Страховой агент Дмитрий Мирский

9 ноября здесь арестован выдававший себя за страхового агента Дмитрий Мирский, родившийся в Баку в 1886 г., при нем паспорт № 193 Р. Р. 1302, выданный австро-венгерским консульством в Тифлисе 20 августа 1907 г. на имя Дмитрия Мирского, страхового агента, едущего в округ Рохатин в Галиции. У Мирского нашли электрические запалы с зарядом взрывчатых веществ, спрятанные в сундуке с, двойным дном. Прилагаю фотографическую карточку и антропометрическую. Мирский утверждал, что сундук он получил в Вене от некоего Василия Петрова для передачи начальнику станции Козловской. Петров, вероятно, живет в Женеве. Как кажется, выдающий себя за Мирского, не тождественен с Мирским, означенным в паспорте. Убедительно прошу в возможно скором времени дать подробные сведения обо всем, что известно, или об этой, как может быть установлено, кажется крайне опасной личности, а также о так называемом Петрове».

Поведение арестованного Камо,— ибо это он скрывался под именем страхового агента Мирского,— и содержимое его чемодана были берлинскому полицей-директору очень подозрительны и дали ему возможность выслужиться перед русским правительством: по просьбе последнего полицей-директор немедленно препроводил багаж и бумаги арестованного в Петербург.

Скорость этой переправы была чисто фельдъегерская. Арест Камо состоялся 9 ноября (27 октября по старому стилю). А 1 ноября по старому стилю департамент полиции уже обращается к начальнику Михайловской артиллерийской академии с просьбой произвести экспертизу отобранных у арестованного террориста взрывчатых веществ и «технических приспособлений».

Департамент полиции ответил на письмо полицей-директора отношением, адресованным чиновнику особых поручений департамента полиции. В этом отношении было пока очень мало конкретного, главным образом были директивы. Командировался для наблюдения за следствием особо-доверенный чиновник.

9 ноября чиновником особых поручений по соглашению с товарищем прокурора С.-Петербургской судебной палаты, видимо, на основе информации охранки, было издано постановление, в котором страховой агент Д. Мирский обвинялся здесь в доставлении в Россию из Болгарии транспорта с оружием. Департамент полиции очень тщательно и подробно средактировал свое второе постановление. И это нe должно нас удивлять. Ему предстояло после ряда неудач столкнуться еще раз по делу Мирского с лицемерной склонностью европейцев даже в полицейской подлости блюсти какую- то формальную законность. Европейцы ничего не имели против того, чтобы быть обманутыми. Но эта их по- кладчатость требовала хороших манер и исполнения процессуальных условностей со стороны русских «заказчиков».

Постановление

«9 ноября нового стиля сего года в г. Берлине было задержано известное лицо, выдающее себя за страхового агента и предъявлявшее паспорт за № 193 Р.Р. 7-1302 на имя Дмитрия Мирского, выданный австро-венгерским консульством в Тифлисе 20 августа 1907 года. У Мирского обнаружены при обыске электрические запалы и снаряды со взрывчатыми веществами, спрятанные в чемодане с двойным дном, предназначенные для отправки в Россию. За означенное преступное деяние задержанное лицо подлежит ответственности по законам Германской империи.

По получении этих сведений в департаменте полиции, в виду сомнений в том, что задержанное лицо является в действительности Дмитрием Мирским, были приняты меры к выяснению личности подлинного Мирского, при чем произведенным на Кавказе расследованием установлено, что в Тифлисе проживает австрийский подданный Дмитрий Иванов Мирский, 20 лет, бывший ученик местных бухгалтерских курсов и конторщик по профессии. 20 августа сего года Мирский явился к австро-венгерскому консулу в Тифлисе, коему заявил об утере своего паспорта за № 262, прося снабдить его другим паспортом для выезда в Галицию в округ Рохатин по делам страхового агентства, где он будто бы служит. Об утрате своего паспорта за № 262 Мирский напечатал объявление в № 165 газеты «Кавказ» 4 августа сего года, о чем и заявил консулу и получил от последнего новый паспорт от 20 августа за №№ 193-1302, т.-е. тот самый паспорт, который был обнаружен у задержанного в Берлине 9 ноября нового стиля лица, у которого по обыску обнаружены взрывчатые вещества. Означенного паспорта у Мирского в настоящее время не оказалось.

