Часть 3. Путник слышит музыку гор там, где ее играют

Ренфро‑вэлли, Кентукки «Пырейный штат» зимой холоден и бур. Темнеет рано, и лошадей заводят на ночь в отапливаемые конюшни. Фермеры коротают время вкруг пузатых печурок с банджо и кувшином и – иногда – за разговором. Гостей зимой немного. И делать особо нечего.

Здесь, в округе Рок‑Кастл, самое больше событие недели – шоу субботним вечером в крошечном местечке под названием Ренфро‑вэлли, в переоборудованном под студию звукозаписи большом сарае, который стоит на трассе 25 приблизительно в пятидесяти милях к югу от Лексингтона.

* * *

Десять лет назад меломаны слетались сюда, как паломники к святилищу, – не только из близлежащих городков Кентукки, но и со всей страны. Сюда ехали ради музыки кантри и «певческих марафонов», а еще посмотреть на «старый кентуккийский амбарный пляс», о котором так часто слышали дома по радио. Шоу так разрослось, что однажды субботним летним вечером явилось пятнадцать тысяч человек, и крупный журнал послал фотографов запечатлеть происходящее для будущих поколений.

Сейчас, наверное, приедет от силы сто пятьдесят человек. Приедут из Береа, Крэб Орчарда и Причерсвиля и из местечек вроде Египта и Шоулдерблейда по ту сторону гор. Из других штатов мало кто будет. Недостаточно, чтобы оправдать использование сарая, который закрыт до весны, когда толпы снова повалят.

* * *

Зимой съезжаются только местные. Местные музыканты, везущие с собой гитары, басс‑скрипки, и старые песенники собираются в студии записывать радиопередачу, которую до сих пор можно услышать в некоторых городках, но в сравнении с прошлыми годами их все меньше. Передача начинается около семи и заканчивается в девять тридцать – приблизительно в то время, когда певцы хилбилли и чемпионы «пырейного банджо» разогреваются в «Герде» нью‑йоркского Гринвич‑виллиджа.

Местным нет дела до приезжих. Спроси, что творится в Ренфро‑вэлли, и они пожмут плечами: «Мало чего». Захочешь пойти после восьми вечера в ресторан, то, если найдешь, у кого спросить дорогу, тебя отправят в Лексингтон, в часе езды. Если мучит жажда, тебе скажут: «У нас сухой округ». Пауза. «Да, сухой округ». Опять пауза. «Может, если проедешь немного по шоссе, найдешь какую‑нибудь забегаловку. Может, там кто‑нибудь тебе нальет».

Поэтому, если ищешь в этих краях развлечений, едешь в Ренфро‑вэлли, и пораньше. В студии тепло и музыка не менее реальна, чем люди, которые ее играют.

– Ну, а теперь, для всех ребят там, в радиомире, хочу сказать, к нам тут одна девчонка приехала. Малышка Бренда Уоллен из Винчестера, полагаю…

И малышка Бренда поет: «Крааасииивая ложь, крааасии‑ивая ложь… Сердце разобьет… В прекрасном обличье…»

Потом квартет братьев Хиббард, худые лица горцев и толстенные запястья, торчащие из габардиновых рукавов: «Ох, как повеселимся на небесах…»

Шепоток одобрения в аудитории. В задней части помещения загорается вспышка. Шоу набирает обороты. К микрофону выходят сестры Фармер с бойкой версией «You are the reason».

* * *

Несколько одобрительных криков из толпы, краткий риф на скрипочке от мужика возле пианино, потом кто‑то поднимает руку, прося тишины. Время рекламы.

– Вот эта будет длинная,‑ говорит ведущий, глядя в желтый сценарий. – Поэтому давайте дадим ее всю разом и отвяжемся.

Смешки из зала. Все ухмыляются, когда ведущий очень серьезно зачитывает рекламу в микрофон, который донесет ее звук один Господь Всемогущий знает куда.

* * *

Закончив, ведущий с облегчением вздыхает – тоже в микрофон. Всеобщий смех, и шоу идет своим чередом. Тем временем «Greenbriar boys» настраивают инструменты у «Герды»: через несколько часов там выстоится длинная чопорная очередь, жадная до последней сенсации кантри.

В графстве Рок‑Кастл половина десятого и «старый кентуккийский амбарный пляс» закончен до следующей недели. Лишь несколько человек остается в студии. Один – Джон Лэйр, уроженец здешних мест и в прошлом диск‑жокей, который вернулся из Чикаго, чтобы принести известность Ренфро‑вэлли. Здесь начинал Ред Фоули. И «Coon Creek sisters» – они родом из деревушки в холмах под названием Крепче‑защепи‑их‑Холлер.

* * *

Выражение «пырейная музыка» Лэйра искренне озадачивает. Он считает, тут какая‑то ошибка.

– Это ж старая добрая музыка гор, – утверждает он. – Та самая, которую играют больше ста лет. – Усмехаясь, он качает головой. – Только попробуй обозвать ее «пырейной музычкой» в Лексингтоне, такая драка будет!

Лэйр прощается и уходит домой. Стоянка снаружи почти пуста. У приезжего лишь два варианта: ехать в Лексингтон перекусить и, возможно, подраться либо спешить в ближайший мотель.

* * *

В нескольких милях по шоссе – городок под названием Николасвиль, где владельцы мотелей после того, что считают приличным часом, даже к двери не подходят. Когда я остановил прохожего и спросил почему, он сказал, что он шеф полиции и предложил сдать мне койку в своем доме.

Я вернулся к мотелю, прошел в контору, зажег свет и, сняв с крючка ключ, сам нашел номер. На следующее утро понадобилось двадцать минут, чтобы найти, кому заплатить, а тогда мне сказали, что в будущем мне тут будут не рады, потому что машина у меня с луисвилльскими номерами. Тут городских мальчиков не любят, особенно когда те шляются по ночам.

Если, проезжая через Кентукки, планируете заночевать, вселяйтесь в номер пораньше. А если перед сном хотите пунша, помните, что в восьмидесяти шести из ста двадцати графств местные не пьют ни капли – пока не заведете себе друзей. Забегаловки с алкоголем редки, и от одной до другой далеко, и непредусмотрительный обычно ложится спать трезвым.

Утра зимой хмурые. Просыпаясь, почти всегда видишь серое небо и добрый сельский завтрак: жареные сосиски или бекон, яичница, жареная картошка и тарелка бисквитов с маслом и яблочным джемом. Потом, после нескольких чашек кофе, двигаешь дальше.

Куда бы ты ни направлялся – на север, через сердце «Пырейного штата», на запад, через Луисвилль, на восток в горы или на юг к Теннеси, – чтобы попасть на место, долго едешь по холодному голому краю.

На узких шоссе не разгонишься, полно времени смотреть на белые заборы и размышлять, что такого находят пожевать коровы на замерзших полях. Уйма времени слушать проповеди по радио или одинокие выстрелы из обреза где‑то в стороне от дороги.

В «Пырейном штате» некуда торопиться, особенно зимой, когда деревья голые, сараи побелели от инея, а большинство местных сидят у печек.

Chicago Tribune, 18 февраля, 1962