Приключения барона Мюнхаузена в плену у турок и возвращение на родину

В жизни очень часто случаются неожиданности. Как мне ни везло во время турецкой войны, а конец всё же был невесёлый. Не помогли мне ни ловкость моя, ни мужество, ни быстрота и выносливость моей лошади. Я попал в плен к туркам, разделив эту несчастную участь со своими товарищами. Вообще плен не страшен, но для военного человека очень тяжёл, так как неприятно сознавать свою беспомощность, в то время как твои соратники доблестно защищаются и покрывают себя славой новых побед. На меня хуже всего подействовал странный обычай турок продавать пленников, как невольников, в услужение сановникам.

К моему несчастью, меня не выменяли на какого-нибудь пленного турка, а отправили в турецкую столицу Константинополь и продали в рабство. Я был принуждён исполнять странную работу, не трудную, но очень скучную: меня назначили пчеловодом в саду султана. Я должен был каждое утро выгонять всех пчёл на луг, пасти и сторожить их там целый день, а к вечеру опять загонять всех до одной в ульи. Признаться, мне, начальнику целого отряда гусар, такое занятие было очень обидным, но делать было нечего, и я решил примириться со своим новым положением. Моя осведомлённость во всех делах и здесь помогла мне, – я очень скоро познакомился со всеми своими воспитанницами и мог свободно отличать одну от другой. Как-то вечером я загонял своих пчёл в ульи и заметил, что одной из них не хватает. Оглянувшись, я увидел, что два больших медведя напали на бедную пчёлку. Видно, они хотели разорвать её в клочки, надеясь полакомиться мёдом. Подойти к ним без всякого оружия было опасно, а со мной не было ничего, кроме серебряного топора. Каждый раб султана, служивший в его садах, имел при себе такой серебряный топор. Я бросил его в медведей, чтобы хотя бы напугать их. В медведя я не попал, но мне удалось освободить несчастную пчёлку от страшных зверей, так как они испугались и быстро удалились в лес. Топор же, брошенный с большой силой, пролетев над головами медведей, летел всё выше и выше, пока, наконец, не упал на Луну.

Как его теперь достать? Где я возьму такую лестницу, чтобы влезть на Луну? Тут я вспомнил, что турецкие бобы растут быстро и часто достигают необыкновенной высоты.

«Попробую, может быть, что-нибудь из этого и выйдет!» – подумал я и немедленно посадил в землю несколько бобов. И что вы думаете? Последствия превзошли все мои ожидания! Боб стал расти так быстро, что моему удивлению не было конца. У меня на глазах стебель тянулся вверх и, наконец, поднялся так высоко, что через несколько часов его верхушка спряталась в небе и своими усиками зацепилась за нижний рожок Луны. Я был в полной уверенности, что вся Луна обвита цепкими усиками бобов, и немедленно полез по крепкому стеблю на небесное светило.

Мне пришлось употребить много сил и настойчивости, чтобы справиться с назойливыми усиками, которые завивались о мои руки и ноги, но в конце концов я добрался до Луны без всяких серьёзных повреждений.

Найти серебряный топор было очень трудно, – там всё блестело, будто выкованное из серебра, и в таком сверкании невозможно было сразу его рассмотреть. Всё же через несколько часов я нашёл его в большой куче соломы и другого мусора.

Теперь нужно было спуститься обратно на Землю, так как жизнь на Луне мне показалась непривлекательной. Но, пока я искал свой топор, жгучие солнечные лучи так высушили усики и все листья моего боба, что он мог рассыпаться в любой момент. У меня же не было никакого желания при спуске сломать себе шею, и я стал придумывать другой способ передвижения.

«Что же мне делать?» – грызла меня неотступная мысль. Я вспомнил про солому, в которой нашёл свой топор, и сейчас же свил из неё длинную верёвку. Обрадованный собственной находкой, я быстро привязал конец верёвки к одному из рогов Луны и с осторожностью стал спускаться по ней вниз. Моя левая рука скользила по верёвке, а правой я держал свой топор. Таким образом я прополз по верёвке до самого конца, а дальше – хоть виси между небом и землёй! Но я быстро догадался, как помочь горю: обрубил у себя над головой лишний конец верёвки, привязал его к нижнему и стал опять спускаться. Так я подвигался всё ниже и ниже, пока не добрался до облаков. Но от частого обрубания и связывания моя верёвка перетёрлась и оборвалась, и я полетел на землю.