По имеющимся в департаменте полиции сведениям, задержанный в Берлине с паспортом Мирского в конце прошлого года принимал участие в доставлении в Россию из Болгарии транспорта оружия, состоявшего из 2000 ружей и 650000 патронов на зафрахтованном для означенной цели пароходе «Зара». Командиром этого парохода был в то время назначен штурман 1-го разряда Афанасий Степанов Каютин-Каютенко, который впоследствии в мае текущего года, был задержан в Одессе под фамилием Морошкина и на допросе в охранном отделении сознался в том, что он не Морошкин, а Каютин-Каютенко.

Означенные деяния Мирского и Каютина-Каютенко заключают в себе признаки преступлений, предусмотренных в отношении первого 51-й и 2-й частями 102 статьи, а в отношении второго 2 частью 102 статьи Уголовного уложения.

В виду изложенного, я, чиновник особых поручений пятого класса при департаменте полиции, коллежский советник Савицкий, по соглашению с товарищем прокурора С.-Петербургской судебной палаты В. Е. Корсаком, постановил: привлечь к настоящему дознанию австрийского подданного Дмитрия Иванова Мирского, 20 лет, и штурмана 1-го разряда Афанасия Степанова Каютина-Каютенко, 27 лет, в качестве обвиняемых: первого по 51 и 2 частям 102 статьи Уголовного уложения и второго по 2 части 102 статьи того же уложения.

С.-Петербург, 1907 года, 28 ноября.

Коллежский советник (подпись).

Товарищ прокурора судебной палаты В. Корсак».

Ноябрьская переписка о страховом агенте Дмитрии Мирском внезапно обрывается в декабре. Департаменту полиции не трудно было при помощи тифлисской жандармерии установить местопребывание и революционный формуляр настоящего Мирского. Очень скоро было установлено, что под фамилией Мирского скрывается Камо. Судя по обстоятельности, с какою прокурор С.-Петербургской судебной палаты излагает революционную биографию Камо, ни сам он, ни информировавший его департамент полиции в конце декабря уже не сомневаются в том, что в Берлине арестован именно Камо.

«Имею честь сообщить первому департаменту, что по ордеру господина министра внутренних дел департаменту полиции в порядке 1035 статьи У. У. С. возникло и производится ныне чиновником особых поручений пятого класса при департаменте полиции Савицким под наблюдением товарища прокурора С.-Петербургской судебной палаты Корсака формальное дознание о нижеследующем:

Осенью текущего года германские власти задержали в Берлине неизвестное лицо, проживавшее по паспорту Дмитрия Мирского, выданному 20 августа 1907 года австро-венгерским консульством в Тифлисе за № 193/1302.

При обыске задержанного оказалось значительное количество взрывчатых веществ, электродвигатель для производства взрывов на расстоянии и огромное количество нелегальной литературы на русском языке.

По имеющимся в департаменте полиции сведениям, лицо, задержанное в Берлине, — кавказский выходец, но не Мирский, так как настоящий Дмитрий Иванов Мирский, проживавший в г. Тифлисе, арестован и Заключен в Тифлисе под стражу после берлинских арестов.

Лицо, арестованное в Берлине, известно департаменту полиции под его партийной кличкой «Камо». Названный «Камо» около 9 лет работает в революционных организациях и слывет весьма ловким организатором всевозможных «технических предприятий». Так, в Тифлисе он устроил лабораторию бомб, в которой месяца четыре тому назад случайно взорвался приготовленный капсюль, поранивший «Камо» кисть руки и правый глаз. Он принимал участие в целом ряде экспроприаций и между прочим играл крупную роль в похищении 200000 рублей из квирильского казначейства в 1905 году. На эти деньги «Камо» вместе с эмигрантом Меером Валлахом (бежавшим из киевской тюрьмы) закупили из-за границы оружие, которое на специально зафрахтованном ими пароходе «Зара» должно было быть доставлено из Варны в Россию. Пароход этот 12 декабря 1906 года потерпел крушение и выбросился на румынский берег. Задержанный румынскими властями груз «Зары» состоял из двух тысяч ружей, 650000 боевых патронов, взрывчатых веществ и огромного количества нелегальной литературы на русском языке. Экипаж «Зары» скрылся в Болгарию, но в мае текущего года в г. Одессе был задержан с подложным паспортом «на имя Никиты Морошкина штурман дальнего плавания Афанасий Каютин-Каютенко, бывший командир «Зары», в то время, когда она была зафрахтована для водворения оружия в Россию.

