Максимальное снижение барьеров для международной торговли, капитала и трудовых ресурсов, максимальное сокращение предполагаемых рисков ведения бизнеса.

В ОАЭ нет экспортных сборов, тарифов и пошлин (кроме сбора в 60 долларов с тонны экспортируемого черного металлолома, сбор введен в 2004 году, но, как оказалось, до 2015 года его никто не собирал)[341].

Страна входит в так называемую ПАФТА (Pan-Arab Free Trade Area, созданную в 1997 году 18 странами региона), и с 1 января 2005 года не взимает ввозных пошлин с любых товаров, созданных (в широком смысле) на территории членов ПАФТА.

Таможенные пошлины на подавляющее большинство товаров из других стран равны нулю или ограничены 15 %, и только за счет 200 %-ных пошлин на «нехаляльные» свинину, алкоголь и табак в среднем равны 14,3 % (эмират Шарджа взимает 5 %-ные пошлины со всех товаров; правда, это скорее формальность, так как проконтролировать движение товаров внутри Эмиратов невозможно)[342].

Как ни парадоксально, с учетом огромной доли государства в экономике ОАЭ уже давно имеют очень высокие оценки с точки зрения обеспечения свободы конкуренции. В 2015 году в отчете Мирового экономического форума страна получила существенно более высокие оценки по категориям «плотность локальной конкуренции» и «отсутствие торговых барьеров», чем не только страны-соседи, но и Чили, Мексика, Индонезия и даже Норвегия. Эмираты в 2014 году были поставлены на 16-е место в мире по индексу легкости торговли (enabling trade index)[343] и на первое – по доступности и качеству транспортной инфраструктуры. Тот же Мировой экономический форум оценивает таможенные процедуры ОАЭ как шестые по уровню простоты и эффективности в мире из 140 стран [344]. Индекс качества логистики Мирового банка ставит ОАЭ на 14-е место в мире[345].

Особую роль в развитии бизнеса в ОАЭ играет концепция особых зон. Первые зоны были созданы в конце XX – начале XXI века. В отличие от остальной территории ОАЭ, на которой 51 % компаний должен принадлежать местным гражданам, не менее 25 % сотрудников должны быть местными, земля и недвижимость могут принадлежать только гражданам ОАЭ, – в них (и только в них) разрешено 100 %-ное иностранное владение компаниями [346]; резиденты зон не уплачивают никаких таможенных пошлин; для них не ограничены валютные операции; существенно упрощены или отменены лицензирование, необходимость следовать локальному законодательству и прочие локальные нормы. Компании-резиденты могут работать только в пределах зоны или за пределами ОАЭ – однако бизнес на остальной территории ОАЭ может вестись и продажи производиться через обычные местные компании, закупки же товаров и сервисов могут вестись по всей территории ОАЭ напрямую. В особых зонах нет цензуры интернета (в отличие от всей остальной территории). Важно, что государство дает предприятиям, становящимся резидентами зоны, гарантии неизменности льгот на 50 лет вперед.

На сегодня в ОАЭ примерно 40 особых экономических зон [347], [348], в том числе таких известных, как Dubai Creative Cluster (с Интернет-Сити и Медиа-Сити), Dubai International Financial Center, Dubai Multi Commodities Center с 8 тыс. компаний, в основном торгующих драгоценными камнями, металлами и чаем (Эмираты – крупнейший хаб по торговле золотом в регионе, через который проходит 25 % мирового оборота золота), Dubai Industrial Zone, Khalifa Industrial Zone in Abu Dabi (которая, по уверению властей, будет после 2018 года самой большой индустриальной зоной в мире). Наиболее известной является Jebel Ali Free Zone в 20 км от Дубай-сити, в которой прописаны 6 тыс. компаний из 80 стран, включая компании из Fortune-500. Более двух третей ненефтегазовых товаров и услуг в ОАЭ и около 80 % ненефтегазового экспорта производится в особых зонах.

Далеко до успеха

Тем не менее ситуация в ОАЭ далека от идиллической. С точки зрения спектра индустрий, как и доходов бюджета, Объединенные Арабские Эмираты всё еще остаются бесспорно ресурсозависимыми. 33 % экспорта стране приносят углеводороды [349]. В 1998 году, когда цены на нефть были существенно ниже, производство углеводородов составляло в ОАЭ 22 % ВВП, в 2000 году оно составляло уже 41 %, в 2013 году – 38,3 %, с 2015 года, после драматического падения цен на нефть к уровням, в реальном выражении сравнимым с уровнями начала XXI века, доля углеводородов в ВВП ОАЭ осталась на уровне 31 % – это лучше, чем 41 %, но всё еще сильно больше, чем во многих других ресурсозависимых странах, даже не претендующих на диверсификацию [350].

