ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО ЖЕНИХА С НЕВЕСТОЮ

 

У одного старика был сын, парень взрослый, у другого дочь девка на выданье. И задумали они поженить их.

– Ну, Иванушка! – говорит отец. – Я хочу женить тебя на соседской дочери, сойдись‑ка с нею да поговори поласковее!

– Ну, Машутка! – говорит другой старик. – Я хочу отдать тебя за соседского сына, сойдись‑ка с ним, да поближе познакомься!

Вот они повстречались на улице, поздоровались.

– Мне отец велел с тобой, Иванушка, поближе познакомиться, – говорит девка.

– И мне то же наказывал мой батька, – говорит парень.

– Как же быть‑то? Ты где, Иванушка, спишь?

– В сенцах.

– А я в амбарушке приходи ночью ко мне, так мы с тобою и поговорим…

– Ну что ж!

Вот пришел Иванушка ночью и лег с Машуткою. Она и спрашивает:

– Шел ты мимо гумна?

– Шел.

– А что, видел кучу говна?

– Видел.

– Это я насрала.

– Ничего – велика!

– Как же нам с тобою поближе познакомиться? Надо посмотреть, хороший ли у тебя инструмент?

– На, посмотри, – сказал он и расстегнул ширинку, – я этим богат!

– Да эдакий‑то мне велик! Посмотри, какая у меня маленькая!

– Дай‑ка я попробую: подойдет ли?

И стал пробовать; хуй у него колом стоит; как махнет ее – из всех сил она закричала:

– Ох, как больно кусается!

– Потерпи. Ему места мало, так он и сердится.

– Ну вот, я ведь сказала, что места‑то для него мало!

– Погоди, будет и просторно. – Как пробрал ее всласть, она и говорит:

– Ах, душечка! Да твоим богатством можно денежки зарабатывать!

Закончили и заснули; проснулась она ночью и целовать его в жопу – думает, в лицо, а он как подпустил вони девка и говорит:

– Ишь, Ваня, от тебя цингой пахнет!..

Пришел барин в праздник к обедне, стоит и молится Богу; вдруг откуда ни возьмись – стал впереди его мужик, и этот сукин сын согрешил, так набздел, что продохнуть нельзя.

– Эка подлец! Как навонял, – думает барин. Подошел к мужику, вынул рубль, держит в руке и спрашивает:

– Послушай, мужичок! Это ты так хорошо насрал?

Мужик увидал деньги и говорит:

– Я, барин!

– Ну вот, братец! На тебе за это рубль.

Мужик взял и думает:

– Верно, барин уж очень любит бздех надо каждый праздник ходить в церковь да около него становиться: он и всегда будет деньги давать.

Отошла обедня, разошлись все по домам. Мужик – прямо к соседу своему и рассказал, как и что с ним было.

– Ну, брат, – говорит сосед, – теперь, как дождемся праздника – пойдем оба в церковь; вдвоем мы еще больше набздим; он обоим нам даст денег!

Вот дождались они праздника, пошли в церковь, встали впереди барина и напустили вони на всю церковь. Барин подошел к ним и спрашивает:

– Послушайте, ребята, это вы так хорошо насрали?

– Мы!

– Ну, спасибо вам; да жалко, у меня с собой денег нет. А вы, ребята, как отойдет обедня, пообедайте поплотней да приходите ко мне в дом набздеть хорошенько, я вам тогда заодно заплачу.

– Слушаем, барин! Сейчас же к вашей милости оба придем.

Как закончилась обедня, мужики пошли домой обедать, нажрались – и к барину. А барин приготовил им добрый подарок – розог да палок; встречает их и говорит:

– Что, ребята, побздеть пришли?

– Точно так, сударь!

– Спасибо, спасибо вам! Да как же, молодцы, ведь надо раздеться, а то на вас одежды много – не скоро дух прошибет.

Мужики поскидали и верхнюю одежду, спустили портки и долой рубашки. Барин махнул слугам своим; как они схватили мужиков, растянули их да начали пороть; палок пятьсот задали в спину! Насилу выбрались да бежать домой без оглядки, и одежду‑то побросали.

 

ДОГАДЛИВАЯ ХОЗЯЙКА

 

Жила‑была старуха, у ней была дочь – большая неряха; за что ни возьмется, все у нее из рук валится. Пришло время – нашелся дурак, сосватал ее и взял замуж, пожил с ней год и прижил сына. Пришла один раз она к матери в гости; та ее угощать да потчевать. А дочь ест да приговаривает:

– Ах, матушка! Какой у тебя хлеб вкусный, сытный, а у меня такой, что не проглотишь – настоящий кирпич.

