Е. Э. Липшиц. Византийское крестьянство и славянская колонизация

Е. Э. Липшиц. ВИЗАНТИЙСКОЕ КРЕСТЬЯНСТВО И СЛАВЯНСКАЯ КОЛОНИЗАЦИЯ

III. ВИЗАНТИЙСКАЯ ДЕРЕВНЯ VI—VIII вв. СИСТЕМА И ВИДЫ

СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА

Из указаний Земледельческого закона, характеризующих географическую обстановку страны, можно сделать некоторые выводы о локализации поселений, а, следовательно, и о территориальных границах применения закона.

Обычный пейзаж, на фоне которого развертываются рассматриваемые законом действия, — гористая и лесистая местность, прорезанная проточными водами. Достаточно перелистать византийские хроники, трактующие об азиатских и европейских делах византийских правителей, чтобы убедиться в том, что именно та географическая обстановка, о которой упоминается в законе, являлась почти повсеместной для многочисленных византийских сел и деревень в малоазийских и балканских провинциях. Таким образом ландшафт, рисуемый законом, совпадает с границами империи VII—VIII вв.

В эту обобщенную картину можно внести и дальнейшее уточнение — вся она, в целом, имеет в себе черты, характерные для освоения новых и сильно запущенных земель. Постоянные упоминания о лесной чаще, населенной дикими зверями, о нападении диких зверей на скот, о разработке и выжигании лесных участков, о распашке нови, об использовании целины для посадок в этом отношении достаточно показательны.

106

Черты эти, без сомнения, указывают на то, что закон исходил в первую очередь из условий жизни и хозяйственного быта поселений, рас положенных в округах заброшенных, опустошенных и разоренных и затем вновь осваиваемых.

Самая терминология закона является лучшим подтверждением этого положение.

 

Хлебопашество

Постоянно встречающийся на протяжении текста термин „новь" (с производными от него глаголами— и др.), лишь в позднейшем тексте уступающий место другим терминам для обозначения пахоты, с очевидностью показывает, что дело идет по преимуществу о разработке лядины, лесных зарослей, целины. Этот вывод подтверждается н другими данными, рассеянными во многих статьях закона.

Возникает вопрос — каковы были орудия сельскохозяйственных работ, которыми располагало крестьянское хозяйство по данным Земледельческого закона?

В тексте можно найти лишь два случая, когда о них идет речь. В двух статьях закона, трактующих о краже во время сельскохозяйственных работ (ст. 22- и 62), перечисляются предметы кражи, среди которых упомянуты плуг, сошник, заступ (лопата), мотыга, серп, топор, садовый нож и ярмо. Из этого перечисления можно сделать выводы лишь о составе сельскохозяйственного инвентаря, но закон не дает каких-либо прямых сведений о форме орудий.

Однако, если обратиться к данным о формах сельскохозяйственных орудий, бытовавших на территории империи и в последующую за законом и в предшествующую ему эпоху, эти неполные сведения могут быть значительно уточнены.

По всем имеющимся наблюдениям, формы сельскохозяйственных орудий в балкано-малоазийском районе характеризуются чрезвычайной устойчивостью, сохраняя до самого последнего времени свои архаические черты.

Так, по данным новейших исследований (1935), не только в Болгарии, но и на всей территории Балканского полуострова, поля вплоть до последнего времени обрабатывались в крестьянских хозяйствах посредством примитивной деревянной сохи (coutrier), запряженной быками или буйволами.

Наблюдениями Иречека в районе Старой Загоры в конце 80-х годов XIX столетия установлено, что способ хлебопашества в крестьянских хозяйствах еще был, пользуясь его термином, „прадедовским" Поэтому при огромной затрате сил результаты оставались ничтожными. По его словам поле обрабатывалось с помощью плуга (рала), очень простого по своей форме, без колес. Деревянный остов был обычно снабжен небольшими железными частями — лемехами (в некоторых местах они носят наименование cikel, ogribka, optruzka и т. д.), которые особенно важны при обработке нерасчищенной целины. В редких случаях (на север от Кюстендила) Иречек встречал и деревянный плуг без железного сошника. Плуг двигался с помощью парной воловьей запряжки. Конская тяга не применялась.