Как и в случае с другими нефтезависимыми странами, бюджет ОАЭ оказался неадаптивным. Лишь к 2019 году властям удалось создать бездефицитный бюджет, а доходы от нефти всё еще формировали до 75 % общих поступлений в бюджет. В 2020 году, после падения цен на нефть, дефицит бюджета самого богатого эмирата, Абу-Даби, превысит 6 %, в 2021 году – 5 %[351],[352]. Дефицит балансируется использованием средств суверенных фондов (в сумме в активах Abu Dhabi Investment Authority, Investment Corporation of Dubai, Emirates Investment Authority, Mubadala Investment Company и других суверенных фондов ОАЭ всё еще более 1 трлн долларов [353]), изъятием части доходов государственных компаний и выпуском долговых бумаг – благо себестоимость заимствований для ОАЭ очень низка, спасибо многолетней работе по снижению рисков бизнеса и демонстрации последовательности и открытости экономической политики.

Другие последствия ресурсного бума еще более серьезны. Избыток углеводородов и активное регулирование цен на энергию и электричество государством привели к непропорциональному росту потребления углеводородов на внутреннем рынке. В 2008 году ОАЭ стали нетто-импортером газа, несмотря на огромное его производство. ОАЭ экспортирует газ в Японию, Северную Америку, Азию, но покупает у Катара. Что произойдет при увеличении доступа Катара к международным рынкам – неясно, но вряд ли ОАЭ смогут позволить себе такое потребление в течение долгого времени. Уже сегодня ОАЭ отменили субсидии на моторное топливо в связи с нехваткой средств в бюджете, переходя пока только к регулированию цен. Эта вынужденная мера наносит удар по привычной схеме спонсирования потребления и неминуемо вызовет сокращение ВВП в среднесрочной перспективе – пока непонятно на сколько.

Регулирование цен на большой спектр товаров вызвало к жизни масштабный реэкспорт – Эмираты являются самым большим реэкспортным хабом для продуктов питания в регионе Залива. Реэкспорт (24 % от всего экспорта в 2014 году [354]) создает непроизводительные доходы и грозит дефицитом в случае, если ситуация в экономике станет хуже.

Но главным индикатором поражения страны в борьбе за диверсификацию от нефти и газа является ситуация с производительностью труда. На протяжении почти 25 последних лет производительность труда (как и общая производительность – total factor productivity) в ОАЭ последовательно, хотя и медленно, сокращалась – примерно на 0,1–0,5 % в год [355]. В частности, это было связано с постепенным вовлечением всё большей доли трудовых ресурсов в непроизводительные сектора, в первую очередь – в публичный сектор (бюрократический аппарат в ОАЭ рос быстрыми темпами), строительство, но главным фактором, несомненно, являлись возможности компаний использовать льготы и субсидии в качестве факторов конкуренции с иностранными производителями и не уделять внимания себестоимости.

На этом фоне в течение последнего нефтяного бума в ОАЭ внутренний спрос рос темпами, опережающими рост ВВП. Такой рост будет очень серьезной проблемой в момент, когда бюджет ОАЭ начнет усиливать давление на компании с целью получения больших налогов, и они резко снизят как оплату труда, так и потребление, – страна может оказаться в ловушке избыточных производственных мощностей. В самом деле, как минимум неясно, зачем стране, в которой проживают несколько миллионов человек, две огромные авиакомпании, три крупнейших аэропорта, 15 портов и два гиганта – алюминиевых смелтера. Более того, есть серьезные сомнения в способности, например, смелтеров оперировать с прибылью на газе, получаемом по мировым ценам. Что будет с большинством компаний в стране, если правительство будет вынуждено ввести разумные ставки налогов на прибыль и подоходных налогов? Как будет правительство сохранять особые зоны, в которых есть гарантии нулевых налогов, если повышение налогов вне зон, очевидно, вызовет массовый переток в зоны до того оншорных компаний? А если оно будет менять законодательство этих зон, как оно сумеет убедить инвесторов и бизнес ему после этого доверять, как справится с драматическим ростом ставок кредита и оттоком инвестиций?

