черт, старый ты мудак! С ума, что ли, спятил! Всех дочерей перепортил; ну меня одну уж так и быть бы, а то всех трех велел ему отделать.

Поп хвать себя за бороду и побежал к мужику:

– Я тебя в суд потащу, ты моих дочерей перепортил!

– Не сердись, батюшка, – говорит мужик, – ты любил чужих детей доделывать, а еще за труды холстом брал, вот теперь мы с тобой поквитались.

Помирился поп с мужиком и стали жить большими приятелями.

 

МЕСТЬ ИВАНА

 

Задумал Иван, как бы дяде Кузьме за насмешку отомстить. В ту пору Кузьмы дома не было, оставались одни бабы. Ванька взял веревку, привязал корову за рога и повел вдоль деревни. Увидала из окна тетка и говорит:

– Видно, Ванька‑то совсем промотался: последнюю корову повел продавать. Сноха, поди‑ка спроси его, куда ведет корову?

Сноха выбежала и спрашивает:

– Куда повел корову?

– Да рассердился на жену, так и веду: где‑нибудь проебу!

– Дай ему, сноха, – говорит тетка, – пусть чужим корова не достается!

Сноха согласилась.

– Веди корову на двор, – закричала она Ваньке.

Вот он привел ее на двор, привязал к столбу, положил сноху на солому, отделал как надо и хочет зашивать ей пизду: вынимает иголку и нитки. Та испугалась – да в избу.

– Ну, где ж корова? – спрашивает тетка.

Та чуть не плачет:

– Поди сама! Он отделать‑то отделал да еще хотел пизду зашить, очень широка!

– Ну, ступай ты, Матрешка! – стала посылать тетка свою дочь‑девку, – хоть не даром твоя честь пропадет, все корову возьмешь!

Пошла Матрешка к Ваньке, он положил ее на солому, отработал и стал вынимать ножик.

– Ах, старая чертовка, – говорит Ванька, – что она на смех посылает? Весь хуй до крови ободрал. Я не пожалею, что родня, разрежу пизду‑то!

Матрешка испугалась и побежала в избу.

– Сама ступай, старая ведьма! – говорит с плачем матери, – мне и так больно, а он хотел еще ножом резать.

А старуха говорит:

– Неужто мне пойти – стариной тряхнуть!

Пошла к Ваньке, он и ее положил на солому да и стал смеяться.

– У меня такого добра хоть отбавляй. У меня и дома много в погребе снегу! Исчезни, вечная мерзлота. Сейчас я тебя немного подогрею.

Вынул спички и хочет поджечь солому. Старуха руки в ноги и бежать, а Ванька отвел свою корову назад домой и пошел навстречу к дяде. Повстречались.

– Здорово, дядюшка!

– Здорово!

– Спасибо, что без меня в моем дому порядок соблюдал! Да что у тебя волос на голове совсем нет?

– Что делать, Бог взял!

– Хочешь, я сделаю, что у тебя на голове будут волосы; только пошепчу тебе в шапку – и дело с концом!

Взял дядину шапку, зашел за куст, насрал в нее, застлал сверху травкой и надел дяде на голову.

– Смотри, дядя, трое суток носи, не снимай!

 

ЛИСА И ЗАЯЦ

 

Пришла весна, разыгралась у зайца кровь. Хоть он силой и плох, да бегать резов и ухватка у него молодецкая. Пошел он по лесу и вздумал зайти к лисе. Подходит к Лисицыной избушке, а лиса на ту пору сидела на печке, а дети ее под окошком. Увидала она зайца и приказывает лисеняткам:

– Ну, детки! Если подойдет косой да станет спрашивать, скажите, что меня дома нет. Ишь его черт несет! Я давно на него, подлеца, сердита. Авось теперь как‑нибудь его поймаю.

А сама притаилась. Заяц подошел и постучался.

– Кто там? – спрашивают лисенятки.

– Я, – говорит заяц. – Здравствуйте, милые лисенятки! Дома ли ваша матка?

– Ее дома нет!

– Жалко! Есть желание еть – да дома нет! – сказал косой и побежал в рощу.

Лиса услыхала и говорит:

– Ах он сукин сын, косой черт! Охальник эдакий! Погоди же, ему задам жару!