– Послушай, дочка! – говорит мать. – Ты, наверно, плохо месишь тесто, оттого у тебя и хлеб не вкусный; а ты попробуй тесто вымесить так, чтоб у тебя жопа была мокра! Тогда и хлеб будет вкусный.

Пришла дочь домой, поставила тесто и начала месить; помесит‑помесит да подымет подол и пощупает: мокра ли жопа? и опять начнет месить. Часа два так месила, всю жопу запачкала, а узнать не может, мокра ли у ней жопа или нет. Вот она подняла подол, стала раком и говорит сынишке:

– Поди сюда, посмотри не видать ли, мокра ли моя жопа или нет?

Мальчик посмотрел и говорит:

– Ах, матушка! У тебя две дырки вместе, да обе в тесте!

Тут она закончила месить тесто, и спекла с того теста хлебы такие вкусные, что если б знали, как она месила – никто бы в рот не взял.

 

МУЖ НА ЯЙЦАХ

 

Жил мужик с бабою, мужик был ленивый, баба работящая. Вот жена землю пашет, а мужик на печи лежит. Раз как‑то поехала она пахать землю, а мужик остался дома стряпать да цыплят пасти, да и тут ничего не сделал: завалился спать и проспал цыплят, всех ворона перетаскала; бегает по двору одна квочка да кричит себе, а ему хоть трава не расти. Вот приехала хозяйка и спрашивает:

– А где у тебя цыплята?

– Ах женушка, беда моя! Я уснул, а ворона всех цыплят и перетаскала.

– Ах ты пес эдакий! Ну‑ка, курвин сын, садись на яйца да высиживай сам цыплят.

На другой день жена поехала в поле, а мужик взял лукошко с яйцами, поставил на полатях, скинул с себя портки и сел на яйцах. Вот баба, не будь дура, взяла у отставного солдатика шинель и шапку, нарядилась, приезжает домой и кричит во все горло:

– Эй, хозяин! Да где ты?

Мужик полез с полатей и упал вместе с яйцами наземь.

– Что делаешь?

– Батюшка служивый! Домашнее хозяйство веду.

– Да разе у тебя жены нет?

– Есть, да в поле работает.

– А ты что ж сидишь дома?

– Я цыплят высиживаю.

– Ах ты, сукин сын! – И давай его плетью лупить изо всех сил приговаривать:

– Не сиди дома, не высиживай цыплят, а работай да землю паши.

– Буду, батюшка и работать и пахать, ей‑богу, буду!

– Врешь, подлец!

Била его баба, била, потом подняла ногу:

– Посмотри, сукин сын! Был я на сражении, так меня ранили – что, подживает моя рана? Али нет?

Смотрит мужик жене в пизду и говорит:

– Заживает, батюшка!

Баба ушла, переоделась в свою бабью одежду и назад домой, а муж сидит да охает.

– Что ты охаешь?

– Да приходил солдат, всего меня плетью избил.

– За что?

– Велит работать.

– Давно бы так надо! Жалко, что меня дома не было, я бы попросила еще прибавить.

– От работы лошади дохнут, и он скоро сдохнет!

– Это отчего?

– Да был он на сражении, там его промеж ног… он мне показывал свою рану да спрашивал: Подживает ли? Я сказал: Подживает – только больно мокнет, а кругом мохом обросло!

С тех пор стал мужик работать и на пашню ездить, а баба домашнее хозяйство вести.

 

МУЖИК И ЧЕРТ

 

Жил‑был мужик. Посеял он репу. Приходит время репу рвать, а она не поспела; тут он с досады и сказал:

– Чтоб черт тебя побрал! – А сам ушел с поля. Проходит месяц, жена и говорит:

– Ступай на поле, может уже, наберешь репы.

Отправился мужик, пришел на поле, видит – репа большая да славная уродилась, давай ее рвать. Вдруг бежит старичок и кричит на мужика:

– Зачем воруешь мою репу?

– Как твоя?

– А как же, разве ты мне ее не отдал, когда она еще не поспела? Я старался, поливал ее!

– А я сажал.

– Не буду спорить, – сказал черт, – ты точно ее сажал, а я поливал. Давай вот что: приезжай на чем хочешь сюда, и я приеду. Если ты узнаешь, на чем я приеду, – то твоя репа; если я узнаю, на чем ты приедешь, – то моя репа.