Последним крупным преступлением, совершенным «Камо» в пределах империи, была экспроприация в Тифлисе 13 июня сего года, когда похищено было 250 000 рублей, перевозившихся из почтовой конторы в отделение Государственного банка. В транспорт с деньгами во время следования его по Эриванской площади было ‘брошено семь бомб и произведен был сильный обстрел из револьверов, при чем убито было два городовых, смертельно ранены три казака и кроме того ранено 19 человек.

Грабеж этот был произведен большевиками тифлисской организации РСДРП при содействии членов других местных сообществ, а во главе всего предприятия стоял «Камо».

Но для того, чтобы точнее выяснить личность арестованного в Берлине, следствие против подлинного Мирского ведется весьма напористо. 20 декабря жандармский ротмистр Пиралов пытался выудить у неге какие-нибудь сведения о Камо. Арестованный по этому делу Мирский проявил себя весьма неподатливым объектом следствия. Он отказался собственноручно писать ответы на предъявленные ему вопросы, не признал себя абсолютно ни в чем виновным, отрицая участие в боевой организации РСДРП и передачу паспорта кому бы то ни было, не признал Камо на предъявленной ему карточке и в конце-концов вообще прекратил дачу показаний. На протоколе допроса нет даже его подписи. Протокол подписан допросчиком Пираловым и понятым из метехских тюремщиков, провожавших Мирского на допрос».

21 февраля 1908 года следователь просит генерального консула в Берлине озаботиться присылкой карточки Мирского. При этом он характеризует преступника следующими словами: «Из сведений, имеющихся у меня, усматривается, что названное лицо принимало участие в разбое на Эриванской площади. Тем же 21 февраля отмечено и «постановление» о судебно-медицинском освидетельствовании Мирского для установления его тождества с Камо, особые приметы которого были известны следователю».

В апреле или в мае следователь Малиновский сделал вторую попытку связать Камо и всех заграничных обвиняемых с штурманом дальнего плавания А. Каютиным-Каютенко, заключенным в Петропавловскую крепость по делу о транспорте оружия на пароходе «Зара». Однако, штурман подобно Мирскому в самой резкой форме отказался давать какие бы то ни было показания: «Заявляю, что по всем этим вопросам, — а вопросы обнимали биографии и взаимоотношения всех затронутых следствием лиц, — я ничего не знаю и никаких ответов на них дать не могу».

Заинтересованный столь быстрой и полной осведомленностью о деятельности Камо департамента полиции следователь уже много времени спустя запросил прокурора С.-Петербургской судебной палаты об источниках его информации.

Ответ прокурора окончательно убеждает нас в том, что дело не обошлось без опытного и ценного для охранки провокатора. Переписка эта велась не в начале следствия, а уже в ноябре — декабре 1908 года, когда секретничать особенно не приходилось.

И тем не менее «сведения о преступной деятельности Семена Тер-Петросова», как полученные путем агентуры, «следственными действиями проведены быть не могут» (отношение 14 декабря 1908 года № 20257).

Несколько месяцев спустя при помощи сидевшего в кутаисской тюрьме предателя Арсения Карсидзе (он же Палавандишвили) личность Камо была окончательно раскрыта*. Заведующий особым отделом департамента полиции Васильев телеграфировал начальнику Тифлисского жандармского управления:

«На № 219 телеграфируйте результатах предъявления Арсению Карсидзе карточки «Камо» задержанного Берлине.

Подписал: заведующий особым отделом Васильев. № 653. 16 апреля 1908 г.».

На эту телеграмму неделю спустя последовал ответ, начинающий новую страницу в истории упорных преследований Камо царским правительством.

_____________________________________________________________________________

Департамент полиции до того знал, что арестован Камо, но для суда и в особенности для вопроса о выдаче его из Берлина одних провокаторских данных было недостаточно. Необходимо было показание какого-нибудь свидетеля, которого можно было вызвать на суд. — М. Л.

 

«Копия разбора шифрованной телеграммы из Тифлиса от начальника губернского жандармского управления на имя господина заведующего особым отделом департамента полиции № 12184 подана 22 сего апреля 1908 г. в 2 часа 26 мин. пополудни.

Показанием Карсидзе изображенный карточке Камо есть житель Гори Тер-Петросян. Проверка показания Карсидзе производится. Результат донесу дополнительной. 505.

Подписал: полковник Еремин».

Уверившись в правильном раскрытии псевдонима Камо, охранка сообщает следователю и данные о его близких. Так, мы находим в деле следующий документ, характеризующий семейное положение «преступника»:

Секретно.

Судебному следователю

по особоважным делам

Тифлисского окружного суда

г. Малиновскому.

