В Ахалцихском, Ахалкалакском и

Горийском уездах.

Сентября 1911 г.

№ 1261.

Гор. Тифлис.

«Доношу, что произведенным мною сего числа на рассвете обыском в г. Гори в доме Анны Иосифовой Давидовой, где до 14 или 15 минувшего августа жила Кеке Айвазова, а равно в доме № 6 по Торговой улице, в котором в настоящее время живет Кеке Айвазова и в доме № 6 по Окнской улице, где квартирует отец бежавшего Тер-Петросова, Аршак Нерсесов Тер-Петросов, а также во всех надворных постройках, имеющихся при упомянутых домах, бежавший из отделения для душевнобольных арестант Тер-Петросов не обнаружен.

Докладываю, что в городе Гори ходят слухи о нахождении в настоящее время бежавшего Тер-Петросова где-то за границей.

Ротмистр Розалион-Сашальский».

 

Начальник Тифлисского сыскного отделения решил прибегнуть к помощи собак для поимки Камо. Вот отрывок из его донесения:

«Я, совместно с другими чинами, взяв сыскных собак и дав им обнюхать вещи Тер-Петросова, направился на розыски.

Собаки взяли направление через сад «Кружка» на Кирочную (теперь улица Жореса), затем через ворота «Кружка» на улицу свернули налево и направились к Верийскому мосту, потом направо по набережной, довели до вновь строящегося здания реального училища и вернулись назад. Другая собака прошла по берегу р. Куры, но в общем собаки шли неуверенно, видимо не взявши правильного следа».

Особый отдел канцелярии наместника разослал 3 сентября 1911 г., за № 1244 следующий циркуляр:

«Циркулярно. Секретно. Г.г. губернаторам, бакинскому градоначальнику, начальникам областей и отдельных округов Кавказского края, начальникам губернских, областных и железнодорожных жандармских управлений, начальникам тифлисского и бакинского охранных отделений и заведующим розыскным пунктами в г.г. Батуме, Екатеринодаре и Владикавказе.

15 августа с. г. из психиатрического отделения тифлисской Михайловской больницы бежал происходящий из мещан г. Гори Тифлисской губ. подследственный арестант Семен Аршакович Тер-Петросянц.

Сообщая об изложенном, канцелярия, по поручению исполняющего должность наместника его императорского величества на Кавказе, просит сделать распоряжение о розыске названного арестанта и, в случае обнаружения, арестовать его, уведомив о сем тифлисского губернатора и канцелярию наместника по особому отделу.

Приметы бежавшего: 30 лет, роста среднего, темный шатен, скулы сильно выдаются, на одном глазу (кажется на левом) на радужной оболочке от осколка бомбы бельмо белого цвета, борода окладистая, усы большие».

Начались допросы непосредственно наблюдавших за Камо надзирателей. И здесь окончательно выяснилось, что двойственным представлением о Камо прокуратуры и военного суда, жандармерии и врачей вполне соответствовала двойственность его поведения.

Служитель Нестеренко показал:

«Тер-Петросов иногда разговаривал с нами; он говорил понятно, толково, мы его совсем не считали за сумасшедшего».

Надзиратель Григорьев вторил Нестеренко:

«С Петросяном мне приходилось разговаривать; он говорил вполне разумно и ерунды не говорил. Вначале только он некоторое время говорил бог знает что, а затем перестал».

Надзиратель Кахетеладзе был о нем того же мнения:

«Тер-Петросян знал грузинский язык, и я с ним иногда говорил. Мне приказано было вообще вызывать его на разговор; я давал ему газеты, затем расспрашивал о прочитанном, и он очень толково передавал их содержание».

То же показал и служитель Красных:

«При мне Тер-Петросян вел себя спокойно, часто читал книги, газеты».

Начальник сыскного отделения выдвинул особую версию побега Камо. Во-первых, он не представлял себе возможности совершить побег без содействия сотрудников психиатрического отделения. Во-вторых, чтобы обелить наружную полицию, ему приходилось придумать подобие заговора с участием многих лиц, с переодеванием преступника, с сознательным недонесением властям о случившемся. Вот почему его рапорт тифлисскому полицмейстеру от 24 августа носит явно кляузный характер.

