Глава 5. В руководстве «черного передела»

Как и следовало ожидать, после Воронежского съезда спаянной работы не получилось: каждая фракция тянула в свою сторону. Нарушались условия о трате денежных средств в определенной пропорции на нужды деревни и террор, сохра­нились разногласия в редакторском деле несмотря на заме­ну Плеханова Г. Преображенским и т. д. Поэтому еще до при­езда Плеханова в Петербург 15 августа 1879 г. состоялось за­седание в Лесном (так называемый Петербургский съезд), на котором террористы и деревенщики решили урегулировать разногласия путем составления договора («федеральной кон­ституции»). Но и это существенным образом не помогло. Пос­ле майских казней 1879 г. в августе в Одессе и Николаеве были приведены в исполнение еще пять смертных приговоров Среди повешенных был любимец землевольцев Д. А. Лизо­губ. Это решило участь царя.

26 августа «политики» вынесли окончательный смертный приговор Александру II и приступили к его практическому осуществлению, требовавшему все больше средств и людей. Споры разгорелись с новой силой. «Характеризуя в немногих словах сущность споров, — писал Дейч, — следует сказать, что они сводились к вопросу, — надо ли продолжать «облаву на Сашку», как промеж себя мы величали Александра II... К деятельности же в народе некоторые сторонники цареубийст­ва в это время относились не только вполне отрицательно,

116

несмотря на принятое на Воронежском съезде решение, по ко­торому ей отводилось равное место с «облавой на Сашку»,— но прямо крайне враждебно, — как к дорогостоящей, пустой, никому не нужной забаве, как к переливанию из пустого в порожнее» ¹.

Когда вскоре после составления договора («федеральной конституции») в Петербург с Кубани приехал Аптекман и зас­тал раздел организации «осуществившимся», он предложил следующий. как он выражается, тактический компромисс: каждая из революционных фракций действуют самостоятель­но в революционном отношении: мы, народники, — в народе, а террористы — в городе, мы организуем народ, а они — ин­теллигенцию; мы действуем на экономической базе, а они — на политической, таким образом мы одновременно, но раз­ными путями — и снизу, и сверху будем тревожить прави­тельственную организацию» ². Кроме того, необходимо было решить вопросе выпуском печатного органа, который не вы­ходил с апреля 1879 г. Аптекману удалось было уговорить товарищей не делить печатного органа, а вести его в духе ре­шений, принятых на Воронежском съезде. Но когда собра­лась редакция в составе Н. Морозова и Л. Тихомирова от политиков» и Г. Преображенского и О. Аптекмана от дере­венщиков, чтобы послушать руководящую статью, написан­ную Морозовым, стало ясно, что никакого соглашения быть |е может. «Статья была написана не только в строго терро­ристическом направлении, террор не только возводился в си­стему борьбы, но политика поставлена во главу угла про­граммы Мы, конечно, категорически отвергли эту статью: та­кого общего центрального органа нам, народникам, не нуж­но — и дальнейшие переговоры о каком-либо соглашении на­всегда были прекращены. И мы пошли разными дорогами»³. В конце августа «политики» приступили к оборудованию сво­ей типографии в Саперном переулке⁴.

Плеханов приехал в Петербург в конце августа, когда там собралось довольно много бывших деревенщиков. Л. Дейч, не видевший Плеханова несколько лет, вспоминал: «Со вре­мени моей первой встречи с Георгием Валентиновичем, весной 1876 г., прошло более трех лет, что для той поры явля­лось чрезвычайно длинным промежутком. За истекшие годы он значительно возмужал, стал еще более серьезным и «со­лидным», чем каким выглядел, когда ему не было еще двад­цати лет. Мы, конечно, встретились как старые товарищи, к тому же как единомышленники, — к большому его удоволь­ствию, - чего он, ввиду дошедших до него сперва слухов,

117

совсем не ожидал, так как предполагал, что мы трое — Сте­фанович, Засулич и я - тоже примыкали к «политикам-тер­рористам» ⁵.

Через две недели в Петербург нелегально приехала Ро­залия Марковна. Встретившись в тот же вечер и обсудив свое положение, они решили устроиться по семейному паспорту и поселиться вместе. Плеханов предложил сфабриковать паспорт на имя своих родственников -- дворян Семашко⁶. Рас­чет был таков: если на запрос III отделения, значатся ли про­живающими в Тамбове А. С. и М. В. Семашко, последует по­ложительный ответ, это позволит Плехановым некоторое вре­мя прожить в Петербурге как временно приехавшими из Там­бова.