НАЧАЛЬНИК  

ТИФЛИССКОГО ГУБЕРНСКОГО

ЖАНДАРМСКОГО УПРАВЛЕНИЯ.

Июня 1908 г.

№ 1202.

Гор. Тифлис.

По району.

 «Сообщаю вашему высокоблагородию, что по полученным сведениям главный руководитель вооруженного нападения на денежный транспорт 13 июня 1907 года на Эриванской площади «Камо» является жителем г. Гори Семеном Аршаковичем Тер-Петросянц.

Названный Семен Тер-Петросянц имеет отца Аршака Тер-Петросянца, жителя г. Гори, где последний ранее занимался доставкой мяса в одну из воинских частей; жена его умерла лет восемь тому назад, оставив пятерых детей, кроме Семена еще четырех дочерей, которых после ее смерти взяла воспитывать сестра последней Елизавета Бахчиева, жительствующая в г. Тифлисе в д. № 3 по Дворянской улице.

Старшая сестра Семена Джаваира Тер-Петросянц, 18 лет, служит кассиршей на Тифлисском фуникулере, а последние три учатся в 3-й тифлисской женской гимназии.

Полковник (подпись)».

В это же приблизительно время, в июле и в августе 1908 года, предатель Арсений Карсидзе дал новые весьма обширные и «откровенные» показания, в которых жандармерия нашла для себя много ценного, хотя правда в них перемешана с ложью.

Он рассказал о делах, участниками которых были его товарищи по заключению, и кроме того по обычаю всех предателей оговорил много ни в чем неповинных людей. Камо он знал лично и, как мы видели, немедленно опознал его по карточке, присланной из Берлина. Однако, жандармы не удовлетворились голословными утверждениями предателя и фактом опознания Камо, они переслали карточки на родину Камо в Гори. «Камо» здесь никто не знал, но Семена Аршаковича Тер-Петросянца помнили многие. Таким образом и охранка и департамент полиции не по одним только агентурным данным, но по результатам формального дознания получили доказательство подлинного имени арестованного.

Секретно, Срочно.

Судебному следователю

по особоважным делам округа

Тифлисского окружного суда

НАЧАЛЬНИК

ТИФЛИССКОГО ГУБЕРНСКОГО

ЖАНДАРМСКОГО УПРАВЛЕНИЯ.

Июля 1908 г.

№ 1705.

Гор. Тифлис.

По району.

«На № 485. В марте месяце настоящего года содержащийся в кутаисской тюрьме арестант Арсений Карсидзе подал на имя временного кутаисского генерал- губернатора заявление, в коем указал на участников ограбления 250 тысяч на Эриванской площади, упомянув в числе участников грабежа «Камо».

По предъявлении Карсидзе фотографической карточки задержанного в Берлине с паспортом Дмитрия Мирского лица, известного под той же кличкой «Камо», Карсидзе признал в нем известного ему «Камо» и показал, что последний был главным организатором означенного грабежа, а также и убийства в городе Александрополе генерала Алиханова, что, как ему, Карсидзе, известно, «Камо» происходит из жителей города Гори, где его хорошо знают местные купцы, и что настоящая его фамилия Тер-Петросянц.

В виду этого фотографическая карточка «Камо» была препровождена мною горийскому уездному начальнику для предъявления таковой местным жителям и родителям «Камо». В исполнении этого требования, горийский уездный начальник надписью от 15 мая сего года за № 36 уведомил, что по предъявлении карточки «Камо» местным жителям последние заявили, что изображенный на карточке имеет большое сходство с Семеном Аршаковичем Тер-Петросянцем, но утвердительно не могут сказать, так как они его видели последний раз лет восемь тому назад. Под кличкой «Камо» они его не знают. По предъявлении же карточки отцу указанного Семена Тер-Петросянца, сыну священника Аршаку Нерсесовичу Тер-Петросянцу, последний также заявил, что изображенный на карточке имеет поразительное сходство с его сыном Семеном, но и он утвердительно не может сказать в виду того, что он ушел от него более 8 лет назад, и тогда у сына не было ни усов, ни бороды. Кроме того сообщенные тем же уездным начальником сведения об отце «Камо» вполне совпадают с имеющимися о нем в департаменте полиции сведениями.

Изложенные данные и послужили основанием утверждать,,что «Камо» есть Семен Аршакович Тер-Петросянц.

Полковник (подпись)».

