VI. Византийская деревня vi— VIII вв. Сельская община

При анализе всех указанных явлений нельзя не прийти к выводу, что на общине Земледельческого закона ярко сказывались черты взрывающего ее изнутри дуализма, которые, по определению К. Маркса, являлись важнейшим законом развития для сельской общины.

130

Если судить по данным закона, то нельзя не признатъ, что первоначальная общая собственность, ведущая свое происхождение от более древних общин, где „работа производилась сообща" и где „общий продукт, за исключением доли откладываемой для воспроизводства, распределялся постепенно, соразмерно надобности потребления", уже далеко продвинулась по пути своего разложения. Частная собственность уже не только вторглась в общину в виде дома с его сельским двором, но уже „превратилась в крепость, из которой стало подготовляться наступление на общую землю". Обработка каждым отведенных ему полей и единоличное присвоение урожая — парцеллярный труд, как источник частного присвоения, создали условия для разложения первоначального экономического и социального равенства. Наличие неравенства, сосредоточение в руках одних членов общины движимого имущества, скота и даже рабов, за счет обеднения других, лишенных необходимых средств производства — черты, характерные для стадии сельской общины—марки — могут быть констатированы и в общине Земледельческого закона. „Борьба интересов и страстей, выросшая на основе парцеллярного труда", уже подорвала в значительной степени общую собственность на пахотную землю. Недалек уж был, казалось, тот час, когда леса и пастбища, „которые, будучи однажды превращены в общинные придатки частной собственности, постепенно достанутся последней".

Но в то же время рассмотренные выше данные закона бесспорно показывают вторую — не менее важную сторону развития форм собственности. Использование земель под общее пастбище, сохранение возможности переделов всей земли, сохранение старого права потребления плодов на месте, независимо от принадлежности участка тому или иному лицу, наличие общинных угодий, отсутствие полной кристаллизации права собственности на определенный участок, свидетельствуют, несомненно, о наличии остатков некогда существовавшей полной и неограниченной общинной собственности. Только она и могла обусловить собой сохранение подобных установлений, противоречиво вклинивающихся в общую картину неуклонно развивающихся новых, разрушающих эту первоначальную общинную основу, процессов.

По замечательному определению К. Маркса, именно этот свойственный сельской общине дуализм и вливал в нее огромную жизненную силу. „Освобожденная от крепких, но тесных уз кровного родства, сельская община получает прочную основу в общей собственности на землю и в общественных отношениях из нее вытекающих, и в то же время дом и двор, являющиеся исключительным владением индивидуальной семьи, парцеллярное хозяйство и частное присвоение его плодов способствуют развитию личности, несовместимому с организмом более древних общин. Но не менее очевидно, что с течением времени тот же дуализм может стать зерном разложения".

Ростки разложения уже отчетливо сказываются в византийской общине по данным Земледельческого закона.

Однако все особенности изучаемых здесь процессов не исчерпываются присущим сельской общине подтачивающим ее изнутри дуализм. Как и в других общинах, о которых писал К. Маркс, эти внутренние противоречия между общей и частной собственностью — прогрессирующий ход расслоения общины — в значительной степени форсировались и осложнялись вмешательством внешних разрушительных сил и влияний.

Изучение данных закона не может дать вполне эффективных резуль-

131

татов без анализа этой стороны дела, незаслуженно оставленной почти без внимания в большинстве предшествующих исследований. Правда, закон нигде не дает подробных сведений об этой внешней обстановке, ограничиваясь преимущественно вопросами регулирования внутренних взаимоотношений членов общины. Но при детальном ознакомлении со всеми его данными в целом не трудно вывести заключения, определяющие важнейшие характерные черты этой внешней обстановки и вместе с тем сделать некоторые уточняющие выводы о назначении закона.

Прежде всего обращает на себя внимание наличие двух статей (уже в древнейшей редакции текста), упоминающих о налоговых тяготах, возложенных на членов общины. Согласно ст. 18, в случае бегства неимущего земледельца с своего участка, право сбора плодов на покинутом участке переходило к односельчанам бежавшего. Последние же охарактеризованы как лица, ответственные перед казной за подати: „если обедневший земледелец бежал от возделывания своего поля (вар,: виноградника), то пусть ответственные перед казной за подати соберут плоды; и не имеет права возвратившийся назад земледелец взыскивать с них что-либо". Следующая статья (19) вносит дополнение чрезвычайно важное для определения сущности этих постановлений. Если покинувший землю земледелец был исправным налогоплательщиком, т.е. „платит ежегодно казенные экстраординарные налоги", то он сохраняет все права на свой урожай независимо от своей отлучки. Виновным же в пользовании его полем во время его отсутствия закон угрожает штрафом в двойном размере. Из этих постановлений закона можно сделать следующие заключения.

1. Селения, о которых трактует закон, принадлежали к числу облагаемых государственными налогами.

2. Закон охраняет прежде всего не право частной собственности каждого из членов общины, а бесперебойность поступления причитающихся с них налогов в казну. Закон защищает права владельца участка лишь как исправного налогоплательщика.

3. Налоговое обложение за покинутые участки уплачивали односельчане бежавшего, в порядке взаимной ответственности — круговой поруки.

Что касается последней, то ее существование подчеркнуто с еще большей решительностью и определенностью во второй — позднейшей — редакции ст. 19. Согласно этой редакции, в случае бегства земледельца с своего участка, закон прямо возлагает обязанность платить ежегодно казенные экстраординарные налоги на односельчан бежавшего апора с предоставлением им права пользования полем и плодами его. С не выполнивших постановление закона взыскивается удвоенная сумма платежей.

Совершенно несомненно, что здесь речь идет о подтверждении обычной в Византии „прибавки", о которой упоминают и другие памятники. Наличие круговой поруки, в условиях развивавшегося внутри общины имущественного неравенства, ложилось особенно тяжелым бременем на малосостоятельных членов общины. Раскладка поровну между неравными имущественно хозяйствами не могла не способствовать ускорению процесса внутреннего расслоения общины и разорению маломощных хозяйств. Именно этой тяжестью налогового гнета можно объяснить часто упоминаемые законом случаи бегства из сел и забрасывания участков их владельцами. Нужда в деньгах, необходимых для взноса

132

платежей в казну, создавала благоприятные условия и для развития ростовщичества (ст.67). Неимущие члены общины отдавали в заклад свою землю, уходя в поисках заработков в другие места или превращаясь в зависимых людей.