Быстро был сфабрикован паспорт, с которым они заеха­ли в одну из гостиниц и прописались там. «Мы спокойно про­жили денька два, — писала Розалия Марковна, — пока наш­ли себе квартиру в Графском переулке, в доме № 6, у каких-то двух немок из Риги. Не откладывая дела в долгий ящик, мы переехали и устроились»⁷. Квартира в Графском (ныне Пролетарском) переулке была фактически последней, в ко­торой жил Плеханов до отъезда за границу.

Несмотря на то, что со времени Воронежского съезда Плеханов формально не состоял в организации, однако, прибыв в Петербург, он принял участие в дебатах и обсуждени­ях, происходивших у деревенщиков с политиками. Плехановым описаны его споры в Петербурге с А. Желябовым (см. т. 24, с. 138), неоднократно встречался он в словесных стычках с А. Михайловым и Л. Тихомировым. Свидетельницей острых столкновений между Плехановым и Желябовым поздней осенью 1879 г. была приехавшая тогда же в Петербург Е. Н. Ковальская ⁸. Вместе с горечью отчуждения, усиливавшей вза­имные упреки и обвинения («Какой невозможный спорщик Жорж! Какой неприятный тон у него!» -- жаловались поли­тики) ⁹, в спорах продолжал оттачиваться полемический та­лант Плеханова. «Он умел, — пишет Дейч, — как никто дру­гой, разделаться с противником одними лишь удачными со­постав-лениями, сравнениями, примерами, вызывавшими об­щий хохот» ¹⁰.

Наконец был поставлен вопрос об организационном оформлении фракции «деревенщиков». Дейч отмечает, что до приезда в Петербург Плеханову «не приходило даже на мысль создать новую группу или кружок»¹¹. По-видимому, это не совсем так. Если на Воронежском съезде Плеханов

118

вышел из организации, чтобы подтолкнуть колеблющихся решитель-нее выступить против террора, то, очевидно, не для то­го, чтобы вообще развалить «Землю и волю», а наоборот, — сплотить ее на старой основе. Но несомненно, что приезд из-за границы таких крупных организаторов, как Я. Стефанович и Л. Дейч, а с юга М. Р. Попова, значительно ускорил про­цесс оформления «Черного передела» ¹².

Он произошел в октябре 1879 г. Переговоры о разделении от имени деревенщиков вели Я. В. Стефанович, М. Р. Попов и Г. П. Преображенский, которые согласились на передачу народовольцам типографии «Земли и воли» с набором шриф­та и паспортного бюро с тем, однако, чтобы до создания сво­их временно пользоваться народовольческими ¹³. Свою типо­графию чернопередельцы завели несколько позже. Типограф­ские принадлежности они получили из Смоленска от В. А. Переплетчикова и поместили их сначала на нелегальной квар­тире в Измайловском полку, нанятой для этого Е. Н. Коваль­ской и Н. П. Щедриным. Потом все по частям было перене­сено на Васильевский Остров в дом № 23 по 14 линии в квар­тиру № 12, где хозяйкой была М. К. Крылова. Там и начала действовать первая чернопередельческая типография ¹⁴.

Что касается материальных средств, то их поделили по­ровну. В дальнейшем «Черный передел» существовал на средства, полученные из двух источников: деньги, предостав­ленные организации И. Н. Игнатовым, братом видного черно­передельца Василия Николаевича Игнатова, и капитал, пере­данный «Черному переделу» Е. Н. Дурново, вошедшей в мос­ковскую группу уже после провала в конце января 1880 г. типографии на Васильевском Острове ¹⁵.

В группу «Черный передел», судя по нескольким источ­никам, первоначально вошли Г. В. Плеханов, В. И. Засулич, Я. В. Стефанович, П. Б. Аксельрод, О. В. Аптекман, Л. Г. Дейч, М. Р. Попов, В. Н. Игнатов, Г. П. Преображенский, О. Е. Николаев, Л. Н. Гартман, Ю. М. Тищенко, Е. Н. Ко­вальская, Н. П. Щедрин, М. К. Крылова, Н. А. Короткевич, И. П. Пьянков, В. А. Переплетчиков, Е. Я. Рубанчик, Е. И Козлов, Е. Шевырева, П. В. Приходько-Тесленко, А. Я. Жар­ков ¹⁶. Вскоре, однако, Л. Гартман присоединился к «Народной воле». Кроме того, вначале обоим фракциям помогала С. Перовская, которая «все ждала, не построят ли чернопе­редельцы какого-либо поселения в деревне, куда она рвалась всей душой» ¹⁷. В «Народную волю» формально она вступила после покушения на царя 19 ноября 1879 г.¹⁸