«Откровенные» показания А. Карсидзе не заслуживают того, чтобы приводить их полностью. Предатель пытался дать допрашивающим его больше фактов, чем их было в его распоряжении. Отсюда ряд мелких клевет, путаница в именах, обвинение революционеров в связях с полицией, недостаточное или заведомо ложное разграничение деяний отдельных революционных партий. Однако, данные о наиболее интересующих нас личностях, о Камо, отличаются и точностью и полнотою.

Карсидзе не заставил себя долго просить. Впрочем последние показания предателя очень бесцветны и общи. Мы находим в них лишь один интересный с точки зрения революционного быта штрих: указание на то, каким образом террористы хранили оружие:

«Общий их адрес следующий, — рассказывает предатель, — где они собираются и почти ежедневно от 3 часов пополудни иногда и до 11 часов вечера, а чаще расходятся в 7—8 часов, на второй Гончарной улица в 8 участке живет Варвара Бочорашвили, старуха, и служит для посетителей гостеприимной хозяйкой. Сюда привез «Камо» 250000 рублей 13 июня. Тут собираются представители социалистической партии. Под квартирой подвал, а в подвале иногда хранится оружие. Во время обыска нужно обратить внимание на стену, завешена ли она ковром. Под ковром стена бывает вырезана и опять замазана незаметным образом, а там хранятся револьверы и бомбы. Также нужно обращать внимание и на кушетки. Их нужно переворачивать вверх дном, сорвать обойку и пощупать сено. В сене бывают револьверы и бомбы».

Розыски следов антиправительственной деятельности Камо велись так энергично, что кое-где стали всплывать полузабытые (его дела. Террористические акты были, конечно, все наперечет, особенно после «откровенных» показаний А. Карсидзе. Но вот жандармерия извлекает из под спуда дело о его батумском аресте с транспортом нелегальной литературы и о побеге из тюрьмы. 31 июля 1908 года начальник Тифлисского жандармского управления направляет судебному следователю по особоважным делам отношение следующего содержания:

Секретно 

Судебному следователю по

особоважным делам округа

Тифлисского окружного суда

Малиновскому.

НАЧАЛЬНИК

ТИФЛИССКОГО ГУБЕРНСКОГО

ЖАНДАРМСКОГО УПРАВЛЕНИЯ.

Июля 1908 г.

№ 2039.

Гор. Тифлис.

По району.

«В дополнение к отношению от 12-го сего июля за № 1205 уведомляю ваше высокородие, что тождественность «Камо» и Семена Аршаковича Тер-Петросянца в настоящее время точно установлена.

В 1903 году, на вокзале ст. Батум, жандармским унтер-офицером Евтушенко был задержан молодой человек, в чемоданах которого было обнаружено значительное количество прокламаций на русском, армянском и грузинском языках. Задержанный оказался Семеном Аршаковичем Тер-Петросовым, который за нахождение у него нелегальной литературы был привлечен помощником начальника Кутаисского губернского жандармского управления в Батумской области к дознанию по обвинению его в преступлении, предусмотренном 252 статьей Уложения о наказаниях. Мерой пресечения в отношении Тер-Петросова было избрано содержание его под стражей в батумской тюрьме, откуда он в сентябре 1904 года бежал, а дознание о нем было представлено в департамент полиции, коим на основании высочайшего повеления от 25-го мая 1904 года, препровождено прокурору Тифлисской судебной палаты. Тогда же, в 1903 году, с Тер-Петросова были сняты фотографические карточки анфас и в профиль, имеющиеся в настоящее время в моем распоряжении. Сличением последних с карточками «Камо», снятыми с него в Берлине, точно устанавливается тождественность изо-браженных да них лиц, на основании чего можно положительно утверждать, что «Камо» есть Семен Аршакович Тер-Петросянц, он же Тер-Петросов.

Полковник (подпись)».

16 августа того же года фотографические карточки Камо с пересказом только-что приведенного отношения препровождаются чиновнику особых поручений пятого класса при департаменте полиции А. Т. Васильеву. Круг розысков по делу о Камо закончен. Налицо все данные для сооружения обвинительного акта как для внутреннего употребления, так и для убеждения берлинских властей в необходимости выдать Камо отечественной жандармерии. Установлены его происхождение, его родичи, их занятия и имущественное положение.