107

В Малой Азии (на территории бывших восточных провинций Византийской империя) материалы путешествий рисуют совершенно сходную картину. Еще в конце прошлого столетия, по описанию путешествовавшего там Ф. Дэвиса, форма плуга была аналогична с только что рас смотренными (рис.1).

На деревянный стержень с разветвлением (рассоху) насажен железный сошник, который и представляет собой важнейшую рабочую часть плуга.

Общая картина технического оснащения крестьянского хозяйства Балкан и Малой Азии, таким образом, чрезвычайно близка к той, которую констатировал в сопредельной с Болгарией Венгрии В. И. Ленин. По характеристике В. И. Ленина, основанной на материалах венгерской статистики 1895 г., вплоть до конца XIX в. в 2,5 миллионах венгерских крестьянских хозяйств „безусловно преобладают плуги с деревянным дышлом, бороны с деревянной рамой и почти на половину распространены телеги на деревянном ходу".

Если обратиться к более старым данным, то можно убедиться в том, что и тогда не имелось сколько-нибудь существенных отличий.

В первой половине XVIII столетия монастырские хозяйства Афона, Зпира, островов Эгейского моря были обследованы и частью зарисованы русским паломником Василием Барским (Григорович-Барским). Обычной картиной, если судить по зарисовкам Барского, была обработка поля двумя видами орудий: 1) плугом без колес, чрезвычайно простым по форме, приводимым в движение парной воловьей запряжкой, и 2) двузубой мотыгой.

Любопытно, что те же формы и виды орудий можно констатировать по данным византийских миниатюр XI столетия.

На рис. 2 можно увидеть обработку земли плугом, движимым парой быков, причем плуг и здесь, без сомнения, деревянный, с ясно различимым на рисунке металлическим сошником, сходный по форме с тем, который воспроизведен выше на рис 1. На второй миниатюре (рис. 3) изображена обработка земли (виноградника) крестьянами с помощью мотыги, напоминающей те, которые были зарисованы семь веков спустя В. Барским.

Данные миниатюр вполне точно, по всей вероятности, отражали современную им действительность, так как они подтверждаются во всех

108

своих существенных частях археологическими находками, сделанными на бывшей византийской и сопредельной территориях.

Прежде всего обращают на себя внимание с этой точки зрения археологические исследования, производившиеся в районах придунайской Болгарии Русским археологическим институтом еще в конце прошлого столетия.

Исследования территория древней столицы Болгарии Плиски (близ села Абобы) обнаружили среди прочих остатков несколько сошников плоской и подковообразной форм. Абобские сошники сделаны из кованого железа. Они были заострены или по всей внешней дуге или же только в ее средней части. Внутри сошник расщеплен, и в расщепление вставлялся деревянный стержень, остатки которого местами сохранились. Следовательно, и плуг был деревянный, снабженный железным рабочим окончанием, как это изображено и на вышеприведенной миниатюре. Как отмечал руководивший раскопками акад. Ф.И. Успенский, форма абобскях сошников была распространена и в других районах Балкан. Так, в частности, Ф.И. Успенский сопоставляет абобские находки с плугом, изображенным на одном из рельефов в Фессалии. В.В. Шкорпил, специально исследовавший знаки на строительных камнях абобских построек, нашел также и на одном из камней изображение плуга „самой простой формы", какая, по его словам, „встречается еще и теперь в некоторых местах Болгарии".

Кроме сошников, были найдены и другие земледельческие орудия. Среди них близ села Амадан в юстиниановскои крепости и в старом поселении у Мадары было обнаружено две мотыги, вполне сходные по форме с изображенными на миниатюре (рис. 3).

Помимо сошников и мотыг, любопытна также находка серпов и кусков их (у северных ворот). Один из серпов, части дуги и железной ручки которого сохранились, служил, по мнению Ф.И. Успенского, для жатвы, „ибо в том месте, где он наиболее искривлен, он и наиболее стерся".