Опыт ОАЭ является в силу многих причин уникальным, но одновременно и показательным.

Для начала он опровергает частое для ресурсных экономик заблуждение, что ресурсы страны нуждаются в защите от внешней агрессии экономического и (или) военного характера, и путь к эффективной защите лежит через самоизоляцию, возведение барьеров, усиленное вооружение и идеологический контроль, не позволяющий «врагам» разрушать идентичность страны и подрывать готовность населения к защите ресурсов. ОАЭ сумели эффективно совместить сохранение в своих руках полного контроля за ресурсами страны, причем не только минеральными, но и географическими, и максимальную открытость рынков, культуры и границ, дающую возможность многократно повысить эффективность эксплуатации ресурсов; более того, такая открытость не привела к размыванию местной культуры, обычаев, системы управления и идеологии. Безусловно, дело здесь не только и не столько в безобидности внешних влияний, сколько в продуманном сочетании толерантного отношения к внешнему миру с традиционализмом, принятия иностранных работников, туристов, капитала, обычаев – с одновременной жесткой кластеризацией на граждан и неграждан, создания условий для международного бизнеса – с построением жестких границ, в которых он может вестись.

В то же время история экономики ОАЭ – это история успешных государственных компаний, функционирующих максимально эффективно в рамках имеющихся у них возможностей. Сравнение ADNOC с «Газпромом» и «Роснефтью», «Эмирейтс» с «Аэрофлотом», NBAD с ВТБ, Mubadala с ВЭБом показывает вызывающую разницу в эффективности. Можно предположить, что в основе такого успеха лежат низкий уровень коррупции, готовность активно перенимать опыт наиболее успешных конкурентов, в том числе через приглашение успешных международных менеджеров, и реальная, а не формальная постановка компаниям задачи по выходу и занятию лидирующих позиций на международных рынках. Но, безусловно, важную роль в таком успехе играла и играет политика активного субсидирования государственных компаний за счет экспорта минеральных ресурсов, ведущаяся через взимание сниженных или нулевых налогов (прямо с корпорации и косвенно с персонала). Только авиакомпания «Эмирейтс» за один год сокращает свою себестоимость более чем на миллиард долларов за счет неуплаты налога на прибыль и подоходного налога сотрудников на территории ОАЭ, если принимать ставки этих налогов равными среднеевропейским. Это субсидирование ставит долгосрочность успеха под сомнение, создавая эффект замкнутого круга. Чтобы всерьез говорить о диверсификации доходов бюджета, необходимо создавать налоговые потоки от ненефтяных бизнесов. Но замещение доходов от нефти в бюджете ОАЭ будет означать примерно утроение существующих ненефтяных налоговых сборов по объему. Такое увеличение налоговой нагрузки, несомненно, крайне негативно скажется на результатах корпораций («Эмирейтс» потеряла бы более половины прибыли, «Этиад» стала бы убыточной, девелоперы оказались бы перед лицом существенного падения стоимости недвижимости из-за сокращения покупательной способности потребителей и оттока иностранных покупателей – резидентов, привлеченных нулевыми налогами, и примерно 30 %-ного роста себестоимости строительства), объемы инвестиций существенно сократятся, и нет никаких гарантий, что основные корпорации останутся не только такими успешными, но и вообще конкурентоспособными на жестком международном рынке.

Как видно из этих двух (крайне разных по форме) примеров, даже сверхбогатые ресурсами страны страдают от ресурсной зависимости практически так же, как и страны, обеспеченные ресурсом на более низком уровне. И Норвегия, и ОАЭ в условиях достаточно высоких цен на нефть конца второго десятилетия XXI века поддерживают лишь 1–2 %-ный рост ВВП. Обе страны при активных попытках диверсификации экономики не входят в число стран с инновационным фокусом развития, создавая лишь индустрии, полностью основанные на иностранных ноу-хау, технологиях и в большой степени основных средствах. У обеих стран фактически получается эффективнее инвестировать за рубеж, чем в свою собственную экономику. «Сверхобеспеченность» ресурсом дает этим странам большую фору – с момента, когда цена на нефть значительно упадет, обе эти страны смогут поддерживать свой modus vivendi еще в течение минимум пары десятков лет. Однако эта фора является и залогом будущих проблем: она провоцирует опоздание в процессе перестройки экономики на безресурсные рельсы и может оказаться главной причиной будущей экономической катастрофы.