Глава 7. Утверждение в марксизме

1 марта 1881 г. народовольцы в Петербурге убили царя. Событие произвело большое впечатление на всю Европу. Все были возбуждены удачным покушением на жизнь Александ­ра II и возлагали надежды на серьезные уступки со сторо­ны правительства. Особенно много толков вызвало оно среди русских эмигрантов-социалистов. Общее настроение среди них было таково, что в России надо ждать перемен. Дейч писал: «Даже самые отчаянные скептики уверовали в магическую силу динамитной бомбы...» ¹.

Коснулись эти настроения также Засулич, Дейча и осо­бенно Стефановича. Только Плеханов держался другого мне­ния. Он писал: «...Что касается меня, то я и в письмах к сво­им друзьям и на собраниях русской колонии в Париже, — где я жил в то время, — не раз высказывал свое убеждение в том, что «покончив» с Александром II партия «Народной во­ли» нанесла смертельный удар самой себе и что на первое марта 1881 г. мы должны смотреть, как на начало конца «на­родовольства» (т. 13, с. 27). Дейчу он говорил, «что убийст­во царя не внесет ничего или очень мало в политические ус­ловия России, потому что у нас нет ни единого слоя, который

152

в состоянии ограничить самодержавную власть»². Своим друзьям в Женеве он советовал не торопиться в Россию, а терпеливо продолжать раз начатую работу по изучению марк­сизма. Посетивший Плеханова в Париже Стефанович сооб­щал Дейчу: «чересчур увлекся науками, носится только с Марксом и Энгельсом и вообще мало интересуется жизнью»³.

Советы Плеханова не убедили Стефановича и Дейча, и они решили отправиться в Россию, чтобы своим участием в революционной борьбе приблизить день освобождения Рос­сии от самодержавия. Предполагалось, что сначала в Россию отправится Стефанович, выяснит обстановку, наведет связи, а затем по его письму выедет Дейч.

В сентябре 1881 г. Стефанович перешел границу и прибыл в Москву. Зимой того же года он вместе с А. П. Булано­вым, руководителем московских чернопередельцев, вступил в «Народную волю» и повел переговоры о присоединении к ней заграничных чернопередельцев. Предстояло выработать условия, на которых оно могло состояться.

Между тем в марте 1881 г. Плехановы были вынуждены оставить номер в гостинице и переехать на частную квартиру в углу улицы Паскаля и бульвара Араго. Их материальное положение ухудшилось. Хотя отец Розалии Марковны еще продолжал высылать ей деньги, но на проживание в Париже их не хватало. Георгию Валентиновичу пришлось заниматься переводами, надписывать конверты с вложенной в них рекла­мой(до 3 тысяч в день, по 7 франков 50 сантимов за тысячу конвертов ⁴) и т. п. Вскоре хозяин потребовал, чтобы они ос­тавили его дом. Пришлось перебираться за пределы города, где жизнь была дешевле. Поселились они в д. Мольеры, в ча­се езды от Парижа. Там они наняли две комнаты в крестьян­ской семье.

В деревне Плеханов заканчивал статью, которую он пи­сал для журнала «Отечественные записки», «Новое направ­ление в области политической экономии». Статья потребовала от Плеханова напряженной подготовительной работы, изуче­ния большого количества источников, в том числе на немец-ком языке, которым он теперь владел в совершенстве. Готовил он статью с той основательностью, которая характе­ризовала его отношение к литературной работе. В письме к Лаврову он писал: «Такова моя несчастная привычка к каж­дой статье готовиться, как будто я собираюсь писать диссертацию» ⁵.

В деревне Плеханова навещали русские эмигранты, при-

153

езжал как-то Лавров. При наездах в Париж Плеханов не­пременно посещал Лаврова, а иногда оставался у него ноче­вать. В этом случае беседы затягивались до поздней ночи.

В конце мая 1881 г. у Розалии Марковны родилась де­вочка, которую назвали Лидией. В честь казненной 4 апреля Перовской девочке решили дать второе имя — Софья ⁶. Но через некоторое время ребенок заболел. Девочке необходимо было материнское молоко, а у Розалии Марковны его не хватало, нанять же кормилицу во Франции было не по кар­ману. Поэтому решили переехать в Швейцарию, где жизнь бы­ла дешевле, чем во Франции. В сентябре 1881 г. Плеханов отправляет Розалию Марковну с дочерью и Т. В. Полляк в Женеву. Поселились они в деревушке Божи над Клараном, в нескольких километрах от Женевы. В Кларане в то время жи­ли Засулич и Дейч.