119

По поводу названия Е. Ковальская писала, что органи­зация назвала себя «Черный передел» не потому, что стави­ла своей целью передел начерно всей земли между крестья­нами-общинниками. «Никакого передела начерно никогда не было в программе «Черного передела». На собрании этой группы долго не могли придумать название, Щедрин предло­жил «Черный передел» ввиду того, что в народе ждут какого-то «черного передела», - это сделает партию популярной в крестьянстве» ¹⁹.

«Черный передел» ставил в основном старые задачи: под­готовлять в народе, крестьянстве прежде всего всеобщее вы­ступление. Однако в способах воздействия на народ считали возможным прибегнуть к новым средствам - фабричному и аграрному террору. Несмотря на некоторые общие методы, к которым прибегали и народовольцы и чернопередельцы, ос­новные различия двух фракций остались, и они все больше сосредоточивались не на политике, необходимость ведения ко­торой вскоре в статье Аптекмана признал «Черный передел», а на роли и значении масс в социальной революции. «Народ­ная воля», начавшая отчаянную и самоотверженную борьбу с самодержавием, готова была вести ее и без поддержки на­рода, в то время как «Черный передел» не представлял та­кую борьбу без участия трудовых масс.

Усилия чернопередельцев, пока народовольцы направля­ли свой удар на царя, сводились к тому, чтобы разъяснить массам значение этого акта и в момент наибольшей актив­ности не оставить их одних без руководства. Иначе, полагали они, плодами борьбы народовольцев воспользуется буржуа­зия. Л. Дейч писал: «Без своевременного и соответствующе­го разъяснения народу мотивов, причин принятого террорис­тами плана, -- рассуждали мы, — даже в случае его удачи, трудящиеся массы истолкуют его в самом превратном смыс­ле»²⁰. Для этого, по словам Дейча, чернопередельцы предпо­лагали «заранее отпечатать соответствующие прокламации к разным слоям населения и заблаговременно разослать их в возможно большее количество пунктов, в каковых они могли безопасно храниться до наступления соответствующего мо­мента» ²¹.

Некоторые из народовольцев сочувственно отнеслись к описанному выше плану и оказали содействие в напечатании в своей типографии воззваний к крестьянам, казакам, солда­там, с которыми чернопередельцы предполагали отправиться на юг страны. В ноябре 1879 г., например, в типографии на-

120

родовольцев был отпечатан «Манифест тайного братства «Чер­ный передел», автором которого считается Плеханов²². «Ма­нифест» был написан в связи с появлением в июле 1879 г. циркуляра министра внутренних дел Л. С. Макова, в котором опровергались слухи, ходившие в народе о всеобщем переде­де земли. В циркуляре официально заявлялось, что они явля­ются ложными и распространяются злоумышленниками. Од­нако циркуляр министра вызвал обратную реакцию: слухи о всеобщем переделе только усилились, крестьяне по-прежнему ожидали передела земли от царя.

. Решив этим воспользоваться, чернопередельцы составили «Манифест», в котором от имени тайного братства «Черный передел» они призывали крестьян добиваться земли и воли и обещали поддержку со стороны братства, которое за эти тре­бования выступает уже много лет. «Манифест» предлагал крестьянам выносить на сходах приговоры и посылать своих ходоков к наследнику, а покуда отказываться от военной службы и уплаты налогов. В случае принуждения со стороны властей предлагалась обычная землевольческая тактика: учи­нять сговор села с селом, волости с волостью и отражать на­силие единодушной силой.