Слезла с печи и стала за дверью караулить, не придет ли опять заяц. Глядь, а заяц опять идет по старому следу и спрашивает лисенят:

– Здравствуйте, лисенятки! Дома ли ваша матка?

– Ее дома нет!

– Жаль, – сказал заяц, – я бы ей напырял по‑своему!

Вдруг лиса как выскочит.

– Здравствуй, голубчик!

Зайцу уж и не до ебли, со всех ног пустился бежать, аж дух в ноздрях захватывает, а из жопы орехи сыплются.

А лиса за ним.

– Нет, косой черт, не уйдешь!

Вот‑вот нагонит!

Заяц прыгнул и проскочил меж двух берез, которые плотно срослись вместе. И лиса тем же следом хотела проскочить, да и застряла.

Ни туда ни сюда! Билась‑билась, а вылезть не сможет. Косой вернулся, видит, дело складывается в его пользу, поза очень удобная, забежал с заду и лису еть, а сам приговаривает:

– Вот как по‑нашему! Вот как по‑нашему!

Отработал ее и побежал на дорогу, а тут недалечко была угольная яма – мужик уголь жег. Заяц поскорей к яме, вывалялся весь в пыли да в саже и сделался настоящий чернец.

Вышел на дорогу, повесил уши и сидит.

Тем временем лиса кое‑как выбралась на волю и побежала искать зайца. Увидала его и приняла за монаха:

– Здравствуй, – говорит, – святой отче! Не видал ли ты где косого зайца?

– Которого? Что тебя давеча еб?

Лиса вспыхнула со стыда и побежала домой.

– Ах он подлец! Уже успел по всем монастырям расславить! Как лиса ни хитра, а заяц‑то ее попробовал!

 

ВОРОБЕЙ И КОБЫЛА

 

У мужика на дворе сидела куча воробьев. Один воробей и начал перед своими товарищами похваляться:

– Полюбила, – говорит, – меня сивая кобыла, часто на меня посматривает. Хотите ли, отделаю ее при всем нашем честном собрании?

– Посмотрим, говорят товарищи.

Вот воробей подлетел к кобыле и говорит:

– Здравствуй, милая кобылушка!

– Здравствуй, певец! Какую нужду имеешь?

– А такую нужду – хочу попросить у тебя…

Кобыла говорит:

– Это дело хорошее; по нашему деревенскому обычаю, когда парень начинает любить девушку, он в ту пору покупает гостинцы: орехи и пряники. А ты мне что дарить будешь?

– Скажи только, чего хочешь?

– А вот: натаскай‑ка мне по одному зерну мешок овса, тогда и любовь у нас начнется.

Воробей изо все сил стал хлопотать, долго трудился и натаскал‑таки наконец целый мешок овса. Прилетел и говорит:

– Ну, милая кобылушка! Овес готов!

А у самого сердце не терпит – и рад, и до смерти боится.

– Хорошо, – отвечала кобыла, – откладывать дела нечего, ведь истома пуще смерти, да и мне век честною не проходить. По крайней мере, от молодца потерпеть не стыдно! Приноси овес да созывай своих товарищей – быль молодцу не укора! А сам садись на мой хвост возле самой жопы да дожидайся, пока я хвост подыму.

Стала кобыла кушать овес, а воробей сидит на хвосте, товарищи его сморят, что такое будет. Кобыла ела, ела да забздела, подняла хвост, а воробей вдруг и впорхнул в зад. Кобыла прижала его хвостом. Тут ему плохо пришлось, хоть помирай!

Вот она ела, ела да как запердела. Воробей оттуда и выскочил, и стал он похваляться пред товарищами:

– Вот как! Небось от нашего брата и кобыла не стерпела, аж запердела.

 

МЕДВЕДЬ И БАБА

 

Пахала баба в поле; увидал ее медведь и думает себе:

– Что я ни разу не боролся с бабами! Сильнее она мужика или нет? Мужиков довольно‑таки я поломал, а с бабами не доводилось повозиться. Вот подошел он к бабе и говорит:

– Давай‑ка поборемся!

– А если ты, Михайло Иваныч, разорвешь у меня что?

– Ну, если разорву, так улей меда принесу.

– Давай бороться!