Мужик согласился. На другой день он взял с собой жену и, подойдя к полосе, поставил ее раком, заворотил подол, воткнул ей в пизду морковь, а волоса на голове растрепал. А черт поймал зайца, сел на него, приехал и спрашивает мужика:

– На чем я приехал?

– А что ест? – спросил мужик.

– Осину гложет.

– Так это заяц!

Стал черт узнавать: ходил, ходил кругом и говорит:

– Волоса – это хвост, а это голова, а ест морковь! Тут черт совсем спутался.

– Владей, – говорит, – мужик, репою!

Мужик вырыл репу, продал и стал себе жить да поживать.

 

МУЖИК ЗА БАБЬЕЙ РАБОТОЙ

 

Жил‑был мужик с женою, дождались лета, стали они ходить в поле да жать. Вот каждое утро разбудит баба мужика пораньше; он поедет в поле, а баба останется дома, истопит печку, сварит обед, нальет кувшинчики и понесет мужу обедать, да до вечера и жнет с ним в поле. Возвращаются вечером домой, а наутро опять так же. Надоела мужику работа; стала баба его будить и посылать на поле, а он не встает и ругает свою хозяйку:

– Нет, блядь! Ступай‑ка ты вперед, я дома останусь; а то я все хожу на поле рано, а ты спишь да приходишь ко мне уже тогда, когда я досыта наработаюсь!

Сколько жена ни посылала его, мужик уперся на одном слове:

– Не пойду!

– Сегодня суббота, – говорит жена, – надо много в доме сделать: рубахи перестирать, пшена на кашу натолочь, тесто замесить, горшок сметаны на масло сколотить…

– Я и сам это сделаю! – говорит мужик.

– Ну, смотри ж, сделай! Я тебе все приготовлю.

И принесла ему большой узел грязных рубах, муки для теста, горшок сметаны для масла, проса для каши, да еще приказала ему караулить курицу с цыплятами, а сама взяла серп и пошла в поле.

– Ну, еще маленько посплю! – сказал мужик и завалился спать да и проспал до самого обеда. Проснулся в полдень, видит – работы куча, не знает, за что хвататься. Взял он рубахи, связал и понес на реку, намочил да так в воде и оставил.

– Пусть помокнут, потом простираю, высушу и будет готово.

А река‑то была быстротекучая, рубахи все с водою и уплыли. Приходит мужик домой, насыпал муки, налил водою.

– Пущай киснет!

Потом насыпал в ступу проса и начал толочь и видит: наседка по сеням бродит, а цыплята все в разные стороны разбежались. Он половил цыплят, перевязал их всех шнурочками за ножки и прицепил к курице, и опять начал толочь просо; да вспомнил, что еще горшок сметаны стоит, надо сколотить ее на масло. Взял этот горшок, привязал к своей жопе: я, дескать, буду просо толочь, а сметана тем временем станет на жопе болтаться, одновременно и пшено будет готово, и масло спахтано!

Вот и толчет просо, а сметана на жопе болтается. Тут курица побрела во двор и цыплят за собой потащила. Как вдруг налетел ястреб, ухватил курицу и потащил со всеми цыплятами. Курица квокчет, цыплята запищали; мужик услыхал, бросился во двор, да на бегу ударился горшком об дверь, горшок расшиб и сметану всю пролил. Побежал отнимать у ястреба курицу; а дверей не запер; пришли в избу свиньи, тесто опрокинули, все поели, и до проса добрались: все пожрали. А мужик курицы с цыплятами не отнял, воротился назад – полна изба свиней, хуже хлева сделали! Насилу всех выгнал.

– Что теперь делать‑то? – думает мужик, – придет хозяйка – беда будет! – Все чисто убрал – нет ничего! – Дай‑ка пойду рубахи из воды вытащу. Пришел к реке. Уж он искал‑искал белья; нет!

Дай‑ка в воде поищу!

Разделся, скинул с себя рубашку и штаны и полез в воду, и пошел бродить, а толку все не добьется: так и бросил! Вышел на берег, глядь – ни рубахи, ни штанов нет, кто‑то унес.

Что делать‑то? Не во что одеться, надо в деревню голым идти.