Плеханов еще на некоторое время остался в Мольерах, но, по-видимому, во второй половине октября также перебрал­ся в Божи. Его первое письмо из Швейцарии Лаврову поме­чено 31 октября 1881 г. В нем он благодарил за поздравле­ние в связи с предстоящим выходом статьи «Новое направ­ление...», печатавшейся в ноябрьском номере «Отечественных записок», и сообщал, что ехал из Парижа в Кларан двое су­ток, так как в дороге проспал Дижон и был разбужен только в Шалоне ⁷.

С переездом в Швейцарию материальное положение семьи несколько улучшилось. Плеханов получил 500 фран­ков гонорара за статью в «Отечественных записках». Деньги однако быстро разошлись на уплату многочисленных долгов, которых, как он в шутку писал Лаврову, на нем было «боль­ше, чем на русском государственном казначействе» ⁸. Приш­лось снова думать о заработке. Благодаря удачному случаю Плеханов стал давать уроки русской литературы в одной бо­гатой русской семье, приехавшей в Швейцарию и поселив­шейся в Кларане. Его ученицей была девочка 10—12 лет. Пле­ханов, любивший детей и умевший заинтересовать их поучи­тельной беседой, интересным рассказом, блестяще справлял­ся со своими обязанностями. Однажды, рассказывает Дейч, отец девочки, до того не знакомый с Плехановым, захотел проводить его после урока домой. По дороге он сказал, что из прочитанного в местной французской газете заявления уз­нал, что Плеханов — политический эмигрант, чего он рань­ше даже не подозревал. Он тут же успокоил Плеханова, ска­зав, что «политические его взгляды не могут иметь никакого

154

отношения к занятиям с его дочкой, причем прибавил, что очень доволен его преподаванием» ⁹. После этого отец девоч­ки не раз провожал Плеханова до Божи, где тот жил, а че­рез некоторое время даже предложил прибавку к гонорару зауроки. Дейч и Засулич острили: «Это вам плата за пропа­ганду марксизма русскому барину». «В современном капи­талистическом обществе, — отшучивался Плеханов, — всякий труд должен оплачиваться» ¹⁰.

Вместе с гонораром из «Отечественных записок» Плеха­новполучил предложение непосредственно от Н. К. Михай­ловского, которому очень понравилась статья «Новое направ­ление...», написать еще одну статью для журнала. По-види­мому, первоначально, еще когда Плеханов жил под Парижем, речь шла о Л. Гумпловиче, австрийском социологе и юристе, нозатем Михайловский предложил тему о К. Родбертусе вви­дуинтереса, «который этот экономист вызывал к себе в Рос­сии» ¹¹.

Некоторые работы Карла Родбертуса-Ягецова, извест­ного немецкого экономиста, Плеханов знал еще на Родине. Его имя вместе с К. Марксом, Ф. Энгельсом и Е. Дюрингом он упоминал в своих первых теоретических статьях. Но в России со взглядами Родбертуса он был знаком отрывочно и в пересказе других авторов. Работая над статьей «Новое на­правление в области политической экономии», он по первоис­точни-кам ознакомился со взглядами Родбертуса. Теперь ему предстояло подробно разобрать экономические взгляды К. Род­бертуса, причем представлялась удачная возможность срав­нить его экономическую теорию с учением К. Маркса, так как именно в это время он собирался изучать работу Маркса «К критике политической экономии» на немецком языке. К это­муже времени относится также начало его перевода с немец­кого на русский язык «Манифеста Коммунистической пар­ши» для «Русской социально-революционной библиотеки».

Одновременная работа над переводом «Манифеста» и статьей о Родбертусе оказалась чрезвычайно плодотворной для Плеханова. Она позволила ему оценить историческое значе­ние «Манифеста» в деле революционного преобразования общества на социалистических началах в противовес теори­ям, пропагандировавшим достижение социализма путем вме­шательства государства в отношения труда к капиталу.

По приезде в Швейцарию Плеханов был подробно посвя­щен Дейчем и Засулич в обстоятельства ведшихся Стефано­вичем переговоров о присоединении чернопередельцев к «На-

155

родной воле». В письме к Лаврову он писал: «Настроение моих женевских товарищей не особенно радует меня. Оно мо­жет быть формулировано словами: «соединимся во что бы то ни стало, хотя и поторгуемся, сколько возможно». История хватает за шиворот и толкает на путь политической борьбы даже тех, что еще недавно был принципиальным противни­ком последней» ¹². Предстояло, однако, ждать из России со­общения об условиях присоединения.

В начале ноября 1881 г. заграничные чернопередельцы получили от народовольцев четвертый номер «Черного пере­дела», первый номер газеты «Зерно» и биографии А. Желябо­ва, С. Перовской, Н. Кибальчича, И. Гриневицкого, предназ­начавшиеся для издания в их женевской типографии.