По всей России идет сыск в поисках укрывающихся товарищей Камо. Не обходится дело и без курьезов на почве далеко не курьезных преследований. В дошедшем до нас «секретном отношении» от 26 августа 1908 года мы находим отчет Терского областного жандармского управления о неудачной попытке арестовать некоего Левана Каландадзе, при чем жандармерия 1 открыто признается, что она совершила свой набег, основываясь лишь на созвучии имени арестованного с именем одного из участников экспроприации на Эриванской площади. Преследуемый ловко провел своих преследователей. Заключительные строки приводимого документа рисуют яркую бытовую сцену отошедшей эпохи: пьяного казака, слоняющегося по улицам Пятигорска в поисках ускользнувшего арестанта, и догадливого Каландадзе» применившего к туповатому «блюстителю порядка» наиболее простой и верный метод — игры на слабости к алкоголю.

Секретно.

Чиновнику пятого класса

при департаменте полиции

А. Т. Васильеву.

НАЧАЛЬНИК

ТИФЛИССКОГО ГУБЕРНСКОГО

ЖАНДАРМСКОГО УПРАВЛЕНИЯ.

26 августа 1908 г.

гор. Тифлис.

По району.

 

«По делу об ограблении 250 тысяч на Эриванской площади.

Начальник Терского областного жандармского управления секретной запиской от 17 сего августа за № 6758/114 уведомил меня, что, производя розыск

лиц, которые по показанию содержащегося в кутаисской тюрьме арестанта Арсения Карсидзе принимали участие в ограблении 250 тысяч на Эриванской площади, получил сведения, что в станице Ессентукской, в ресторане, в саду Габуния, служит некий Леван Каландадзе, заподозренный в получении в посылках, отправляемых по почте из г. Озургеты от какого-то еврея фальшивых кредитных билетов трех- и сторублевого достоинства и в сбыте таковых.

23 минувшего июля у Каландадзе был произведен обыск, не давший никаких результатов, которые могли бы подтвердить означенные сведения. Но в виду совпадения его имени и фамилии с одним из участников грабежа на Эриванской площади Каландадзе был арестован и на следующий день ессентукским полицейским приставом был отправлен в сопровождении одного казака в город Пятигорск. Дорогой Каландадзе напоил казака и скрылся, а казак был подобран полицией пьяным на одной из улиц города Пятигорска. Розыск Левана Каландадзе производится.

Полковник (подпись)».

Жандармская одурь

Если бы провокатор Житомирский не выдал Камо в Берлине и если бы вследствие этого внимание русских властей не сосредоточилось на личности этого большевика-подпольщика, больше чем через год после экспроприации на Эриванской площади громадная масса совершенно непричастных к делу людей оказалась бы обвиненной в соучастии. И суд и охранка широко воспользовались неограниченным своим правом уловлять и испытывать подозрительных по благонадежности граждан империи. Ни следователь, ни охранка в течение очень долгого времени не могли открыть истинных организаторов экспроприации. Подозрительность их и рвение были возбуждены до крайности. Понукания сверху, желание выслужиться и оскорбленное самолюбие заставляли их не разбираться в средствах сыска. Враги чудились им всюду. Все дело Камо — это нескончаемый ряд промахов и глупостей, допущенных следователями и охранкой. И те и другие чувствовали, что им не повезло. Они были бессильны разорвать крепко спаянное кольцо конспирации. До появления на сцену в Берлине провокатора Житомирского сплоченный отряд боевиков, руководимый Камо, видимо, был свободен от «освещения» изнутри. И вот растерявшаяся и без того неразборчивая в средствах, озлобленная, пристыженная власть окончательно теряет равновесие. Она начинает хватать десятками заведомо невинных обывателей, она прислушивается к показаниям психически больных, посылает своих агентов во все концы России и Европы, подбирает случайных предателей, совещается с прачками и дворниками, что-то, где-то услыхавшими, что-то у кого-то подглядевшими, посвящает их показаниям объемистые фолианты («Дело Камо», тт. II и III).

Документы такого рода, как допросы психически больной Межебовской или прачки Востряковой, не должны, по нашему мнению, бесследно истлеть в государственных архивах.

13 июня 1907 года произошла экспроприация на Эриванской площади, а уже на следующий день, 14 июня, «в помещение Тифлисского комендантского управления явилась девушка, назвавшаяся Аделиной Григорьевной Межебовской, и заявила, что вчера утром во время нападения она бросила бомбу».