Но воспользоваться «Манифестом» чернопередельцам практически не пришлось, так как ко времени раздела «Зем­ли и воли» и оформления «Черного передела» поселений в де­ревнях уже не было. Приходилось все начинать сначала. Я. Стефанович сделал попытку организовать Чигиринских кре­стьян, с которыми оп и его товарищи были связаны с 1877 г., но в этот раз подступиться к ним было трудно из-за военного положения, введенного после покушения А. Соловьева в Ки­евской и ряде других губерний России ²³. Осенью Стефанович уехал в Одессу, где вместе с П. Аксельродом занимался с ра­бочими. Дейч с группой товарищей побывал в нескольких в прошлом крупных центрах деревенской деятельности, но убе­дился, что усилия вновь склонить к народничеству революци­онную молодежь остаются безуспешными ²⁴. После этого он также направился в Одессу. На Кубани и Нижнем Дону по­пытался продолжить деревенскую деятельность Аптекман, ку­да он по совету товарищей отправился из Петербурга вскоре после Воронежского съезда. На Кубани он установил связи с местной народнической группой, информировал товарищей о Решениях Воронежского съезда, вызвал одобрительное отно­шение к взглядам, отстаивавшимся деревенщиками на съезде.

Но оживить работу, придать ей большой размах он, естест-

121

венно, не мог, так как для этого нужны были новые континенты поселенцев в сельскую местность. Кубанцы жалова­лись ему на недостаток людей для работы среди сектантов («шелапутов») и горцев Чеченской области. Пробыв с месяц на Кубани, он возвратился в Петербург²⁵. Приблизительно такие же результаты дал объезд после Воронежского съезда восточных и южных губерний России М. Поповым ²⁶.

Осенью 1879 г. прекратило существование и Тамбовское поселение. 28 августа был арестован Н. П. Мощенко, который так и не вошел в «Черный передел»; еще раньше, 14 июля, бежал из деревни Л. Гартман ²⁷.

Работа фактически сосредоточивалась в городе и прохо­дила в пропаганде народнических идей устно и печатно среди интеллигенции и рабочих. Часто на сходках молодежи и сту­дентов выступали и народовольцы, и чернопередельцы; и тех и других слушали и даже, как отмечает Аптекман, с боль­шим интересом. Но шли в основном за народовольцами. «Не потому, — писал Аптекман, — чтобы молодежь считала на­родовольческую идеологию более истинной, чем «чернопере­дельче-скую» — нет! В то, по крайней мере, время, т. е. в кон­це 1879 г., молодежь еще не успела разобраться вполне в идеологических построениях обеих революционных фракций: теоретические и программные разногласия не захватывали тогда еще ее. Настроение молодежи было тогда сильнее ее мышления...» ²⁸.

Таким образом, предприятия конца лета — осени 1879г. не удались деревенщикам главным образом из-за отсутствия связей с народом и слабым притоком молодежи в ряды чер­нопередельческой организации.

Тем временем перед «политиками», все больше втягивав­шимися в террористическую борьбу, вставала задача теорети­чески обосновать необходимость ее ведения. Нужно было сое­динить крестьянский социализм, в который они продолжали верить, с борьбой за политические свободы и конституцию, которую они фактически развернули, начав единоборство с царем. Программа «Народной воли» составлялась в сентяб­ре — октябре 1879 г., но из-за разногласий по поводу задач политической борьбы, а также ввиду обсуждения ее местны­ми кружками, была опубликована только в третьем номере «Народной воли» (январь 1880 г.).

В свою очередь образование «Народной воли» со своей программой потребовало со стороны чернопередельцев более четко определить свое отношение к политике. Если весной.

122

летом и даже в начале осени 1879 г. разногласия вращались вокруг вопроса о цареубийстве, то с выработкой программы Исполнительного комитета «Народной воли» вопрос принял принципиальный характер.

Конечно, за спорами о цареубийстве с самого начала скрывалось различное отношение к политической борьбе. Не­обходимо, однако, иметь в виду, что если бы переход к полити­ке у землевольцев происходил не через террор, а в иных фор­мах, разногласий могло бы не быть или, если бы они были, то лежали в иной плоскости. Переход же к политике был воз­можен в различных формах: интеллигент, не связанный с ра­бочим движением, переходил к политике через террор, рабо­чий — через стачки, через пропаганду и агитацию, через осо­знание своих классовых интересов, крестьянин — по мере расслоения — или становясь на позиции рабочего или через буржуазный либерализм. Таким образом, форма, через ко­торую в конкретных исторических условиях 70-х гг. XIX в. происходил переход к политической борьбе, играла немало­важную роль. И говоря о причинах, по которым последова­тельные землевольцы были против «политики», надо отме­тить: во-первых, потому, что политическая борьба не совме­щалась с основными программными установками «Земли и воли», политика противоречила крестьянскому поземельному социализму, осуществление которого мыслилось без вмеша­тельства государства; а во-вторых, политическая борьба в форме терроризма казалась им нецелесообразной. Пример Плеханова показывает, что они видели ее узость и ограничен­ность.