В настоящее время эти данные могут быть еще дополнены материалами последних археологических исследований. Так, в 1934 г. болгарским археологом И. Белковым было раскопано „варварское" укрепленное поселение близ деревни Садовицы, которое относится к VI в. в носит название в настоящее время Садовско Кале (т.е. Садовская крепость). В результате исследования городища был обнаружен на месте значительный сельскохозяйственный инвентарь — плуги с принадлежностями, мотыги и ряд предметов, дающих основание автору исследования предполагать наличие на месте мастерской, где эти орудия изготовлялись. Плуг имел металлический сошник и, вероятно, нож для подрезывания пласта земли. Мотыги совершенно аналогичны по форме с абобскими.

Спрашивается, в какой мере применимы приведенные данные и характеристики технического инвентаря позднейшей балканской и малоазийской деревни и изображения на миниатюрах XI в. при определении состояния техники земледелия в Византии во времена издания Земледельческого закона, т.е. в VIII в.?

Думается, что многократно подчеркнутый всеми вышеприведенными свидетельствами „прадедовский" характер техники и орудий земледель-

110

ческого производства в этих районах в позднейшие времена, с одной стороны, и с другой — материалы, вскрытые археологическими исследованиями в районах древней Болгарии в современную и предшествующую закону эпоху, делают весьма вероятным предположение о том, что эти орудия имели применение и в Византии VIII в.

Как уже было указано, данные закона ограничиваются простым перечислением орудий, без какого-либо уточнения их форм. Однако в двух статьях, трактующих о краже орудий, все же можно найти некоторые моменты, подтверждающие высказанное выше предположение.

Статья 22 упоминает о краже лыскаря или мотыги во время пахоты. Статья 62 — о краже плута, сошника и ярма. Из этого можно сделать следующие заключения:

1) плуг был с сошником;

2) сошник (важнейшая рабочая часть плуга, кража которой была приравнена к краже всего плута) был, по всей вероятности, железным, так как о нем упоминается как о самостоятельной, отдельной части плуга;

3) наряду с ними указано и ярмо, что свидетельствует о том, что плуг приводился в движение рабочим скотом;

4) если принять во внимание, что во всех древнейших списках закона отсутствует упоминание о лошадях, то можно ввести в это определение и дальнейшее уточнение. Повидимому, под этим рабочим скотом следует прежде всего подразумевать крупный рогатый скот, быков или волов, постоянно упоминаемых законом в другой связи.

Интересно, что наказание за кражу плуга, сошника или ярма установлено в законе в размере двенадцати фоллов (равном обычному дневному заработку сельскохозяйственного работника), умноженных на число дней, истекших с момента совершения кражи. Но из этого вытекает, что каждое из этих орудий мыслилось как необходимая и неотделимая от другой в работе принадлежность землепашца. Без каждой из этих частей, следовательно, он не имел возможности выйти на работу.

Выводы, сделанные из анализа закона, подтверждаются и данными агиографии. Так, в житии Евстратия (IX в.), изданном Пападопуло-Керамевсом в 1897 г., упоминается об одном поселянине, потерявшем вола и обратившемся к Евстратию с просьбой дать ему другого вола для запашки, “дабы не погибнуть от голода со всем семейством”. Из этого следует с полной очевидностью, что запашка производилась и в Малой Азии IX в. с помощью рабочих волов.

Применение мотыги и лопаты могло, с одной стороны, служить заменой плуга в малоимущих хозяйствах. С другой стороны, лопата (лыскарь) могла применяться вместо отсутствующего отвала в этом, простом по своим формам, плуге. Горизонтальный пласт земли, отрезанный сошником, мог переворачиваться верхом вниз с помощью лопаты.

По данным закона, хлебопашество производилось, повидимому, весьма часто на участках, поросших лесом и требовавших предварительной основательной расчистки и рубки деревьев. На помощь недостаточно совершенным орудиям труда приходил огонь, применение которого значительно облегчало труд по расчистке леса под пашни.

О возделывании участков, освобождаемых из-под леса, упоминается в ряде статей закона. В этом отношении очень характерна, напр.,

111

ст. 20-я, рассматривающая случай самовольной обработки чужой земли без ведома владельца ее. Статья гласит: “вырубающий чужой лес без ведома его хозяина и возделывающий и засевающий ничего не получит из плодов”.