Общее впечатление от газеты «Зерно», которая издава­лась чернопередельцами для русских рабочих, у Плеханова оказалось неблагоприятным. Но его поразило сообщение Сте­фановича, что газета очень нравится рабочим и расходится в количестве 1000 экземпляров. И вот он в письме к Лаврову с воодушевлением высказывает свой взгляд на рабочее дви­жение в России: «Если бы действительно «Зерно» расходи­лось в 1000 экземплярах в среде рабочих! — писал Плеханов Лаврову. — Тогда можно было бы сказать, что мы имеем уже наше рабочее движение. Тогда поскорее запасаться нужны­ми сведениями и dahin, dahin, где рабочие нуждаются уже в своей рабочей газете. Мне ведь и раньше казалось, что от рабочих только и можно ждать сколько-нибудь важного и серьезного участия в революционном движении» ¹³.

Лучшее впечатление у заграничных чернопередельцев сложилось от газеты для рабочих, издававшейся народо­вольцами. По получении в конце 1881 г. от Стефановича третьего номера «Рабочей газеты» Дейч писал Лаврову: «По тенденции, как видите, она вовсе недурна, и руководители ее готовы поставить ее на почву определенной социалисти­ческой программы...» ¹⁴. Благоприятно отнеслись к «Рабочей газете» Плеханов и Аксельрод, давшие свое согласие на со­трудничество в ней. Однако третий номер газеты оказался последним.

Под влиянием ожившей деятельности среди городских рабочих и успехов пропаганды, о которых писал Стефанович, Плеханов смягчил свое отношение к переговорам с народо­вольцами: он не возражал против литературного сотрудни­чества с ними.

С наступлением осени Дейч и Засулич переехали в Же-

166

неву. Плехановы продолжали жить в Божи, но Георгий Ва­лентинович нередко наезжал в Женеву, где виделся с Дейчем и Засулич. Он продолжал много заниматься: писал статью о Родбертусе, работал над переводом «Манифеста» на русский язык, вынашивал планы популярного изложения в книге на русском языке основных идей «Капитала».

Тем временем Дейч и Засулич, по выражению Дейча, «от­дались» интересам «Народной воли»: первый приступил к оборудованию в Женеве типографии для народовольцев, где потом были напечатаны биографии первомартовцев, прислан­ные из России, печатался маленький сборник «На Родине», а в1883 г. - «Вестник Народной воли», вторая стала предста­вительницей заграничного отделения «Красного креста На­родной воли» ¹⁵.

14 декабря 1881 г. к П. Лаврову от имени Исполнитель­ного Комитета «Народной воли» обратился М. Ф. Грачевский. Лаврову вместе с С. Кравчинским предлагалось составить Специальную редакционную группу, которая вошла бы в состав общей организации «Народной воли» и стояла в подчи­ненном отношении к центру. В редакционную группу предла­галось включить Плеханова ¹⁶. Еще раньше с просьбой раз­вернуть агитацию в пользу журнала среди русских эмигран­тов к Дейчу обратился Стефанович ¹⁷. Таким образом в кон­це 1881 г. в переговоры с народовольцами был вовлечен и Плеханов.

Между тем в ряде номеров «Народной воли» конца 1881 г. появились статьи, из которых явствовало, что, сделав пово­рот после мартовских событий 1881 г. в сторону признания зa народными массами — прежде всего за городскими рабо­чими - их более важного значения в революционной борь­бе, народовольцы не отказались от тех особенностей своей теории, которые делали ее самобытной и утопической. Это усложняло с самого начала ход переговоров.

Первый инцидент с народовольцами касался их оценки выступления П. Аксельрода на социалистическом конгрессе вХуре в октябре 1881 г. Своей задачей Аксельрод считал объяснить делегатам конгресса, что террор «Народной воли» яельзя сравнивать с методами действий западноевропейских анархистов, так как он осуществляется в стране с полным отсутствием гражданских прав. В результате конгресс при­нял резолюцию, выражавшую свою поддержку и сочувствие русским революционерам. В ответ на это в «Народной воле» Появилась статья (№ 7 от 23 декабря 1881 г.), в которой не

157

только не выражалась благодарность за выступление в за­щиту «Народной воли» перед европейскими социалистами, но высказывалось сожаление о том, что «русский гость» (Ак­сельрод присутствовал на конгрессе в качестве гостя с сове­щательным голосом) недостаточно знаком с развитием рус­ского революционного движения и неправильно изложил дей­ствительные принципы и задачи партии «Народной воли» ¹⁸.