Мы уже отмечали, что в целом к началу 1879 г. земле­вольцы — и «политики», и деревенщики — хорошо осознава­ли значение политических (гражданских) свобод и необхо­димость их получения. Л. Дейч писал, что «совершенно оши­бочен взгляд» будто лишь под влиянием народовольцев чер­нопередельцы также «перестали отрицательно относиться к конституционной форме правления. К концу 70-х гг., если не все, то, во всяком случае, большинство народников отказа­лись от взгляда, распространенного Бакуниным, что полити­ческая свобода безразлична, если не вредна для дела полно­го освобождения трудящихся масс»²⁹.

Различие заключалось в том, что, признав значение по­литических свобод, чернопередельцы не считали борьбу за них своей первой и непосредственной задачей. Они полагали, что борьбу за политические свободы должны вести прежде

123

всего либералы-конституционалисты; что касается социалис­тов-народ-ников, то они ее могут только поддержать, не отда­вая этой борьбе все свои силы. Народовольцы же считали завоевание политических свобод своей главной и, по сущест­ву, всепоглощающей задачей, за выполнение которой они бра­лись, не имея не только поддержки масс, но и содействия со стороны «общества», и вынуждены были отдать ей все свои силы.

Другой отличительной чертой была та, что с появлени­ем теории «заговора» и «захвата власти» народовольцы ста­новились государственниками, по крайней мере, на период революционных преобразований. Это означало, что они окон­чательно отходили от анархизма и становились последова­тельными политиками. Этого нельзя сказать о чернопередель­цах, так как они не только не доходили до признания госу­дарственной власти необходимым инструментом в деле пре­образования социально-экономических отношений, но про­должали настаивать на ее разрушении и выступали лишь за федерацию общин.

Однако надо иметь в виду, во-первых, что в понимании политической борьбы народовольцы никогда не смогли пре­одолеть различий, которые у них наблюдались с самого на­чала перехода к террору; во-вторых, что политическую борь­бу они не смогли сделать классовой, причем не только на практике, но и в теории, сведя ее к заговору узкой группы лиц; в-третьих, они так и не сумели правильно решить вопрос о соотношении политики и социализма.

Поэтому нельзя согласиться, например, с мнением Г. С. Жуйкова, что на съезде в Воронеже «будущий руководитель «Черного передела» при определении новых задач русского революционного движения оказался на голову ниже таких выдающихся деятелей народнического движения, как А. И. Желябов, С. Л. Перовская и др. В то время как последние, хотя и противоречивым путем, глубоко заблуждаясь, шли к признанию необходимости ведения политической борьбы, к признанию роли демократического государства в борьбе за социализм, «деревенщики» во главе с Г. В. Плехановым тя­нули если не назад, то, безусловно, в сторону от этой наме­чавшейся линии» ³⁰.

На Воронежском съезде, как известно, Желябов (Перов­ская здесь ни при чем, так как ее взгляды к тому времени не определились) призывал временно отойти от классовой борьбы и переключиться на борьбу за политическую свобод)

124

ввиду недееспособности либералов. Когда на это деревенщи­ки ему заметили, что в таком случае придется отказаться от поддержки стачечников, так как стачка, несомненно, - фор­ма классовой борьбы рабочих, Желябов с завидной проница­тельностыо ответил, что стачка в России - явление полити­ческое, так как рабочим приходится вести борьбу не только с предпринимателями, но также с полицейским государством. Поэтому стачечников, говорил он, можно поддержать как обывателей, ведущих борьбу с полицией и жандармами.

 Из слов Желябова видно, что он подметил связь классо­вой борьбы с политикой и в данном случае в понимании по­литической борьбы оказался выше не только деревенщиков, но и многих других «политиков». Но, рекомендуя деревенщикам временно отказаться от классовой борьбы, он по-прежнему противопоставлял политику социализму, и в этом заключа­лась слабость его позиции. Деревенщики также противопос­тавляли социализм политике и поэтому выступали против по­литики во имя социализма.