Упав с большой высоты, я получил сильный удар и потерял сознание. Когда я раскрыл глаза, то, к своему удивлению, увидел, что моё тело в силу инерции вошло в землю по крайней мере футов на девять. Отдохнув немного, я принялся устраивать нечто вроде лестницы и с трудом выбрался из ямы. Мой вид был ужасен, вы сами можете догадаться, как я выглядел после таких приключений.

Это страшное происшествие дало повод многим словоохотливым рассказчикам пустить нелепый слух, будто я ногтями выцарапал ступеньки, по которым взобрался на поверхность земли. Но кто не знает, что это только злая шутка? Зачем мне было употреблять ногти, когда со мной был серебряный топор, которым удобнее и легче сделать лестницу! Трудно представить, как мне вредят все эти непрошеные рассказчики. От них можно услыхать такие небылицы, которые поистине подрывают веру во все мои рассказы о действительных приключениях.

Могу вам рассказать ещё об одном происшествии, случившемся со мной, когда я пас пчёл. Вам известно, что медведи очень любят мёд, и мне они прямо-таки не давали покоя. Нескольких пчёл они разорвали в клочки, почуяв в них мёд; наконец, грозили разбить улей. Нужно было как-то освободиться от их назойливости. Я припомнил, что в детстве ловил мух на палку, обмазанную клейким сиропом, и решил применить такой же способ к ловле медведей.

Недолго думая, я приступил к выполнению своего плана.

Наступил вечер, приближалось удобное время для моего опыта. Я обмазал мёдом оглоблю стоявшей на пасеке кареты, а сам спрятался в густых кустах цветущей сирени. Выжидать, к счастью, долго не пришлось. Но, почуяв запах мёда, огромный медведь неуклюже приблизился прямо к карете и стал так жадно лизать мёд, что не почувствовал даже, как начал зализывать в горло оглоблю. Оглобля постепенно прошла в пасть, через горло в желудок и наконец через все внутренности вышла наружу. Я следил в кустах за каждым движением медведя и с нетерпением ждал, когда он проглотит всю оглоблю.

Ранним утром, во время своей прогулки, султан зашёл на пасеку и, увидев медведя, насквозь проткнутого оглоблей, смеялся до слёз. Он попросил меня рассказать, как я ухитрился это сделать, и мне удалось приобрести большое расположение султана.

Вскоре после этого случая Россия заключила мир с Турцией. Меня, вместе с другими военнопленными, отправили почтовым фургоном на родину.

Зима в этот год стояла страшно суровая. От сильного холода даже солнце отморозило себе уши и получило крепкий насморк, а на лице его до сих пор остались тёмные пятна после тех невиданных морозов. Вот эти-то холода заставили меня на обратном пути пережить больше невзгод и неудобств, чем когда я путешествовал по России.

Приключений в этой поездке была такая масса, что не хватило бы дня и ночи беспрерывно рассказывать вам, но, чтобы дать хоть малейшее представление о тех холодах, я расскажу вот о чём.

В плен меня взяли вместе с моим любимым конём, а так как он был очень редкой породы, султан распорядился оставить его в своих конюшнях и никогда не показывать его мне из опасения, чтобы я не удрал из плена.

После заключения мира, несмотря на мои просьбы, моего коня мне так и не вернули, и я должен был возвращаться на почтовых перекладных.

Однажды мы проезжали лощиной по узкой тропинке между холмами. Чтобы не натолкнуться на кого-нибудь впереди, я приказал ямщику трубить в рожок и таким образом останавливать едущих нам навстречу. Парень послушался и стал дуть в свой рожок изо всех сил. Не раздалось ни одного звука! Он снова понатужился: дул, дул, но все старания были напрасны. Кто-то сказал даже, что это нехороший знак, но я не суеверен и не обратил на это никакого внимания. Неприятно было, однако, то, что каждую минуту мы могли столкнуться с такими же несчастными путниками. Но делать нечего; мы двинулись вперёд на авось и действительно вскоре увидели приближающуюся нам навстречу карету, занявшую всю дорогу, так что разминуться не было никакой возможности.