 

Секретно

В собственные руки

Его высокородию господину

тифлисскому полицмейстеру

РАПОРТ

«Произведенным по распоряжению вашего высокородия полицейским дознанием по делу о побеге арестанта Семена Аршаковича Тер-Петросянца из отделения умалишенных, выяснено нижеследующее: названный Тер-Петросянц помещался с самого начала, т.-е. с 21 декабря 1910 года, по день побега в буйном отделении названной больницы, будучи закован в ножные кандалы, где имеется восемь камер, расположенных в один ряд, и в каждой камере содержится по одному больному. Двери означенных камер, выходящие в общий внутренний коридор, запираются особыми внутренними механическими замками, которые исключительно открываются снаружи особым трехгранным ключом (наподобие железнодорожных купе), ключи от которых находятся у сторожей, охраняющих это отделение. Дверь же камеры Тер-Петросянца, как оказалось, мало когда и запиралась, а по показанию сторожей почти совершенно не запиралась, тогда как остальные камеры, где помещались больные, всегда запирались и открывались по необходимости. Окна камер больных выходят во двор, а окна из коридора и клозета и уборной — к берегу реки Куры, на высоте более 5 аршин, при чем все окна укреплены железными решетками. Решетка в окне уборной оказалась в четырех местах в нижней ее части пропиленной подпилками, при чем, судя по пропиленным решеткам, таковые оказались старого происхождения, из чего надо полагать, что работа к побегу подготовлялась давно, а чтобы надпиленные части не были замечены, они были сверху намазаны хлебом, при чем проделывать эту работу, а равно пролезть через пропиленные решетки одному ни в коем случае не представлялось возможным, не представлялось также возможным не быть замеченным как во время побега, так равно и во время выпиливания решеток, так как через уборную ход в клозеты, и благодаря этому почти постоянное движение через означенную уборную, где также помещается общий умывальник. В день побега Тер-Петросянц по обыкновению вышел из камеры в начале четвертого часа пополудни под видом в отхожее место и, зайдя в уборную в присутствии сторожа Жданова и надзирателя Григорьева, снял с себя больничный костюм: халат, кальсоны и, чулки, перелез через пропиленные решетки и бежал по береговой части Куры по направлению к Верийскому мосту, но бежать в кандалах никакой возможности не имел бы, почему, надо полагать, что и кандалы были, здесь же сняты с него и заброшены или же спрятаны, при чем для сокрытия своего участия надзиратель Григорьев и сторож Жданов распорядились спрятать кальсоны в ванной комнате, совершенно отдаленной от уборной, а халат занесен в камеру теми же лицами. Шнур, при помощи которого был спущен Тер-Петросянц через окно, оказался частью привязанный к решетке сверху, а оставшийся кусок тем же Григорьевым снят и спрятан тоже вместе с кальсонами. О побеге, совершенном до 4 часов, Григорьев и Жданов как своему непосредственному начальству, так равно и полиции сообщили лишь около 6 часов вечера, таким образом администрация лишена была возможности преследовать своевременно бежавшего, благодаря чему последний не был задержан, несмотря на энергичные меры чинов полиции. Также установлено, что дежурные сторожа и надзиратели, находясь на дежурстве, не проверялись начальством, не проверялась также приносимая провизия для больных, а в частности для Тер-Петросянца. Последнему приносились сторожами крепкие спиртные напитки в бутылках, как-то: вино, водка и пиво, каковые распивались Тер-Петросянцем вместе с сторожами в ванной комнате. Та же самая попойка была совершена и в день побега. Те же сторожа посылались по поручению Тер-Петросянца надзирателем Григорьевым на квартиру к сестрам Тер-Петросянца за разными поручениями, и вообще Тер-Петросянц себя чувствовал, находясь в отделении, совершенно свободно, а по отзывам сторожей, охранявших его, Тер-Петросянц не был помешанным, почему же, считая его здоровым, давали ему полную свободу. В виду изложенных данных несомненность участия в побеге Тер-Петросянца надзирателя Григорьева и сторожей Жданова и Брагина с несомненностью дознанием установлена, при чем последний из них, Брагин, еще накануне побега ТерПетросянца, под видом суточного отпуска отлучившись из больницы неизвестно куда, скрылся и до настоящего времени не мог быть розыскан. Надзиратель Григорьев и сторож Жданов мною при дознании переданы следователю по наиболее важным делам округа Тифлисского окружного суда Русанову, которым они при своем постановлении и заключены под стражу в Метехский замок. Об изложенном доношу вашему высокородию.