Процессу распашки земли, после расчистки ее, предшествовало выжигание хвороста и сорных трав.

В ст. 56 предусмотрено, что “если кто-либо развел огонь в своем лесу или поле и случилось, что огонь распространился и сжег дома или плодоносные поля, то он не осуждается судом, если не делал этого при сильном ветре”. Техническое значение разведения огня в лесу выступает еще с большей яркостью при сопоставлении данной статьи с соответствующими статьями Эклоги и Эклоги, измененной по Прохирону. И в первой, и во второй указывается, что речь идет именно о выжигании жнива или сорных трав на своем участке. В славянском переводе, изданном А.С.Павловым, этим словам соответствует термин “стернище своея нивы”. Как правильно отметил Б.А. Панченко, термин “стернище” в славянском переводе Земледельческого закона имеет два значения. В первом случае для обозначения соломы, остающейся на корню после жатвы, (ст. 66 Земледельческого закона); во втором – для обозначения лядины, леса, выжигаемого под пашню {ср. ст. 56).

Как первое, так и второе значения термина указывают на применение огня, как на необходимое звено в системе подготовки земли для вспашки. Эта черта, характерная для так называемой подсечной, лядной или огневой системы полевого хозяйства, может быть констатирована не только в Земледельческом законе, но и в ряде других византийских законодательных памятников последующей (Прохирон, Эклога, измененная по Прохирону и др.) и предшествующей эпохи (Дигесты).

В специальных исследованиях в области системы полевого хозяйства сущность производственного процесса, характеризующего лядную систему, определяется следующими основными признаками. На расчищенных из-под леса участках, после того как срубленные деревья вывезены, сжигается оставшийся из-под леса хворост; затем производится довольно поверхностная обработка почвы и потом в течение ряда лет участок засевается. При выжигании хвороста достигается не только уничтожение сорной растительности, но и остается зола, пополняющая собой запас минеральных веществ в почве, и повышается усвояемость последних. Таким образом расчищенное поле засевается подряд два, три, четыре года и дальше. Когда почва истощается, участок забрасывают, и он снова зарастает лесом. Нередко такие участки после посева используются под пастбище для скота.

Приведенные выше данные, содержащиеся в Земледельческом законе, указывают на наличие всех основных моментов, характеризующих эту систему хозяйства — рубку леса, выжигание хвороста, сравнительно поверхностный характер обработки почвы, многолетнее использование ляда.

Именно широким использованием огня в хозяйстве земледельческого населения можно объяснить наличие целого ряда постановлений закона, направленных к упорядочению форм пользования им. Закон неоднократно возвращается к рассмотрению связанных с огнем правонаруше

112

ний, защищая интересы владельцев соседних участков, которым неосторожное обращение с огнем или злоупотребления могли нанести тот или иной ущерб. Поджог ограды виноградника, сарая и особенно гумна или риги с хлебом карались по нормам Земледельческого закона крайне жестокими телесными и членовредительными наказаниями. За злоумышленный поджог стогов хлеба виновник предавался сожжению.

Самая трудоемкая работа при лядном хозяйстве это — первоначальная подготовка и расчистка ляда. По данным Земледельческого закона эта работа расценивалась чрезвычайно высоко: за одну лишь первичную обработку чужой лядины земледелец получал право трехлетнего безвозмездного пользования землей, разумеется, лишь в том случае, если он делал это с ведома хозяина участка (ст. 17). Если же он производил эти работы без разрешения владельца, то терял все плоды своего труда (ст. 20). Из анализа ст. 17 можно сделать два заключения: 1) о чрезвычайной трудности обработки почвы, расчистки и корчевания пней в условиях существовавшей сельскохозяйственной техники и 2) о том, что установленный законом трехгодичный срок безвозмездного пользования участком, очевидно, не исчерпывал всего срока беспрерывного использования почвы до полного ее истощения. Иначе владельцу земли не имело бы смысла отдавать ее в обработку.

Хорошим подтверждением данных закона может служить факт, сообщаемый в житии Николая Сионита. Там имеется упоминание об одном ликийском крестьянине, который в течение целых 20 лет подряд засевал свой участок 25 модиями зерна, но к концу этого срока так сильно истощил почву, что не получил урожая и сам-второй.