Кроме того, не следует забывать слова Плеханова о том, что хотя «вопрос о значении политической свободы - вели­кий вопрос», но им не исчерпывались все «социально-полити­ческие задачи» того времени (см. т. 24, с. 134). Это значит, что при оценке задач «русского революционного движения» нельзя ограничиваться оценкой отношения той или иной час­ти революционного лагеря только к политике. Прав И. Д. Ковальченко, который пишет: «Однако кроме отношения к политической борьбе были в революционном движении того времени и другие важные вопросы. Главным из них был во­прос о роли народных масс в борьбе за общественные преоб­разования, как ближайшие, так и конечные. Здесь воззрения чернопередельцев были несравненно более правильными, чем у народовольцев. Чернопередельцы сохранили то рациональ­ное зерно, которое было в программно-тактических воззрени­ях их предшественников. Они последовательно отстаивали принцип: «Все для народа, все собственными, сознанными усилиями самого народа»³¹.

И наконец, последнее. При рассмотрении программы Ис­полнитель-ного Комитета «Народной воли» бросается в гла­за отсутствие экономи-ческого обоснования социализма. Прав­да, известно, что «Народная воля» по-прежнему считала кре­стьянскую общину экономической базой социализма, в этом «е взгляды ни в чем не изменились по сравнению с землеволь­ческим периодом. Но если программные документы «Земли и

125

воли», а также других народнических организаций 70-х гг., как правило, начинались с указания на формы хозяйственной жизни народа и вытекающие из них народные традиции и идеалы, которые делают возможной и осуществимой ту или иную программу действий, то у народовольцев они отсутст­вовали ³². И это не было случайностью, так как уяснить пра­вильное соотношение между политикой и экономикой они не могли.

Позже П. Б. Аксельрод следующим образом объяснял причины несогласованности различных элементов политичес­кой программы народовольцев: «Мысль о необходимости по­литической борьбы созрела в их головах не путем критичес­кой оценки обращавшегося в революционной среде запаса со­циалистических идей с точки зрения какой-нибудь новой пос­ледовательной системы социально-политических воззрений. Она явилась как невольный результат правительственного произвола, как простой эмпирический вывод, сделанный по­мимо всяких теоретических соображений, непосредственно под влиянием бесчисленных препятствий со стороны абсолю­тизма социалистической пропаганде и агитации». И далее «...Новая программа действий явилась как бы временной и случайной пристройкой к теоретическому зданию господст­вовавшего в социалистической среде народничества» ³³.

После создания «Черного передела» на Плеханова легли обязанности редактировать печатный орган и работать сре­ди петербургских рабочих. Но увидав вскоре, что не только молодежь, но даже опытные рабочие поворачиваются в сто­рону народовольцев (так, в частности, поступил С. Халтурин, который раньше отрицательно относился к террору) Плеха­нов вынужден был передать дело сношения с рабочими дру­гим, а сам почти исключительно отдался редакторской ра­боте.

О своем намерении издавать печатный орган чернопере­дельцы заявили еще до организации своей типографии в пер­вом номере «Народной воли» в объявлении, написанном Пле­хановым. Позже была создана редакция в составе: Плехано­ва, Аксельрода, Стефановича и Дейча. Но так как Аксельро­да в то время в Петербурге не было, в редакцию включили Аптекмана. Фактически же первый номер «Черного переде­ла» в руководящих статьях был составлен Плехановым и Ап­текманом.

Статьи Плеханова имели программный характер. В статье «От редакции» заявлялось о расколе народно-револю-

126

ционной партии и говорилось о приверженности вновь создан­ной организации старому девизу «Земля и воля», как наибо­лее полно выражающему «народные потребности, стремления и идеалы» (т. 1, с. 108). Да-лее говорилось, что в качестве принципа политической организации освободившегося народа. Признается федерация свободных общин снизу вверх (см. там же) ³⁴. «Черный передел» объявлялся органом социалистов-федералистов. В заключение говорилось, что «критерием при венке различных сторон и форм народной жизни» должны являться выводы современного социализма, т. е. выражалась приверженность принципам социализма, выработанным евро­пейской наукой.

В статье «Черный передел» Плеханов следующим обра­зом сформулировал программные установки организации: «Свободное общинное самоустройство и самоуправление; пре­доставление всем членам общины сначала права свободного занятия земли «куда топор, коса и соха ходит», потом, с уве­личением народонаселения, равных земельных участков с единственною обязанностью участвовать в «общественных разметах и разрубах»; труд, как единственный источник пра­ва собственности на движимость; равное для всех право на участие в обсуждении общественных вопросов и свободное, реальными потребностями народа определяемое соединение общин в более крупные единицы, «земли»...» (там же, с. 111 — 112).