Именно в этой статье, написанной главным идеологом партии Л. А. Тихомировым, содержались положения, которые Плеханов и его товарищи не раз потом критиковали за их теоретическую путаницу и которые несколько позже в «Пись­ме Исполнительного комитета «Народной воли» загранич­ным товарищам» нашли свою краткую формулировку в пе­чально знаменитых словах: «Мы какие были, такие и есть, т. е. не радикалы и не социалисты, а просто народовольцы» ¹⁹. Статья Тихомирова свидетельствовала о том, что в конце 1881 г. в вопросах теории «Народная воля» стояла на том же, что и при своем основании осенью 1879 г. «Ну, как пос­ле этого действовать заодно с ними?» - спрашивал Дейча Плеханов²⁰. Несмотря на это Плеханову и его товарищам тогда казалось, что в случае приезда руководителей «Народ­ной воли» за границу положение может и должно изменить­ся под влиянием рабочего движения на Западе и знакомства с трудами К- Маркса и Ф. Энгельса ²¹.

Второе событие было связано с призывом в одной из ста­тей «Народной воли» использовать еврейские погромы, кото­рые тогда происходили на юге России, в качестве начального этапа в развертывании народного движения против прави­тельства (№ 6 от 23 октября 1881 г.). Правда, статья была написана Г. Романенко, а не Тихомировым, как в первом случае, и выраженные в ней взгляды в целом не разделялись большинством народовольцев. Но никаких разъяснений по это­му поводу «Народная воля» не дала.

Далее. В письме Исполнительного Комитета Александ­ру III народовольцы требовали от царя и правительства сво­бодного созыва представителей от всего народа для разре­шения насущных нужд государства согласно народным тре­бованиям²². В конце 1881 г. Дейч получил письмо от Стефано­вича, в котором он сообщал о намерении народовольцев зах­ватить власть в свои руки. В качестве основной опять выдви­галась теория «заговора и захвата власти» революционерами. С этим бывшие чернопередельцы согласиться не могли. При­знание революционной государственности сопровождалось У

158

них критикой народничества в целом и переходом на позиции научного социализма К. Маркса и Ф. Энгельса. Зная резко отрицательное отношение Плеханова к подобным планам, Дейч и Засулич ничего не сказали ему об этом письме.

Новый 1882 г. Плеханов встретил в Женеве с Дейчем. «Мы с ним, — вспоминал Дейч, — бродили по улицам, пере­полненным гулявшими, заходили в рестораны, где за столи­ками пива или местного вина встретили новый год. О многом толковали мы в ту ночь; при этом он по обыкновению шутил, острил, рассказывал забавные эпизоды. Он был особенно ве­сел, в ударе. Как всегда в подобные моменты, рядом с шут­ками и анекдотами, он бросал меткие замечания, блестящие мысли» ²³.

В феврале 1882 г. бывшие чернопередельцы получили Известное «Письмо Исполнительного комитета «Народной во­ли» заграничным товарищам», полностью подтверждавшее сообщение Стефановича. В этом документе характерной, оп­ределяющей особенностью народовольчества объявлялась теория «государственного переворота», началом которого должен был быть «захват государственной власти революцио­нерами»²⁴. В нем предлагалось всем, стоящим на точке зре­ния «Народной воли», присоединиться к партии в качестве товарищей, не согласным с ней отводилась роль союзников. Таковы были условия, выставленные народовольцами.

Легко представить, какого труда стоило Плеханову и его товарищам подготовить ответ народовольцам. Сначала за составление ответа взялся Плеханов, потом это пыталась сде­лать Засулич. Однако у них он получался не достаточно дип­ломатичным. Наконец, все согласились с текстом ответа, со­ставленным Дейчем. «Ответ чернопередельцев-эмигран-тов Ис­полнительному комитету «Народной воли», как он официаль­но называется, посланный в Россию в марте 1882 г., как бы подвел итог совместной работе женевских чернопередельцев то усвоению идей научного социализма. Его справедливо счи­тают социал-демократическим документом ²⁵.

В своем ответе заграничные чернопередельцы, руковод­ствуясь стремлением к объединению, делали все возможное, чтобы как-то сгладить разногласия, разделявшие их с наро­довольцами. «Письмо это, — писал Плеханов Лаврову, — на­писано по разным соображениям более или менее диплома­тического свойства... Если мы не оттеняем, не указываем на свои разногласия в письме, то это объясняется тем, что мы на-

159

деялись и надеемся мирным путем повернуть «народоволь­чество» на надлежащую дорогу...»²⁶. Тем не менее принци­пиальных разногласий по главным вопросам они скрыть не могли.