Подлинный подписал: начальник сыскного отделения Гагиев».

Полицмейстер обвиняет врача Орбели, больничные порядки, надзирателей и служителей и повторяет версию о побеге с помощью лиц, связанных службой с психиатрическим отделением. И лишь показания служителя Брагина дают в руки жандармерии путеводную нить к подлинным виновникам бегства Камо.

Поиски Камо прекратились лишь месяца три спустя, когда охранка получила агентурные сведения о прибытии беглеца в Париж. Побег из больницы был совершен с применением простейших средств. Эта простота была одним из вернейших залогов успеха. Посадку на пароход Камо производит с применением маскарада, в котором снова чувствуется издевательство над противником и игра мастерством конспирации.

Через неделю после побега в Батуме через товарища Согорашвили была установлена связь с матросами судов заграничного плавания. С одним из матросов был установлен способ побега. Знакомый парикмахер сделал для Камо парик. Усы он покрасил, оделся в учительскую форму и уехал из Мцхета на велосипеде. Велосипед был заранее приготовлен на Военно-Грузинской дороге. Товарищи ждали Камо около табачной фабрики б. Бозарджианца. Несколько товарищей сопровождали Камо до велосипеда, чтобы отвести глаза властям. На вокзале ему был взят билет, с ним поехал один из товарищей, который должен был взять велосипед из Мцхета обратно в Тифлис

Камо должен был спрятаться в овраге, налево от железнодорожной станции Мцхет и ждать прибытия товарищей. Вот останавливается поезд, и Камо вылезает из-за кустов. Товарищ встречает его и вводит в вагон второго класса. 16 сентября утром они уже в Батуме. Из Тифлиса он выехал в день убийства Столыпина. «Я обижен, что убили Столыпина», — сказал товарищу в вагоне Камо. На недоуменный вопрос он ответил: «Я во что бы то ни стало хотел убить его».

В Батуме Камо остановился у Анеты Сулаквелидзе. Пароход отплыл на второй или третий день. О самом моменте отъезда Камо т. А. Сулаквелидзе рассказывает следующее: «На пароходе все принимали Камо за турка, отъезжающего на родину. У него был соответствующий паспорт. Но делу могло помешать одно обстоятельство, выдававшее Камо,— бельмо на глазу, — след взорвавшейся у него в руках бомбы. Необходимо было хоть на несколько часов замаскировать бельмо. За это дело взялся глазной врач Шатилов. Он выкрасил Камо глаз. И вот Камо, одетый в турецкий костюм и действительно совершенно похожий на турка, взошел на пароход. Полиция, обыскивавшая пароход перед его отплытием, не обратила внимание на какого-то турка. Пароход медленно отчаливал. Камо был спасен».

 

Арест организаторов побега

Немедленно же после побега Камо охранка произвела обыск у его сестер Джаваиры, Арусяк и Сандухты. Хотя, выражаясь языком протоколов, у них «не было найдено ничего предосудительного», но это не избавило двух старших сестер от ареста. Особенное внимание вызывала личность Джаваиры. Жандармерия готовила ей либо тяжелую административную кару, либо, если улики дозволят, процесс. В делах губернского жандармского управления мы находим следующую сводку обвинительных материалов, относящихся к прошлому Джаваиры.

 

«Справка № 4

для приложения к переписке, производимой в порядке статьи 21 положения о государственной охране, на следующих лиц:

1....

2. Горийскую мещанку Джаваиру Аршаковну Тер-Петросянец, 25 лет.