Отсутствие в Земледельческом законе каких-либо упоминаний о той сравнительно высоко рационализированной интенсивной обработке почвы, которая применялась в Греции и Риме в античную эпоху и частично отразилась в византийской сельскохозяйственной энциклопедии, так называемой “Geoponica”, требует своего специального объяснения. Из данных закона, во всяком случае, вытекает с полной очевидностью, что в той категории поселений сельского люда, которую имел в виду закон, эта система не имела никакого практического применения.

Очень яркой иллюстрацией данного положения может служить ст. 12 Земледельческого закона, указывающая на исключительно поверхностный характер обработки почвы: “если земледелец взял землю, чтобы засеять исполу и к требуемому времени не распашет нови, но разбросает семя по поверхности, пусть ничего не получит от плодов, потому что, обманув, надсмеялся над хозяином земли”. Правда, из статьи совершенно ясно, что случай этот являлся необычным, но все же самая возможность подобного случая (причем, однако, урожай все же получался) указывает на то, что он не представлял собой значительного отклонения от нормы. П. В. Безобразов, комментируя ст. 12, указывал, что ему лично приходилось наблюдать подобные факты в “юго-западном крае”. По его словам, там имели место факты, когда крестьяне “не вспахав предварительно поля, только боронуют его и затем бросают семена, которые, таким образом, оказываются тоже на поверхности земли и дают некоторый урожай только благодаря необыкновенному плодородию почвы”.

113

Как вытекает из сопоставления Земледельческого закона с западноевропейскими законодательными памятниками современной ему эпохи (варварскими правдами), уровень сельскохозяйственного производства в первом вполне совпадал с уровнем в последних. В западноевропейской деревне, так же как и в византийской, имела широкое применение лядная система хозяйства.

Из сельскохозяйственных культур в законе, помимо хлебных злаков, лишь в одном случае упоминаются бобы. Нет никаких указаний на применение правильного плодосмена, севооборота. Кроме продуктов сгорания, удобрение давала пастьба скота на участках поля после снятия с них урожая (ср. ст. 78 и 79; в законе нет упоминания о наличии лугов).

О последующих стадиях производственного процесса закон не сообщает почти никаких сведений. В одном случае упоминается гумно (ст. 64), но без какой-либо дальнейшей конкретизации его форм. Барский сообщает в своих путевых заметках, что ему пришлось увидеть в одном из монастырей (в Неа Мони на о. Хиосе) „прекрасный, камением посланный ток, от древних времен, еже в иных обителях не обретается".

О мельнице речь идет в двух статьях (81 и 82), но в обоих случаях только о водяной. Вероятно, и следующая ст. S3 трактует о том же, определяя права владельцев соседних участков, по которым проходят водопроводы.

Виноградарство и виноделие

Из других отраслей земледельческого хозяйства Земледельческий закон уделял наибольшее внимание виноградарству и виноделию. Вопросам бережного ухода за виноградником, своевременной его обрезки, окапывания, огораживания закон отводит значительное место в своих постановлениях. В ст. 13 специально предусмотрена возможность различных злоупотреблений в этой области, при обнаружении которых виновник терял все плоды своего труда. Взявшему виноградник в обработку исполу предписывалось своевременно производить обрезку его, окапывание, огораживание его частоколом.

В ст. 69, трактующей о краже вина, перечислены и основные сосуды, в которых вино приготовлялось и выдерживалось. Возможно, что служил давильней для винограда.

В некоторых вариантах текста, кроме бочки и чана упоминается и бутыль. После снятия винограда, виноградники, как и поля, обращались в пастбища для скота, как это видно из ст. 79.

Наличие в законе постановлений, определяющих обязательные формы ухода за виноградником, указывает на существование хорошо разработанной практики в этой культивировавшейся в Византии в течение многих веков отрасли хозяйства. Данные Земледельческого закона находят свое подтверждение и в других источниках.