В начале письма они весьма осторожно высказываются против того, чтобы считать народовольчество самобытным российским явлением. Они пишут, что поскольку целью «На­родной воли» является передача в руки «массы рабочей и крестьянской» всех средств и орудий труда, народовольцы должны называться социалистами. Желание звать себя «ни социалистами, ни политическими радикалами, а просто на­родовольцами», объясняют они дальше, вытекает из ошибоч­ного представления, что «на Западе социалисты не занима­ются политикой и, обратно, занимающиеся политикой не ин­тересуются рабочими массами»²⁷. «Нет, — пишут чернопе­редельцы, - на Западе социалисты также занимаются поли­тикой. Проповедуют воздержание от нее лишь малочислен­ные и слабые остатки бакунистов или анархистов» ²⁸.

Выразив далее полное согласие с народовольцами отно­сительно необходимости политической деятельности, черно­передельцы переходят к вопросу о задачах и целях полити­ческой деятельности в России. Вы утверждаете, пишут они, что наиболее целесообразный способ достижения поставлен­ной перед собой цели — это «захват власти революционера­ми». Мы же думаем, что «нельзя надеяться на возможность захвата власти революционерами. Еще менее считаем мы возможным надеяться* на прочное завладение этой властью социалистами, пока народная масса будет находиться в том состоянии индифферентизма, политической невоспитанности и неспособности к организации и дисциплине, в каком она на­ходится в настоящее время. Вот почему мы думаем, что власть социалистов может покоиться лишь на прочном фундаменте сознательного сочувствия и активной самодеятельности народ­ных масс... Но силой восприимчивой, наиболее обещающей результатов для нашей главной цели средой мы считаем го­родских рабочих. Среди них и теперь уже возможна и необ­ходима социалистическая пропаганда. Не говоря уже о том, что никакое серьезное политическое движение невозможно без участия городских рабочих, заложенные среди них осно­вания тайных социалистических организаций могли бы послу­жить ядром для развития будущей социалистической пар­тии при новых, более свободных условиях» ²⁹.

Далее они пишут о том, что ближайшие задачи социа-

160

листов сводятся «к уничтожению абсолютизма, к завоеванию политической свободы и заложению основ рабочей социалис­тической партии в России ³⁰». И вообще они полагают, «что следовало бы отделить ближайшие наши требования от на­ших окончательных стремлений, нашу программу-минимум от наших идеалов. Сделавши это, мы выступили бы в качестве социалистической партии, действующей рядом с либераль­ными партиями, поскольку требования этих партий являются революционными по отношению к современному азиатски-дес­потическому режиму. Такая определенность в постановке на­шей ближайшей программы только способствовала бы, по нашему мнению, увеличению популярности «Народной воли», как в обществе, так и в среде молодежи и рабочих. Но тогда нужно было бы выработать эту программу минимум, отте­нить требования полной свободы печати, сходок и ассоциа­ций, неприкосновенность жилища, всеобщей подачи голосов

и т. д.»³¹.

Сделав затем замечания по поводу неясности, неопреде­ленности и непоследовательности, которыми страдает наро­довольческая публицисти-ка в вопросах отношения к либе­ралам, определения характера Земского собора в качестве органа социалистической ликвидации, по поводу оценки ре­чи П. Аксельрода на Хурском конгрессе как «вредной» и не­которых других, бывшие чернопередельцы предоставляли на­родоволь-цам право самим судить, насколько существенны разногласия между ними. В заключение они выражали на­дежду работать с ними, «как с товарищами» ³².

Коллективный ответ чернопередельцев-эмигрантов пока­зывает, что вслед за Плехановым марксистами становились Дейч, Засулич, а также Аксельрод³³. По воспоминаниям Дей­ча, после чтения ответа «Георгий Валентинович, вскочив с шеста, быстро зашагал по комнате, затем с радостной улыб­кой на лице воскликнул: «Теперь я вижу, что нас связыва­ет не только личная симпатия и близость, но и идейное согла­сие, общее нам учение Маркса и Энгельса»³⁴.

В ответе содержались все основные элементы социал-де­мократиче-ской программы. Ответ показывает, что на россий­ское революционное движение они смотрели как на состав­ную часть общеевропейского со-циалистического движения. Я это основывалось на признании капитали-стического разви­тия России. Они отличали социалистические задачи от об­щедемократических и в соответствии с этим выделяли про­граммы: ближайшую (программу-минимум) и конечную («на-

161

ши идеалы»). В качестве ближайших выдвигались задачи уничтожения абсолютизма и завоевания политической свобо­ды, причем успешное их решение ставилось в зависимость от поддержки социалистами требований других оппозиционных партий, поскольку эти требования направлялись против су­ществующего режима. Основной революционной силой в Рос­сии у них выступают городские рабочие, т. е. промышленный пролетариат. Выставляется также ближайшая цель социалис­тов - «заложение основ рабочей (разрядка наша. — А. Б.)социалистической партии в России». Все эти элемен­ты социалистической программы были потом подробно раз­виты Г. В. Плехановым в его работе «Социализм и полити­ческая борьба».