Следователь в восторге от столь быстрого раскрытия преступников. Он допросил ее в качестве обвиняемой. Его ни на секунду не смутило то обстоятельство, что Межебовская отрицала свое участие в эксе и настаивала на том, будто «бросила бомбу без всякой цели, не зная, что готовится нападение на кассира Государственного банка». Он слепо записал ее показание, что она вышла из дома без бомбы и не отдает себе отчета в том, когда и как бомба очутилась у нее в руках. «Помню себя лишь с бомбою, — бредит она,— возле кондитерской Салакая, при чем помню, что бомба была у меня в зонтике, но кто се положил туда, когда и при каких обстоятельствах, я не помню, вернее всего я сама положила бомбу в зонтик... Бомба была формы лимона и не больше его... Когда на Эриванской площади раздался гул от взрыва, я помню хорошо, что я бросила бомбу вперед в пространство, взмахнув рукою, и бомба моя разорвалась... Бросив бомбу, я вероятно сейчас же отправилась домой, хотя сказать не могу, сейчас я ушла или спустя некоторое время». Затем следует ряд деталей и имен. Все детали показания Межебовской бессвязны, в памяти ее зияют явные провалы, поступки ее не мотивированы, ссылки фантастичны. И тем не менее следователь по соглашению с прокурором помещает ее в Метехский замок. Несмотря на убеждения близких и свидетельства пользовавших ее врачей, что Межебовская психически больная и что в день экспроприации вовсе не выходила из дому, несмотря на подтверждающие этот факт выводы особого врачебного освидетельствования, следователь 16 июня снова допрашивает Межебовскую. Второй документ носит еще более сумбурный характер, и только после его подписания «обвиняемая» отпущена на свободу, но с нее взято обязательство «по первому требованию являться к производимому обо мне следствию и не отлучаться с постоянного местожительства».

Вслед за освобождением Межебовской в Тифлисе начинаются массовые аресты «подозрительных лиц». Начальник Тифлисского охранного отделения арестует в первую голову шесть человек. Люди эти, среди которых не оказалось ни одного подлинного революционера, по «данным агентуры» «причастны» к делу экспроприации, «ибо они, нигде не служа и не имея определенных занятий, вели довольно-таки подозрительный образ жизни: в разговорах высказывали анархические взгляды, ругая и понося правительство». В справке об аресте приводятся домашние разговоры арестованных, характеризуются их семейные отношения, перечисляются их дружеские связи.

С 28 июня следователь начинает по неизвестным нам причинам искать... «самоубийц, покончивших с собою начиная с 13 июня и по сегодняшний день». Он запрашивает полицмейстера, а тот — подчиненных ему приставов, «когда, при каких обстоятельствах и по каким известным вам причинам» произошли зарегистрированные в Тифлисе самоубийства.

В целом ряде районов самоубийств не оказалось. Но вот в одном из них покончил собою выстрелом из револьвера кутаисский мещанин Н. Н., «причиною чего, как выяснено дознанием, была отвергнутая любовь». Протокол об этом направлен одновременно товарищу прокурора.

В июле тифлисский полицмейстер еще раз «экстренно» и «секретно» требует данных о самоубийцах, но истекший период был, видимо, вполне благополучен в жизни тифлисских граждан, и следователь прекратил свою охоту за мертвецами.

Как мы видим из отношения временного тифлисского генерал-губернатора от 10 августа, за один неполный месяц «дело» о лицах, задержанных по подозрению, достигло уже ста восьмидесяти пяти листов. Однако, ни один из этих листов не заключал сколько-нибудь серьезных улик против кого-либо из арестованных. Поэтому генерал-губернатор советует следователю в случае, «если вами не будет добыто данных, достаточных для привлечения к уголовной ответственности (упомянутых лиц), то, не освобождая их из-под стражи, перечислить обратно содержанием за мною, так как лица эти по моему распоряжению будут высланы в одну из северных губерний империи».

Как фантазировала охранка в поисках виновников экспроприации, можно заключить из приводимых ниже документов.

Первый из них относится к Тифлису.

Начальнику Тифлисского

губернского жандармского

управления.

 

НАЧАЛЬНИК

ТИФЛИССКОГО ОХРАННОГО

ОТДЕЛЕНИЯ.

Июня 1907 года.

№ 2488.

«По данным агентуры шайка, совершившая экспроприацию денежного транспорта на Эриванской площади 13-го сего июня, состояла из 12 человек, из числа коих выяснены на основании данных внутренней агентуры: Ражден Исааков Парасаташвили (революционная кличка «Ладо»), проживающий в доме № 6 по Ахпатскому переулку, по профессии рабочий; Ефрем Андреев Чикваидзе, маляр, проживающий в собственном доме, № 8, по Телетской улице, и содержатель духана по Сурп-Карапетскому подъему против Сурп-Саркисской церкви Коте Квириашвили, проживающий в доме № 7 по Телетской улице; он находится под судом и отпущен на поруки, духан же его служит притоном грабителей. По тем же сведениям деньги были увезены в Ортачалы в духни, находящийся в саду, владельцу которого грабителями было заплачено 1 000 рублей. Около этого духана есть колодезь, куда грабителями было решено бросить деньги в случае появления полиции. На всех вышепоименованных лиц агентура указывает как на активных деятелей, в деле ограбления 250 тысяч, вследствие чего в квартирах их в ночь на 29 сего июня по моему распоряжению был произведен обыск, а сами они задержаны и заключены под стражу с зачислением за вашим высокоблагородием.