 

 

114

Так, напр., в сирийской, египетской и малоазийской агиографии можно найти множество упоминаний о крестьянах-виноградарях. “Насколько важной отраслью византийского сельского хозяйства являлось культивирование виноградных лоз, показывает существование особых странствующих артелей виноградарей, к которым присоединился в своем скитании Полихроний и с которыми он добрался до Константинополя". Множество виноградников было зарисовано Барским в позднейших монастырских хозяйствах во время его пешеходных странствий.

Обработка виноградника нашла свое отображение и в византийских миниатюрах.

 

Садоводство

Кроме виноградарства, закон упоминает и о садоводстве. Напр., в ст. 31 предусмотрена необходимость для владельца соседних с садом участков производить посадки таким образом, чтобы не лишать сад падающих на него солнечных лучей. В противном случае хозяину соседнего участка предписывается обрубать ветви деревьев, затемняющие соседний сад (ст. 31). Сады, как и виноградники, ограждались частоколом, деревья окапывались, специально охранялись (ст. 33, 51 и 52).

Помимо виноградников и садов, в одной статье упомянуты и смоковничные рощи.

В то же время закон совершенно не содержит никаких указаний на существование других видов сельского хозяйства, как, напр., пчеловодства, рыболовства и т. д., процветавших в малоазийских деревнях в период появления Земледельческого закона. Напр., в житии Филарета (написанном в первой половине IX в.) — богатого пафлагонского землевладельца, владевшего крупными имениями с большим количеством зависимого люда, многими тысячами голов скота — лошадей, быков и пр., упомянуто и о 250 ульях.

Животноводство

Но совершенно несомненно, что важнейшим видом хозяйства являлось животноводство.

В некоторых списках закона даже выделен особым подзаголовком раздел, трактующий о пастухах. И во всех древнейших редакциях статьи, рассматривающие вопросы, связанные с содержанием скота и ухода за ним, составляют наиболее многочисленную группу постановлений. Контингент домашних животных, упоминаемых законом, был достаточно разнообразен: крупный рогатый скот, свиньи, овцы, бараны, ослы, собаки — объекты, постоянно встречающиеся на протяжении всего текста памятника. Выше уже было указано, что рабочая сила скота использовалась при земледельческих работах.

В упомянутом житии Филарета (IX в.) красочно описан случай утраты бедняком-крестьянином рабочей скотины — волов, повергающий его в полное отчаяние и лишающий его возможности вести земледельческие работы.

115

Об использовании скота в молочном и мясном хозяйстве закон не упоминает. Лишь в ст.34 можно усмотреть указание на первое из них. В качестве пастбищ использовались лесные угодья и поля после снятия с них урожая. Пастьба скота в лесу нашла свое яркое отражение в тексте закона. В нем предусмотрены случаи возможных ранений и гибели скота во время рубки леса. Наказание виновных, даже и неумышленно причинивших подобный ущерб владельцу скотины, указывает на большую ценность животных в хозяйственной жизни деревни. Согласно ст.40, если кто-нибудь рубящий дерево в неведении сбросит топор и убьет чужую скотину, он должен возместить ее равноценной. О том же трактует и ст.39, рассматривающая случай гибели животного от срубленного в лесу дерева вследствие невнимательности работника. Неудивительно, что предумышленное похищение скотины (быка в ст. 44) влекло за собой еще более суровое наказание — отсечение руки.

Статьи закона о краже колокольчика со скотины находят много аналогий в варварских правдах. Но, если в Земледельческом законе наказание было приравнено к ст.40, т.е. к возмещению погибшего по этой причине животного, то варварские правды вводили в большинстве случаев совершенно иную, гораздо более сложную систему. Ближе всего стоит к Земледельческому закону лангобардский закон Ротари, по которому наказание за кражу колокольчика с быка или лошади ограничивается денежным штрафом. Салическая, Визиготская и Баварская правды вводят дифференциацию штрафа в зависимости от вида животного. Бургундская правда вводит дифференциацию наказания в зависимости от социального положения виновника: свободный возмещает ущерб, покражей, другим равноценным животным, раб же — подвергается бичеванию.