Как видим, экономическая программа осталась без ка­ких-либо изменений. Новой Дейч называет только «мысль о федеральном принципе» в организации общин³⁵, но, пожа­луй, более определенно она выражена в названной выше •статье Плеханова.

Далее в статье «Черный передел» указывается, что прак­тические задачи партии «составляются из двух слагаемых: общих указаний науки и специальных условий русской исто­рии и современной действительности. Мы признаем социализм последним словом науки о человеческом обществе и в силу этого считаем торжество коллективизма в области владения труда альфой и омегой прогресса в экономическом строе общества» (там же, с. 114). Прилагая же эти общие указания науки к условиям русской действительности, пишет Пле­ханов, мы превращаемся в революционеров-народников. Только в формах русской народной жизни находим мы здесь Задатки для развития полного коллективизма в отношениях производителей к орудиям труда, только отстаивая эти фор-

12 7

мы, мы можем найти незыблемую опору в крестьянской мас­се...» (т. 1, с. 115). Но для того чтобы формы народной жиз­ни могли получить полное развитие, необходимо разрушение существующего в России государственного строя, так как эко­номический принцип современного государства противоречит экономическому принципу народной жизни. А экономическим принципом любого государства (здесь он не делает различия между Западной Европой и Россией) он считает принцип ин­дивидуалистический. По-видимому, он не считает даже воз­можным существование государства на ином принципе.

Таким образом, борьба народа с государством сводится у Плеханова к борьбе двух экономических принципов. В све­те сказанного становятся понятными следующие слова: «Так как экономические отношения в обществе признаются нами основанием всех остальных, коренною причиною не только всех явлений политической жизни, но и умственного и нрав­ственного склада его членов, то радикализм прежде всего должен стать, по нашему мнению, радикализмом экономичес­ким» (там же, с. 114). Отсюда следует, что все пути, которые «предполагают не только сохранение государства, но и дей­ствие с его помощью» (здесь несомненный намек на исполь­зование государства народовольцами) «как бы ни казались они радикальными, как бы много не сулили они народу, бу­дут ретроградны по своему существу» (там же, с. 117).

Эта была программа в старом землевольческом духе. Но был в ней один новый момент. Он заключался в том, что кро­ме экономической признавалась программа «политических ре­форм». Плеханов писал, что «экономическая поземельная ре­волюция неизбежно поведет за собою переворот во всех дру­гих общественных отношениях. В знаменитом девизе крупных народных движений «воля» так же неотделима от «земли», как сила неотделима от материи, как следствие неотделимо от причины» (там же, с. 116). Только «политические реформы в России» мыслились как следствие устранения враждебных влияний и расчистки пути для правильного развития экономи­ческих форм. Другими словами, политические реформы в России, под которыми подразумевались, по-видимому, преж­де всего гражданские и политические свободы, должны были явиться побочным продуктом экономического освобождения народа.

Более определенно по вопросам политической борьбы высказался О. В. Аптекман в статье «Письмо к бывшим товари­щам». Аптекману, настроенному примирительно, было удоб-

128

лей писать о политике от имени чернопередельцев, нежели Плеханову, учитывая резкость стычек его на этой почве с на­родовольцами. Указывая на главную причину раскола «Зем­ли и воли», он писал: «Одна часть ударилась исключительно в борьбу с правительством, считая ее злобою дня, другая, на­против, в силу естественной в таком случае реакции, стала вовсе отрицать необходимость в данный момент непосредст­венной борьбы с правительством и убеждала сосредоточить свои силы в народе. Таким образом, разногласия о приемах борьбы перешли в разногласия принципиальные: вы предла­гали политическую борьбу на первом плане, мы — экономи­ческую» ³⁶.

Предостерегая от увлечения политической борьбой и уве­ренности в возможности политического переворота в данный момент, Аптекман пишет: «Но не думайте, пожалуйста, то­варищи, что я вообще против конституции, против полити­ческой свободы. Я слишком уважаю человеческую личность, всех честных и искренних людей, чтобы быть против полити­ческой свободы»³⁷. «Мы восстаем против политической борь­бы не безусловно, а ставим ее в зависимость от революцион­ной работы в народе»³⁸.

Он не считает препятствия, поставленные правительствен­ным гнетом на пути революционной деятельности в народе, непреодолимыми. Революционер, пишет он, «всегда и при вся­ком правительстве найдет поле для своей деятельности — это тайная, подпольная агитация... Нам кажется, товарищи, что вы слишком уж мрачно смотрите на деревенскую деятель­ность, слишком мало верите в способность народа к револю­ционной организации» ³⁰.