Медведь ухватил бабу в лапы, да как ударит ее оземь – она и ноги кверху задрала, да схватилась за пизду и говорит ему:

– Что ты наделал? Как теперь мне домой‑то показаться, что я мужу‑то скажу!

Медведь смотрит, дыра большущая – разорвал! И не знает, что ему делать. Вдруг откуда ни возьмись бежит мимо заяц.

– Постой, косой! – закричал на него медведь. Поди сюда!

Заяц подбежал. Медведь схватил бабу за края пизды, натянул их приказал косому придерживать своими лапками. А сам побежал в лес, надрал лык целый пучок – едва тащит. Хочет зашивать бабе дыру. Принес лыки и бросил оземь, баба испугалась да как перднет, так заяц аршина на два подскочил вверх.

– Ну, Михаил о Иванович, по целому лопнуло!

– Пожалуй, она вся теперь излопается! – сказал медведь и бросился что есть духу бежать: так и ушел!

 

ВОЛК

 

Был мужик, у него была свинья, и принесла она двенадцать поросят; запер он ее в хлев, а хлев был сплетен из хвороста. Вот на другой день пошел мужик посмотреть поросят. Сосчитал – одного нет.

– Кто ворует поросят?

Вот и пошел старик ночевать в хлев, сел и дожидается, что будет. Прибежал из лесу волк да прямо к хлеву, повернулся к двери жопою, втиснул и просунул в дыру свой хвост, и ну хвостом‑то шаркать по хлеву. Почуяли поросята шорох и пошли от свиньи к дверям нюхать около хвоста. Тут волк вытащил хвост, повернулся передом, просунул свою морду, схватил поросенка и драла в лес. Дождался мужик другого вечера, пошел опять в хлев и уселся возле самых дверей. Стало темно, прибежал волк и только засунул свой хвост и начал шаркать им по сторонам, мужик как схватил обеими руками за волчий хвост, уперся в дверь ногами и во весь голос закричал:

– Тю‑тю‑тю!

Волк рвался, рвался и начал срать, и до тех пор жилился, пока хвост оторвал. Бежит, а сам кровью дрищет. Шагов двадцать отбежал, упал и сдох. Мужик снял с него кожу и продал на базаре.

 

КОТ И ЛИСА

 

Мужик прогнал из дома блудливого кота в лес. А в этом лесу жила‑была лиса, да такая блядь! Все валялась с волками да медведями. Повстречала она кота, разговорились о том о сем. Лиса и говорит:

– Ты, Котофей Иванович, холост, а я незамужняя женщина. Возьми меня замуж.

Кот согласился. Пошел у них пир и веселье, после пира надо коту по обряду иметь с лисицею грех. Кот влез на лису, не столько ебет, сколько когтями дерет, а сам еще кричит:

– Мало, мало, мало!

– Вот еще какой! – сказала лисица, – ему все мало!..

 

ВОШЬ И БЛОХА

 

Повстречала вошь блоху:

– Ты куда?

– Иду ночевать в бабью пизду.

– Ну, а я залезу к бабе в жопу.

И разошлись. На другой день встретились опять.

– Ну, как спалось? – спрашивает вошь.

– Уж не говори! Такого страха натерпелась; ворвался ко мне какой‑то лысый и стал за мной гоняться, уж я прыгала, прыгала, и туда‑то и сюда‑то, а он все за мной, а потом как плюнет на меня и ушел!

– Что ж, кумушка, и ко мне двое стучались, да я притаилась, они постучали себе, постучали, да с тем и прочь пошли.

 

МУЖИК И ДЯТЕЛ

 

Стала баба ловить дятла и поймала‑таки, посадила под решето. Приехал домой мужик, хозяйка его встречает.

– Ну, жена, – говорит он, – со мной на дороге несчастье случилось.

– Ну, муж, – говорит она, – и со мной несчастье!

Рассказали друг дружке все как было.

– Где же теперь дятел? Улетел? – спросил мужик.

– Я его поймала и под решето посадила.

– Хорошо, я с ним разделаюсь, съем его живого! Открыл решето и только хотел взять дятла в зубы – он порхнул ему прямо в рот живой и проскочил головою в жопу. Высунул из мужиковой жопы голову, закричал:

– Жив, жив! – и спрятался, потом опять высунет голову и опять закричит; не дает мужику покою.