Об изложенном доношу.

Ротмистр (подпись)».

Второй документ является откликом на тифлисский призыв о бдительности со стороны нижегородской охранки:

Секретно.

Начальнику Тифлисского

губернского жандармского

управления.

 

НАЧАЛЬНИК

НИЖЕГОРОДСКОГО ГУБЕРНСКОГО

ЖАНДАРМСКОГО УПРАВЛЕНИЯ.

Июня 1907 г.

 «На телеграмму вашу от 25 сего июня за № 4056 сообщаю следующее. В Нижний прибыло несколько нелегальных лиц, от которых агентуре удалось получить следующее: в ограблении в городе Тифлисе 250000 тысяч участвовало 35 человек, из которых двое убиты и один ранен и отправлен в Михайловскую больницу; последний как бы из числа публики, случайно находившийся на месте ограбления. Имя и фамилия раненого неизвестны. Ограбленные деньги, по словам сообщавших, отвезены в Москву.

Из нелегальных двое арестованы. Оба арестованные отрицают свое пребывание в Тифлисе и вообще отказываются дать какие-либо объяснения; по сведениям агентуры, шайка эта прибыла в Нижний с экспроприаторской целью, других сведений в моем распоряжении не имеется, но о полученных я считал необходимым сообщить вам; в случае мною будут добыты новые указания, касающиеся Тифлиса, сообщу дополнительно.

Генерал-майор Левицкий».

Третий документ указывает, какую роль в следствии и в «агентурных сводках» играли самые обыкновенные обывательские сплетни:

Срок два дня.

Копия с отношения судебного следователя И. Г. Малиновского от 19 июля с. г. за № 542 на имя тифлисского полицмейстера.

«По частным сведениям мне известно, что недавно в один из духанов г. Тифлиса явились двое и предложили духанщику разменять 500-рублевый кредитный, билет: духанщик, усмотрев, что билет этот из числа похищенных 13 июня с. г. на Эриванской площади, дал знать об этом в полицейский участок, но когда чины полиции явились в этот духан, то в нем ни неизвестных этих двоих, ни кредитного билета не застали. В виду этого прошу распоряжения вашего высокородия немедленно установить и о последующем мне сообщить, действительно ли имел место описанный мною случай, и в утвердительном случае, когда и в каком именно духане, к какому именно духанщику, кто именно приходил с 500-рублевым кредитным билетом -для размена и кем из чинов полиции были приняты меры к Задержанию приходивших по заявлению духанщика.

Подлинное подписал: Малиновский».

Настоящую копию препровождаю гг. приставам вверенной мне полиции для установления требуемых сведений в двухдневный срок.

Показания прачки Востряковой представляют собою настоящую полицейскую поэму.

«Я занимаюсь стиркой белья по частным домам, — сообщает гражданка Вострякова следователю Малиновскому, — мой муж прежде служил в Казенном театре музыкантом, а теперь занимается перепиской нот. Он — пьяница, и я не живу с ним... Перед первой забастовкой я жила в доме Сулханова на Петровской улице. Я вдруг стала замечать, что в квартире Сулханова идет какой-то ремонт — возят кирпичи, ссыпают землю... Когда работа кончилась, я поинтересовалась посмотреть, какой ремонт они сделали у себя, но, войдя в квартиру, застала все попрежнему и никаких следов ремонта не нашла. Это меня поразило, и я подумала, что это что-то неладное». Вострякова стала следить за Сулхановым. Как-то к Суланову приехал сын — «он оказался бежавший с военной службы». Некоторое время спустя к дому Сулханова на дрогах привезли семь ящиков и старую лавочную вывеску, которые были отнесены на чердак. Вострякова тут как тут: поинтересовалась, что в ящиках. «Макароны», ответил Сулханов. «Но я тогда же усомнилась, — проницательно сообщает она, — ящики были очень тяжелые, это было видно... Я сообразила, что в этих ящиках привезли что-то недоброе, и их запрятали в заранее приготовленном пом