Вот досада, хоть возвращайся назад! «Нет», – подумал я, сейчас же соскочил со своей кареты и вместе с ямщиком выпряг лошадей. Потом я взял на плечи карету со всей поклажей, перепрыгнул на холм и пробрался через громадные сугробы снега и глубокие рвы в поле. Это была нелёгкая задача, но я выполнил её безукоризненно, даже не сдвинув с места багаж. Таким же образом я перенёс лошадей, взяв под мышку по лошади. Признаюсь, лошадей было переносить гораздо труднее, так как живое существо сопротивляется, и две лошади вместе весили куда больше одной кареты. Но возвращаться за каждой в отдельности я счёл для себя унизительным и в один прыжок был уже возле кареты с двумя лошадьми.

Когда ехавшая нам навстречу карета проехала, я снова перенёс на дорогу карету, а затем и лошадей. Ямщик, обрадованный таким исходом неприятной встречи, уже сам впряг лошадей, и мы, без всяких приключений, счастливо доехали до следующей почтовой станции.

Да, я забыл вам сказать, что одна из лошадей была ещё очень молодая и пугливая. В то время, как я второй раз переносил её уже с поля на дорогу, она так расходилась и стала так сильно бить ногами, что привела меня на одну минуту в сильное замешательство. Выпустить её из-под руки я не мог, так как она могла убежать и завязнуть где-нибудь в сугробе. Усмирить её тоже было трудно, так как обе руки были заняты. Тогда я засунул её ноги в карман своего сюртука, и она вынуждена была смириться.

Вы, должно быть, думаете, когда же я наконец расскажу о морозах?

Попрошу вас быть терпеливыми, сейчас вы узнаете и об этом. Угадайте, почему рожок не играл, хотя ямщик дул в него так сильно, что чуть не лопнул? Я вам расскажу.

Мы добрались до почтовой станции. Ямщик мой уселся поближе к печке, повесил на один гвоздь шапку, на другой гвоздь, над самым камином, повесил рожок. Я тем временем задремал после утомительной дороги. Вдруг над нашими головами раздались оглушительные звуки.

– Тра-та-та! Тра-ра-ра!.. Ту-ту-ту!..

Я был в недоумении, не понимая, в чём дело. Ямщик подумал было, что это тревога; но дело скоро выяснилось. Рожок от тепла оттаял и без посторонней помощи, сам собой начал играть всё то, что за целый день надул в него ямщик. Сначала он дал сигналы, которые были сделаны ямщиком, когда мы ехали по узкой тропинке меж холмов; потом рожок заиграл что-то весёлое на мотив «По улице мостовой».

Мы в изумлении смотрели друг на друга, как бы спрашивая, что это такое? Чистые и ясные звуки всё продолжали свободно выходить из рожка, напевая различные мелодии русских народных песен. Этот интересный инструмент в продолжение целого часа забавлял нас прекрасными произведениями. Нам удалось познакомиться с такими песнями, как «Закувала та сыва зозуля», «Ой зацвела червона калына», и многими другими. Между прочим, были и исторические думы о вольных походах запорожцев на турецкие владения. Случай с рожком, кажется, был последним приключением во время моего путешествия по России.

Так вот, милостивые государи, теперь вам, должно быть, ясно, что в России бывают такие морозы, от которых даже звуки замерзают.

Вы улыбаетесь?!. Я сам не люблю, когда путешественники, рассказывая о своих приключениях, говорят гораздо больше, чем было в действительности. Нет ничего удивительного, что подобные истории вам кажутся иногда невероятными и невозможными.

Но смею вас уверить, что в моих приключениях нет ни капли вымысла, и мне чрезвычайно больно и обидно ваше недоверие, тем более что я намереваюсь рассказать вам ещё о своём морском путешествии и приключениях на море.

Всем известно, что море богаче всякими необыкновенными происшествиями, чем суша.

Если вы не доверяете моим рассказам о приключениях на суше, то что же будет с приключениями на море?

Господа, я очень прошу усомнившихся в истине моих рассказов сознаться и отложить эту книгу. Я не могу свободно рассказывать вам о своих действительных приключениях, сознавая, что мне не верят, пожимают плечами, переглядываются и даже без стеснения смеются. Все мои дальнейшие приключения столь же правдивы, как и предыдущие, несмотря на кажущуюся невероятность.