Видит мужик, что беда, и говорит хозяйке:

– Возьми‑ка полено, а я встану раком, как только дятел высунет голову, ты его хорошенько огрей поленом‑то!

Встал раком, жена взяла полено, и только дятел высунул голову – махнула поленом, в дятла‑то не попала, а мужику жопу отшибла. Что делать мужику, никак не выживет из себя дятла, все просунет голову из жопы да и кричит:

– Жив, жив!

– Возьми‑ка, – говорит он жене, – острую косу, а я опять встану раком, и как только высунет дятел голову – ты и отмахни ее косою.

Взяла жена острую косу, а мужик встал раком. Только высунула птица голову, хозяйку ударила ее косою, головы дятлу не отрезала, а яйца мужику отхватила. Дятел улетел, а мужик весь кровью изошел и умер.

 

ПИЗДА И ЖОПА

 

В одно время поспорили между собой пизда и жопа, и такой подняли шум, что святых выноси! Пизда говорит жопе:

– Ты бы, мерзавка, лучше молчала! Ты знаешь, что ко мне каждую ночь ходит хороший гость, а в ту пору ты только бздишь да небо коптишь.

– Ах ты подлая пиздюга! – говорит ей жопа. – Когда тебя ебут, по мне слюни текут – я ведь молчу!

Все это давно было, еще в то время, когда ножей не было, хуем говядину рубили.

 

МОЙ ЖОПУ

 

Жили муж да жена. Вот, бывало, как подает жена мужу обедать, он и начнет ее колотить, а сам еще и приговаривает:

– Мой жопу, мой жопу!

Вот она и начнет мыть жопу, трет ее и мочалкой и мылом, так что кровь пойдет, а только что подаст мужу обедать, он начнет ее колотить и опять приговаривает:

– Мой жопу, мой жопу!

Вот она и говорит своей тетке:

– Что это, тетушка, когда я подаю мужу обедать, он всегда меня бьет и приговаривает: мой жопу, мой жопу – как мне быть, я и так мою, даже до крови растираю!

– Эх ты, дура‑дура! Ты мой‑та жопу, да не свою, а у чашки.

Как стала мыть жопу у чашки, так и перестал ее бить муж.

 

ДУРЕНЬ

 

Жили мужик да баба, у них был сын дурак. Задумал он, как бы жениться да поспать с женою. То и дело пристает к отцу:

– Жени меня, батюшка!

Отец и говорит ему:

– Погоди сынок, еще рано тебя женить, хуй твой не достает еще до жопы, когда достанет до жопы, в ту пору тебя и женю.

Вот сын схватился руками за хуй, натянул его как можно крепче, посмотрел – и точно правда, не достает немного до жопы.

– Да, – говорит, – рано мне жениться, хуй еще маленький, до жопы не хватает! Надо повременить годик‑другой.

Время себе идет, а дурак только и делает, что вытягивает себе хуй. И все‑таки добился он толку, стал хуй его доставать не только до жопы – и через хватает.

– Не стыдно будет и с женою спать, сам ее удовлетворю, не пущу к чужим людям!

Отец подумал себе: «Нечего ожидать от дурака толку!» Сказал ему:

– Ну, сынок, когда хуй у тебя такой большой вырос, что через жопу хватает, то и женить тебя незачем; живи холостой. Сиди дома, да своим хуем еби себя в жопу.

Тем дело и кончилось.

 

ПОП И БАТРАК

 

Жил поп с попадьею; у них было две дочери. Нанял себе поп работника; дождался весны, сам поехал на богомолье, а работнику приказывает:

– Смотри, свет, к моему приезду, чтоб ты весь огород скопал и грядки поделал.

– Слушаю, батюшка!

Вот батрак кое‑как скопал огород, да все время и гулял. Вернулся поп, пошел с попадьей на огород, видит – ничего не сделано.

– Эх ты, свет! Неужели ты не знаешь, как огороды копают?

– То‑то и оно, что не знаю, если б знал – так бы и сделал.

– Ну, свет, ступай в горницу, спроси у дочерей, чтоб дали тебе железную лопатку, я тебе покажу, как копать‑то.

Батрак побежал к горницу прямо к дочерям.

– Ну, барышни, батюшка приказал вам, чтобы вы обе мне дали!