В это же время шла переписка между П. Лавровым и Плехановым по поводу сделанного Плеханову предложения о вхождении в редакцию «Вестника Народной воли». Перво­начально, еще до получения «Письма Исполнительного коми­тета «Народной воли» заграничным товарищам», в письме к Лаврову Плеханов отказывался от редакторства, но согла­шался сотрудничать в журнале. Затем под влиянием настоя­ний Лаврова, убеждений своих товарищей, прежде всего Дей­ча и Засулич, наконец, дисциплины, которая связывала быв­ших чернопередельцев после коллективного ответа народо­вольцам, Плеханов согласился войти в состав редакции. «Че­ловек, имеющий понятие о дисциплине, — писал он Лавро­ву, - - не может поступить по своему личному усмотрению в том случае, когда усмотрение это идет в разрез с мнением его товарищей... Вы, Евгений (партийная кличка Дейча. — А. Б.), Вера и др. должны произнести окончательный приговор по этому делу. Я подчиняюсь ему во всяком случае» ³⁵. «Мы, - замечает по этому поводу Дейч, — конечно, высказались «за» принятие им этого предложения...» ³⁶.

Вместе с тем в двух письмах к Лаврову, помеченных при публикации первое - началом 1882 г., второе - позднее 17 марта 1882 г., Плеханов изложил свои соображения по пово­ду нежелательности его вхождения в редакцию «Вестника Народной воли». Причины эти сводятся, во-первых, к разно­гласиям его и его товарищей с партией «Народной воли», во-вторых, к разногласиям его с С. Кравчинским как одним из предполагавшихся редакторов журнала. По понятным при­чинам Плеханов не указывает на свои разногласия с Лавро­вым, но некоторые, относящиеся к Кравчинскому, касаются и Лаврова.

162

Разногласия с народовольцами в свою очередь подразде­ляются им на общетеоретические (исторические, философ­ские) и на задачи практической революционной деятельнос­ти в России. Последние он считал самыми важными.

Первые излагаются им следующим образом. «...Я не «са­мобытник» и не вижу в русской истории никаких существен­ных отличий от истории Запада. Тем менее вижу я в ней че­го-либо диаметрально противоположного с историей Запада. А между тем «Народная воля» в каждой передовой статье силится доказать какую-то «Gewaltstheorie», по которой в России не политика родилась из экономии, а наоборот. Это [стремление ее всю русскую историю «auf den Kopf zu stellen» заставляет меня относиться к своему литературному сотруд­ничеству в изданиях народовольцев с большой осмотритель­ностью» ³⁷. Таким образом, «несогласия наши с народоволь­цами вовсе уже не так незначительны, как это может пока­заться из письма к ним» ³⁸.

Если надежда повернуть их «на надлежащую дорогу» не оправдается, бывшим чернопередельцам придется стать в оп­позицию. «...Удобно ли это будет для меня как редактора «Вестника Народной воли»?» -- спрашивает Плеханов³⁹.

О задачах революционной деятельности в России он пи­шет: «Народовольцы хотят государственного переворота, coup d'Etat, я хотел бы, чтобы они от таких невозможных планов совершенно отказались»⁴⁰. В противовес народовольцам он выдвигает, по существу, задачи программы-минимум, сформу­лированные в ответе чернопередельцев. Он делает упрек Лав­рову за то, что тот предпочел «такой оборот программы — требованию политической свободы и всеобщего избиратель­ного права» ⁴¹.

О разногласиях с С. М. Кравчинским Плеханов пишет: «... Сергей Михайлович анархист, или вернее федералист, по его собственным словам. Я - не то, не другое. Стоя на той дороге, на которую поставили события народовольцев, нель­зя быть ни анархистом, ни федералистом, нужно быть строго последовательным централистом» ⁴². Он выражает опасение, что если «Вестник» будет проповедывать федерализм, это его Свяжет в полемике с Драгомановым. Теперь он сожалеет, что свое время согласился участвовать в «Черном переделе» как органе социалистов-федералистов. «Я теперь решительный противник федерализма: по-моему, лучше якобинство, чем та мелкобуржуазная реакция» ⁴³.