– Нарву‑ка я себе, – говорит, – длинной травы, да обвяжу кляп, так и пойду домой, все не так стыдно будет! Нарвал зеленой травы, обвертел свой хуй и идет по деревне, а навстречу стадо коров. Они увидали траву, схватили ее зубами и оторвали со всем хуем. Заголосил мужик о кляпе, кое‑как добрался в избу, залез в угол и сидит в углу.

– Ну что, все приготовил?

– Все, любезная жена!

– Где же рубашки?

– С водой уплыли.

– А курица с цыплятами?

– Ястреб утащил.

– А тесто? А просо?

– Свиньи съели.

– А сметана?

– Всю разлил.

– А хуй‑то где?

– Коровы съели.

– Экий ты, сукин сын, наделал добра.

 

ЖЕНА СЛЕПОГО

 

Жил‑был барин с барыней. Вот барии‑то ослеп, а барыня и загуляла с одним подьячим. Стал барин подумывать: не блядует ли с кем жена, и шагу не даёт ей сделать. Что делать? Раз пошла она с мужем в сад, и подьячий туда же пришел. Захотелось ей дать подьячему. Вот муж‑то слепой у яблони сидит, а жена свое дело справляет, подьячему поддает. А сосед их смотрит из своего дома, из окна в сад, увидал, что там делается: подьячий на барыне лежит, – и говорит своей жене:

– Посмотри‑ка, душенька, что у яблони‑то делается. А вдруг откроет Бог слепому глаза, да увидит он – что тогда будет? Ведь он ее до смерти убьет.

– И, душенька! Ведь и нашей сестре Бог увертку дает!

– А какая тут увертка?

– Тогда узнаешь.

На этот грех и открыл Господь слепому барину глаза; увидел он, что на его барыне подьячий лежит, и закричал:

– Ах ты, курва! Что ты делаешь, проклятая блядь!

А барыня:

– Ах как я рада, милый мой! Ведь сегодня ночью приснилось мне: сделай‑де грех с таким‑то подьячим, и Господь за то откроет твоему мужу глаза. Вот оно и есть правда: за мои труды Бог дал тебе очи!

 

ТЕТЕРЕВ

 

Два дня ходил охотник по лесу – ничего не убил; на третий день дал себе завет:

– Что ни убью, то проебу!

Пошел в лес, напал на тетерева и убил его. Возвращается домой. Вот увидела из окна барыня, что идет охотник, несет тетерева, и позвала его к себе в горницу.

– Сколько стоит тетерев? – спрашивает барыня.

– Этот тетерев у меня не продажный, – говорит охотник, – а заветный.

– Какой же завет?

– Да как шел я на охоту, дал обещание: что ни убью, то проебу.

– Не знаю, как быть, – молвила барыня, – хочется мне тетеревятники, очень хочется! Видно, надо делу сбыться. Да мне совестно под тобою лежать…

– Ну, я лягу книзу, а ты, барыня, ложись сверху.

Так и сделали.

– Ну, мужик, отдавай тетерева.

– За что я отдам тебе тетерева? Ведь ты меня ебла, а не я тебя.

Барыне жалко упустить тетерева.

– Ну, – говорит, – полезай на меня!

Мужик и в другой раз отделал барыню.

– Давай тетерева.

– За что я отдам тебе? Мы только поквитались.

– Ну, – полезай еще раз на меня, – говорит барыня.

Влез охотник на барыню, отработал и в третий раз.

– Ну, давай же теперь?

Как ни жалко было охотнику, а делать нечего – отдал барыне тетерева и пошел домой.

 

АРХИЕРЕЙСКИЙ ОТВЕТ

 

Жили‑были генерал и архиерей, случилось им беседовать. Стал генерал архиерея спрашивать:

– Ваше преосвященство, мы люди грешные, не можем без греха жить, не еть, а как же вы терпите, во всю жизнь не согрешите?

Архиерей отвечает:

– Пришлите ко мне за ответом завтра.

На другой день генерал и говорит своему лакею:

– Поди к архиерею, попроси у него ответа.

Лакей пришел к архиерею, доложил о нем послушник.

– Пусть постоит, – сказал архиерей.

Вот стоял лакей час, и другой, и третий; нет ответа. Просит послушника:

– Скажи опять владыке.

– Пусть еще постоит, – отвечает архиерей.

Лакей долго стоял, стоял, не вытерпел – лег да тут же и заснул и проспал до утра. Поутру вернулся к генералу и рассказывает:

– Продержал до утра, а ответа никакого не дал.

– Опять, – говорит генерал, – сходи к нему да непременно попроси ответа.