11. Джаваира Тер-Петросянц, по агентурным сведениям, относящимся к 1907 г., принадлежит к числу! членов местной социал-демократической организации большевиков, занималась агитацией и имела у себя дома нелегальную литературу. Наблюдением установлена ее связь с Наталией Павленко и Елизаветой Гориной, квартира коих в г. Тифлисе являлась местом свиданий интеллигентных деятелей местной социал-демократической организации, в виду чего Тер-Петросянц вместе с другими деятелями партии была подвергнута в том же году обыску, не давшему результатов.

При наблюдении за Тер-Петросянц 5 июля 1907 года был убит филер Коротков, при чем убийца не был выяснен, и дело прекращено в порядке 277 ст. 1 ст. уголовного судопроизводства.

По агентурным сведениям, относящимся к 1911 году, бежавший из отделения умалишенных Семен Тер-Петросянц, мог укрываться при содействии своей сестры Джаваиры Тер-Петросянц и мужа тетки Геворка Бахчиева.

В целях выяснения примет Бахчиева и сестер Тер-Петросянц в ночь на 20 августа сего года они были подвергнуты обыску, не давшему результатов.

За начальника тифлисского губернского жандармского управления ротмистр Розалион- Сашальский».

№ 20963. 2 октября 1911 г. Гор. Тифлис.

Арестованы были и многие другие лица, не имевшие ничего общего с Камо.

Общее число таких «заподозренных», взятых под наблюдение, обысканных, а затем частью арестованных и высланных исчисляется по делу о побеге Камо многими десятками. Одни только ордера на производство обысков к справки приведенного типа занимают половину объемистого «дела», носящего название «Переписка в порядке статьи 21 положения о государственной охране об исследовании степени политической благонадежности лиц, способствовавших к побегу», и т. д. Как видим, лица эти по терминологии жандармов не только «могли» способствовать, но «заведомо» способствовали.

Однако, предпринятые охранкой шаги не внесли ожидаемой ясности в дело о побеге. И только арест служителя Брагина, скрывавшегося в Кутаисе, положил конец бестолковым метаниям жандармов. Брагин был подвергнут жестоким пыткам и, не выдержав их, назвал имена организаторов побега.

Пишущему эти строки пришлось иметь дело с Брагиным в Кутаисе непосредственно после побега Камо. Накануне бегства Камо, приехавшая в Кутаис Люба Гоциридзе, встретившись со мной на улице, сказала мне, что у нее есть ко мне серьезное дело. Мы отправились ко мне домой, и здесь она познакомила меня с молодым человеком в штатском костюме. Отозвав меня в сторону, она рассказала мне о бегстве Камо и о том, что человек, которого она привела, был пособником побега. Товарищи, по словам Гоциридзе, поручили мне укрыть Брагина у себя. Он показался нам несознательным человеком, и мы стали опасаться как бы в случае провала он не перешел на сторону охранки.

Я упрекнул т. Гоциридзе в нарушении элементарных правил конспирации. Совершенно излишне было приводить Брагина именно на мою квартиру и знакомить его со мной, я и без личного знакомства нашел бы средство припрятать его в укромном уголке.

Почти целую неделю пробыл у меня Брагин. Присмотревшись к нему, я убедился, что это совершенно сырой материал и что, если его арестуют, он может натворить много бед. Надо было удалить его из Кутаиса. Я попросил т. Датико Лордкипанидзе взять Брагина в свою деревню. Я подослал к Брагину одного из товарищей, и тот в мое отсутствие убедил его в том, что моя квартира очень опасна и что надежнее всего будет переехать в ближайшее село, где для него все готово.

Брагин пробыл несколько недель в деревне. Он очень скучал здесь и, не выдержав одиночества, возвратился в Кутаис. Здесь-то его и арестовали. Брагин в последствии изменил свои первоначальные показания и на суде говорил так, как этого требовали интересы товарищей.

Суд над организаторами побега т. Камо состоялся

только через полтора года — 29 февраля 1913 года. Судились: сестры Камо Джаваира и Ару сяк, Брагин и почти весь состав больничных служителей, дежуривших в психиатрическом отделении в день побега Камо. Брагин был присужден к каторжным работам на шесть лет, сестры же Камо к ссылке на поселение в Сибирь.