Несмотря, таким образом, на слабость своей собствен­ной позиции, заключавшейся в потере влияния на революци­онную молодежь и в защите взглядов революционного зем­левольчества, постепенно сходившего с исторической арены, чернопередельцы умели подметить ошибочные стороны на­родовольческой программы и тактики. Нельзя не согласиться с Ш. М. Левиным, который писал, что критические выступле­ния чернопередельцев против «терроризма и заговорщичест­ва, с неизменным подчеркиванием принципа «освобождение народа — дело самого народа» составляли относительно сильную сторону чернопередельчества» ⁴⁰.

Короткий период жительства Плеханова в Графском переулке был, по словам Розалии Марковны, «одним из наиболее интенсивных и плодотворных»⁴¹. Дневное время он посвя-

129

щал чтению, анализу прочитанного и написанию статей для «Черного передела». Только по вечерам, тщательно выбрив бороду и усы, что делало его неузнаваемым с точки зрения жандармских описаний его внешности, Плеханов на корот­кое время оставлял свою квартиру, чтобы передать товари­щам материал для готовившегося первого номера газеты, ус­лышать новости, обменяться мнениями.

Редакторская работа, однако, не поглощала целиком энер­гии Плеханова. Писал он, по воспоминаниям современников, быстро, без всякого напряжения, творческих сил было доста­точно, поэтому он, несмотря на неустроенность нелегальной жизни, занялся изучением работы М. М. Ковалевского «Об­щинное землевладение, причины, ход и последствия его раз­ложения». О влиянии книги Ковалевского на развитие сво­их взглядов Плеханов писал: «Это была очень серьезная кни­га, лично мне оказавшая огромную услугу, так как она впер­вые и очень сильно поколебала мои народнические воззрения, хотя я и спорил еще против ее выводов» (т. 3, с. 197). Тог­да же он начал изучать еще одну работу о крестьянском об­щинном землевладении - книгу статистика В. И. Орлова «Формы крестьянского землевладения в Московской губер­нии».

Вопросы, связанные с существованием и разложением крестьянской общины, все пристальнее привлекали его вни­мание. От этого зависело его бытие в качестве народника-чер­нопередельца. «Община занимала самый почетный, передний угол в моем народническом мировоззрении», — писал Пле­ханов (там же, с. 198). Результатом изучения этих работ яви­лась его статья «Поземельная община и ее вероятное буду­щее», напечатанная в январском и февральском номерах жур­нала «Русское богатство» за 1880 г. Написана она была в конце 1879 г. одновременно с программными статьями для «Черного передела».

Напомним, что годом раньше в работе «Закон экономи­ческого развития общества и задачи социализма в России» Плеханов не задавался вопросом специально выяснить при­чины распада поземельной общины. Он только констатиро­вал различие ее судеб на западе и востоке Европы и отсюда выводил различие задач, стоявших перед социалистами Рос­сиии стран Западной Европы.

В данной статье его интересует вопрос, в каком случае разрушение общины является следствием действия внутрен­них, присущих самому хозяйству, законов общественного раз-

130

вития («самопроизвольных» причин) и в каком случае оно вызывается причинами внешними по отношению общины?

Прежде, чем принять или отвергнуть выводы Ковалевского, он под-робно на нескольких страницах излагает их со­держание. Выводы Ковалевского он резюмирует следующим образом. По мнению Ковалевского, пишет Плеханов, «про­цесс разложения аграрной общины идет по равноденствию двух сил: «самопроизвольных», лежащих в самой организа­ции первобытного общества причин и внешних на него воз­действий. Первая из слагаемых является, выражаясь матема­тическим языком, величиной постоянной, вторая в значитель­ной степени носит на себе местный, случайный характер пе­ременной величины.

Каждая из этих сил действует по одному направлению, и результатом их совместных влияний является полное торжест­во индивидуализма в отношении — мы не говорим уже дви­жимой, но и недвижимой собственности» (т. 1, с. 82).

Не оспаривая приводимые факты, Плеханов вместе с тем отмечает, что описывая «самопроизвольный процесс индиви­дуализации движимой собственности», Ковалевский не объ­ясняет еще причин возникновения в первобытном обществе частной собственности на движимость. Плеханов указывает, что в качестве такой причины могут выступать только свой­ства первобытных орудий, требовавших индивидуального применения, и обусловливаемая ими организация труда. А оно в свою очере