Пошел лакей, приходит к архиерею, тот его позвал к себе в келью и спрашивает:

– Ты вчера у меня стоял?

– Стоял.

– А потом лег да заснул?

– Лег да заснул.

– Ну так и у меня хуй встанет – постоит, постоит, потом опустится и уснет. Так и скажи генералу.

 

ПОРТНОЙ

 

Жил‑был портной, у него было такое волшебное кольцо: как наденешь на палец, так хуй и вырастет. Случилось ему работать у одной барыни, а он был такой весельчак да шутник: когда спать ложился, никогда своего хуя не закрывал. Вот эта барыня увидала, что у него хуй очень большой. Позавидовала на такую сбрую и позвала к себе.

– Послушай, – говорит, – согласись сделать со мной грех хоть один раз.

– Я согласен, барыня! Только с уговором: чур не пердеть! А если уперднешься, то с тебя триста рублей!

– Хорошо, – сказала барыня.

Легли они, вот барыня всячески старается, чтобы как можно под портным не усраться, и приказала своей горничной девке приготовить большую луковицу и заткнуть ей жопу и покрепче придерживать обеими руками. Воткнула барыне в жопу луковицу и стала придерживать; а портной как взобрался на нее, как напер – куда к ебеной матери и луковица вылетела, да прямо в горничную, так ее до смерти и убило! Пропало у барыни триста рублей. Взял портной деньги и пошел домой. Шел, шел, долго ли коротко ли, и лег в поле отдохнуть, надел на палец свое кольцо – у него хуй и протянулся на целую версту, лежал‑лежал, да так и заснул. Откуда ни возьмись семь волков, стали хуй глодать, одной плеши не съели – а уже сыты наелись. Проснулся портной – будто мухи кляп покусали. Снял с руки кольцо, спрятал в карман и пошел в путь‑дорогу. Шел‑шел и зашел ночевать к одному мужику, а у того мужика была жена молодая, до больших хуев великая охотница. Лег портной спать на дворе и выставил хуй наружу. Увидала мужняя жена: как ухитриться? Подошла, подняла подол и наставила чужой хуй в свою пизду Портной видит – поза удобная, стал потихоньку кольцо на палец надевать – стал у него хуй больше да больше вырастать, поднял ее вверх на целую версту. Пришлось бабе не до ебли, уцепилась за хуй обеими руками. Увидали добрые люди, соседи и знакомые, что баба на хую торчит.

– Давай молебен служить, оба целы будут!

Стал портной помаленьку снимать с руки кольцо, хуй уменьшился, баба свалилась.

– Ну, ненаебная пизда! Смерть бы твоя была, коли б хуй то подрубили.

 

ДОБРЫЙ ОТЕЦ

 

В одной деревне жил веселый старик, у него были две дочери – хорошие девицы. Были у них подруги и всегда к ним на посиделки сходились. А старик и сам девок любил, всегда по ночам, как только они уснут, то полезет щупать, а какой подол ни заворотит, ту и отработает; а девка все молчит, так уж заведено было. Ну, мудреного ничего нет, таким образом, может, он и всех‑то девок перепробовал, кроме своих дочерей. В один вечер много сошлось к ним в избу девок, пряли и веселились, да потом и разошлись все по домам: та говорит молотить рано поутру, другой мать ночевать наказала дома, у третьей отец хворает. Так все и разошлись. А старик храпел себе на полатях и ужин проспал, и не видал, как девки‑то ушли. Проснулся ночью, слез с полатей и пошел ощупывать девок по лавкам, и так нащупал старшую дочь, заворотил ей подол и порядком‑таки отмахал, а она спросонок‑то отцу родному подмахнула. Встает поутру старик и спрашивает свою хозяйку:

– А что, старуха, рано ли ушли от нас ночевщицы?

– Какие ночевщицы? Девки еще с вечера все по домам ушли.

– Что ты врешь! А кого же я на лавке дрючил?

– Кого? Понятно кого, знать, старшую дочку.

Старик засмеялся и говорит:

– Ох, мать ее растак!

– Что, старый черт, ругаешься?

– Молчи, старая кочерга! Я на дочку‑то свою удивляюсь, как она ловко поддавать умеет.

А младшая дочь сидит на лавке, хочет туфли надевать, подняла ногу да и говорит:

– Ведь ей стыдно уже не уметь поддавать‑то, люди говорят: девятнадцатый год!

– Да, правда, это ваше ремесло!