– Чего?

– Сами знаете чего – поеть!

Поповны на него заругались.

– Нечего тут ругаться‑то! Батюшка просил, чтобы скорее меня отпустили: надо грядки копать. Если не верите, сами у него спросите. Одна сестра выбежала на крыльцо и кричит:

– Батюшка, вы приказали дать работнику?

– Дайте ему поскорее, что вы его там держите!

– Ну, сестрица, – говорит, вернувшись поповна, – нечего делать – надо ему дать, батюшка приказал.

Тут они обе легли, и работник их отмахал. После того схватил в сенях лопату и побежал к батюшке на огород. Поп показал ему, как копать грядки, а сам с попадьей пошел в горницу; смотрит, а дочери плачут.

– О чем вы плачете?

– Как нам не плакать, батюшка! Сам же‑ты велел работнику над нами насмеяться.

– Как насмеяться?

– Да ведь ты велел, чтоб мы ему дали!

– Ну что ж? Я велел дать ему лопату.

– Какую лопату? Он нас обеих перепортил, невинность нашу нарушил.

Поп, как услыхал это, сильно рассердился; схватил кол и прямо на огород. Батрак видит, что поп с колом бежит к нему – не с добром, бросил лопату и давай Бог ноги от попа бежать.

Поп за ним, а батрак быстрее, так и укрылся с батюшкиных глаз. Пошел поп отыскивать своего батрака. Идет, а навстречу ему мужичок.

– Здравствуй, свет!

– Здравствуй, батюшка!

– Не попадался ли тебе навстречу мой работник?

– Не знаю, какой‑то парень пробежал быстро.

– Это он самый и есть! Пойдем, мужичок, со мною, помоги мне его отыскать, я тебе за это заплачу.

Вот пошли они вместе, прошли немного, повстречался им цыган.

– Здравствуй, цыган! – говорит поп.

– Здоров бул, батенька!

– Что, не попадался ли тебе навстречу какой парень?

– А, батенька, какой‑то проскочил мимо.

– Это он самый и есть! Помоги нам отыскать его, я тебе заплачу за это.

– Изволь, батенька.

Пошли они втроем. А батрак прибежал в деревню, надел на себя другую одежду и сам вдет попу навстречу. Поп не узнал его и стал спрашивать:

– Что, свет, не видал ли ты какого мужика по дороге?

– Видел, в деревню побежал.

– Ну, брат, пособи нам его найти.

– Извольте, батюшка.

Пошли все четверо искать попова батрака, пришли в деревню, ходили‑ходили до самого вечера: нет толку. Стало темно: где бы переночевать?

Вот приходят они к одной избе в которой вдова жила, стали проситься на ночлег. Вдова отвечает:

– Добрые люди! У меня в эту ночь потоп будет! Пожалуй, еще потонете.

Но сколько она ни отказывалась – не могла отказаться и впустила их на ночь. А к ней к эту ночь обещался прийти любовник. Вот взошли они в избу и легли спать. Поп думает:

– А вдруг в самом деле будет потоп?

Взял большое корыто, поставил на полку и лег в корыте.

– Если будет потоп – думает себе, – так я стану в корыте по воде плавать.

Цыган лег на шестке головой к золу; мужик лег за столом на лавке, а попов работник у самого окна на скамье. Только улеглись они и уснули все крепким сном, один попов работник не спит и слышит, что под окошко подошел хозяйкин любовник и стучится:

– Отопри, душенька.

Работник встал, отворил и тихонько говорит ему:

– Ах, миленький мой! Ты пришел не вовремя. Сегодня у меня ночуют чужие люди в доме; приходи в другую ночь.

– Ну, миленькая, – говорит любовник, – нагнись в окошко, хоть мы с тобой поцелуемся!

Работник повернулся к окну жопою и высунул свою сраку, любовник и поцеловал ее всласть.

– Ну, прощай, миленькая! Будь здорова, в следующую ночь приду к тебе.

– Приходи, душа! Я буду ждать тебя. А на прощанье дай, миленький, свой хуй – мне хоть в руках его подержать: все будет повеселее на душе.

Вот он вывалил из штанов на окно свой кляп:

– На, милая, полюбуйся!