Как уже было отмечено выше, в качестве выгонов для пастьбы скота, помимо лесных участков, использовались поля и виноградники, с которых был снят урожай. Так, согласно ст.78 разрешалось приводить свой скот на предварительно убранный участок, однако с тем обязательным условием, чтобы это было сделано тогда, когда и прочие участки уже убраны. В противном случае виновный в нарушении постановления должен был подвергнуться бичеванию и возместить весь ущерб потерпевшим владельцам соседних участков. Следовательно, законом воспрещается лишь несвоевременный привод скота на чужие участки. Отсюда можно заключить, что после снятия урожая снимались и изгороди и вся земля обращалась в общее пастбище для скота, как это было и в других местах при господстве системы „открытых полей". В этом отношении Земледельческий закон совершенно сходен с Салической правдой, в старейших редакциях которой также не имелось решительного запрещения пасти скот на чужом участке после снятия жатвы до новых всходов.

В Земледельческом законе нет указаний на практиковавшуюся в некоторых горных районах империи систему пастьбы скота в горах, засвидетельствованную другими современными закону источниками. О таком способе ведения скотоводческого хозяйства в западных областях Малой

116

Азии сообщают, например, жития Иоанникия Вифинского (754—846), написанные его младшими современниками.

Более поздние источники содержат детальные сведения о практике, существовавшей в этой области, как в малоазийских, так и в придунайских районах империи. Например, житие уроженца Пергама Павла Латрского, составленное, вероятно, в X столетии, упоминает о пастьбе скота в горах в течение всего зимнего и весеннего периодов. Лишь в летнее время в пору полевых работ крестьяне спускались — по данным жития — в равнины в свои селения. Замечательно интересную аналогию к этим сведениям для европейских районов империи представляет один из отрывков рукописи Московской синодальной библиотеки, изданной В.Г. Васильевским и В.К. Ернштедтом.

Повествование сообщает, что в фессалнйской Великой Влахии практиковался совершенно сходный обычай: „у них (влахов, — Е. Л.) — такое правило, что скот и семьи их от апреля месяца до сентября пребывают на высоких горах и в самых холодных местах".

Способ пастьбы скота на участках возделанной земли после снятия урожая, описанный в Земледельческом законе, не имеет ничего общего с вышеописанной системой, характерной для полукочевых, скотоводческих по преимуществу, хозяйств малоазийских и балканских горцев. На фоне этой системы ярко выступает оседло-земледельческий характер поселений, о которых говорит закон. По данным закона скотоводство, при всем его большом удельном весе, все же отнюдь не являлось доминирующим. Однако вопросам ухода за скотом, бережному обращению с ним пастухов мирского стада и других лиц закон уделяет очень много внимания. В его статьях детальнейшим образом предусмотрены возможные случаи увечья и гибели скота на пастбище и при иных условиях, жестоко преследуется кража скота и т.д. Виновный в краже быка, присвоивший себе его тушу, наказывался отсечением руки (ст.44). Но, если за смертью животного-вожака следовала и гибель стада, то вор карался ослеплением (ст.42). Если же виновником кражи был раб, то он карался смертной казнью (ст.46).

Рассмотренный материал дает возможность сделать некоторые заключения и об отраслях сельскохозяйственного производства, и об уровне технического оснащения византийской деревни VI—VIII вв. Выводы эти могут быть сведены к следующим основным пунктам.

1. В византийской деревне VI—VIII вв. было развито земледельческое хозяйство в его разнообразных видах (хлебопашество, виноградарство, садоводство, скотоводство).

2. Данные Земледельческого закона и других источников свидетельствуют о том, что в процессе пашенного земледелия имела значительное применение огневая или лядная система хозяйства (удержавшаяся в некоторых районах Балкан вплоть до XIX в.).

3. В процессе обработки почвы при хлебопашестве применялись два важнейших типа орудий — плуг с металлическим (железным) сошником и простая мотыга. Вспомогательным орудием является лыскарь.

117

4. Указанные черты характеризуют собой систему сельского хозяйства, применявшуюся преимущественно на разбросанных по всей территории империи опустошенных в покинутых землях, впервые или вновь осваиваемых.