В другом месте он пишет о Кравчинском: «...Он что-то в

163

роде прудониста, я — не понимаю Прудона; характеры на­ши тоже несходны: он человек, относящийся в высшей степе­ни терпимо ко всем оттенкам социалистической мысли, я го­тов создать из «Капитала» прокрустово ложе для всех сотруд­ников «Вестника Народной воли»⁴⁴. Последнее высказыва­ние, несомненно, относится не только к Кравчинскому, но и к Лаврову.

В утверждении Плеханова на позициях научного социа­лизма следует особо выделить его работу над переводом на русский язык «Манифеста Коммунистической партии» К. Марк­са и Ф. Энгельса. Вспоминая позже об этом событии, Плеха­нов писал: «Лично о себе могу сказать, что чтение «Комму­нистического Манифеста» составляет эпоху в моей жизни. Я был вдохновлен «Манифестом» и тотчас же решил его пере­вести на русский язык. Когда я сообщил о моем намерении Лаврову, он отнесся к нему равнодушно. «Конечно, следова­ло бы перевести «Манифест», — сказал он, — но вы сделали бы лучше, если бы написали что-нибудь свое». Я не торопил­ся выступить сам и предпочел сначала перевести «Мани­фест» ⁴⁵.

Первый русский перевод «Манифеста», сделанный, как полагают, М. А. Бакуниным в 1869 г., имел существенные не­достатки: перевод текста нередко давался приблизительный и с ошибками, целый ряд терминов был переведен на русский язык неадекватно. Например, понятие «класс» переводилось как «сословие», «классовые противоречия» как «сословные различия», «открытое восстание» заменялось словом «бунт» и т. д.^4б При переводе «Манифеста» Плеханову пришлось за­няться выработкой научной марксистской терминологии, кото­рая потом утвердилась в русской социально-экономической и политической литературе.

К переводу «Манифеста» Плеханов приступил, по-види­мому, в ноябре 1881 г. Вначале в его руках был экземпляр «Манифеста», полученный Н. А. Морозовым от К. Маркса в числе пяти или шести книг при посещении его в Лондоне в декабре 1880 г. «Манифест», как и другие книги, предназна­чался для «Русской социально-революционной библиотеки», в редакцию которой входил Морозов ⁴⁷. Работа, однако, вско­ре была прервана народовольцем В. И. Иохельсоном (Гол­довским), выпросившим его у Плеханова для отправки в Рос­сию и обещавшим взамен другой экземпляр «Манифеста»⁴⁸ Не получив вовремя обещанного экземпляра от Иохельсона, Плеханов обратился с просьбой к Лаврову выслать ему свой

164

экземпляр «Манифеста». Тот выслал ему экземпляр «Мани­феста», включавший предисловие авторов к новому немец-кому изданию 1872 г. В декабре 1881 г. Плеханов писал Лав­рову: «Хотя я и получил от Голдовского его экземпляр «Ма­нифеста», но Ваш — с предисловием авторов к новому изда­нию, чего нет в первом, а это очень важно. Это предисловие иавело меня на мысль попросить Маркса или Энгельса на­писать к нашему переводу новое, более полное предисловие... Если находите мою мысль исполнимой, то потрудитесь напи­сать об этом Марксу, так как к Вашей просьбе он отнесется к гораздо большим вниманием, чем ко всякой другой» ⁴⁹.

В ответ на это Лавров в январе 1882 г. обратился к Марксу с письмом, где, сообщив о готовящемся переводе на русский язык «Манифеста» с примечаниями Плеханова, ко­торого он характеризовал как одного из самых ревностных его учеников, он писал: «Не будете ли вы так добры написать не­сколько строк нового предисловия специально для нашего из­дания. Читателям было бы крайне интересно узнать, как ав­торы «Манифеста» толкуют его в 1882 г., и это придало бы большую ценность нашему переводу в глазах публики. Если Вы и Энгельс согласитесь выполнить нашу просьбу, мы будем Вам очень благодарны»⁵⁰.

Несмотря на горе, обрушившееся на Маркса в это время (смерть жены), он вместе с Энгельсом написал предисловие (автограф Энгельса), помеченное 21 января 1882 г., и 23 ян­варя отослал его Лаврову⁵¹.