А батрак взял тот кляп в руки, повалял‑повалял, вынул нож из кармана и отхватил у него хуй вместе с мудями. Любовник закричал благим матом – и без памяти домой. Работник затворил окно, сидит себе на лавке и чавкает ртом, будто что ест. Мужик услыхал, проснулся да и спрашивает:

– Что ты, брат, ешь?

– Да вот нашел на столе кусок колбасы, только никак не угрызу, такая сырая.

– Плохо брат, что сырая дай‑ка мне кусочек попробовать.

– Э, брат, мне и самому мало! Да пожалуй, на тебе один конец, ешь на здоровье, – и отдал мужику отрезанный хуй.

Мужик с голодухи и начал его жевать: грыз‑грыз никак не может откусить и говорит:

– Что с нею делать? Никак не угрызёшь; очень жесткая!

– Ну, ты положь колбасу к печь, пускай поджарится, тогда ты и съешь.

Мужик встал, подошел к печке и сунул колбасу прямо на цыганские зубы; подержал, подержал и стал пробовать:

– Нет, ничего колбаса не упарилась! Ее и огонь не берет.

– Да хватит тебе с нею возиться, еще, пожалуй, хозяйка услышит, будет ругаться. Небось в печке‑то уголь весь разгреб, залей его водой, чтоб хозяйка не узнала.

– Да где воды‑то искать?

– Ну поссы туда! Чем на двор идти, лучше огонь залей.

Мужику крепко хотелось ссать, и начал он прямо цыгану в рожу ссать. Как почуял цыган, что откуда‑то вода льется ему прямо в рот, подумал: пришел – потоп и стал кричать во все горло:

– Ай, батенька, потоп, потоп!

Поп услышал голос цыгана и захотел спросонок прямо на корыте спуститься на воду, да как шлепнется об пол, все ребра себе и переломал.

– О Боже мой! – кричит поп, – когда падает малый ребенок, Бог подставляет под него подушку, а как старому придется упасть – так черт борону подставит. Вот теперь я весь разбился! Не найти мне, верно, разбойника, моего батрака.

А работник:

– И не ищи лучше, ступай‑ка с Богом домой – будешь здоровее!

 

БАТРАК

 

Нанял поп батрака. Раз поутру говорит поп батраку:

– Давай‑ка позавтракаем да пойдем молотить.

Сели завтракать, поели того‑сего, потом попадья дала на закуску три яйца, попу два, а батраку – одно. Пошли они на ток молотить, взяли цепы и стали работать; поп ударит цепом два раза, а батрак – один раз. Поп – два раза, а батрак – один раз. Поп видит, что батрак ленится в работе, рассердился и говорит:

– Что ты, свет, со мною шутишь, что ли? Я как следует молочу, а ты все выжидаешь, я ударю цепом два раза, а ты напротив меня только один раз.

– Послушай, батюшка, – сказал батрак, – когда мы завтракали, так ты два яйца съел, а я одно, оттого и силы у меня меньше!

– Что ж ты, свет, давно мне этого не скажешь? Я бы приказал матке, чтоб тебе и другое яйцо дала. Ступай в избу да скажи матке, чтоб дала тебе другое яйцо, съешь да и возвращайся назад. Батрак бросил цеп, прибежал в избу и говорит попадье:

– Матушка! Поп приказал, чтоб ты мне дала.

– Чего тебе дать?

– Сама догадаешься – поеть! Только давай поскорей, батюшка велел торопиться.

– Что ты, проклятый, с ума спятил? Эдакие речи говоришь?

– Ну, сама спроси у попа, если не веришь.

Попадья вышла на двор и кричит:

– Послушай, батюшка! Ты велел работнику дать?

– А ты еще не дала? – кричит ей поп. – Дай ему поскорее да отпусти, пусть молотить идет.

Попадья вошла в избу.

– Ну, правда твоя! – говорит работнику и легла на лавку за столом.

Батрак влез на нее, живо отмахал, торопится уйти, чтоб поп‑то не застал, и прямо с попадьи полез через стол, и тут с его хуя потекло на стол соплей‑таки порядочно. Вышел на двор и дал драпу от попа. Вот поп помолотил, помолотил и думает: что такое значит, что до сих пор нет работника, дай схожу за ним Пришел в избу и спрашивает у попадьи:

– Где же батрак?