 

КРЕСТЬЯНСТВО

Приведенная выше характеристика системы и техники сельскохозяйственного производства, основанная на всей наличной для рассматриваемого времени документации, вероятно, далеко не полно отражает все многообразие действительности. Источника — в первую очередь, наиболее содержательный из них Земледельческий закон — характеризуют лишь одну определенную категорию поселений. Первоочередной задачей должно явиться выяснение социальной природы этих сельскохозяйственных единиц и определение классового облика носителей засвидетельствованной законом сельскохозяйственной техники.

Наиболее часто упоминаемой в законе социальной категорией являются  — “земледельцы”, которые одновременно выступают и в качестве владельцев участков поля, виноградников, садов и скота.

Первое значение термина как земледельца, непосредственного производителя, обрабатывающего свой участок собственными силами, отчетливо выступает в ст.1, где регулируются взаимоотношения между  возделывающим свое поле и его соседом: „Земледельцу, возделывающему свое поле, следует быть справедливым и не переступать межи соседа; если же кто-нибудь переступит и умалит долю соседа своего, то если он сделал это во время распашки нови — лишается своей нови, если же он сделал это нарушение во время посева, то лишается и посева, и пашни своей, и урожая переступивший границы земледелец".

Второе значение термина раскрывается не менее ясно в ст. 3, 4 и 5, где рассматриваются случаи обмена землями между двумя Если два договорились об обмене земель, то их обмен признается “законным, прочным и непоколебимым” (ст. 3).

Статьи 4 и 5 болез детально рассматривают условия обмена. В ст. 4 предусмотрена возможность временного обмена землями между двумя , на время посева. Земледельческий закон предписывает равные условия для обеих сторон при расторжении соглашения: если расторгающий соглашение еще не распахал нови, а второй участник договора уже произвел вспашку, то первому вменяется в обязанность тоже вспахать поле. Если семя уже засеяно, то расторжение соглашения вообще невозможно: очевидно, договор в этом случае остается в силе до окончания первоначально установленного срока.

Статья 5 вносит новое важное уточнение. В то время как предшествующая ограничивала договор определенным сроком, по истечении которого участок возвращался к первоначальному владельцу, в ст.5 речь идет об обмене не только временном, но и об обмене земель навсегда

Из этих статей вытекает с полной очевидностью, что  о которых здесь идет речь, являлись не только непосредственными производителями, возделывающими поля своими руками (ст. 1). Они

118

являлись одновременно и владельцами участков, полноправно распоряжающимися своей землей вплоть до возможности обмена ее со своими односельчанами на вечные времена (ст.3, 4, 5).

На ряду с термином в Земледельческом законе неоднократно встречаются и другие обозначения владельцев земли. Наиболее часто встречающимся обозначением является термин  и т. д.).

Термин имеет в византийских (как и в античных) текстах чрезвычайно многообразное значение. нередко обозначает господина — крупного землевладельца. Именно в этом смысле его употребляет, напр., Прокопий в своей “Тайной истории”, упоминая о  в связи с описанием последствии восстания крестьян в Палестине. Совершенно ясно, что владельцами целых сел могли быть только крупные землевладельцы.

Однако подобное истолкование термина едва ли можно приложить к Земледельческого закона. Речь в нем идет не о  т.е. не о владельцах сел и деревень, а о владельцах земельных участков, участков поля, виноградников, нередко обозначаемых термином “доля” или “жребий” . Но с особой ясностью значение термина  в словоупотреблении Земледельческого закона выступает в ст.17. Согласно этой статье земледелец , пришедший и возделавший лядину, принадлежащую другому земледельцу , сохраняет трехлетнее право пользования землей, затем же обязан снова возвратить ее владельцу . В приведенной статье о хозяине земли упоминается дважды. В первый раз он обозначен рассмотренным уже выше термином —“земледелец”. Во второй — термином  Следовательно, последний здесь вполне равнозначен первому. Л.оугими словами, из данной статьи явствует, что хозяин земли  такой же земледелец , как и тот, который взял его землю в обработку.

Не менее убедительно в пользу такого истолкования термина говорят также статьи, характеризующие того же  как „апора", неимущего, не имеющего средств для обработки своего участка земли. Именно в этом узком значении термин и применяется на всем протяжении текста закона. И, следовательно, земледелец Земледельческого закона являет