Над «Манифестом» Плеханов работал вместе со статьей т Родбертусе для «Отечественных записок». В письме к Лав­рову, которое надо датировать январем 1882 г.⁵², он сообща­ет, что перевод «Манифеста» еще не окончен. «Дайте мне [немножко управиться со статьей, и я очень скоро представлю Вам рукопись «Манифеста». Я прошу и Вас, и все собрание редакции Р. С.-Р. Б. не выходить окончательно из терпения и повреме-нить с «Манифестом». Мне не хотелось бы переда­вать перевод его в другие руки»⁵³. Зная, что Маркс болен, но не имея еще сведений от Лаврова относительно предисло­вия к «Манифесту», он пишет: «Что касается до предисловия к «Манифесту», то ведь его мог бы написать и Энгельс. Он такой же автор «Манифеста», как и Маркс, и, кажется, совер­шенно здоров и по настоящее время. Как Вы думаете, не об­ратиться ли к нему? Право, было бы очень и очень хоро­шо!» ⁵⁴.

Получив предисловие от Маркса, Лавров, по-видимому,

165

сразу переслал его в Женеву Плеханову и его товарищам, так как 2 февраля Дейч уже отправил в Россию немецкий и русский (в переводе Плеханова) тексты предисловия для журнала «Народная воля» с прось-бой напечатать его в бли­жайшем номере ⁵⁵.

В предисловии к русскому изданию «Манифеста» Маркс и Энгельс снова возвращались к вопросу, поставленному В. Засулич в письме к Марксу от 16 февраля 1881 г. На этот раз мысли Маркса и Энгельса о возможности сокращенного, минуя капиталистическую стадию, пути развития России к со­циализму получали следующее выражение: «Если русская ре­волюция послужит сигналом пролетарской революции на За­паде, так что обе они дополнят друг друга, то современная русская общинная собственность на землю может явиться исходным пунктом коммунистического развития»^5б.

Русский текст предисловия впервые был опубликован в восьмом - девятом номере «Народной воли» от 5 февраля 1882 г. (вышел номер, по-видимому, не раньше конца февра­ля) под заголовком «Предисловие, написанное К. Марксом и Ф. Энгельсом к предпринятому «Русской соц.-революц. биб­лиотекой» переводу «Манифеста Коммунистической партии».

Между тем перевод «Манифеста» еще не был окончен. 6 февраля 1882 г. Плеханов писал Лаврову, что оставляет на время работу над статьей о Родбертусе, скорое завершение которой было для него вопросы хлеба, и берется за оконча­ние перевода ⁵⁷. Затем в письме к Лаврову, датируемом позд­нее 17 марта, Плеханов сообщал: «Манифест» печатается (не по моей вине долго)»⁵⁸. Вышел «Манифест» из печати в мае 1882 г.⁵⁹

Предисловие Плеханова к «Манифесту», озаглавленное «Несколько слов от переводчика» справедливо характеризу­ется как документ, заключающий в сжатом виде основные по­ложения марксизма⁶⁰.

В предисловии к «Манифесту» Плеханов выделяет имена К- Маркса и Ф. Энгельса среди всех остальных социалистов и экономистов, связывая появление научного социализма только с ними. Вместе с другими произведениями их авторов «Манифест», пишет Плеханов, «открывает новую эпоху в ис­тории социалистической и экономической литературы — эпо­ху беспощадной критики современных отношений труда к капиталу и, чуждого всяких утопий, научного обоснования со­циализма» ⁶¹.

Далее он указывает на значение «Манифеста» в условиях

166

открытой борьбы с самодержавием в России, когда определе­ние задач политической деятельности выдвигается на первый план среди русских социалистов. «Манифест», — пишет он,— может предостеречь русских социалистов от двух одинаково печальных крайностей: отрицательного отношения к полити­ческой деятельности, с одной стороны, и забвения будущих интересов партии - с другой. Люди, склонные к первой из упомянутых крайностей, убедятся в том, что «всякая классо­вая борьба есть борьба политическая» и что отказываться от активной борьбы с современным русским абсолютизмом зна­чит косвенным образом его поддерживать. С другой стороны, «Манифест» показывает, что успех борьбы всякого класса вообще, а рабочего в особенности, зависит от объединения этого класса и ясного сознания им своих экономических ин­тересов. От организации рабочего класса и непрестанного вы­яснения ему «враждебной противоположности» его интересов с интересами господствующих классов зависит будущность на­шего движения, которую, разумеется, невозможно приносить в жертву интересам данной минуты» ⁶².

И далее Плеханов выдвигает в качестве насущной зада­чу создания организации (т. е., по существу, партии) русско­го рабочего класса на основе, с одной стороны, расширения социалистической пропаганды, а с другой — роста тайных социалистических организаций рабочих.

Тем же, кто считал, подобно Л. Тихомирову, что задачи русских социалистов существенно отличаются от задач социа­листов на Западе, Плеханов отвечал: «Но не говоря уже о том, что окончательная цель должна быть одинакова для со­циалис